раздвинула  его  губы.  "Все",  -
почуял болотник, оседая под тяжелым, нечеловечьим взглядом. Тело Ратмира
взмыло в воздух, ринулось на  него.  Посох  Нара  подсек  вожака  уже  в
прыжке. Не ожидавший предательства Ратмир рухнул и  покатился  по  полу,
царапая его в тщетной попытке подняться. Почуяв надежду,  Рала  взлетела
ему на спину, придавила к земле. Не понимая, что происходит,  оставшиеся
два оборотня только нелепо вертели головами.
   - Ратмир! Ратмир! - силясь удержаться на  спине  корчащегося  вожака,
визжала Рала.
   Нар метнулся к ним, ткнул посохом в бок Ратмира и неожиданно спокойно
произнес:
   - Выслушай его, Ратмир. Хватит дурить... Фыркая, тот вскочил, сбросил
со спины Ралу и налетел на преграждающий ему путь посох Нара.
   - Я учитель, - негромко напомнил ему старик.
   Ратмир заворчал, но остановился.
   Пользуясь передышкой, Егоша принялся объяснять:
   - Я знаю, как вылечить мою  руку.  Белая  подсказала...  Я  не  желал
всерьез нападать на тебя. Просто ты ничего не слышал...
   - Белая научила тебя, как спастись? - удивленно сморгнул Нар.
   - Да... Она что-то об этом  вспомнила  и  подсказала  -  Егоша  и  не
рассчитывал, что ему поверят, однако Ратмир мотнул тяжелой головой:
   - Дальше!
   - Нужен козий жир. Свежий... И еще лук. Старый. Нар расхохотался:
   - Глупости! Видать, Белая просто позабавилась над  тобой!  Где  ж  ты
свежего козьего жира возьмешь? Конец  зимы  -  самое  голодное  для  нас
время. Жрать-то нечего, не то что твои болячки жиром лечить!
   - Я сам за ним схожу, - предложил Егоша.
   - И куда же это? - Ратмир рывком вскинулся на ноги. Гнев уже  покинул
его, но, глянув на могучий, будто  свитый  из  жил  торс  вожака,  Егоша
судорожно сглотнул и, робея, выдавил:
   - К людям... Попрошу...
   - Дурак!  -  Оборотень  сплюнул.  -  Ты  у  них  однажды  уже  смерти
допросился! Думаешь, нынче приветят тебя как родного? А не боишься,  что
палками погонят прочь? А того хуже - за  кусок  жира  отдадут  в  закуп?
Запамятовал о людской доброте?
   Болотник молчал. Ратмир говорил верно -  добра  от  людского  племени
ждать не приходилось. В землянке повисла тишина.
   - Я с ним пойду, - вдруг заявила Рала. -  Украдем  козленка  и  назад
воротимся.
   - Нет, мы  -  Стая,  в  одиночку  не  охотимся.  -  Ратмир  огорченно
вздохнул. - Видать, приспело время стать из волков оборотнями. Рано  иль
поздно, а с людьми сшибиться пришлось бы. Нынче время подходящее - голод
Стаю морит да хворь твоя лечения требует.  Завтра  поутру  готовьтесь  -
поведу Стаю подальше от наших мест на охоту.
   Он встряхнулся, оправил сползшую на бок телогрею и уже собрался  было
вылезти наружу, но у влаза вспомнил что-то, остановился:
   - А ты, болотник, на меня больше хвост не поднимай! А то ведь  их,  -
стрельнул глазами на притихших Егошиных защитников, - может рядом  и  не
оказаться...
   Егоша усмехнулся. Он никогда бы и не посмел по-настоящему напасть  на
вожака.
   Покряхтывая, мимо прошел  старый  Нар.  Тощие  руки  оборотня  плотно
стянули на груди края шкуры, в темных глазах застыло угрюмое отчаяние.
   - Нар, - Егоша прихватил его за плечо. - Что с тобой, Нар?
