как  задумала
отомстить княгиня, и сколько ни гадал, видел лишь два способа - отравить
князя на пиру иль зарезать сонного.  Все  остальное  было  или  чересчур
нелепо, или попросту невыполнимо. За едой и питьем князя Егоша  еще  мог
проследить,  но  вот  войти  в  княжью  опочивальню...  Там   оставалось
надеяться лишь на обещание кромешников.
   Рогнеда  приехала  в  Киев  к  середине  травня.   Как   и   подобает
провинившейся жене, она вошла в городище пешком, со склоненной  головой,
но, несмотря на свой покаянный вид, она стала еще красивей.  Появившаяся
округлость груди  и  рук  придавала  ее  резким  чертам  соблазнительную
мягкость, а глаза сияли каким-то нежным внутренним светом.  Перед  такой
красой мало кто устоял бы, а о Владимире и речи  не  шло.  Еще  не  видя
княгиню, он в  нетерпении  переминался  с  ноги  на  ногу  и,  волнуясь,
стискивал пальцы, а когда увидел - соколом слетел с крыльца  и,  вскинув
Рогнеду на руки, легко внес в  терем.  Узрев  его  прыть,  Добрыня  лишь
покачал головой, а Егоша  нахмурился.  Ох,  опасно  было  это  бездумное
прощение! Могло оно стоить князю не  Руси  -  всей  жизни...  ,  Вечером
Владимир закатил пир. Гуляло все городище - от  драных  лапотников,  что
едва помещались за длинными, выставленными во дворе столами, до  важных,
спесивых бояр, вольготно раскинувших  свои  толстые  зады  на  лавках  в
княжьей  горнице.  Несмотря  на  опасения  Добрыни,   княгиня   казалась
примирившейся со своей нелегкой участью. Словно запамятовав о былом, она
улыбалась, шутила и даже называла его дядюшкой. Любуясь женой,  Владимир
гордо выпячивал грудь, но Добрыня по-прежнему приглядывал  за  Рогнедой.
Изредка он косился в дальний, темный угол горницы, где, спрятавшись  под
серой  дорожной  накидкой,  одиноко  сидел   зеленоглазый   колдун,   и,
сталкиваясь с его настороженным взглядом, понимал - и  он  не  верит.  А
Владимир веселился. От  его  щедрости  к  ночи  половина  бояр  попросту
заснули там же, где пили, а оставшиеся,  сонно  помаргивая  осоловевшими
глазами, с трудом выползали из-за стола.
   Провожая их взглядом, Рогнеда судорожно сжимала пальцы  и  улыбалась.
Никто не знал, сколь тяжело дался ей этот развеселый пир. Хотя улыбка ее
была настоящей - все  внутри  нее  пело  от  ощущения  скорой  расплаты.
Легкий, почти невесомый меч Орея висел у нее на поясе под летником, и от
его прохладного прикосновения княгине хотелось смеяться во все горло. Ее
веселило  все  -  и  тупой,  угрюмо  оглядывающий  горницу  Добрыня,   и
доверчивый Владимир, и зажравшиеся киевские бояре. Однако чем ближе была
ночь,  тем  муторней  становилось  у  нее  на  душе.  Она  не  могла  не
признавать, что Владимир изменился. Молодой юнец с  похотливым  взглядом
пропал, и на его месте оказался  сильный,  красивый  мужчина  с  тонким,
будто вырезанным в янтарной капле, лицом. Он и вел-то  себя  иначе,  чем
раньше, - не оскорблял ее грубыми шутками, не лапал через платье, словно
простолюдинку, и не приказывал, как когда-то. Иногда  Рогнеде  казалось,
что нынче рядом  сидит  не  Владимир,  совсем  другой  человек,  а  тот,
покрытый кровью ее родичей юнец, сам полег где-то в далеких землях.
   Стараясь ничем не вызвать княжьих подозрений, Рогнеда не упоминала  о
Ярополке, хоть то и дело вспоминала, как пировала с ним за этим же самым
столом, как миловалась в дальней клети,  как  проводила  долгие  ночи  в
опочивальне на удобном, просторном ложе. Владимир сам заговорил о брате.
