, сузив и без того узкие волчьи  глаза,  замер  Ратмир.  Один,  без
Стаи... Верно, что-то очень важное поведал ему Нар, если  вожак  решился
прервать охоту... Егошу передернуло - взгляд Ратмира  не  обещал  ничего
хорошего.
   - Нар боится тебя, - резко заявил Ратмир. Егоша пожал плечами:
   - Я не знаю почему...
   - Я знаю, - перебил тот. - Ты убил Белую. Теперь она -  в  тебе.  Это
дурной дух - злой и жестокий. Он убивает не как мы, ради нашей жизни,  а
ради самой смерти. Ты не можешь оставаться в Стае!
   За спиной  Егоши  скрипнул  снег.  Он  оглянулся.  Темноволосая  Рала
выскользнула из еловых зарослей и остановилась перед Ратмиром:
   - Он охотился со Стаей! Тот покачал головой:
   - Ты зря последовала за мной, твои слова ничего не изменят. Он должен
уйти.
   Рала взяла Егошу за руку и  оттолкнула  подальше  от  вожака,  словно
желая уберечь от его обидных слов:
   - Он останется!
   - Он все равно не сможет жить с нами,  если  Нар  не  обучит  его,  -
спокойно, будто неразумному ребенку, принялся втолковывать ей Ратмир.  -
А Нар не хочет его учить, и он прав. Белой нет места в Стае!
   Рала тряхнула волосами, рыкнула и двинулась на Ратмира:
   - Ты сказал - он мой! Ты сам так сказал! Помнишь?
   - Я не знал, кто он... - занося над взроптавшей девкой сжатую в кулак
ладонь, ответил Ратмир - он не терпел возражений.
   Растерянно переминаясь с ноги на ногу, Егоша переводил взгляд с  него
на Ралу. Вот уж не думал, что, заступаясь за него, маленькая  оборотниха
окажется так отважна! Конечно, она ухаживала за ним, лечила и  приносила
ему пищу, но пойти  против  Ратмира?..  Это  было  слишком.  Рала  могла
погибнуть в глупой ссоре, а меж тем его попросту просили уйти...
   Отпихнув Ралу и пристально глядя в волчьи глаза вожака, Егоша заявил:
   - Я уйду! Не трожь ее!
   Услышав его слова, оборотниха тихонько  заскулила.  Ратмир  дернулся,
повернулся к Нару:
   - Ты сказал: он - Белая! Но он знает жалость!  Нар  растерянно  пожал
плечами:
   - Тогда я не знаю, кто он...
   - А кто мы?! - закричала Рала. - В нас живет  дикий  зверь  и  слабый
человек! Он такой же... Пусть в нем вместо зверя Белая, но он такой же!
   - Может, она права? - задумчиво протянул Нар. - Я старею,  Ратмир.  Я
мог ошибаться.
   - Ошибаться?! - Вожак прыгнул к старику,  сильной  рукой  сдавил  его
горло. - Ты не смеешь ошибаться! А если ты так стар - умри!
   - Нар! Нар! Нар! -  завыл  лес.  Незамеченными  подошли  уставшие  от
неудачной  охоты  оборотни  и  теперь,  взирая  на  разъяренного  вожака
испуганными глазами, умоляюще выли:
   - Нар, Нар, Нар... Ратмир отпустил старика, фыркнул:
   - Да не сделаю я ничего вашему Нару! Пусть сперва выполнит то,  зачем
пришел! - И добавил, указывая на Егошу:
   - Болотник останется с нами и будет жить по нашим законам!
   - Пусть так, - облегченным вздохом отозвалась Стая.
   - Пусть так, - потирая покрасневшее горло, шепотом подтвердил Нар.