   Старик вывернулся:
   - Ты молод и глуп. Завтра наступит начало ухода Стаи.
   - Ухода?
   Не отвечая, Нар вылез. За ним безмолвно последовали братья-оборотни.
   - О чем он говорил, Рала?  -  Ноги  не  держали  Егошу,  и  все  тело
тряслось,  будто  в  лихорадке.  Мучительно  вглядываясь  в   спрятавшую
оборотниху темноту жилища, он уселся на пол. Не показываясь,  она  глухо
ответила:
   - Наверное, он хотел сказать, что люди  заставят  всех  нас  уйти  из
этого мира...
   Застонав, Егоша повалился на бок. Только теперь он понял, чего боялся
Нар и что должно было случиться.  Конечно,  люди  не  простят  оборотням
нападения и начнут охоту. Долгую... Пока не убьют всех нелюдей... И  это
из-за его глупого желания сохранить руку! Не лучше ли было лишиться  ее,
чем затевать бессмысленную бойню?!
   Всхлипывая, он ткнулся лицом в сено:
   - Сколько же еще мне мучиться? Сколько смертей  примет  моя  совесть,
прежде чем задавит меня своей непосильной тяжестью? Белая! Чем я лучше?!
   - Перестань, - Рала вышла на свет. - Ты ноешь совсем как человек!  От
нытья жизнь не меняется, а что до войны, то она все равно  началась  бы.
Ты ведь слышал слова Ратмира.
   От ее грустного голоса Егоше стало холодно.
   - Забудь, что ты человек, - продолжала оборотниха.
   - Как? - притягивая ее к  себе,  застонал  Егоша.  Карие  глаза  Ралы
блеснули, губы раздвинула неприметная улыбка, руки потянулись к плечам:
   - Хотя бы так...
   Подчиняясь желанию оборотнихи, шкура с ее плеч съехала на пол. Сквозь
рассыпавшиеся по  телу  длинные  пряди  темных  волос  проглянули  белые
полукружья грудей.
   - Что ты?.. - Задохнувшись, Егоша не договорил.
   - Или так, - Рала склонилась над болотником, провела быстрым  влажным
языком по его губам. Ощущая  разгорающийся  внутри  жар  желания,  Егоша
потянулся за ее ускользающим телом. Ладони сами легли на ее грудь, смяли
бутоны сосков и поползли вниз, освобождая от  одежды  длинные,  стройные
ноги. Рала запрокинула голову,  застонала.  Пальцы  оборотнихи  нащупали
завязку пояса, ловко распустили ее. Забыв о  предстоящем  походе,  Егоша
приподнялся, дотянулся алчущим ртом до ее шеи и рывком вскинул  на  себя
гибкое и неожиданно легкое женское тело. Руки Ралы  обвили  его  голову,
прижимая к бархатистой, горячей коже ее груди...
   Она отыскала верное средство унять его  тревогу.  Повинуясь  древнему
зову  плоти,  он  забыл  обо  всем...  Даже  о  том,  что  когда-то  был
человеком...

ГЛАВА 21

   Хозяин забыл о Сироме. Жрец  долго  носил  в  капище  Белеса  богатые
жертвы и молил о прощении, а потом смирился. Жил вроде  как  всегда,  но
душа опустела и стала никчемной, как разбитая комяга. Чего бы он  только
ни сделал ради своего повелителя, чем ни поступился бы, но тот не  желал
даже видеть его!
   Время текло мимо Сиромы, словно воды ленивой, поросшей тиной реки.  С
обиженным  посвистом  вьюг  умчалась  на  полночь  морозная  Морена,  и,
преследуя ее, вынесли на своих могучих крыльях теплую весну  бесшабашные
Стрибожьи внуки. В травень, как принято, пошли  по  всей  русской  земле
гулянья с песнями и хороводами. Отмечая светлый праздник Дажьбога -  его
славную свадьбу с  прекрасной  Живой,  где  сама  Лада  была  посаженной
матерью, - веселились все: от смердов до князей. Грустил только  Сирома.
