шащего  воеводу  к
груди, князь быстро отошел и вновь принялся за чтение.
   Потупясь и тиская в руках шапку, к Блуду подошел Горыня:
   - Прости... Напрасно я тебя подозревал. Это нарочитый  меня  запутал.
Он и сам запутался - слышал звон, да не ведал, где он,  вот  и  наклепал
ненароком. Теперь-то мне понятно, что за разговор он на  Нестре  слышал.
Когда ты  бабу  уговаривал  к  Владимиру  бежать...  Прости  меня,  коли
сможешь, а я век себе не прощу, что ему поверил!
   Еще не отошедший от потрясения Блуд  крепко  стиснул  его  протянутую
ладонь:
   - Кто старое помянет, тот стариком и станет...
   За Сторожевым к воеводе толпой  хлынули  остальные  -  кто,  подражая
князю, с объятиями, кто с поцелуями, а кто - просто с  добрыми  словами.
Одурев от пожатий и благодарностей, Блуд пробился к мерянке, склонился к
ее уху:
   - Поговорить надо...
   - Не о чем нам больше говорить, - так же  украдкой  ответила  Полева.
Она и впрямь не хотела болтать с Блудом и не гнала его лишь потому,  что
затопившая ее радость была сильнее отвращения к рыжему воеводе.  А  ведь
это Выродок посоветовал Владимиру  послать  ее  в  Родню,  это  ему  она
обязана столь яркими и счастливыми мгновениями!
   Платок на голове мерянки сбился, обрезанный в рукавах зипун приоткрыл
высокую, обтянутую  нарядным  летником  грудь.  Чувствуя  дикое  желание
прикоснуться к ней и спеша рассказать о  брате  Выродка,  Блуд  сглотнул
тягучую слюну:
   - Там... В порубе...
   Подошедший Ярополк расслышал, отодвинул его от бабы:
   - Погоди, Блуд! И предатели пускай подождут. Вот примирюсь с братом -
вместе и порешим, что с ними сделать. А нынче собирайся. - Он благодарно
покосился на зардевшуюся мерянку, улыбнулся:
   - И невесту не забудь. Хочу немедля выйти, чтоб к вечерней заре брата
увидеть. Хочу, чтоб еще сегодня старые обиды быльем поросли.
   - Верно, князюшка. - Метнув на Блуда хитрый  взгляд,  Полева  в  пояс
поклонилась Ярополку и, доверчиво вложив в  его  широкую  ладонь  тонкие
пальцы, пошла меж расступающимися пред ней людьми.
   Она больше не желала видеть Блуда, но назвался груздем  -  полезай  в
кузов, и весь путь до Киева ей  пришлось  ехать  рядом  с  воеводой.  Из
уважения и признательности Ярополк велел вернуть мерянке ту лошадку,  на
которой она приехала,  а  завистливо  поглядывающих  на  налитые  жирком
лошадиные бока оголодавших воев удерживал словами:
   - Наша Доля должна всегда быть на коне!
   С ним согласились. Особенно те, кого он взял с собой в Киев, -  самые
верные и преданные.

ГЛАВА 45

   Они  достигли  Киева  лишь  к  вечеру.  В  угасающем   сиянии   Хорса
распахнутые ворота городища  призывно  глазели  на  побежденного  князя.
Глянув в их темный  зев,  Ярополк  остановился.  Еще  немного  -  и  все
завершится.  Брат  примет  его...  Где-то   в   глубине   его   существа
шевельнулось неясное опасение. Прислушиваясь,  Ярополк  склонил  голову.
Что ж, если грамота всего лишь хитрая ловушка  -  то  его  смерть  вечно
будет преследовать Владимира так же, как его самого уже много лет мучила
смерть Олега...
   Чуя близость дома, лошадь мерянки затанцевала.