   С той поры Егоша и стал жить, подобно остальным  оборотням.  Ходил  с
ними на охоту, выслушивал длинные басни Нара,  учился  драться  посохом,
рогатиной и просто любой подвернувшейся под руку суковатой палкой.  Этой
науке оборотни уделяли много времени и сил - знали, что не раз  придется
отстаивать свою жизнь в чуждом для них мире людей. А  кромка  была  пока
еще далеко... Егоше такая жизнь нравилась куда  больше,  чем  при  дворе
киевского князя. Здесь от него никто ничего не скрывал, никто ни  о  чем
не просил и не глазел на него, будто на некую диковинку..  Здесь  просто
жили, а если и затевали ссоры, то, не  боясь  ничьих  глаз  и  шепотков,
дрались прямо там, где схватывались, до тех пор, пока один  из  драчунов
не признавал себя побежденным. Иногда драки оканчивались  малой  кровью,
иногда - смертью, но каждый в Стае сам выбирал свой удел и каждый учился
сам справляться с врагами. Только  в  редких  случаях  да  в  охоте  они
становились    чем-то    гораздо    более    сильным,    чем     сборище
полулюдей-полуволков.
   - Это и есть Стая, - поясняла ему Рала. - Это - вся наша сила, слитая
в одного могучего зверя.
   Она зря старалась - силу Стаи невозможно было  выразить  словами.  Ее
надо было чувствовать, как порой в ночи чувствуешь бегущую по телу дрожь
и желание мчаться опрометью прочь с еще недавно безопасной,  похожей  на
другие тропы.
   Словно позабыв о своем страхе, Нар  учил  Егошу,  но,  высвобождаясь,
болотник старался сдерживать бушующую внутри злобу  и  ненависть  Белой.
Получалось неплохо... Блазень подметил верно -  Белая  была  сильна,  но
Егоша - сильнее.
   - Ты хороший ученик, - замечая,  как,  обессилев  в  борьбе  с  духом
злобного нежитя, Егоша со стоном валится на землю, поощрял Нар. -  И  ты
еще человек...
   А самому Егоше было уже все равно, кто он - человек или нежить.  Даже
жажда мести померкла перед интересами новой жизни. Вот только плечо ныло
и опухало, все чаще сдавливая руку железными клешнями боли. Иногда Егоша
справлялся с болью, ускользая  из  раздираемого  ею  тела,  но  приступы
становились все длиннее, и  он  уже  начинал  подумывать  о  том,  чтобы
попросить Нара о помощи. Не раз выходил из землянки с этой мыслью, но по
дороге к Нару представлял жесткие  глаза  Ратмира,  насмешливую  ухмылку
Ралы, и становилось стыдно за свою  слабость.  Он  возвращался  назад  и
молчал. Только нынче не смог...
   - Ты слышишь?  -  заметив  неладное,  переспросил  Ратмир.  -,  Ночью
выходим на охоту.
   Болотник сжал зубы и, не чуя опухшей руки, признался:
   - Без меня, Ратмир. Рука...
   Оборотень моргнул, а потом, сразу  все  поняв,  сдернул  с  Егошиного
плеча волчью  шкуру.  Покрасневшая,  вздутая  до  локтя  рука  болотника
безжизненно повисла вдоль тела. Ратмир  рыкнул,  ткнул  в  нее  пальцем.
Где-то внутри очень вяло откликнулась боль.
   - Плохо. - Оборотень прикрыл Егошино плечо. - Очень  плохо.  Пока  мы
охотимся, подумай, что тебе нужнее - жизнь или эта рука.  Как  решишь  -
так и будет.
   - Жизнь или рука? - не понял Егоша.
   - Да, - уже уходя, обернулся к нему Ратмир.  -  Руку  надо  отрезать.
Конечно, если ты предпочтешь жизнь.
   Он исчез. Затухающее солнце  скользнуло  по  влазу  последним  слабым
лучом и пропало. Удерживая рвущийся  наружу  крик,  Егоша  опустился  на
лежанку. Что он будет делать без руки? Как жить? Вдалеке раздался волчий
вой. "Загонщики", - узнал Егоша и  вдруг  почувствовал  себя  тем  самым
испуганным и одиноким зверем, за которым сейчас мчалась  Стая.  Это  его
тело хотели растерзать безжалостные волчьи клыки, его плоть изорвать  на
кусочки, оставив лишь память о ней.