Для него этот день был не праздником - печальным воспоминанием. Люди уже
забыли, а он еще помнил, что давным-давно, в начале травеня,  победил  в
поединке молодой Дажьбог его могущественного Хозяина -  мудрого  Белеса.
Закрывая глаза, Сирома все еще слышал те давние раскаты  грома  и  видел
небесную корову Земун, со слезами молящую пощадить ее неразумного  сына.
Страдая вместе с Хозяином, каждый год  в  эти  дни  Сирома  скрывался  в
непролазной лесной глуши и возвращался обратно в свою избу лишь к изоку.
Но на этот раз он задержался. Зачем было возвращаться домой, если Хозяин
отказался от него?  Какая  была  разница,  где  закончить  свою  ставшую
бессмысленной жизнь? Ведь теперь у нее не было продления...
   Сирома долго жил. Много раз, отгуляв  на  земле  положенный  человеку
срок, он умирал, а затем вновь возрождался,  наделенный  новым  телом  и
прежним духом, вложенным в него щедрой  рукой  Хозяина.  Но  теперь  бог
отвернулся от него, и ему предстояло  сдохнуть  в  лесной  глуши,  будто
одинокому старому зверю. Он не  боялся  смерти  -  боялся  лишь  умереть
непрощенным...
   В изок он уже мало походил на прежнего Сирому - под нещадными  жалами
мошкары его лицо опухло, отросшая борода свалялась клочьями, а на  ногах
багровыми пятнами вздулись незаживающие язвы. Сирома мог бы вылечить  их
одним прикосновением  пальцев,  но  не  хотел.  Без  любви  Хозяина  все
утратило смысл.
   В Триглавов день он выбрался к берегу Роси. Веселая и беспечная  река
плескалась на камни шумными водами и радостно бормотала о чем-то. Сирома
слышал, как, готовясь к выходу на берег, в ее глубине примеряют наряды и
тихо переговариваются русалки и берегини, как большим печальным  налимом
ходит под толщей воды Водяной и как, резвясь и поднимая  со  дна  мутный
ил, скачут в нетерпении маленькие ичетики... Русальная неделя  была  уже
близка, и в ожидании ее  прихода  все  водяные  нежити  заставляли  реку
погружаться в сладостные воспоминания А у Роси их было много. Так много,
что ничья память, кроме вечной памяти вод, не  сумела  бы  удержать  их.
Рось помнила все. И, разбуженная шумным весельем водяных духов,  пела  о
том, как когда-то вошел в ее чистые воды великий Перун и был  рожден  на
свет прекрасный Дажьбог и как, блестя по ее волнам лучами,  пировали  за
свадебным столом лучезарный Хорс с  ясноглазой  Девой  Зарей.  Смущаясь,
словно девственница, Рось вещала илистым берегам и  пригнувшимся  к  ней
деревьям о том, как однажды, в червень  месяц,  скинув  свои  одежды,  в
чистый поток реки окунулись  весенние  богини  и  показались  затаившему
дыхание миру в своей блистательной наготе.
   Сирома уже давно знал все рассказы Роси, поэтому присел на берегу  и,
не вслушиваясь в ее нежный лепет, опустил  в  воду  натруженные  дорогой
ступни. Холодок пробежал  по  коже,  давая  ей  блаженное  отдохновение.
Сирома вздохнул. Ах, если бы Хозяин простил его! Даже пусть  не  простил
бы, но хотя бы объяснил,  за  что  гневается.  И  тогда  Сирома  бы  все
исправил. Жизнь и душу бессмертную положил бы, но выполнил волю владыки!
   - Меня вспоминаешь?
   Сирома не поверил ушам. Застыл, боясь обернуться и никого не увидеть.
Сколько раз во сне он слышал этот хрипловатый, грубый голос, сколько раз
вскакивал, вглядываясь в пустую темноту леса...
   - Ты что, оглох?
   Медленно вытащив ноги из воды, Сирома  повернулся.  Хозяин  сидел  на
поваленном дереве, не отрываясь глядел на него бездонными глазами.
