се выполнил...
   - А  коли  так,  то  ступай,  -  помогая  Егоше  подняться,  небрежно
отозвался тот.
   Всхлипывая и поскуливая, нежить сизой дымкой потянулся в лес.
   - Кто ты? - еле выдавил Егоша.
   - Волхв я! Волхв! - отозвался черноглазый. - Я тебе сразу так сказал,
только ты, темнота болотная, верить не хотел. Вот и поплатился за то.
   - Но Блазень... Он... Настену...
   Егоша не мог подобрать слов.  Не  верилось,  что  щуплый  черноглазый
мужичок и есть  тот  самый  могущественный  волхв,  о  котором  по  всей
словенской земле складывали легенды.
   - Знаю я про Настену. - Волхв отряхнул Егошу, заглянул ему в глаза. -
Ты-то сам как - цел?
   - Цел, - откликнулся болотник. - А Настена...
   - Надоел ты мне со своей Настеной! Отправил я  ее  в  Полоцк,  как  и
обещался. Должно быть, она уже давно здоровехонька. -  Волхв  неожиданно
улыбнулся. - Здорово я вам тогда подсобил. Самому понравилось.  А  бабы,
дуры, до утра за зайцем пробегали. Так и не поймали.
   Внезапно до Егоши стало доходить, что своим чудесным спасением они  с
сестрой обязаны этому невзрачному человечку, с  которым  бок  о  бок  он
провел  ночь.  На  глаза  навернулись  слезы,  и,  жалобно   всхлипывая,
точь-в-точь как Блазень, он медленно опустился на колени:
   - Служить тебе буду... До смерти...
   - Брось ты! - отмахнулся Волхв. - Я-то и без службы твоей проживу,  а
тебе самому как прожить? Вот ты в Полоцк  идешь,  а  чего  ради?  Сестру
повидать? Так она, может, от Исполоха избавилась и домой подалась... Что
тогда в Полоцке станешь делать? А в печище тебе нельзя - из-за тебя  там
уже двое умерли.
   - Как двое? - растерянно выдавил Егоша.
   - А так. Налетел на тебя Встречник, насланный твоим родичем.  Ты  его
одолел, пылью по ветру пустил, значит, тот, кто послал  его,  тоже  стал
пылью.
   Егоша вспомнил Первака. Сердце сжалось - он никому не желал  дурного,
даже Перваку.
   - Да ты не тужи, - тут же подметил его печаль Волхв.  -  Ты  за  свою
жизнь бился. Блазень Встречника лишь отвлек, а потом все  одно:  сыскало
бы тебя дитя Куллы да насмерть расшибло.
   "Что же теперь делать? Как жить? - билось в голове болотника. -  Одни
беды от меня..."
   - Нет в смерти родича твоей вины, - закончил Волхв.
   От его спокойных слов повеяло дружелюбной, уверенной силой,  и  вдруг
Егоша понял - если кто и может ему  помочь,  так  лишь  этот  маленький,
темноглазый, ни на кого не похожий служитель богов.
   - Что ж делать-то мне теперь? - жалобно прошептал парень.
   Задумчиво потерев  лоб  ладонью,  Волхв  присел  рядом  с  Егошей  на
обочину.
   - Хочешь, пойдем со  мной  в  Киев.  Я  тебя  к  Ярополку  на  службу
пристрою. Сперва молодшим воем, а  потом,  коли  слушать  меня  станешь,
может, и до нарочитого доберешься. К тому же Ярополк по осени  в  Полоцк
собирается - с ним и отправишься вызнавать  о  сестре.  Небось  княжьему
слуге больше расскажут, чем оборванному болотнику.
   Оглушенный и растерянный,  Егоша  тупо  глядел  в  бесстрастное  лицо
Волхва. Подождав немного, тот пожал плечами, поднялся:
   - Ну, как желаешь...
   И  пошел  прочь.  Сумятица  в  голове  мешала  Егоше  думать,   мысли
перескакивали друг через друга. Блазень...  Встречник...  Волхв...  Бред
какой-то!
