с опечаленного парнишки.
   Отыскать утреннюю жалобщицу оказалось легко - едва ступили за ворота,
как услышали  вдалеке  ее  пронзительный  голос,  проклинающий  Настену,
Варяжко и весь белый  свет  в  придачу.  Когда  подошли  поближе,  возле
недовольной уже толкались люди.
   Распихивая гомонящий люд, кмети  принялись  торить  нарочитому  путь.
Подзадоривая друг  друга,  недовольные  лапотники  огрызались,  затевали
перебранку. Варяжко уже было открыл рот - прикрикнуть  на  разгулявшихся
смердов, но неожиданно услышал звучный голос древлянки:
   - Чего скучились? Кликуши ни разу не видали?
   Притихнув, все развернулись к голосистой пришлой.
   - Ты кто такая? - спросил кто-то.
   - Она знахарка, - ответил за бабу Варяжко. - Я ее позвал.
   - Зачем же? - ехидно поинтересовался голос из толпы. - Знать,  впрямь
Пряшина кляча по вине твоей девки издохла?
   - Дурак! - Древлянка стрелой метнулась в толпу и выволокла оттуда  за
шиворот невзрачного, обтрепанного  старикашку.  Отчаянно  брыкаясь,  тот
сопротивлялся, но, несмотря на  малый  рост,  хватка  у  бабы  оказалась
крепкой - держала, будто клешнями.
   - А ну повтори, что сказал, - грозно велела она мужичку.
   Тот дернулся и робея повторил:
   - Говорю - может, Пряша правду сказывает... Насчет девки...
   - Так вот, слушай меня, коли лысину нажил, а  своего  ума  так  и  не
набрался! - Древлянка резко тряхнула беднягу. - Меня позвали не скотину,
а саму Пряшу от в нее вошедшего злого духа  излечить!  Она  людей  зазря
хает не оттого, что зла, а оттого, что больна! Понял?
   - Понял... - Отброшенный в сторону сильной рукой древлянки, осекшийся
на полуслове мужичок юркнул в толпу.
   Деловито отерев ладони и  покачивая  бедрами,  знахарка  двинулась  к
примолкнувшей жалобщице. Посмеиваясь и судача о ее решительности,  народ
начал расходиться. Пряша осталась одна перед грозной древлянкой. И  хоть
она на полголовы возвышалась над пришлой и в плечах была куда как  шире,
испуганно косясь по сторонам, жалобно попросила:
   - Не надо...
   - Показывай, где твоя лошаденка, - отрывисто велела ей та и добавила:
   - И другой раз не плюй в колодец - глядишь,  и  самой  сгодится  воды
напиться!
   Павшая  лошадь  являла  собой  печальное  зрелище.  Ее  бока  еще  не
вздулись, но уже не лоснились  живым  блеском,  а  мертвый  глаз  матово
поблескивал  в  полутьме  конюшни,  будто  укоряя  людей  за   недогляд.
Древлянка  склонилась  над  скотиной,  пробежала  ловкими  пальцами   по
лошадиной переносице, заглянула в зубы и выпрямилась:
   - Это сап. Хворь смертная,  никакой  не  наговор.  Сдохла  же  быстро
оттого, что стара была. От сапа лечить не все знахари  берутся,  но  мой
Антип так делал - ставил лошадь в станок  для  подковки,  привязывал  ей
голову к столбу, чтобы не дергалась,  и  вырезал  скотине  из  переносья
вершок жил. Эти худые жилы выбрасывал, в рану соли насыпал  и  заматывал
покрепче. Через пару дней лошадь здоровехонькая бегала.
   Пристыженная  Пряша  удивленно  вслушивалась  в  ее  слова,  а  потом
недоверчиво спросила:
   - Не о том ли Антипе речь, который на Припяти живет?
   -  О  нем  самом,  -  тщательно  оттирая  руки  мокрым  пучком  сена,
подтвердила древлянка.