   - Стой ты, пакость! - прикрикнула на нее баба  и  ласково  улыбнулась
оглянувшемуся  на  нее  Ярополку.  Ее  искренняя  улыбка  разрешила  все
сомнения. Скрыв глубоко внутри подозрительность и страх, бывший киевский
князь сделал первый шаг с холма...
   Поднимая клубы пыли, из  ворот  городища  вынеслись  два  всадника  и
помчались прямо к приближающемуся Ярополку. Сдерживая желание  побежать,
Ярополк заставил себя шагнуть еще раз. Пусть смерть,  но  он  уже  устал
убегать... Не доехав до Ярополка всего пару шагов, всадники остановились
и, спешившись, почтительно протянули ему уздечки жеребцов:
   - Прими дар брата, светлый князь! Негоже тебе пешком, будто  простому
лапотнику, входить на братов двор!
   Шедший рядом с Ярополком Блуд только хмыкнул на их любезные слова,  а
с души князя будто камень свалился. Если, ведая о бедственном  состоянии
братовой дружины, Владимир посылал ему  в  дар  этаких  жеребцов,  то  о
подлом умысле не могло быть и речи. Холеных, с подстриженными гривами  и
хвостами, с роскошными попонами на крутых  боках  и  крашенными  золотом
копытами коней обреченному не посылают.
   Обернувшись к воеводе, Ярополк указал ему на лошадей:
   - Бери, какой глянется. Я твой должник.
   Не отвечая, Блуд прыгнул в седло. Он нарочно  выбрал  коня  помельче,
оставив князю белого, с чуть приметной звездой на  лбу  жеребца.  Теперь
воеводе  предстояло  кланяться  двоим  князьям,   и   следовало   блюсти
осторожность. Хотя Блуд сомневался в искренности намерений Владимира. Но
коли сам Новгородец мог пожалеть брата,  то  уж  Добрыня-то  должен  был
понимать - двум князьям на Руси не ужиться...
   Дождавшись, когда услужливые уные подсадят его, Ярополк влез в седло.
Привычно ощущая под коленями горячие лошадиные бока, он громко прицыкнул
на коня. Тот пряднул ушами и  широким  размашистым  галопом  двинулся  к
городищу.  Ярополк  не  хотел  сдерживать  его:  чем   быстрее   удастся
примириться с братом, тем лучше. Блуд не отставал  от  князя,  и  Полева
скакала рядом, а вот остальная дружина осталась далеко позади.
   Владимир увидел их еще издали. Новгородец и  впрямь  не  желал  брату
худого. Силясь убедить самого себя в покорности Ярополка, он  так  много
твердил о дружбе и прощении, что даже  нелюдимый  Выродок  согласился  с
ним, пусть хоть наполовину. Выродок и не скрывал своих сомнений. Ему  не
нравилась мысль о примирении, но посеянные Полевой сомнения грызли  душу
болотника. Он уже не знал - может, и впрямь этот новый Бог умеет прощать
врагов и не желает их крови? Может, это его  доброта  позволила  братьям
найти согласие меж собой? То отгоняя эти мысли прочь, то, наоборот, веря
в них, болотник метался в сомнениях. А Добрыня не сомневался ни  единого
мгновения. Владимир  был  молод  и  глуп,  болотный  колдун  преследовал
какие-то  свои  цели,  и  только  он,  Добрыня,  мог  изгнать   с   Руси
девиц-плакальщиц, верных подруг битв и раздоров - Желю  и  Карну.  Найти
средь молчаливых и жадных до денег урман охотников заработать Добрыне не
составило труда. Еще задолго до отправления Полевы в Родню  он  объяснил
нанятым ратникам, что от них требуется, и теперь, завидя издали скачущих
к городищу всадников, отыскал в толпе встречающих их внимательные лица и
кивнул обоим. Помогая себе локтями, урмане  принялись  протискиваться  к
княжьему терему.
