его подолгу учат бренчать на рояле, а потом еще  часами
терзает соседей гаммами... То же самое  и  в  профессии  писателя.  Надо  не
просто уметь писать буковки, но и знать, как их расставлять, чтобы вызвать у
читающего нужное вам воздействие... Словом, с немалым  сомнением  и  большой
осторожностью я принимаю ваше предложение. Но что же я буду читать?
   - Курс лекций, - ответил он с преувеличенной живостью.
   - Каких?
   Он ответил почти так же уверенно:
   - А своих!.. По литературе.
   -  Ну,  знаете  ли,  -  ответил  я,  -  для  чтения   лекций   существуют
преподаватели. Доценты, а то и вовсе профессора. Он отмахнулся.
   - Они  будут  читать  по  книгам,  которые  вы  напишете.  На  то  они  и
профессора. А вы - творец! Нам  повезло,  что  удалось  вас  привести  сюда.
Читайте и говорите им все, что хотите. Вам карт-бланш.
   Я осведомился:
   -  А  это  не  будет   выглядеть...   э-э...   несколько   странно?   Они
переглянулись, Кричевский широко и с некоторой ехидцей заулыбался.
   -  Нисколько.  В  программу  хотели  еще  всобачить  и  курс  археологии.
Представляете?  Не  волнуйтесь,  ваш  курс  лекций  по  литературе  как  раз
втиснется между рукопашным боем и стратегией танковой атаки.
   Я поежился.
   - Ну и соседи... Они ж меня сплющат, как ломоть ветчины в бутерброде!
   - Главное, чтобы курсанты переварили, - ответил он неожиданно серьезно.
   Я пожал плечами.
   - Я привык объяснять на пальцах. Некоторых это шокирует,  но  я  ведь  не
вижу, кто умный, а кто дурак?.. Это каждый из вас держится  в  своем  кругу:
домохозяйки - с домохозяйками, собачники - с собачниками, а мне нужно  крыть
выстрелом всех, я ж бью по квадратам не глядя! Потому все на пальцах, как  с
идиотами... Чтобы поняли даже те, у кого слюни до полу.
   - Отлично!  -  вырвалось  у  Кричевского.  Похоже,  он  почему-то  сильно
сомневался в моем согласии.  Или  считал  своих  коллег  как  раз  идиотами,
которым надо непременно на пальцах. - Великолепно!
   - Но только, - предупредил я, - я не  буду  представлять  на  утверждение
никаких  планов  лекций,  никаких  ссылок  на  авторитеты,  никаких  методик
предшественников. Крииевский торопливо кивнул:
   - Уладим.
   - Вам дан карт-бланш?
   - Нет, - ответил он, - но зато сказали,  что  вас  нужно  привлечь  любой
ценой. Полковник встретился со мной  взглядом  и  слегка  кивнул.  Да,  мол,
любой.
   - Кстати, - сказал он неожиданно, -  с  теми  ребятами  из  движения  ?За
Родину!? мы уже уладили. Вас они больше не потревожат, мы им пообещали  пару
очень знатных генералов в качестве гостей. Вообще-то неплохое  движение.  Но
вас мы им не отдадим. Он улыбнулся  почти  дружески,  но  мой  висок  ощутил
холодное прикосновение пистолетного ствола .

ГЛАВА 9

   Они отбыли, распрощавшись так тепло, что моя симпатия к обоим выросла еще
больше. Все верно, в ФСБ служит элита это  аристократы,  умеют  себя  вести,
умеют держаться, умеют говорить и очаровывать. Я оставил деньги на  столике,
солнце охватило жаркой волной,  асфальт  прогибается  под  подошвами,  будто
ступаю по толстому ковру. Информационные  войны,  подумал  в  лифте,  велись
всегда, но если в обычной войне меч и щит апгрейдиваются ноздря в ноздрю, то
наступательное информационное до сих пор на много  сильнее  оборонительного.
Видно еще по самой первой, где более слабый противник нанес поражение самому
Богу.  В  той  войне  Бог  заранее  поставил  информационную  защиту  вокруг
единственного уязвимого места, мол, сожрешь яблоко - склеишь ласты!..
   Его оппонент в ответ умело отыскал самое слабое место в самой защите, ибо
известно, что женщины воздействию поддаются сильнее, чем твердолобые мужчины
Змей построил свое сообщение на чисто  позитивных  аргументах,  умалчивая  о
негативных.
   Так  и  нужно  говорить  с  аудиторией,  что  обладает   образованием   и
интеллектом, а там было и то и другое, ведь пара  создавалась  по  образу  и
подобию самого Творца. Расчет нападающего был на распространение  информации
традиционным путем с помощью длинного женского языка...