   - Хозяин... - прошептал Сирома. И больше ничего  не  посмел  сказать,
только беззвучно открывал и закрывал рот,  будто  выброшенная  на  берег
рыба.
   - Ты не рад? - От гневного голоса Белеса Рось притихла, а застигнутые
за подслушиванием деревья испуганно выдернули из воды свои ветви.
   Сирома не ответил.  Теряясь  в  всклокоченной  бороде,  из  его  глаз
потекли слезы. Быстро перебирая руками и ногами, он  подполз  к  коленям
Хозяина, вцепился в них дрожащими пальцами.
   - Как можно?! Я звал тебя, молил... За  что  забыл  обо  мне?  Что  я
сотворил не так, чем прогневал тебя?
   Хозяин презрительно оттолкнул его, вытер о траву подошву ноги.
   - Я вовсе не гневался, только  как  тебе  верить?  Ты  обещал  смерти
Владимира, а он еще жив...
   - Я убью его! - забыв обо всем на свете, выкрикнул Сирома.
   Белее усмехнулся:
   - Убьешь? Да ты и посланца своего болотного, который у тебя под боком
жил, убить не сумел, чего уж об ушедшем в дальние края князе говорить!
   Смысл его речей не сразу достиг сознания Сиромы, а когда  достиг,  то
заполонил душу Тревогой. Хозяин что-то спутал! Сирома знал  наверняка  -
простак-болотник уже давно сгнил в  трясине.  Ведь  Сирома  подарил  его
Белой Девке, а с этой коварной посланницей  смерти  и  сам  он  опасался
связываться.
   - Он умер... Белая... - боясь возражать Хозяину, прошептал Сирома.
   - Умер?! - Белес расхохотался. Небо потемнело. Видать,  услышав  смех
старинного врага, Перун нахмурил брови и вновь, как когда-то много веков
назад, принялся ковать для скотьего сына громовые стрелы.
   Сирома взглянул на быстро ползущие к лесу тучи, сжался в комок у  ног
владыки. Хозяин оборвал смех.
   - Жив он. Белую одолел, слился с ней и стал  еретником.  Силы  в  нем
теперь поболее, чем в любом колдуне. Одно хорошо - не  научился  еще  ею
владеть. Все делит себя на духа и человека, не понимает, что он ни то ни
другое и есть в нем, как во всяком еретнике, две стороны, одна от другой
неотделимые.
   Колдун? Еретник? Силясь уразуметь, Сирома растерянно заморгал:
   - Нет... Он - дурак! Будь в нем хоть искра силы, я бы заметил!
   - А проворонил! - Хозяин сурово смотрел на  Сирому.  -  Он  настоящий
еретник и с каждым днем все больше и больше понимает свою силу.
   - Почему? - все еще не веря, спросил Сирома.
   - Потому что ходит со Стаей. И не чьей-нибудь, а самого Ратмира!
   Это было невозможно! Сирома хорошо помнил зеленоглазого  бестолкового
парня, который доверял каждому его слову и выполнял любое  его  желание.
Сироме даже не  приходилось  утруждать  себя  выдумыванием  какой-нибудь
хитрой лжи - болотник верил всему... А  Велес  говорил,  что  теперь  он
спознался со Стаей Ратмира -  самого  старого  и  хитрого  из  известных
Сироме оборотней... Болотник - еретник?! Невозможно!
   Оскальзываясь ладонями по глинистой земле, Сирома на коленях  подполз
к реке, окунул в прохладные струи пылающую голову. Вода  отрезвила  его.
Мысли потекли плавно  и  последовательно.  Хозяин  не  мог  ошибиться...
Значит, болотник и впрямь каким-то  чудом  остался  жив.  Значит,  из-за
этого ничтожного смертного Хозяин так долго сердился на Сирому! Конечно,
как он мог доверить свое слово рабу, не  совладавшему  даже  с  каким-то
маленьким и глупым человечком?!