   Встречать опального князя высыпал весь Киев. Вездесущие  мальчишки  с
воплями убежали встречать дружину далеко за ворота, а  таящие  обиду  на
бросившего их  князя  взрослые  киевляне  молчаливо  переминались  перед
княжьим теремом. Принарядившийся в красный  корзень  Владимир  замер  на
крыльце, лишь на полголовы возвышаясь над толпой. Однако, даже не въехав
на двор, Ярополк заметил его строгое и торжественное лицо и, увидев его,
поверил окончательно - брат действительно желал мира.
   Придержав жеребца, Ярополк  спрыгнул  на  землю.  Его  большие  глаза
виновато оглядели собравшихся, а затем, потянув с головы высокую  шапку,
он склонился перед младшим братом:
   - Я приехал с миром, брат!
   Забыв о приличиях, Владимир рванулся было к нему, но, прихватив князя
за  подол,  Добрыня  вынудил  его  остаться  на  месте.   Зато   широкую
мальчишескую улыбку с радостного лица молодого князя стереть не сумел.
   - Я рад тебе, Ярополк! - сверкая всеми  зубами,  тонким  от  волнения
голосом выкрикнул Владимир. Для него  этот  миг  был  воистину  великим.
Склоняя голову перед его могуществом, старший брат признавал  его,  сына
ключницы, единственным князем на Руси! За это признание  Владимир  готов
был простить ему и Олегову смерть, и собственное изгнание...
   Во двор влетели еще двое всадников. В одном  Владимир  сразу  признал
бабу Выродка, в другом, рыжеусом и высоком, - Блуда. Не любя предателей,
он поморщился. Может, сказать брату, каков на самом  деле  его  воевода?
Хотя к чему спешить? Возможно, потом, при случае...
   - Зови брата в терем, - чуть слышно, но весьма  настойчиво  шепнул  в
ухо замершему Новгородцу Добрыня.
   - Да, - очнулся Владимир. - Пойдем ко мне, брат! Отныне меж  нами  не
будет ссор и мой дом станет твоим домом.
   Собравшиеся  на  дворе  киевляне   одобрительно   загудели.   Ярополк
оглянулся в поисках своей дружины.
   Только теперь он вспомнил о своих доблестных  ратниках,  но  те  были
далеко от терема. Первые из них еще только входили в городские ворота.
   - Не медли, князь, - горячо забормотал Блуд. - А  то  Владимир  худое
подумает.
   Словно  подтверждая  его  опасения,   Добрыня   шагнул   с   крыльца,
подозрительно сощурился:
   - Почему медлишь, князь? Или  для,  разговора  с  братом  тебе  нужны
мечи?
   Ярополк заставил себя забыть о дружине. Блуд,  как  всегда,  оказался
прав! И, благодарно улыбнувшись ожидающему Добрыне,  Ярополк  взошел  на
крыльцо.
   В горнице, где  не  так  давно  он  жил  хозяином,  почти  ничего  не
изменилось.  Даже  пристроившиеся  на  лавках  бояре   были   старинными
знакомцами - Помежа, Ситень...
   Бесшумно шагающая за князем Полева вскрикнула, кинулась в  полутемный
угол и, не добежав, замерла. Невольно Ярополк покосился  на  нее.  Глаза
мерянки  умоляюще  вглядывались  в  темноту  угла,  а   там...   Ярополк
шарахнулся назад,  смел  шагающего  за  ним  Блуда.  Воспоминания  огнем
заполыхали в его мозгу.  Именно  в  том  углу  он  приговорил  к  смерти
Волчьего Пастыря, а нынче зеленые смутные глаза  невинного  мертвеца  не
моргая глядели на него из темноты. Неверными шагами Ярополк  двинулся  к
пылающим глазам болотника. Он зря радовался примирению - никогда ему  не
будет спокойной жизни! Боги не простили ему  давнее  убийство  Олега  и,
поминая пролитую им родную  кровь,  преследовали  муками.  Даже  в  этот
радостный миг они не желали освободить его душу от содеянного!
   Словно  слепой,  Ярополк  зашатался,  зашарил  руками  вокруг   себя.