   Покачиваясь, он  поднялся.  Маленькая  фигурка  Волхва  бодро  шагала
прочь, за его спиной, выпирая острыми краями, покачивался меркан.
   Волхв. Жизнь ему спас. Настену сберег. Хотел помочь на  ноги  встать,
вновь человеком сделаться.
   - Погоди! - закричал ему вслед Егоша. - Погоди! Я с тобой!
   Волхв остановился, обернулся. Отражая солнечный свет, его глаза  ярко
заблестели.
   - Пошли, коли решился. Только смотри  -  у  Ярополка  служи  да  меня
слушай, а то напугаешь князя своей дремучей простотой.
   Как не слушать того, кто  отвел  все  беды?  Его  надобно  не  просто
слушать - каждое слово, будто божье веление, почитать! Егоша хотел  было
все это высказать новому дугу, но смог лишь кивнуть.
   - Вот и ладно, - усмехнулся тот. - Да ты не отставай - путь, чай,  не
короток! К самому Киеву.

ГЛАВА 6

   Киев поразил Егошу шумом и суетой.  Казалось,  нет  здесь  места  для
спокойных раздумий - все бежали куда-то, толкались и кричали  на  разные
голоса. Даже на просторном княжьем дворе  толпился  люд  -  нарочитые  с
длинными мечами, пышно разодетые бояре,  важные  чужеземцы.  Тут  и  там
мелькали румяные безусые лица  дружинников.  По  ним  сразу  можно  было
распознать, кто в почете у Ярополка, кто в опале, а кто просто  по  делу
пришел. Пробегая мимо дорогого гостя, уный сиял радушием, а встречаясь с
простым просителем, не выражал ничего, кроме горделивого  презрения.  На
Волхва уные поглядывали  с  растерянностью  -  видать,  никак  не  могли
решить: что за человек пожаловал и как его привечать? А тот на молодых и
внимания не обратил - взял Егошу за локоток и повел к небольшой  ватажке
просто одетых парней.  Они  послушно  потеснились,  давая  место  новому
товарищу.
   - Погодь здесь, - тихо сказал Волхв и  скрылся  в  пестрой  гомонящей
толпе.
   Егоша огляделся. Парни вокруг оказались примерно  его  лет.  Один,  с
ярко рыжей копной волос на круглой голове,  заметил  растерянный  взгляд
болотника, протиснулся к нему:
   - Тебя, паря, как звать? Егоша привычно соврал:
   - Онохом.
   - А меня Изотом, - обрадованно отозвался парень. - Я из  эстов,  тех,
что живут у Варяжского моря. Пришел Киев поглядеть, а  тут  такая  удача
выпала - Ярополк младшую дружину набирает! Мне  бы  хоть  уным  к  князю
прилепиться, а уж там! - Он взмахнул длинными руками и  чуть  не  ударил
ладонью в лицо Волхва. Тот чудом увернулся и, схватив  Егошу  за  рукав,
поволок болотника куда-то через двор.
   - Эй, ты куда? - удивленно выкрикнул сзади рыжий Изот. - Воевода Блуд
велел всем, кто в дружину хочет, тут ждать!
   Егоша было приостановился, но Волхв бесцеремонно пихнул его в спину:
   - Ступай вперед. Чай, не на посиделках.
   И Егоша послушно поплелся за ним, стараясь не потерять  из  виду  его
узкую спину. За время пути к Киеву он убедился - Волхва лучше слушаться.
Новый знакомец не лгал, предупреждая: "Я знаю то, о чем ты  и  помыслить
не решишься". Порой  Егоша  задумывался  -  а  есть  ли  на  свете  хоть
что-нибудь, чего Волхв не ведал бы? Он был везде, как в своем  дому,  со
всеми умел столковаться, на все вопросы ответы знал... Только  не  любил
никого и никому не верил. Сам как-то раз признался:
   - Ты у меня единственный друг. - А потом добавил:
   - Запомни - если хочешь средь людей возвыситься, никому не доверяй!