   - Он моего сыночка вылечил. Добрый человек, -  осмелев,  обрадовалась
Пряша. Услышав о знакомце, даже запамятовала о беде. -  Передай  ему  от
меня низкий поклон. А ты, нарочитый, прости за худое слово. С горя я...
   Варяжко хотел ответить, но древлянка перебила:
   - Был Антип добрым, а нынче мертвым стал. Убили его.
   Сердце у нарочитого подпрыгнуло. Ну, сейчас пойдет болтать о  нежитях
и  духах,  людей  тревожить,  но,  поймав  его  предупреждающий  взгляд,
древлянка загадочно приподняла бровь и договорила:
   - Злые люди его убили. Сирота я теперь.
   Варяжко перевел дух. Знахарка начинала ему нравиться. Может,  баба  и
была слишком нахальна и ухаписта, а все-таки умом не обделена.
   - Сиротой? - горестно пробормотала Пряша и вдруг встрепенулась:
   - А ты ко мне приходи! Дом  у  меня  большой,  родни  немного.  Будем
вместе жить. Ты ведь сыночку моему как вторая мать! Антип твой сказывал,
что без твоей заботы мальчонка никогда бы не поднялся.
   - Может, и приду... - задумчиво протянула древлянка.
   По ее глазам нарочитый понял - умная тетка прикидывает, как  окажется
удобней и выгодней. Он усмехнулся и вышел, оставив баб одних. И без  его
догляда они столкуются, а древлянка уж всяко не прогадает!
   Увидев его, поджидавший на дворе Рамин заинтересованно встал:
   - Ну, как?
   - По всему видать, будет скоро у нас в Киеве своя скотья  знахарка...
- глядя на небо, лениво откликнулся нарочитый. Ему вдруг стало холодно и
одиноко под серыми, грозящими рухнуть на  землю  облаками.  Грудень  уже
миновал, и просинец кончался, а Морена все не уходила со двора,  студила
землю, покрывала ее  ледяной  корой,  радовала  ребятню  снегом,  томила
Варяжкино сердце ночным плачем...
   Из конюшни доносились приглушенные голоса женщин.
   "Настена  бы  с  ней  поладила",  -  вслушиваясь  в  спокойный  голос
древлянки, подумал Варяжко и горестно взглянул на Рамина:
   - Худо мне...
   Старый сотник сочувственно, опустив глаза, вздохнул:
   - Не мы свою жизнь вершим -  боги  нашу  судьбу  решают.  Может,  еще
сладится все. Ты о ней поменьше вспоминай...
   Они  вышли  на  улицу.  Вокруг,  торопливо  похрустывая   ногами   по
намерзшему за ночь насту, сновал трудовой люд. Чуть  не  сбив  Рамина  с
ног, промчался куда-то один из сторожевых. Сотник ловко прихватил его за
рукав, вернул обратно:
   - Ты что, нарочитого не углядел?!
   - Прости. - Кметь склонил голову.
   - Куда бежишь-то? - милостиво поинтересовался Варяжко.
   Озорные глаза парня блеснули восторгом:
   - Говорят, к Горыне друг пришел с ватагой. Охотники,  с  Мутной.  Они
такие байки сказывают, что  волосы  дыбом  поднимаются.  Болтают,  будто
своими глазами видели в лесу стаю волков, а средь них - самого  Волчьего
Пастыря! Босиком, говорят, по снегу бежал, а вокруг него - волки!
   Рамин отпустил сторожевого, и тот мигом растворился в толпе.

ГЛАВА 20

   Егошу разбудили встревоженные голоса у  влаза.  Возле  его  норы  шел
спор, но, даже не вслушиваясь, Егоша понял, что пришли за ответом.
   - Не пущу!  -  загораживая  влаз,  заявила  Рала.  Ее  темные  волосы
разметались по плечам, а на лице застыло  такое  решительное  выражение,
что, опасаясь ввязываться в драку с шальной бабой, посланные за Егошиным
ответом оборотни толкались снаружи  и  силились  на  словах  переубедить
упрямую оборотниху.
   - Нас Ратмир послал, - отважился сказать кто-то. Рала оскалилась:
   - Ну и что?! Все равно не пущу! Он - мой!