   Вот так до сих пор побеждает обычно тот, кто нападает Если не  побеждает,
то не потому, что противник сумел выставить умелую  защиту,  а  потому,  что
выступил очень неумело и с гнилым оружием.
   Вот почему и такая погоня за нами, инфистами.  В  обычной  войне  годится
любой ванька с улицы ему шинель на плечи и винтовку в руки - иди  воюй!  Нет
винтовки - возьми палку. А в этой войне достаточно  одного  хорошего  воина,
чтобы  опрокидывать  армии,  завоевывать  города  и  села.  Конечно,  король
собирает всех богатырей и героев, кого сумеет привлечь, так что  при  каждом
троне с десяток супергероев, как богатыри князя Владимира,  рыцари  Круглого
стола или герои Махабхараты, но главный удар наносит один, остальные как  бы
на подхвате, на страховке Похоже, Кристина знает больше, чем говорит, потому
так упорно называет меня героем.
   Я нарочито не стал открывать дверь ключом, а то сделает вид, что я застал
ее врасплох, выйдет вовсе голая а  то  и  выкинет  что-нибудь  еще  покруче.
Кристина отворила сразу, примчавшись в прихожую, как олененок.
   - Ну как - выпалила  она,  -  прошла  встреча?  На  ней  были  не  только
оранжевые шорты, но  и  маечка.  Сейчас  она  напоминала  аристократку,  что
приготовилась идти на теннисный корт. Правда,  в  шортиках,  но  кто  теперь
блюдет правила?
   - Все в порядке, - ответил я.
   - Это как?
   - Меня склонили прочесть  цикл  лекций,  -  объяснил  я  -  Кристина,  не
волнуйтесь, это не будет в ущерб вашему гонорару. Я все равно не работаю все
двадцать четыре часа в сутки. От силы - три-четыре. Пять-шесть - это  уже  в
особые периоды. Остальное время расходую весьма... нерационально.
   Она сказала ядовито:
   - Да-да, я успела заметить самую большую директорию, самую обновляемую, с
множеством апгрейдов, в корневой  директории...  Директорию,  в  которой  вы
трудитесь особенно долго, упорно, настойчиво, не щадя сил...
   Я промолчал,  ибо  что  бы  ни  сказал,  прозвучит  по-детски,  виновато,
оправдываясь. А я не чувствую себя виноватым, даже если весь мир кричит, что
виноват, гад, виноват!.. Да, немалую часть времени провожу за этим занятием.
Режусь в компьютерные игры. Да, играю. Да,  не  только  не  скрываю,  но  и,
наоборот, считаю неиграющих людьми ущербными. Нет-нет, ничего  плохого  быть
слесарем, банкиром или президентом  страны,  не  всех  же  природа  наделила
способностью слушать музыку, рисовать или слагать  стихи!  Но  вот  вчера  я
после ухода Кристины и после завершения всех дел, уже на ночь,  сел  малость
ознакомиться с на днях  Вышедшей  игрой  ?Дочери  Тимоноффа?.  Когда  что-то
начало смутно беспокоить, а  свет  стал  как-то  странно  падать  со  спины,
оторвал на миг глаза от волшебного мира. В окно заглядывает хмурый  рассвет,
на востоке слабо алеет небо. Желудок воет, ночью почему-то особенно  хочется
есть, скрюченные пальцы застыли на мышке,  будто  я  всю  ночь  провисел  на
перилах балкона, а на душе так стыдно, словно только  утром  обнаружил,  что
вишу на балконе первого этажа, а мои ноги мешают дворнику подмести газон.
   Скажи кому, засмеют, мол, игры - детское дело. Не понимают, люди прошлого
века, что игра - это обязательное свойство характера, без которого не  стать
ни писателем ни инфистом, ни тем, кто я есть на самом деле. Кто  не  садится
за комп поиграть, тому не быть писателем. Или  художником.  Вообще  не  быть
творческим человеком. Конечно, Пушкин или Шекспир не играли, ясно, но если у
человека есть дома комп, а  он  пользуется  им,  скажем,  настукивая  только
текстовые документы, бухгалтерию или даже работает с графикой, но не играет,
то писателем не станет. Даже если и ваяет какие-нибудь стишки или прозу, кто
их сейчас не ваяет, но писателем ему не быть...