   - Как же... - заикнулся было Егоша, но Волхв перебил:
   - И  лгать  научись  так,  чтобы  всем  угодным  быть.  Егошу  сперва
покоробило от его слов, но, пораскинув умишком, осознал  -  Волхв  прав.
Ведь солги Егоша  родичам,  не  понадейся  на  их  справедливость  -  не
пришлось бы воровски убегать из родного печища. А не доверился бы в ночи
людским голосам - сохранил бы сестру...
   - Эй, лапотник, рот не разевай! - сильно толкнул его  плечом  высокий
рыжеусый мужик в богатой одежде.
   Егоша его не разглядел, выплюнул сгоряча:
   - Сам его прикрой, покуда кулаком не заткнули!
   Оказавшиеся рядом люди, заслышав яростный выкрик  болотника,  ахнули,
подались в стороны, только верный  Волхв  не  отошел  -  остался  стоять
рядом, плечом к плечу. Рыжеусый насупился,  положил  ладонь  на  рукоять
длинного меча:
   - Ты кто такой?
   Теперь уже Егоша увидел и меч, и богатую одежду, и пояс с  варяжскими
подвесками. В голове зашумело от страха. Не уного облаял  -  кого-то  из
нарочитых!
   - Он мой брат. - Прикрывая  остолбеневшего  болотника  плечом,  перед
нарочитым вырос Волхв.  -  Пришел  в  дружину  наниматься.  Возьми  его,
воевода. Он сильный, ловкий, а уж смелый какой - ты сам видел!
   Воевода?! У Егоши отнялся язык, даже если бы и захотел  извиниться  -
не сумел бы. Стоял и тупо глядел в землю, думая об одном: уж коли  решит
воевода наказать его, так пусть пощадит хоть Волхва!
   - Откуда явились? -  внимательно  оглядывая  Волхва,  поинтересовался
воевода.
   - Из Приболотья.
   Вокруг оживились. О Приболотье и в Новгороде немногие слышали,  а  уж
до Киева  слухи  о  нем  доходили  только  в  байках  да  песнях.  Егоша
затравленно   заозирался,   скользнул   глазами   по   вытянутому   лицу
подоспевшего  на  шум  рябого  Изота.  Тот  мигом  отвернулся.   "Боится
показать, что со мной знаком, - догадался Егоша. - Прав Волхв  -  нельзя
людям верить!" От презрительного гнева заклокотало  что-то  в  горле,  и
страх отпустил. Не было больше перед Егошей грозного  воеводы,  а  стоял
обыкновенный мужик в дорогой одежде,  хмурился,  прикидывал  -  наказать
парня или добром отпустить, - и был он, как все люди, доступен лести.
   Егоша встряхнулся - зря, что ли, проводя  с  Волхвом  долгие  дни  он
вслушивался в каждое его слово? Сейчас самое время  припомнить  Волхвову
науку. Отодвинув друга, болотник выступил вперед:
   - Я наниматься пришел, со мной и говори!
   - Ах так? - притворно удивился воевода.  -  И  как  же  мне  величать
тебя?
   - Все Онохом зовут, но для знаменитого воеводы так назовусь,  как  он
пожелает!
   Польщенный словами болотника, воевода пощипал длинный  ус  и,  смирив
загоревшуюся было ярость, сердито спросил:
   - Приболотье к Новгороду ближе, чего ж тебя в Киев понесло? Почему  к
Владимиру на службу не пошел?
   Егоша хитро улыбнулся:
   - К киевскому князю даже  эсты  служить  приходят.  Чего  же  словену
желать?
   - Умен, - хмыкнул воевода и добавил:
   - К тому же хитер...
   Поняв, что гроза миновала, любопытные стали расходиться. Отважившийся
протолкаться поближе, чтоб помаячить на глазах у нарочитого, Изот  делал
болотнику  непонятные  знаки,  но  теперь  настала  Егошина  очередь  не
признавать его. А еще пришло вдруг понимание, что сейчас все зависит  от
одного лишь слова. Сыщет то слово вовремя - станет дружинником, не сыщет
- пойдет безродным скитальцем по  свету.  "Рыжий  Блуд",  -  вспомнились
слова Волхва. О ком он так говорил? Не  о  киевском  ли  воеводе?  Егоша
скосил глаза на друга. Словно прочитав его  мысли,  Волхв  едва  кивнул.