   - Да никто его от тебя забирать и не  хочет!  -  наперебой  принялись
урезонивать ее посланцы. - Мы только спросим, что он надумал, и все.
   Рала огрызалась и не отходила.
   Егоша усмехнулся. Оборотниха была ему  погодкой,  но  тревожилась  за
него, будто мать за неразумное  дитя.  Опекая,  следила  за  каждым  его
шагом, и чуть что - вставала на защиту. Подобное отношение и смешило,  и
пугало Егошу. Болотник боялся не за себя - за Ралу,  готовую  перегрызть
глотку любому его обидчику. А коли тот окажется сильнее?
   Болотник встал, подошел к оборотнихе и, приподняв двумя  пальцами  ее
подбородок, вгляделся в темные, затопленные гневом глаза:
   - Не горячись, я сам разберусь.
   Рала сморгнула и покорно отступила. В дыру  влаза  опасливо  свесился
молодой, безусый Ратмиров посланец. Не позволяя  ему  спуститься,  Егоша
сразу, будто выплевывая застрявшую в горле кость, сказал:
   - Передай Ратмиру - жизнь мне дороже.
   Посланник  стрельнул  быстрыми  глазами  по  сторонам,  втиснулся   в
землянку чуть глубже - видать, очень хотелось разглядеть поближе  жилище
того, кого испугался сам Нар. Хоть Егоша никому и не рассказывал о  том,
давнем случае, но  слухи  как-то  просочились,  и  теперь  все  знали  о
затаившейся в нем могучей и опасной Морениной помощнице.
   - Ты что, глухой? - подступил к нему Егоша. - Я сказал  -  "ступай  к
Ратмиру"!
   Голова исчезла.
   - Я боюсь, - тихо призналась за Егошиной спиной Рала. Ноги  болотника
подкосила внезапная слабость. Страх боли сковал тело, делая его мягким и
безвольным. Ощущая во рту горьковатый  привкус,  болотник  опустился  на
пол, здоровой рукой притянул к себе притихшую оборотниху:
   - Я тоже...
   Она ткнулась головой в его шею, заскулила.  Вот  уж  не  думал,  что,
теряя руку, ему придется кого-то утешать, кроме себя.
   - Ничего, ничего...
   А больше и не знал, что сказать, - слова смоляными каплями  застывали
в горле, не текли наружу.
   Так они и сидели с Ралой, молча, в обнимку... Оборотниха  затихла  на
его плече, а Егоша думал - как же так вышло, что он еще хочет жить? Ведь
всего месяц назад проклинал и этот мир,  и  свою  неудавшуюся  жизнь,  а
теперь готов был отдать руку, лишь  бы  по-прежнему  бродить  по  лесам,
вдыхать  дурманящий   аромат   хвои,   прелых   листьев   и   любоваться
переменчивыми лесными красками. Нар говорил, будто смерти не  бывает,  и
там, за краем мира, жизнь длится вечно, но почему-то  хотелось  остаться
жить именно здесь, на этой знакомой и родной земле...
   За своими невеселыми думами Егоша не заметил, как в землянку бесшумно
спрыгнули два больших  оборотня  и,  не  спросив  у  хозяев  разрешения,
присели в углу, сверкая из темноты блестящими  глазами.  А  углядев  их,
удивился. Он знал обоих. Они были братьями и не очень-то жаловали Егошу.
   - Зачем они? - Болотник недоуменно покосился  на  Ралу,  но  та  лишь
мотнула головой:
   - Молчи...
   И он замолчал, хоть так и подмывало  расспросить  непрошеных  гостей,
зачем они пожаловали в его землянку и чего дожидались, не сводя  с  него
горящих глаз.
   Покряхтывая и подбирая полы длинной, до пят, шубы, в лаз  протиснулся
Нар. Неловко спрыгнул на пол и улыбнулся Рале:
   - Ратмир не приходил?