   - Мне жаль Ярополка, - горестно вымолвил он. - Я готов  был  простить
ему обиды, но боги решили иначе. - И, внезапно сдавив руку  княгини,  он
умоляюще вгляделся в ее лицо:
   - Поверь, я не желал его смерти!
   "Словно ему и впрямь не все равно, что я думаю", - мелькнуло в голове
у Рогнеды, и, отстраняя  нелепую  симпатию  к  этому  красивому,  умному
мужчине, она деланно расхохоталась:
   - Ах, какое мне дело до Ярополка!  Помрачнев,  Владимир  отпустил  ее
руку:
   - Ты слишком забывчива, княгиня!
   Поняв, что ошиблась, Рогнеда потупилась, но время и брага делали свое
дело, и спустя совсем немного времени Владимир  забыл  обиду.  Повинуясь
его  знаку,  расторопные  уные   принялись   помогать   усталым   гостям
расходиться, а князь, поднявшись, протянул Рогнеде руку:
   - Пойдем?
   Мимо него белкой прошмыгнул Добрыня:
   - Стерегись, князь!
   Раздраженно скривившись, Владимир отмахнулся. Положив  пальцы  в  его
горячую ладонь, Рогнеда встала из-за стола. Начиналось  самое  страшное.
Близость с Владимиром была для нее мукой, но раньше  ей  не  приходилось
скрывать  этого,  а  теперь  она  должна  была  одурманить  князя  своей
страстью, опоить его своим желанием.
   В опочивальне она немного пришла в себя. Богато убранная  постель  на
низких ножках стояла посреди клети, пуховые перины свешивались с нее  до
самого пола, а ожидающее слов любви высокое  изголовье  рябило  вышитыми
подушками.
   Рогнеда смущенно отвернулась. Княжий терем напоминал ей о Ярополке  и
о его объятиях, но бедный Ярополк никогда не осмелился бы предложить  ей
для любви столь роскошное и  мягкое  ложе.  Для  этого  он  был  слишком
застенчив...
   - Ну, что же ты?
   Рогнеда  вздрогнула.  Голос  Владимира  напомнил  ей  другие  ночи  -
проведенные на жестких шкурах в его походном шатре, ночи, полные  страха
и  горя.  Прижав  к  боку  скрытый  под  платьем  меч,  она  через  силу
улыбнулась:
   - Я немного смущена, мой князь...
   - Смущена? -  удивленно  вскинул  брови  Владимир,  а  потом,  поняв,
рассмеялся:
   - Что ж, я могу  не  глядеть  на  тебя,  пока  ты  сама  об  этом  не
попросишь.
   И отвернулся. Косясь на его широкую спину, Рогнеда  поспешно  сорвала
меч, сунула его под расшитые  подушки.  Вовремя.  Не  утерпев,  Владимир
повернулся и, потянувшись всем телом, пошел к ней:
   - Похоже, иногда даже я не в силах сдержать слово, моя княгиня!
   "Он мне вовсе не противен, не противен, - отчаянно вдавливая ногти  в
ладони, думала Рогнеда. - Это не он, а Ярополк  хочет  взять  меня.  Мой
Ярополк..." Но почему-то от этих дум  ей  становилось  только  хуже.  Не
зная, что делать, в полной растерянности  Рогнеда  всхлипнула.  Владимир
остановился в шаге от нее,  резко  вскинул  голову.  Внимательные  глаза
обежали ее лицо.
   - Почему ты плачешь?  -  удивленно  спросил  он  и  неожиданно  мягко
добавил:
   - Скажи - я пойму... После смерти брата я стал многое понимать иначе,
и, поверь, мне стыдно, что взял тебя против твоей воли.