   - Прости! - Сирома  повернулся  к  Хозяину,  ткнулся  лбом  в  землю.
Водяные капли побежали  по  его  лицу  к  земле,  глухо  постукивая  при
падении. - Прости меня, Хозяин. Я докажу, что достоин  служить  тебе!  Я
найду и убью этого болотника, кем бы он ныне ни стал!
   Белее поднялся. Огромная тень от его могучего,  закутанного  в  шкуры
тела легла на согнутую спину Сиромы.
   - Если он выживет, то станет очень опасен. И не только для тебя...
   - Нет, Хозяин, нет! Он умрет!  -  боясь  дослушать  речи  повелителя,
перебил Сирома. Никто не  смел  угрожать  бессмертному  Велесу,  никакие
опасности не должны были коснуться его грозного  лика!  И,  конечно  же,
богу не пристало самому разбираться с ничтожными людишками  -  это  было
его, Сиромино, дело...
   - Ладно, давай, но не тяни.
   Сирома почуял в груди  ноющую  боль.  Она  появлялась  всегда,  когда
Хозяин собирался покинуть его. Жрец приподнял голову. Сквозь наползающие
на глаза капли он с трудом различил  вдалеке,  меж  деревьями,  огромную
фигуру, в жалобной тоске потянулся к ней руками:
   - Подожди, Хозяин! Еще одно слово: где  искать  его?  То  ли  свистом
ветра, то ли первыми раскатами грома до него донесся далекий голос:
   - На Мутной. И помни: он - колдун и он не один! Спеши!
   Сироме потребовалось совсем немного  времени,  чтобы  обрезать  ножом
бороду, оскоблить щеки, замазать настоем ромашкового корня раны на ногах
и пуститься в путь. От Роси до Мутной предстоял долгий путь,  но  Сирома
знал, что не почует усталости. Он спешил и не останавливался даже ночью,
видя в темноте, будто дикая  лесная  кошка.  Иногда  жрец  выбирался  на
торные пути, и тогда, удивленно косясь на странного маленького мужика, с
головы до пят увешанного оберегами, встречные долго  провожали  взглядом
покачивающийся за его спиной громоздкий меркан. Откуда  им  было  знать,
что  неприметная  веревка  на  поясе  мужика  -  заговоренный  науз,   а
обыкновенный топорик на его боку - настоящий "змеиный топор",  убивающий
любого нежитя? Только Сирома знал, для кого сделаны эти вещи...

ГЛАВА 22

   Подсказанное  Белой  снадобье  подействовало.  Когда  Егоша   впервые
положил его в рану, рука вспыхнула, будто ее опалили огнем,  затем  боль
успокоилась, а через три дня он смог даже пошевелить пальцами. Глядя  на
его чудесное излечение, Нар покряхтывал:
   - Вот ведь верно говорят - век живи, век учись...
   Но одним кряхтением  дело  не  кончилось,  и,  едва  Егоша  шевельнул
пальцами, Нар вновь взялся его обучать. Только теперь уже речь шла не  о
душе и не о превращениях - о теле. Нар лепил из него  неуязвимого  воина
по крайней мере, он сам так говорил. Иногда  болотнику  казалось,  будто
старик просто издевается над ним: то заставляет  с  завязанными  глазами
отражать удары, то гоняет по лесу до  седьмого  пота,  а  то  неожиданно
исподтишка нападает и лупит до кровавых ссадин. А  как  оскорблял,  если
что-то не получалось!
   - Как ты дерешься?! - по малейшему поводу охаживая его посохом, вопил
старик. - Неуклюжий жук, копошащийся в куче дерьма, и то быстрее тебя!
   Болотник ярился, но, сжимая зубы, молчал и лишь однажды, не выдержав,
рявкнул:
   - Пошел ты со своей наукой! Не буду больше драться ни с тобой,  ни  с
кем-либо еще! Тоже мне - "учитель"!