   - Сам видишь, - коротко отозвалась она. Удовлетворившись ее  ответом,
Нар отложил посох, присел неподалеку от влаза.  Ждать  старику  пришлось
недолго - Ратмир  появился  почти  вслед  за  ним.  Приветствуя  вожака,
оборотни склонились. Словно не заметив их согнутых в почтении спин,  тот
устремился к Егоше:
   - Знаешь, зачем мы пришли?
   Болотник кивнул. Он не знал, но догадывался. Рука...
   - Мы сделаем это здесь и сейчас. Не бойся. Вспомни науку Нара -  уйди
из своего тела, позволь себе освободиться от боли.
   Егоша облизнул сухие губы. Вот и все... Теперь  пути  назад  нет.  Он
покосился на свою повисшую руку, сдержал стон. Он сам все решил,  теперь
негоже отступать. Ничего... Он справится...
   - А эти зачем явились? - только  чтобы  не  молчать  и  не  думать  о
страшном, спросил он, указывая на замерших в углу  братьев.  Не  обращая
внимания на его обидные слова, те угрюмо смотрели куда-то мимо Егоши.
   - Они помогут тебе, - Ратмир усмехнулся. - Помогут уйти от боли.
   Согласно  кивнув,  оборотни  выступили  в  полосу  света.   Огромные,
безжалостные... Егоше  захотелось  рвануться,  проскочить  меж  ними  и,
нырнув в пятно  влаза,  навсегда  избавиться  от  кошмара.  Но  какая-то
махонькая его часть понимала, что все вокруг - не сон, и заставляла  его
смириться.
   - Ты готов? - Ратмир заглянул ему в лицо. Егоша разлепил губы:
   - Да...
   Рала завыла. Подпевая ей монотонным плачем,  заныли  братья-оборотни.
Нар отошел в темноту.
   Волчьи вопли и страх, мешая сосредоточиться,  кружили  Егоше  голову.
Бок припекало теплое тело Ралы. В панике взгляд болотника  заметался  по
стенам и вдруг замер, зацепившись за что-то блестящее.  У  оборотней  не
было оружия, и теперь,  впервые  за  долгое  время,  Егоша  увидел  нож.
Длинное, изогнутое, будто волчий  клык,  лезвие  холодно  сияло  в  руке
Ратмира. Оборотни  завыли  громче.  Их  голоса  проникли  внутрь  Егоши,
потянули за собой его ослабшую душу. Нож Ратмира превратился в  проблеск
неясного света. Откуда-то налетел вольный жеребец - ветер, опутал  Егошу
шелковистой гривой и, покачивая его на  своей  могучей  спине,  помчался
сквозь тьму. Прохлада и темнота  убаюкивали,  успокаивали...  Егоша  уже
почти забыл о ждущей его боли,  когда  внутри  него  что-то  оборвалось.
Испугавшись неведомого  противника,  тьма  рассеялась,  жеребец  заржал,
взбрыкнул, сбрасывая непокорную ношу. Кувыркаясь,  размахивая  руками  и
разрывая рот криком, Егоша полетел куда-то вниз. Зеленая твердь ринулась
ему навстречу и неожиданно мягко приняла в свои объятия, окутав ласковой
высокой травой.
   - Иди! Иди ко мне!  -  позвал  кто-то  невидимый.  Егоша  поднялся  с
душистой зелени и туманной дымкой. поплыл на голос. Деревья и  кусты  не
задевали его невесомое тело. Ему даже  не  пришлось  открывать  дверь  в
неприметную, заваленную еловыми ветвями избушку - он просто проскользнул
сквозь нее.
   Внутри оказалось тепло и сухо. В тесной каменке, отбрасывая на  стены
причудливые тени, билось полоненное пламя. Шаловливые пастени  играли  с
ним, то подбираясь поближе к темным пятнам-теням, то отскакивая от них и
почти касаясь желтых язычков огня.
   Из-за печной пристройки косился смышлеными глазами маленький мохнатый
голбечник. При виде Егоши он пискнул и  скрылся  в  своей  норе.  Словно
услышав его писк, хлопочущая у очага сгорбленная старуха  повернулась  к
болотнику. Ее сморщенное лицо перекосила довольная улыбка:
   - Я знала, что ты придешь, дитя Морены! Недаром  я  так  долго  звала
тебя.