   Его запоздалая нежность рухнула  на  Рогнеду  последним  ударом.  Она
больше не  могла  оставаться  один  на  один  со  своей  ненавистью!  Ей
нестерпимо хотелось прижаться к кому-нибудь, чтоб  если  не  душой,  так
хотя бы телом ощутить рядом чье-то заботливое внимание.  Вскрикнув,  она
кинулась к Владимиру, обхватила руками его крепкую  шею  и,  вжимаясь  в
сильную мужскую грудь, забыла о Ярополке. Поцелуи  Владимира  больше  не
были ей  противны,  скорее,  она  жаждала  их,  и  ласкающие  тело  руки
оказались нежными и  мягкими,  а  не  грубыми,  как  раньше.  Подчиняясь
мужской воле, она  изгибалась  под  этими  руками  и,  чуя  внутри  себя
нарастающее желание, что-то бессвязно шептала.
   Владимир был счастлив. Если раньше он и  сомневался,  то  теперь  все
сомнения рухнули - Рогнеда любила его. Ее  страсть  и  желание  не  были
поддельными - ее губы горели, а тело ожидало  его  ласк!  Он  так  давно
желал этого мига! Забыв обо всем на свете,  он  наслаждался  мгновениями
долгожданного счастья, а когда уже не осталось сил, рухнул  на  подушки,
крепко прижимая к себе  все  еще  дрожащее  тело  Рогнеды.  Ускользающим
сознанием он вспомнил о словах Добрыни и улыбнулся. Если бы боярин видел
их сейчас! И, доверчиво  погладив  спутавшиеся  волосы  княгини,  закрыл
глаза.
   Рогнеда очнулась, лишь когда он уже уснул. Долетевший из приоткрытого
окна порыв вечернего ветра привел ее в чувство.  Не  в  силах  понять  и
простить саму себя, она села на постели и стиснула голову в ладонях.  Ее
волшебное оружие было совсем рядом - лишь руку протянуть,  но  почему-то
она уже не желала мстить. Вернее, желала, но не  этому,  подарившему  ей
наслаждение человеку! Но зачем же тогда она так  долго  выжидала,  зачем
лелеяла мысли об отмщении?!
   - Ты маленькая похотливая коза, -  зло  прошептала  она  себе.  -  Ты
забыла, какими добрыми были твои братья, как любил тебя  отец!  Вспомни,
кто убил их!
   Но ее память упрямо отказывалась повиноваться.  Встающие  из  небытия
лица родичей глядели на нее размытыми пятнами глаз,  а  давняя  жизнь  в
Полоцке казалась придуманной, будто старый сон. Разозлясь на саму  себя,
Рогнеда потянулась к подушкам, осторожно нащупала холодное лезвие  меча.
От прикосновения к железу ее сердце вздрогнуло и, сбившись с  привычного
ритма,  бешено  заколотилось,  вновь  и  вновь  напоминая   о   пролитой
Владимиром родной крови.
   Вытащив меч, Рогнеда перевела взгляд на лицо спящего князя. Он  любил
ее... И он подарил ей наслаждение,  которое  так  и  не  сумел  подарить
Ярополк...
   - Сирома... -  прошептала  она  одними  губами.  -  Что  мне  делать,
Сирома?
   Владимир  пошевелился  во  сне  и  откинул  голову,  словно   нарочно
подставляя ей свое незащищенное горло. Меч дрогнул в ее руке,  потянулся
к князю. "Я должна убить его, - уговаривала себя  Рогнеда.  -  Я  должна
отплатить за отца и братьев. А  эта  ночь  любви  и  наслаждения...  Она
забудется."
   Решившись, княгиня вскинула руку.  Лезвие  сверкнуло  живым  блеском,
озарив комнату. Его сияние  всполошило  кромешников.  Безликие  Пастени,
вечно сонная Жмара, важный Большак -  все  они  помнили  данное  колдуну
обещание беречь князя, но что они могли  сделать  с  могуществом  Ореева
клинка? Чем остановить пылающую верой душу Сиромы?