Собравшись с духом, болотник выпалил:
   - Велика честь служить Ярополку, а еще большая честь быть принятым  в
дружину самим Блудом!
   Попал! Голубые глаза воеводы загорелись гордыней, под усами мелькнула
довольная улыбка. Могучая рука легла на Егошино плечо:
   - Коли так, ступай в дружинную  избу.  Отыщи  там  хромого  Лаготу  и
скажи, чтоб сыскал он тебе дело. Будешь уным!
   Толпа расступилась перед воеводой и с шумом сомкнулась за его спиной.
Только тогда  Егоша  почувствовал,  как  устал.  Никогда  раньше  он  не
громоздил столько лести, не носил в душе столько притворства.
   - Молодец! - обнял его Волхв. - Я-то боялся:  сморозишь  какую-нибудь
глупость - оба пропадем.
   - Оба? - не поверил Егоша. Черные глаза Волхва налились обидой:
   - Ты что, думаешь - я тебя оставил бы? Егоша вспомнил, как  маленький
служитель богов закрыл его собой, как назвал братом,  как,  не  дрогнув,
выстоял под гневным взором Блуда. Раскаяние обдало жаркой волной.
   - Нет, что ты! - покаянно произнес он и, оправдываясь, забормотал:
   - Очень я испугался... Сам не ведаю, что говорю.
   - Оно понятно. - Волхв легко шлепнул его по спине, засиял улыбкой.  -
Я сам страху натерпелся. Блуд крутостью своей всем известен. А уж  хитер
как! Ты нынче самого хитрого перехитрил.
   От похвалы друга у Егоши потеплело на сердце. И  на  душе  полегчало.
Действительно, чего он худого сделал? Ну, польстил немного воеводе,  так
от этого никому хуже не стало. Вот Изоту впрямь трусости своей стыдиться
надо!
   - Пойдем, - потянул он Волхва. - Блуд велел Лаготу отыскать.
   Неожиданно друг уперся и,  словно  затаив  в  душе  что-то  скверное,
потемнел лицом. Не понимая, Егоша упрямо тащил его за собой.
   - Погоди. - Волхв вырвался и замер  перед  болотником  с  потупленной
головой. - Я с тобой не пойду.
   - Как это "не пойду"?!
   - Так. Ты уным стал, а я обещание свое выполнил - привел тебя в  Киев
и, как сумел, помог устроиться. Теперь у тебя  своя  дорога,  а  у  меня
своя.
   Егоша не верил. Смотрел на приятеля, слышал его  слова,  понимал  его
правоту, а поверить не хотел. Прирос он к Волхву всем сердцем,  прикипел
душой, не мыслил себя в шумном Киеве без верного друга.
   - Как же я? - жалобно спросил он. Волхв пожал плечами:
   - Тебе теперь все дороги открыты. Коли будешь  таким  же  умным,  как
нынче, - скоро нарочитым станешь.
   - А ты? - глупо прошептал Егоша.
   - Я в леса подамся. Мне без простора и воли - не жизнь, а мука.
   Откуда-то  повеяло  легким  ветерком,  донесло  знакомый  с   детства
дурманящий запах хвои.  Боль  ткнулась  в  сердце  каленой  стрелой.  Не
выдержав, Егоша едва слышно простонал:
   - Может, и я с тобой?
   - Ты вроде хотел вновь жить начать? - заглядывая болотнику  в  глаза,
удивился Волхв. - Я ведь все знаю. И как ты мучился, убив Оноха,  и  как
болел, когда сестру потерял. И имя Оноха ты взял неспроста: долг убитому
отдать решил - за него жизнь прожить. А коли я прав, то подумай  -  чего
бы он пожелал? Разве ушел бы с княжьего двора?  А  Настена?  Как  о  ней
узнаешь, если пойдешь со мной?