Хлынувшая в горницу темнота  сгустилась,  заволокла  встревоженные  лица
людей, оставив на свету только  это  -  исцарапанный  и  неумолимый  лик
мертвеца... Мертвяк пришел за ним, он звал туда, где уже  давно  обитала
душа бедного Олега...
   Попятившись, Ярополк попытался  спрятаться  от  пристального  взгляда
болотника в толпе, и в  этот  миг,  повинуясь  едва  заметному  движению
Добрыниного пальца, из толпы выскользнули двое  урман.  Никто  не  успел
остановить их.  Их  даже  не  заметили  -  все  глазели  на  бледного  и
трясущегося Ярополка. Потому никто и не увидел, как точно и стремительно
узкие ножи урман вошли в тело бывшего киевского князя. Ярополк и сам  не
понял, что с ним случилось. Только почуял, как зеленые огни мертвых глаз
пронзили его тело и, отозвавшись болью где-то в спине, потянули  его  за
собой в бездну. "Умираю", - мелькнуло в  его  помраченном  мозгу,  и,  в
последнем усилии удерживаясь на  подкашивающихся  ногах,  он  вытянул  к
мертвецу шею. Он хотел успеть сказать самое главное - то, что мучило его
все эти годы. Он не мог умереть с этим страшным, тянущим его во владения
Кровника грузом! И если ему не дано было испросить прощения у убитого им
брата, то он еще успевал повиниться перед всеми другими.  Ведь  болотник
пришел за этим....
   - Прости... - едва шевельнув немеющими губами и не сводя глаз с  лица
мертвяка, прошептал он. И, услышав его, изрезанный ранами лик  болотника
пропал, а на его месте, кружась, замельтешили знакомые и чужие  лица  и,
сливаясь в один белесый водоворот, помчались по кругу.
   Оседая на пол, Ярополк облегченно вздохнул. Мертвые  простили  его...
Он отправлялся  в  ирий,  где  мир  и  покой  наконец-то  достигнут  его
измученной души...
   Последним, кого он увидел, был  брат.  Обеспокоенные  глаза  молодого
князя шарили по лицу Ярополка, губы что-то шептали, но что  -  умирающий
уже не разобрал. Наверное, брат  тоже  просил  о  прощении...  Разве  он
виноват?  Это  мертвый  Олег  заманил  Ярополка  в  свой  холодный  мир.
Улетающей к Морене душой Ярополк выдохнул:
   - Прощаю тебя...
   - Нет! Брат! - Владимир затряс его обмякшее  тело  и,  пачкая  кровью
богатую, одетую лишь по случаю примирения одежду, рухнул на колени возле
застывшего брата. Прижимая к груди голову  Ярополка,  он  изо  всех  сил
старался не плакать, но, прорываясь сквозь сомкнутые  веки,  слезы  сами
бежали по его щекам. Он расслышал последние  слова  Ярополка  и  знал  -
никто, даже вечные боги не станут карать его за смерть брата, но  худшим
было то, что ныне он вовсе не желал этой смерти... Да  и  когда  всерьез
желал? Даже в изгнании, мыкаясь  по  теремам  чужих  князей,  припоминая
Ярополку все обиды и грозя отомстить, он не представлял брата мертвым...
А теперь, когда примирение  было  так  близко,  держал  на  коленях  его
мертвое тело!
   Выползая из-под его колен, кровавая лужа потянулась жадными лапами  к
ногам скучившихся вокруг бояр и  воев.  Покорно  уступая  место  хозяйке
жизни - ледяной Морене, они попятились. В наступившей тишине раздавалось
лишь шарканье множества ног, глухое бряцание оружия и горестные  всхлипы
Владимира. Первым очнулся Добрыня. Вернее, решил  завершить  задуманное.
Выдернув из ножен меч, боярин выкрикнул:
   - Смерть убийцам князя!