   - Не надо... Я свой, - всхлипнул Егоша и,  вскинув  к  темному  влазу
лицо, неожиданно завыл, уже не сдерживая отчаянной волчьей тоски.

ГЛАВА 19

   Верно говорят - беда не  ходит  в  одиночку.  После  отъезда  Настены
потекли на  княжий  двор,  неприятности,  будто  их  кто  приманивал,  а
началось с лошади.
   Рано поутру, когда Дева Заря еще  только  заплетала  золоченые  косы,
чтобы показаться на небе во всей  красе,  на  двор  к  Ярополку  вбежала
зареванная баба. Почуяв неладное, кмети кое-как ее успокоили и  прямиком
повели к Варяжко - он нарочитый,  ему  виднее,  стоит  ли  пересказывать
людям принесенные ею  вести.  А  вести  и  впрямь  оказались  дурными  -
заболела у бабы лошадь. И не просто захворала, а издохла в одну ночь.
   - Это  она!  Девка  твоя!  Она  наворожила,  обиду  затаив!  -  орала
жалобщица в лицо нарочитому. - Сперва мужика моего с ума свела, так, что
он дом забросил - все у ее дверей дневал и ночевал, а теперь мою  кобылу
сгубила, ведьма проклятая!
   Поначалу  Варяжко  не  понял,  о  ком  толкует  жалобщица,  а   когда
сообразил, захлебнулся яростью:
   - Ты сама, верно, ведьма, коли на добрую  и  ласковую  девку  попусту
наговариваешь!
   Киевляне редко видели,  чтобы  Варяжко  злился.  Коли  случалось  ему
яриться, то старался свою злобу сдерживать, на люди  ее  не  выносить  и
никого не судить сгоряча. Но поклепа на Настену не стерпел.  Увидев  его
расширившиеся  в  гневе  глаза,  баба  перестала  реветь   и   испуганно
попятилась к двери. Но, прежде чем выскользнуть, прошипела:
   - Все знают - ведьма она! Вон, Рамина никто на ноги поднять не мог, а
она пришла - и вмиг очухался...
   - Вон отсюда! - прохрипел Варяжко.
   Охнув,  баба  исчезла  за  дверью,  а  нарочитый  еще  долго  не  мог
успокоиться. Оказывается, обвинить человека легко... Может, Настена была
права - поспешили они  нарекать  нелюдимого  болотного  парня  Выродком?
Может, от их непонимания он и стал таковым, каким называли?  Варяжко  не
желал верить, что Настенин брат мог уродиться  злодеем.  А  поразмыслив,
вовсе начал сомневаться в ее родстве с убитым болотником. Мало ли  какое
имя Рамин выкрикнул в бреду... Хотя, помимо  имени,  Настена  привела  и
иные доводы - мол, Оноха лишь ее брат мог знать, и  глаза  у  него  были
редкостного зеленого цвета, словно плавала в них болотная трава...
   - Будь здрав, нарочитый. - Пригнувшись, в клеть вошел Рамин, смущенно
присел на уголок стольца. - Хотел поговорить с тобой, но кмети у крыльца
толкуют, будто ты нынче не в духе.
   Варяжко его  не  заметил  -  думал  о  своем.  Вспоминал  Настену  и,
казалось, даже слышал ее голос... Из-за друга потерял он свою любовь...
   Отгоняя дурные мысли, нарочитый тряхнул головой. Нет, Рамин здесь был
ни при чем. Он сам сговаривался с боярами убить Выродка - сам копал себе
яму.
   Очнувшись от последних слов Рамина, он горько усмехнулся:
   - Верно. Не до смеху мне нынче.
   - Ее забыть не можешь? - Рамин  понурился  и,  сосредоточенно  уперев
взгляд в свои сапоги, выдавил:
   - Поверь, кабы я знал, что своими словами жизнь тебе изувечу -  вовек
бы имени Выродка не сказал!