   Егоша дрогнул, ткнулся лбом в узкое  плечо  Волхва.  Чародей  вытащил
самое тайное из его души,  взял  на  свои  плечи  половину  его  беды...
Никогда уже не будет у него такого друга.  Станет  он  как  старый  дуб,
встреченный на реке Припяти, на камышовой косе, как раз там, где Припять
впадает в великую Непру. Стоял дуб, тянулся через реку к зеленым  полям,
а с места сойти не мог...
   - Ты не грусти, - ласково пригладил его волосы Волхв. - Я приходить к
тебе буду. Думаешь, мне без тебя легко будет? Ты мне  уже  не  другом  -
братом стал! - И пошутил сквозь слезы:
   - Младшим...
   - Эй, Онох!
   Егоша повернулся на окрик. Сквозь толчею к нему пробирался рыжий эст.
Дойдя, просительно скривил веселое веснушчатое лицо:
   - Онох! Тебя воевода приметил. Может, замолвишь и обо мне словечко?
   От негодования Егоша задохнулся. Развернулся к рыжему всем телом, еле
сдерживаясь, чтоб не ударить, а потом вспомнил, как Волхв учил его таить
в себе и гнев, и  радость,  как  твердил,  что  чувства  человеческие  -
открытая брешь в кольчуге, и, понизив голос, тепло откликнулся:
   - Погоди, друг. Дай с братом попрощаться.
   - С братом? - Изот завертел  головой,  вылупил  и  без  того  круглые
глаза:
   - А где он?
   Похолодев, Егоша оглянулся.  Волхва  рядом  не  было.  Ушел!  Избегая
тягостного прощания, растворился средь людей... Где теперь  искать  его,
как звать?! Егоша всхлипнул, оттолкнул эста и,  едва  различая  плывущие
навстречу лица, пошел прочь. Ничем не рознясь, они сливались в  сплошное
размытое пятно. "А ведь теперь всегда так  будет,  -  внезапно  уразумел
Егоша. - Ведь во множестве человеческих лиц я буду  искать  лишь  два  -
Волхва  и  Настенино.  А  остальные  протекут  мимо  сплошной   полосой,
растянувшейся от рождения до смерти".

ГЛАВА 7

   Седой тощий знахарь ворожил над Настеной:  водил  над  ее  склоненной
головой длинными руками  и  что-то  бессвязно  напевал.  Раньше  Варяжко
казалось - прикидываясь, будто лечит,  старик  попросту  дурачит  его  и
Настена неизлечима, но теперь нарочитый поверил знахарю. Весь  березозол
тот лечил девчонку, а едва позеленил поля травень -  Настена  очухалась.
Может, и не  совсем  излечилась,  но  начала  говорить  и  даже  изредка
улыбаться. На радостях Варяжко решил захватить ее с  собой  в  Киев,  но
знахарь заупирался:
   - Исполох из человеческого сердца надобно с корнем драть. Иначе вновь
вырастет. Оставь девку в Полоцке - присмотрю за ней, а в  червень  месяц
приедешь с князем, тогда ее и заберешь.
   - Я за ней не хуже тебя присмотреть  могу,  -  понимая  его  правоту,
огрызался Варяжко.
   В ответ знахарь лишь смеялся, скаля ровные, крепкие зубы:
   - Ох, зацепила тебя девка! Ох, зацепила!  Самому  лечиться  впору!  А
подумал ли о том, что делать станешь, коли не захочет  она  ждать  тебя,
коли запросится домой, в свое болотное печище?  Она  ведь  с  виду  лишь
хрупкая, а внутри крепче кремня - ничем ее не  уломаешь,  если  чего  не
захочет. А ты ее  хворобой  попользоваться  решил,  умыкнуть  надумал...
Стыдно!