   А я, ответил Кристине мысленно, ибо вслух такое не  скажешь,  -  писатель
номер Один. Теперь вот еще инфист. Тоже, как говорят, сама  круть.  Конечно,
это я знаю сам, но в подобных случаях принято скромно  ссылаться  на  мнение
других. Конечно, я-то знаю, что я неизмеримо выше даже инфиста, но  об  этом
говорить нельзя даже мысленно, камеры фэйсконтроля засекут непонятную мимику
и на всякий случай сделают снимок для дополнительных проверок.
   Прощаясь, она сказала вопросительно:
   - Вы уверены, что не хотите затащить меня в постель?
   - Полностью, - заверил я.
   Она взялась за ручку двери, смерила  меня  оценивающим  взглядом,  словно
мясник корову, который продает отдельные части по разным ценам.
   - Странно, - произнесла она задумчиво. - Раньше я бы не  сказала,  что  у
вас какие-то проблемы...
   - У меня нет проблем, - возразил я, хотя ощутил себя несколько задетым. -
Христя, меня на этот крючок не поймаешь! Наполеон не зря сказал, что великие
умы должны избегать сладострастия, как мореплаватель - рифов!  А  я  и  есть
великий ум. Даже самый великий!
   Она отшатнулась:
   -  Да  разве  я  предлагаю  сладострастие?   Чуть-чуть   выровнять   ваше
гормональное равновесие! Чтоб творить не мешало.
   - Мне ничего не мешает, - ответил я твердо. - Я когда  хочу  -  трахаюсь,
когда не хочу - не трахаюсь!
   Она сказала с гримаской отвращения:
   - Да вы прям как животное какое-то!
   После ухода Кристины почти не работал, а чтобы погасить  чувство  вины  -
поиграл в эти чертовы ?Дочки?, когда же они вырастут. Ни фига,  вина  только
разрослась, а тягостное чувство  превратилось  в  тяжелое  ощущение  близкой
беды. Заснул под утро, а с рассвета накачался кофе, выгулял Барбоса и сел за
работу. Голова все еще тяжелая, подбадривал ее крепким кофе, больше  похожим
по вязкости на застывающую смолу. Еще малость, и  можно  будет  ножом  и  на
хлеб. Или на блюдце, где ножом и вилкой. Зато в черепе на полчасика до  жути
ясно, в самом деле постигаешь движение сфер и  зришь  зубчатые  колеса,  что
движут миром. А подземных  гадов  прозябанье,  хрен  с  ними,  это  предкам,
современное хомо такие  ужастики  смотрит  на  ночь  по  жвачнику.  Кристина
принесла исправленные и дополненные договоры. Стандартные - для  стандартных
авторов, а вот для тех, кто  в  первой  десятке,  -  другие  пункты,  другие
расценки, другие условия. В том числе и обязательное требование, которое  не
может позволить себе ни один начинающий или - даже средний  писатель,  чтобы
редактор не исправлял ни слова, а ограничивался только исправлением ашипак.
   - Хорошо смотришься, -  заметил  я  совершенно  искренне.  -  Хотя  и  во
вчерашних шортиках ты просто чудо. Кристина расхохоталась, показывая сочный,
красный и наверняка горячий рот. Если женщина приходит на работу в том же, в
чем была вчера, коллеги  понимают,  что  дома  не  ночевала.  А  я  женщина,
порядочная, добродетельная!.. У вас как  с  гормональным  тонусом,  Владимир
Юрьевич?.. Разгрузиться не желаете?
   - А вот не изволю, - ответил я. - Не изволю!.. Кристина,  в  холодильнике
соки, на столе печенье и... еще что-то не помню. А я, с  вашего  позволения,
пойду достучу абзац.
   Она сделала большие глаза.
   - Владимир Юрьевич, вы как будто передо мною извиняетесь!.. Я не женщина,
за которой надо ухаживать, а... ну используйте меня, как свой компьютер. Или
кофемолку. Мы оба заинтересованы, чтобы у вас все шло о'кей, чтобы продукции
побольше, чтобы качество повыше, а гонорары покруче...  Потому  я  вам  и  о
гормональном тонусе...
   - Спасибо, - ответил  я  язвительно,  -  ну  как  вы  о  нем  старательно
печетесь! Фрейда начитались?..
   - Да нет, это теперь рассказывают в младших классах школы. Я приму душ, а
вы пока посмотрите исправленные договоры?
   - Принимайте, - разрешил я.
   На пороге в комнату я произнес пару  кодовых  фраз,  из  четырех  колонок
пошел объемный звук, сразу заглушил звуки  льющейся  воды.  Кристина  решит,
правда, что это прелюдия к сексу, ибо где музыка, там и вино,  а  где  вино,
там и  совокупления,  но  я  часто  работаю  под  музыку,  подбирая  ее  под
настроение. Не  что  иное,  как  музыка,  помогает  создавать  эмоциональную
окраску роману.