   Егоша приблизился. "Знахарка", - мелькнула и пропала вялая мысль.  От
заношенной старухиной рубахи пахло травами, увяданием и старостью. Егоше
захотелось вытянуть из ее жалкого  тела  последние,  едва  текущие  соки
жизни и выпить их маленькими глотками, наблюдая, как  скорчится  в  муке
беззубое старушечье лицо.
   - Не-е-ет. - Догадавшись о его желании, ворожея покачала  головой.  -
Не спеши, Белая. Мы можем договориться.
   Договориться? С ним еще никто не пытался договариваться - все  только
плакали и молили об отсрочке. И ворожея будет просить  о  том  же...  Он
вновь пополз к старухе.
   - Стой! - Она вытянула вперед руки. Неприятный  запах  ударил  Егошу,
отбросил его назад. -  Я  же  велела  тебе  подождать!  -  разозлившись,
выкрикнула ворожея. Егоша замер.  Знахарка  была  необыкновенно  сильна,
коли сумела отогнать его. Ее следовало выслушать, прежде чем убить.
   - Послушай. - Старуха спрятала за пояс мешочек с неприятно  пахнущими
травами. - Мое время подходит, и я это чувствую,  но  я  еще  не  устала
жить. Морене, твой хозяйке, ведь безразлично, чью душу унести в ирий?  Я
отдам ей душу, но не свою. А взамен ты позволишь мне пожить еще немного.
   Егоша протек по клети, коснулся ее лица. Конечно, она хотела жить!  А
кто из его жертв не хотел? Только все равно все умерли...
   - Погляди. - Ворожея склонилась над чем-то лежащим на сене,  сдернула
толстую, закрывающую ее дар шкуру. - Разве не хороша?! Бери ее!
   Из-под скатавшегося меха показалось тщедушное тело.  Большие  детские
глаза испуганно уставились на Егошу, слабый голосок пробормотал:
   - Бабушка, с кем ты говоришь? - И тут же захныкал:
   - Мне холодно, бабушка!
   - Она не видит тебя. - Знахарка потерла ладони, будто  хотела  отмыть
их от невидимой грязи. - Погляди на мой подарок. Я могу спасти ее, но  я
обменяю ее жизнь на свою...
   Егоша  склонился  над   бледной   девочкой.   Ее   худенькое   тельце
подрагивало, глаза  бегали,  силясь  отыскать  того  невидимого,  с  кем
говорила  старуха.  Егоша  опустил  бестелесные  ладони  на  ее  щеки  и
медленно, любуясь добычей, скользнул к ее ногам. Там, на тонкой  детской
щиколотке, багровым пятном вздулась  страшная  рана.  Плоть  вокруг  нее
бугрилась синими разводами. Егоша ухмыльнулся. Знахарка лгала - от  этой
хвори никто не мог спасти. Под кожей девчонки давно уже тек гной,  а  не
кровь. Егоша чуял его запах. Глупая старуха решила обмануть его! Что  ж,
он возьмет обеих. Морене это должно понравиться...
   Он засмеялся. Разнесшийся по  клети  тихий  шелест  заставил  девочку
сжаться  в  комок,  а  старуху-знахарку  отпрянуть   и   схватиться   за
спасительные травы. Она все поняла. Поняла, что ничем не остановит Белую
посланницу. Вздернув вверх мешочек с травами, она завизжала:
   - Тогда ты не получишь ее! Я отниму ее у твоей темноликой хозяйки!
   - Попробуй, -  продолжал  смеяться  Егоша.  Девка  была  обречена,  а
старухины угрозы пусты, как речи ветра...