   От этих слов Варяжко становилось не по себе. Он не хотел  вспоминать,
что у исполошной девки есть родичи. Своей ее считал. Вез  ее  в  Полоцк,
словно бесценную, случайно доставшуюся ему в дар вещицу, и помыслить  не
желал, что однажды она станет жить сама по себе.  От  этих  мыслей  ныла
душа, словно старая рана перед грозой... Чуял нарочитый -  изменилось  в
нем что-то с той ночи, когда впервые охранял Настенин сон,  надломилось,
эта надломленная часть утонула в ее озерных глазах.
   - Ты не печалься,  -  утешала  Варяжко  прозорливая  Рогнеда.  -  Мне
девочка твоя по нраву. Привечу ее,  будто  подругу,  сберегу  до  твоего
приезда... Вместе ждать будем: я - Ярополка, она - тебя...
   Варяжко ведал - княжна не бросается словами  попусту,  но  все  же  с
отъездом тянул. Ждал чего-то...
   - Все. - Знахарь встряхнул пальцами, словно освобождая их от  тяжкого
груза, и Настена медленно открыла большие чистые глаза. Увидела Варяжко,
его задумчивое лицо и светло улыбнулась:
   - Ох, как я рада тебе, хоробр! - А  потом  углядела  высокие  сапоги,
походный наряд и потухла, дрогнула голосом:
   - Уходить собрался?
   - Да... - тихо ответил  Варяжко  и,  сам  не  зная  почему,  принялся
оправдываться:
   - Меня Ярополк ждет. Загостился я в  Полоцке.  Сама  небось  ведаешь,
времена нынче не те, чтобы  надолго  князя  одного  оставлять:  Владимир
возле его невесты крутится, воевода Блуд в первые киевские бояре  лезет,
князю советовать норовит... А с  его  советов  добра  ждать  не  след...
Надобно за Ярополком приглядывать.
   Настена засмеялась:
   - Говоришь так, будто Ярополк не князь, а дитя неразумное.
   Варяжко ее смех обидел. Хотелось,  чтобы  из-за  скорого  расставания
пролила она хоть одну слезу, а она шутила беспечно. Обида сдавила горло,
злые слова выплеснулись помимо воли:
   - Я подле князя и в беде, и в горести буду! Не оставлю его меж чужими
людьми, как твой братец тебя оставил!
   Голубые девичьи глаза округлились, потемнели.
   - Нет! Егоша не таков! - обиженно выкрикнула она  и  вдруг  осеклась,
зажала рот ладонью, испуганно глядя на Варяжко.
   Тот замер.  Впервые  Настена  назвала  брата  по  имени.  До  того  и
говорить, и вспоминать о нем не желала. Едва  принимались  расспрашивать
ее о родичах - сразу замолкала и, делая вид,  будто  ничего  не  слышит,
прятала глаза. Сперва Варяжко  думал:  не  помнит  она,  болезнь  стерла
родные лики, а потом неожиданно  уразумел  -  таится  девка.  Не  желает
открывать своего  рода-племени.  "Брата  опасается,  -  решил  тогда,  -
думает, что сыщем и вновь к нему отправим. А он ее  опять  бросит.  Коли
сумел оставить ее средь чужих, знать, не видела она от него ни любви, ни
ласки. Вот и боится". Варяжко хорошо помнил черноглазого брата Настены -
его узкое, будто мордочка хищного зверька, лицо, щуплую фигуру, странную
одежду. Нарочитый поклялся - коли доведется встретиться,  поквитается  с
ним за все Настенины печали...
   Девушка наконец оторвала руки от лица и сипло вымолвила:
   - Уходи!
   Будто плетью хлестнула. Сказал бы так  Варяжко  кто-нибудь  другой  -
поплатился бы за грубость головой, но перед Настеной ему стало стыдно за
себя. Зачем оскорбил девочку, растревожил ей душу?!
   - Прости, - попросил он робко.
   Неумолимые глаза-льдинки твердо смотрели мимо него.
   - Уходи, - повторила она.
   Привлекая внимание нарочитого,  в  углу  негромко  кашлянул  знахарь.
Варяжко взглянул на старика. Тот едва заметно качнул головой  в  сторону
двери, подмигнул. Ведуну нравился верный и  смелый  посланник  киевского
князя. И госпоже Ро