   Да и не только роману. Вот когда писал ?Последнюю цитадель?...
   Из ванной вроде бы доносится голос, но я негромким словом подбавил басов,
воздух дрожит и колышется, сминаемый  легкими  ударными  волнами.  Бумаги  с
текстами договоров сосканерил,  в  текстовом  редакторе  убрал  раздражающие
пункты о санкциях за невыполнение, а когда за спиной повеяло свежестью и  на
спину упала холодная капля, я уже заканчивал редактуру особых условий.
   - Все на компе? - спросила Кристина.
   Я убавил звук, оглянулся. Ее торчащая от холода  грудь  на  уровне  моего
лица, и, когда она наклонилась ближе, чтобы рассмотреть  текст,  я  поспешно
отстранился.
   Что странно, чем дольше общаемся, тем меньше у меня на нее желания. Как у
нормального мужчины  не  возникает  желания  трахнуть  манекенщицу,  а  если
возникнет,  то  он  точно  извращенец:  заинтересоваться  ходячей  вешалкой?
Кристина не  манекенщица,  ее  фигура  им  даст  сто  очков  вперед,  но  ее
чувственность я сексуальность чересчур... заметны, что ли. Нет вру,  это  не
чувственность, а великолепная иллюстрация чувственности. На самом деле, если
мужчина психически здоров, его тянет на толстых  баб,  что  естественно  для
наших древних инстинктов: мол, будет где нашей личинке развиваться -  тепло,
сытно, защищено от ударов слоем мяса и жира. Изящными женщинами  всего  лишь
любуемся, эстеты, значитца. Они для услады глаз, не для услады тела. Чертова
Кристина, подумал я с бессильной злостью, она ж не безмясая модель,  на  ней
столько мягкого нежного жирка что иной раз бы... но, как только подумаешь об
этом ином разе, сразу остываешь, чего  не  случается  при  мыслях  о  других
женщинах. Тоже образ для иной книги. Вообще писатель все вокруг себя  обычно
рассматривает как декорацию  для  своей  пьесы,  а  окружающие,  с  которыми
общается, - персы, или, говоря старым языком, образы. А создание  образов  -
штука сложная. И подходить к этой работе надо ювелирнее, чем  к  женщине,  с
теми  все  упрощено  до  предела.  Подходишь,  как   поручик   Ржевский,   и
спрашиваешь...
   А в литературе проколы серьезнее, чем в одном случае из  десяти  получить
по морде. Могу даже привести случаи из классиков, что приводят в  изумление.
К примеру, Гамлет - ?толстый и  отдувается?,  Пьер  Безухов  -  маленький  и
черненький, Анна Каренина - ?с легкостью носила свое пышное тело? и пр.,  но
мы в массе своей воображаем  Гамлета  юным  красавчиком,  хотя,  по  логике,
такому не до философии, Безухов у меня ассоциируется  с  толстяком,  хотя  я
прочел книгу до всяких экранизации, где  его  играют  обязательно  толстяки,
Каренина - худая и стройная, прямо  Майя  Плисецкая...  А  это  значит,  что
авторы не уделили должного внимания прорисовке образов. Нужно было и вначале
прорисовать ярче, да и потом в тексте пару раз  ненавязчиво  подтвердить  их
возраст, внешность. При импации с образами вроде бы проще: один раз  создал,
нарисовал и дальше вести уже легче.
   Это при работе с текстом приходится время от времени напоминать  читателю
что такой-то высок и худ, а такой-то маленький и толстый, а здесь даже  цвет
глаз зафиксен, все схвачено. Это у  меня  помню,  в  бумажных  романах  было
такое, что забывал, какой цвет глаз у главного героя, или даже случалось еще
круче идут они себе, беседуют, а потом вдруг под одним скрипнуло  седло,  он
подобрал поводья, и они помчались галопом!
   - Нет, - ответил я. - Гусиным пером.
   -  А  что,  -  сказала  она  задорно,  -  гусиным  писали  какие  вещи!..
Классика!.. Уже тысячу лет читают. И в школах изучают.
   - Да, - подтвердил я. - Сам сочинял  на  тему:  ?Влияние  образа  Онегина
на...?, не помню что, но писал о влиянии, помню. Ржал, но писал, ?как надо?,
все-таки школы проходим для других, не  для  себя,  а  образование  получаем
сами.