   В один миг убийц  окружила  плотная,  орущая  и  потрясающая  оружием
толпа. Отчаянно озираясь, один из урман протянул руки к Добрыне:
   - Но ты же...
   - Смерть подлым псам! - Тот не стал дожидаться окончания фразы. Почти
не размахиваясь, он всадил меч в грудь говорящего и, поднатужившись, для
верности  повернул  его  в  ране.  Обезумевшие  от  ярости  люди  скопом
набросились на второго убийцу. Он даже не пытался сопротивляться  -  под
ударами ножей, кинжалов и палок рухнул на  залитое  кровью  тело  своего
напарника и затих, будто уснул. Добрыня сунул меч  в  ножны  и  пробился
сквозь толпу к безучастно укачивающему голову умершего брата Владимиру:
   - Твой брат отмщен, князь. Владимир поднял залитое слезами лицо:
   - Но почему они убили его? Я же так хотел мира!
   Добрыня пожал плечами. Он не собирался  рассказывать  князю  о  своей
задумке. Никто не должен был знать о ней.
   - Выгони людей, князь, - тихо посоветовал он. - И  схорони  брата  со
всеми почестями. Тогда никто не посмеет упрекнуть тебя...
   - Меня не в чем упрекать! - вскинулся Владимир. - Брат перед  смертью
все мне простил, а если кто и смел упрекать меня, то только он!
   - Верно... - Растолкав народ, Выродок  оказался  возле  князя,  легко
наклонился и, закрыв глаза Ярополка, заметил:
   - Он ушел в мире с тобой и собой.
   Что-то в голосе болотника заставило Добрыню хватиться за меч.  Колдун
все знал! Но откуда?! Может, урмане проболтались? Или сам  допер,  своим
умом? Этого ему не занимать...
   За плечом колдуна Полева зашмыгала носом:
   - Я виновата. Я привела его...
   - Дура! - зло одернул ее Выродок - Ты не желала ему зла.  Это  сделал
кое-кто другой.
   Он опять взглянул на Добрыню. Болотник был уверен - урман  подговорил
боярин, ведь недаром он так поспешил убрать их. Мертвые,  как  известно,
говорить не любят. Но еще он не сомневался, что  Добрыня  принял  верное
решение. Князь должен быть один... И потому, заметив  в  глазах  боярина
искру подозрительности, он ухмыльнулся:
   - И этот другой старался не ради себя. Я очень хорошо понимаю его.
   Добрыня удовлетворенно вздохнул. Колдун был очень умен и  опасен,  но
он не собирался выдавать настоящего убийцу Ярополка. А все  же  от  него
следовало избавиться - он слишком многое знал. Да и князь  стал  слишком
доверять ему...
   Выродок отвернулся и  двинулся  прочь.  У  дверей  его  настиг  всеми
забытый Блуд, принялся что-то горячо втолковывать. Не дослушав,  Выродок
кивнул воеводе и быстро скользнул вон.
   Переведя дыхание и поднимая  князя  с  колен,  Добрыня  задумался.  С
проклятым колдуном  будет  нелегко  справиться,  но  когда-нибудь  жизнь
заставит его ошибиться. А  Добрыня  сделает  все  возможное,  чтобы  эта
ошибка стала последней в его жизни...

ГЛАВА 46

   Принесенная Блудом новость так обрадовала Егошу, что, едва дождавшись
первых  серебристых  рассветных  лучей,  он  пустился  в  путь.  Потирая
заспанные глаза, молчаливая Полева быстро собрала его  в  дорогу  и,  не
спрашивая ни о чем, вышла следом на крыльцо -  проводить.  Перед  уходом
Егоша оглянулся. Низкая крыша избенки скатывалась к земле,  а  под  ней,
прислонившись к дверному косяку, печально  глядела  ему  вслед  мерянка.
"Так и будет стоять, покуда не уйду за  косогор",  -  подумал  Егоша  и,
неожиданно развернувшись, грубовато подтолкнул ее к дверям избы:
   - Ступай, а то замерзнешь...