   Темные  тени  метнулись  на  Рогнеду,  сдавили  ей  горло.  Сдерживая
судорожные всхлипы, княгиня  примерилась,  замахнулась.  Нежити  взвыли.
Подобно порыву ветра, их неслышимый людям крик вылетел  из  приоткрытого
окна и, дотянувшись до маленькой, далекой звезды, сорвал ее вниз.
   Обретая женский  облик,  звезда  метнулась  в  окно  опочивальни.  Ее
длинные белые волосы-лучи окутали Ореев меч.  В  последнем  горении  она
рухнула под опускающееся лезвие.
   - Летавица! - не помня себя от страха, завопила княгиня,  и  ее  крик
слился с визгом сгорающей в пламени Летавицы Сироминой души.
   Владимир  был  воином.  Почти  вся  его  жизнь  прошла  в  походах  и
сражениях. Вскрик княгини  разбудил  его.  Углядев  над  собой  меч,  он
мгновенно откатился, вскочил, точным ударом выбил оружие из рук княгини,
вторым ударом сбил ее с ног, бросился сверху, прижал к полу коленом одну
руку, а другую с хрустом завернул за голову и, крепко держа ее за кисть,
оглянулся, шаря вокруг свободной ладонью: "Где он?" Еще чуть-чуть, и  он
бы, не задумываясь, прирезал эту подлую тварь ее же  мечом,  пальцы  уже
нащупали фигурную бронзовую рукоять, схватили.  Ему  страшно  захотелось
всадить клинок ей в живот, и, почувствовав это, она забилась,  прикрывая
коленями свой пуп и срам, который  он  только  что  целовал  в  любовном
угаре. Владимир сдавил рукоять - пусть пронзит гадину жуткая боль, пусть
издохнет она в корчах, чтобы и на том свете  помнила,  на  кого  подняла
руку! Но клинка не было - из ручки торчал косой, ржавый  обломок  вершка
два длиной. Ярость отпустила князя.
   - Сука, - сказал он и отшвырнул сломанный меч, - сука ты  грязная!  Я
поверил тебе, а ты хотела меня сонного... Каким-то обломком... Видеть не
хочу! - Князь встал и пошел искать свою одежду.
   Рогнеда ничего не поняла. Образ сияющей  беловолосой  Летавицы  стоял
перед ее глазами, вопль потерпевшего  поражение  меча  мешал  расслышать
слова князя. "Обломок", - вот и все, что она услышала. Переведя глаза на
меч, она вздрогнула. От  сияющего  живого  клинка  ничего  не  осталось.
Летавица спалила его.
   - Ты больше не будешь мне женой, и не знаю, оставлю ли тебе жизнь!  -
натягивая порты, сказал Владимир. - Я сумею наказать тебя!
   Рогнеда сжалась в комок. "Пусть убьет, - думала она. - Пусть смерть -
это лучше, чем любовь к убийце своего отца!"
   Стук захлопнувшейся за Владимиром двери заставил ее пошевелиться. Она
перебралась  на  кровать,  непослушными  пальцами  принялась  натягивать
исподницу. Ее ладони скользнули по немного  округлившемуся  животу.  Она
усмехнулась. Владимир и не заметил, что  она  беременна!  Может,  так  и
лучше...
   Отворяясь, тихо скрипнула дверь.  Заглянувшая  в  опочивальню  рабыня
повела по сторонам быстрыми глазами и,  небрежно  поклонившись  княгине,
принялась убирать разбросанные вещи.
   - Он убьет меня? - глухо спросила Рогнеда.  Покачав  головой,  рабыня
опустила руки:
   - Не знаю, Горислава... Он собрал бояр. Говорят, даже колдун пришел.
   - Какой колдун?
   - Ну,  тот,  болотный.  -  Ставя  на  место  перевернутые  столбцы  и
расправляя смятые полавочники, она вновь заходила по опочивальне. -  Ох,
и боятся же его! Болтают, будто он недобрый, а вот  Малушиного  сына  он
вылечил... С ним еще девка живет. Из мерян. Красивая. Ей  бы  любой  был
рад, а она от колдуна ни на шаг. Верно, присушил он ее - теперь  никакой
отворот не поможет...