   Она посмотрела недоверчиво. На ее  чистом  лбу  ясно  проступали  большие
печатные буквы: Гомер, Шекспир, Сервантес, Пушкин, Толстой... Да она ни  при
чем. Вообще современной хоме не понять нынешние реалии. Все еще  не  понять.
Сообразит только следующее поколение... да  и  то  не  сообразит,  а  я  ему
расскажу на пальцах, а оно, новое поколение, просто примет, как  аксиому.  И
будет дивиться, как это тупые родители не  понимали...  что  тот  мир  ушел.
Бесповоротно. Все, баста, капут, звиздец - никогда больше  не  будет  такого
времени, чтобы писателей помнили и читали даже через два-три поколения.
   Это в те дикие времена Пушкина и Толстого жизнь крестьянина или дворянина
не отличалась от  жизни  древнего  египтянина  или  римлянина.  Да  что  там
какой-то Пушкин, еще мой  дед  мог  понять  страдания  и  терзания  античных
героев, как и Дон Жуана или Фигаро, все было точно так же в современной  ему
Москве, по всему миру. Но сейчас страдания и терзания  героев  тех  эпох  не
просто смешны, а вообще непонятны. Ну, к примеру, такой  важный  элемент  во
всех романах, как разлука и связанные с нею терзания: а где он, а что с ним?
Да звякни, ламер, по мобиле, только и делов!..
   Или раскошелься на пару долларов и побазлай по видео чем с утра  до  ночи
мочить Дюка-5!..
   Если уж совсем невтерпеж, хватай тачку и дуй в аэропорт. Через пару часов
стащишь со своей Джульетты какого-нибудь парня и потрахаешься с нею сам...
   - Не понимаю, - заявила она почти сердито, - к чему вы меня склоняете!
   - Да, - согласился я, - от понятной позы к непонятной вещи... Сейчас  вот
эти книги, что пишу, идут нарасхват, верно? Но жизнь меняется так круто, что
за десяток лет успеет измениться и мораль, не только компы. Кристина вежливо
улыбнулась:
   - Ах, вот вы о чем! Ну тогда конечно.
   - Договаривайте, - сказал я сварливо. - Я не обижусь, я же вижу ход ваших
простеньких мыслей. Мол, это тебя забудут, а Пушкина и Толстого будут читать
и через тыщу лет!.. Она запротестовала чересчур горячо:
   - Я так не говорила!
   - Хорошие манеры проснулись, - согласился я. - Красивым женщинам  они  не
обязательны, им все можно, но все же приятно, приятно. Кристина,  Пушкина  и
Толстого уже  сейчас  не  читают!  Правда,  иногда  издают  по  обязательной
программе, довольно устаревшей, и силой пихают в школьные библиотеки. Никого
из нас не будут читать,  а  наши  имена  если  и  останутся,  то  как  имена
Ганнибалов, Навуходоносоров и прочих аменхотепов,  чья  новаторская  для  их
времен стратегия и тактика нашим военным министрам никак не поможет.  Как  и
гениальный труд Юлия  Цезаря  о  методах  войны  с  галлами  мало  что  даст
современным стратегам. Ах. вы не согласны? Она раскрыла хорошенький ротик не
то для возражения, не то для очередной провокации,  мол,  согласна  на  все,
даже а заблестели хитро, но мягко зазвонил телефон. Я нажал кнопку приема.
   - Алло?
   На крохотном экране мобильника появилась Марина,  загорелая  до  черноты,
белозубая, улыбающаяся.
   - Привет, - сказала она. - Змей, ты почему не сказал, что я у  тебя  свои
клипсы забыла?
   - А, - сказал я, - а я уж думал, чьи это лежат.  Попробовал  примерить  к
своим ушам, не идет. Засомневался, мои ли?
   Она расхохоталась.
   - Ты не из тех, кто станет носить клипсы!.. Хотя  мужчины  носят  уже  не
только серьги в носу. Ладно, я сейчас заеду,  заберу.  Буду  через  двадцать
минут. Никуда не уйдешь за это время?
   Я покосился на  Кристину.  Ее  как  ветром  сдуло,  уже  за  столом,  где
договоры, прилежно  склонилась  над  бумагами,  листает,  задумчиво  двигает
бровями. На таком расстоянии наш разговор вроде бы не слышно, но в движениях
некоторая замедленность...
   - Никуда, - ответил я.
   - Тогда я выскакиваю!.. Тебе ничего привезти не надо?
   - У меня все есть, - ответил я поспешно.
   - Смотри, мне проезжать мимо гастронома!
   Когда я погасил дисплей и вернулся, Кристина придвинула на мой край стола
бумаги, заметила:
   - Первая страница - общие фразы, можно не читать, последняя -  рек