   Отбросил нож - подарок Ратмира -  и  пошел  прочь,  в  злобе  обрывая
беззащитные головки одуванчиков. Нар  не  позволил  ему  далеко  уйти  -
нагнал, взметнул посохом пыль с земли и сшиб строптивца наземь, лицом  в
траву:
   - Глупец! На что обижаешься?! Что сберечь тебя хочу?
   - Ага, - недоверчиво пробурчал  Егоша.  -  Слышали...  Берегла  бабка
кашу, да всю и съела...
   Нар покачал головой:
   - Ты не похож на других. Волки от Рода ловки и быстры, но ты не  волк
и никогда не станешь таким же стремительным, если не заставишь себя хотя
бы походить на нас. Вспомни: смог ли ты хоть раз победить Ралу?
   При воспоминании  о  Рале  Егоша  залился  краской.  Он  не  питал  к
оборотнихе нежной и трепетной любви, но страсть и желание,  которые  она
пробуждала, зачастую оказывались сильнее его  самого.  Однажды  он  даже
сказал об этом  оборотнихе,  но  та  не  обиделась,  только  засмеялась,
накручивая на тонкий палец длинную шелковистую прядь:
   - Ну и что? Ты хочешь, я хочу,  мы  оба  наслаждаемся  -  чем  же  ты
недоволен?
   - Я? Ничем... - запинаясь, произнес ошарашенный болотник и  больше  о
чувствах с Ралой не заговаривал. А она о них и не думала: хотела  любить
- любила, хотела драться  -  дралась,  хотела  плакать  -  скулила,  как
обиженный щенок. Иногда Егоша думал, что она родилась зверем и  лишь  по
нелепой случайности оказалась наделена человеческим обликом.
   А насчет поединков  Нар  подметил  верно  -  болотнику  не  удавалось
победить ни одного оборотня.
   Поднимаясь с земли, он косо взглянул на старика:
   - А чего мне становиться таким, как вы? Может, и драться-то ни с  кем
не придется.
   - Придется. - Поняв, что Егоша уже сдался, Нар смягчился. - Вчера  по
лесу рыскали охотники, искали волчьи следы. Значит, в том печище, где мы
взяли скот, уже готовятся к облаве. Надо или уходить, или драться.
   - Вот и уйдем.
   - Раз уйдем, другой, а потом все одно - нагонят. Да к  тому  времени,
как нагонят, приноровятся валить на нас все свои  беды.  Люди  таковы  -
винят всех, кроме себя.
   - Еще не хватало, чтобы ты  мне  о  людях  толковал!  -  презрительно
усмехнулся Егоша и, подняв палку, ловко  подсек  ею  ноги  старика.  Тот
тяжело рухнул на спину и тут же вскочил.
   - Хорошо, болотник. Очень хорошо. Ты научился нападать внезапно.
   А спустя несколько дней его предсказания стали сбываться. Ратмир увел
Стаю от той, первой облавы, и, хотя они больше не пытались  нападать  на
мирные печища, людская злоба шла за Стаей  по  пятам.  Мелкие  случайные
стычки переросли в настоящую травлю оборотней. Егоша  понял  это,  когда
люди стали убивать. Первый оборотень умер в клепце - хитро  пристроенном
под еловой веткой медвежьем капкане.
   - За дурость поплатился, - небрежно заметил над его скорченным, почти
перерубленным пополам телом Ратмир, а  Егоша  не  мог  отвести  глаз  от
свалявшегося комка шерсти, в который превратился  оборотень.  Егоша  был
охотником, знал: по ранней весне клепец не ставят - никто  не  желает  в
добычу медведя-шатуна. Значит, ставили на них... О своих подозрениях  он
рассказал Ратмиру. Вожак скривил губы:
   - Это - пустяки, дальше будет хуже.
   И оказался прав. Их гнали всю весну, а летом запалили  лес  возле  их
логова. Как сыскали - так и осталось тайной, но дым и огонь сожрали  еще
троих из Стаи. Уцелевшие озлились и той же ночью в отместку нале