   Болотный колдун... Значит, он еще жив. Рогнеда вздохнула.  У  нее  не
осталось сил обижаться на обманувшего ее Сирому. Жрец  ничего  не  сумел
поделать с Выродком, да и что он мог  сделать?  Болотник  указывал  даже
князьям...
   - Ой! -  прижимая  к  себе  собранную  одежду,  испуганно  взвизгнула
рабыня.
   - Что ты?.. - Рогнеда осеклась на полуслове. Этого стоящего в  дверях
человека она никогда не могла забыть. Это он, а не Владимир был  виновен
во всех ее несчастьях, он неотступно следовал  за  нею,  призывая  беды,
словно злая Доля. Вот и нынче пришел...
   - Выйди! -  кротко  приказал  болотник  служанке,  и,  не  медля,  та
вылетела из горницы. Обведя клеть внимательным взглядом  и  опираясь  на
посох, колдун вошел.
   Он чуял присутствие Сиромы, но слабое, чуть уловимое. Казалось,  жрец
только недавно был тут и исчез, оставив лишь память о себе. Скосив глаза
на   княгиню,   болотник   усмехнулся.   Волхв   хорошо   научил   девку
притворяться...
   - Кто помешал тебе убить князя?  -  равнодушно,  будто  заранее  зная
ответ, спросил он. Рогнеда скорчилась на постели, прижала  подбородок  к
коленям. Какой толк скрывать правду?
   - Летавица, - глухо ответила она. Болотник взглянул в окно. Он  верно
сделал, что обратился за помощью к кромешникам. Если б не Летавица,  все
его усилия пошли бы прахом, а Сирома торжествовал победу.
   Егоша поддал  ногой  что-то  железное,  склонился  и  увидел  обломок
старого меча. Осторожно, чувствуя в железе могучую силу, он взял  его  в
руки. Присутствие Сиромы заставило его вздрогнуть. Он прикрыл  глаза,  а
затем, словно наяву, увидел яркую огненную женщину  -  упавшую  с  небес
звезду - Летавицу. Полыхая последним, прощальным пламенем,  она  рухнула
на жреца. Корчась и не имея сил вырваться, он полыхал в ее огне смоляным
факелом. Егоша понял, что это горит только земная оболочка.  Сколько  их
было у Сирома? Великий Велес не скупился на  такие  пустяки  для  своего
верного слуги. Сколько их еще будет, если кто-нибудь не  остановит  этот
круговорот? Да, время Скотьего Бога прошло, а нового Бога  еще  ждать  и
ждать, и еще неизвестно, чем заплатят вятичи,  кривичи,  радмичи  -  все
русские люди, какого отступного потребует Велес? Егоша точно знал только
одно: его жизнь будет первой, а потом уже Владимир, и так далее. Так что
терять болотнику  было  нечего,  и  он  приготовился.  Прежде  всего  он
отбросил обломок меча, так чтобы он оказался впереди, потом  взял  посох
обеими руками и поднял на уровень груди, крюком влево, - так можно  было
отбить любой удар и сразу поразить противника самым жалом, откуда бы  он
ни нападал, потому что, как говорил Нар, и у духа есть шуйца и  десница,
а Егоша был левшой.
   Теперь нужно было найти Сирому. Он был где-то рядом, уже бестелесным,
невидимым, ослабленным, но все равно  очень  сильным  и  опасным.  Чтобы
воевать с духом, нужно самому отбросить тело, иначе его и не увидишь, но
Егоша знал, что он сам наполовину Белая.
   Она хоть и сильна, но медлительна и уносит только живых, а  жрец  был
телом мертв, а значит, обладал преимуществом. Оставалось только  одно  -
сражаться с невидимым супостатом.
   - Дворовой, - позвал Егоша. - Дворовой!
   Белой стрелкой мелькнул над подоконником горностай и замер столбиком,
сложив крохотные лапки, внимательно глядя на него  блестящими  бусинками
глаз.