   Плавными движениями рассеивая по воздуху  толченые  травы  из  мешка,
знахарка направилась  к  нему.  Егоше  вдруг  стало  нечем  дышать,  мир
завертелся перед глазами, вдалеке дико завыли волчьи голоса. Он  ринулся
прочь от старухи. Вверх, еще  вверх...  Что-то  вспыхнуло,  обжигая  его
тело. Ноги заскоблили земляной пол. Тряся головой, он открыл глаза.  Над
ним с остекленевшим взором нависал Ратмир, а из угла доносился заунывный
волчий вой.
   Егоша взглянул на свою  руку.  Он  давно  уже  не  чуял  ее,  но  она
по-прежнему оставалась на месте и даже побаливала. Рала  сорвала  с  нее
повязки, и теперь обнаженная плоть беззащитно белела в  темноте.  Совсем
как ноги той девчонки. Воспоминание окатило Егошу  стыдом.  Как  он  мог
желать смерти той девочке? Почему не пожалел ее? Неужели Белая взяла над
ним верх?
   Он нащупал руку Ралы, стиснул ее крепкими пальцами.
   - Больно! - взвизгнула  обротниха,  с  неожиданной  силой  выдергивая
руку.
   Больно? Что-то мелькнуло в Егошиной голове. Какая-то нелепая и  в  то
же время важная мысль. Боль... Белая... Она не ведала боли  потому,  что
была духом, а теперь она получила тело...
   Егоша чуть не подпрыгнул от озарившей его  догадки.  Белая  не  умела
отдавать. А что, если она боялась потерять даже часть своей тюрьмы? Что,
если пыталась что-то сказать Егоше? Что-то такое, что  могло  бы  спасти
его, а теперь уже и ее тело? Потому  и  показывала  девочку  с  подобной
раной и  старуху-ворожею,  утверждавшую,  будто  сумеет  ее  излечить...
Очевидно, это были ее воспоминания, и  они  что-то  значили.  Иначе  она
никогда бы не смогла взять над Егошей верх!
   Боясь поверить себе, болотник потянулся к изготовившемуся  для  удара
Ратмиру:
   - Погоди...
   Оборотень не слышал его. Братья в углу взвыли, заглушая слабый  голос
болотника. "Их не остановить", - понял Егоша.  Оставалось  лишь  одно  -
позволить Белой опередить их.
   Вспоминая наставления Нара, он закрыл глаза. Привычка сделала свое  -
затихая, звуки превратились в едва слышное гудение,  тело  расслабилось,
опускаясь в прохладную пустоту, где не оставалось ни боли, ни  отчаяния,
ни страха. Белая была совсем рядом. Он потянулся к ней и  вдруг  услышал
дребезжащий голос знахарки:
   - Немного козьего жира и старого луку -  вот  и  все...  Просчиталась
прислужница Морены... Кхе-кхе! -
   Вялый смех и снова бормотание:
   - А теперь потолочь и привязать к ране... Вот так...
   Ее перебил надрывный детский крик.
   - Потерпи, потерпи, - громко запричитала старуха. - Сперва поболит, а
потом зарастет и станет как новенькая!
   Опасность извне огненным комом обрушилась на Егошу. А  вместе  с  ней
рухнул на плечи весь оставленный им мир. Еще не видя опускающегося ножа,
он метнулся в сторону, перекатился под ногами Ратмира и вскочил, готовый
к драке.  Промахнувшись,  вожак  по  рукоять  всадил  нож  в  пол.  Рала
испуганно отпрянула. Не дожидаясь,  пока  Ратмир  повторит  удар,  Егоша
прыгнул  ему  на  спину,  изо  всех  сил  вцепился  здоровой   рукой   в
подергивающееся горло. Потрясенный нападением, Ратмир  взвыл  и  тряхнул
плечами, сбрасывая Егошу вниз. Отпустив  вожака,  тот  извернулся,  ужом
выскользнул из его могучих, почти  ухвативших  его  рук  и,  отскочив  к
стене, торопливо завопил:
   - Я не желаю ссоры, Ратмир! Я просто хочу, чтобы ты услышал меня!.
   Ярость не позволила вожаку понять его  слова.  Налитые  кровью  глаза
оборотня отыскали Егошу, хищная улыбка