   Он и сам  не  ведал,  почему  сказал  эти  слова,  а  изумленная  его
внезапной заботой Полева лишь замотала головой:
   - Ты, главное, себя сбереги, а я уж как-нибудь...
   И махнула рукой. Болотник не  стал  настаивать,  однако,  отойдя  уже
далеко от городища, все еще слышал ее глухой, нежный и чуть  хрипловатый
голос:
   - Я тебя жду.
   Забыть о ней он сумел, лишь завидев серебрящуюся  вдали  ленту  Роси.
Под рассветным сиянием извилистая Рось перекатывалась радужными бликами,
и издали казалось, будто она бьется изо всех сил, пытаясь  оторваться  и
убежать от своей спокойной и рассудительной сестры Непры. А  на  пологом
склоне холма, меж двух рек-сестриц гордо высились  стены  Родни.  Где-то
там, за этими стенами, томился в порубе злейший враг Егоши.  Вспомнив  о
нем, болотник ухмыльнулся и прибавил шаг.
   Когда в Киеве воевода принялся толковать ему о  каком-то  сокрытом  в
роднинском порубе брате, Егоша не сразу уразумел, о ком речь.
   - Что несешь? - удивился. - У меня отродясь никаких братьев не было.
   - Как же так? - Словно вздернутый за узду  жеребец,  воевода  оскалил
белые зубы, заморгал блеклыми глазками. - Ты ж с ним вместе в Ярополкову
дружину пришел!
   Только тогда Егоша понял, о ком толкует Блуд, а поняв,  едва  сдержал
радость, как теперь едва сдерживал мальчишеское  желание  рвануться  изо
всех ног к заветному холму, преодолеть стены и увидеть  бегающие  черные
глаза своего давнего врага. Чем станет оправдываться проклятый  Сирома?!
Что сможет сказать ему перед смертью убийца Ралы?! Это он вызвал к жизни
то чудовище, в  которое  превратился  Егоша.  Мнил:  праведное  отмщение
никогда не настигнет его под могучей защитой бога, но  ныне  настал  миг
расплаты!
   Егоша хотел увидеть, как принесенная им  новость  раздавит  жреца,  а
вдосталь насладившись этим зрелищем, вонзить крюк в его тело  и  вырвать
из груди черное сердце.
   Еще не дойдя до ведущей к городищу дороги, болотник укрылся в кустах,
пропуская мимо большую ватагу  вооруженных  людей.  Их  предводителя  он
признал сразу - плоское с перебитым  носом  лицо  Фарлафа  выделялось  в
разноликой толпе. Да и ростом варяг был повыше прочих... Уныло топая  по
жухлой стерне и прикрываясь от усилившегося дождя  легкими  щитами,  вой
едва слышно переговаривались. Даже не  прислушиваясь  к  их  бормотанию,
Егоша понял - прознавший о смерти  Ярополка  варяг  коротким  путем  вел
своих людей на поклон к  новому  князю.  Спешил...  Первому  псу  всегда
достается больший кусок...
   Пропустив их, Егоша вылез, отряхнулся и сплюнул. Каким бы отважным ни
был варяг, он имел свою цену, как копье или меч, а потому не  заслуживал
уважения. Разве вещи можно уважать? Хотя  милости  Ярополка  позабыл  не
один Фарлаф. Опасаясь встречи со старыми знакомцами,  Егоше  еще  дважды
пришлось прятаться. Сбившись  в  ватаги,  оставленные  в  Родне  умершим
князем дружинники тянулись к Киеву, будто птицы к Репейским  горам,  что
за небесной рекой Ра. Только вместо  Ра-реки  на  их  пути  катила  воды
могучая Непра, а в Киеве ждало все то же воинское житье - раздоры  из-за
добычи, схватки по княжьему  указу  и  смерть  в  собственной  крови  на
бранном поле. Немногие н