   - Ищи вора, - приказал ему болотник, а сам стал вслушиваться.  Здесь,
где люди, никого  не  было,  только  Рогнеда  судорожно  всхлипывала  на
кровати и девка-чернявка старалась сдерживать дыхание,  подслушивая  под
дверью. Там, внизу, маленькие домашние духи перешептывались  -  им  было
страшно, но и там не было чужаков.
   Вдруг шустрый зверек опустился на  все  четыре  лапки  и  бросился  к
постели. Егоша мгновенно развернулся в ту сторону и увидел,  что  зверек
остановился, потом заметался и растерянно оглянулся. Тут же  сзади,  где
лежала  рукоять,  послышался  тихий  свист.  Рогнеда   подняла   голову,
уставилась на середину горницы, и ее лицо озарилось багровым  всполохом.
Белая у него внутри просто завыла от ужаса - давно она так не напоминала
о себе, - забилась и стала рваться наружу. Он понял,  что  происходит  у
него за спиной, - теперь главное не  думать,  потому  что  Сирома  может
слышать  мысли,  угадывать  намерения,  -   значит,   надо   действовать
решительно и просто, как на охоте, - быть волком - так учил Нар.
   - Попался наконец, - сказал жрец. - Теперь выйди ко мне, пришла  пора
нам помериться: кто кого?
   Егоша крепко сжал Белую и повернулся к Сироме. Страшный вид багрового
пламенного клинка его не смутил: жрец Белеса не мог пролить ничью кровь,
и этот выросший из старой рукоятки меч в невидимых  руках  духа  поразит
только душу, это пострашней смерти,  надо  только,  чтобы  она  хоть  на
вершок вышла из тела, и тогда ее уже  не  смогут  подхватить  жаворонки,
летящие в ирий.
   - Да зря ты на  нее  надеешься,  -  рассмеялся  Сирома,  -  я  вообще
удивляюсь, как тебе  удавалось  столько  времени  морочить  мне  голову,
грязный болотный червяк, ты ж никакой не колдун! Выходи!
   Теперь было ясно, где жрец,  -  там,  за  Рогнедой,  а  здесь  только
послушный его воле меч, но Егоша об этом не  думал,  он  чувствовал  это
всем существом, и его посох сам направлялся в ту сторону.
   - Ну, держись, старый козел, - ответил он, закрыл  глаза  и  отпустил
Белую.
   -  Ха-а-а-а!  -  выдохнул  Сирома,  и  огненный  меч   обрушился   на
растопыренные жуткие лапы,  протянувшиеся  к  Рогнеде.  Егоша  мгновенно
выпрямил руки и тщательно, со страшным усилием начертил концом посоха  в
направлении жреца огромный ослепительно белый крест  -  сверху  вниз,  а
потом слева направо - и описал круг, обрывая невидимые нити, связывавшие
душу Сиромы с его могучим Хозяином.
   - А-а-ах! - словно забирая что-то обратно, прошелестел Сирома, и  меч
погас. На какое-то мгновение из тьмы соткалась его застывшая в  страшных
судорогах фигура, потом другая, и еще, и еще.
   Егоша  открыл  глаза,  опустил  посох.  Он  не  желал   смотреть   на
предсмертные муки своего врага, достаточно было знания, что  тот  мертв.
Теперь никто на этой земле не смел угрожать Владимиру. Возможно, пройдет
еще немало лет, прежде чем он, поняв, для  чего  призван,  примет  новую
веру, но Егоша уже не хотел ждать этого мгновения.  Он  и  так  сотворил
невозможное - вмешался  в  игру  богов  и  наперекор  им  победил  своих
недругов. Он отомстил, но ожидаемой радости  не  почувствовал  -  только
неимоверную усталость...
   Он пошел к двери. Сзади тихо всхлипнула Рогнеда. Когда-то по его воле
погибли ее отец и братья, а она сама  из  гордой  княгини  стала  жалкой