   - Нет в этом твоей вины, Рамин. Моя вина. Я ее брата убил.
   Сотник оторвался от созерцания своих сапог,  удивленно  уставился  на
Варяжко:
   - Ты? Значит, правда то, о чем меж людьми поговаривают, будто  кто-то
втихаря прикончил ублюдка?
   - Правда.
   Рамин поглядел на Варяжко, а затем, покачав головой, твердо сказал:
   - Ты сам на такое не решился бы - надоумил тебя кто-то!
   - И это верно.
   - Блуд?
   - А этого я тебе не скажу. - Варяжко отвернулся. - И хватит о  пустом
молоть - что сделано, не воротишь. Ты и без того многое знаешь.  Приедет
Ярополк - пойди поклонись ему в ноги и скажи, кто Выродка  убил,  только
меня больше ни о чем не расспрашивай!
   Варяжко и впрямь было безразлично, узнает  о  случившемся  князь  или
нет. После отъезда Настены жизнь для него перестала иметь значение.
   - Ты меня не бесчести! - обиделся Рамин. - Ты мне друг,  а  я  друзей
под секущий меч не подставляю!
   - Ладно, не бушуй, - смягчился Варяжко. - Скажи лучше, не  слыхал  ли
ты о такой болезни, которая здоровую лошадь с ног валит и за ночь  ее  в
падаль превращает?
   Старый сотник нахмурился:
   - А что, была такая напасть?
   - Чуть раньше твоего прихода баба  прибегала,  -  недовольно  буркнул
Варяжко и пожаловался:
   - Во всем Настену винила...
   - Дура! - рявкнул Рамин. - Небось, кабы осталась Настена в Киеве, так
эта же баба к ней первой за советом пошла бы!
   - Так-то оно так, только нынче Настена далеко,  а  беда  близко...  -
вздохнул нарочитый.
   Он уже перестал сердиться на жалобщицу. Хуже было, что  не  сумел  ее
задобрить, - теперь со зла понесет слухи и сплетни по всему  Киеву.  Те,
кто  любил  Настену,  не  поверят,  а  остальные  могут   шум   поднять,
потребовать, чтобы привели знахарей  -  спасать  скотину  от  ворожейных
уроков. А то еще начнут по старинке тереть избы  золой  из  семи  печей.
Ярополк вернется - Киева не признает...
   За дверьми гулко затопали, раздались громкие голоса.  Насторожившись,
Рамин прижался спиной к дверной притолке, потянул из ножен меч. Глядя на
него,  Варяжко  усмехнулся.  В  княжьем  тереме  сотнику   было   некого
опасаться, но старые привычки давали о себе знать. И  не  поверишь,  что
совсем недавно этот  молодцеватый,  сухой  старик  говорил  с  тенями  и
призраками! Хотя Настена в них тоже верила...
   Дверь с треском распахнулась,  и  тут  же  меч  сотника  взлетел  над
головами вломившихся в клеть  дружинников.  Воины  растерянно  завертели
раскрасневшимися, потными рожами. Среди них - здоровенных, разряженных в
казенные порты - Варяжко заметил невысокого, просто одетого паренька.
   - Что шум подняли? - спросил Варяжко.
   - Этот шельмец прямо под ногами проскочил и припустил зайцем по  всем
хоромам, тебя сыскивая! - наперебой завопили воины.
   - Тихо! - Варяжко махнул рукой, и Рамин  разочарованно  ткнул  острие
меча в пол.
   Парнишка молча стоял, исподлобья глядя на Варяжко.
   - Так чего рвался ко мне, молодец? - поинтересовался нарочитый.
   - Ты тут за князя, покуда он не вернулся? - спросил паренек.
   - Я, - ответил Варяжко и, понимая, что этот  малый  неспроста  так  к
нему рвался, приказал стражникам:
   - С гостем сам разберусь, а вы ступайте.
   Воины выскользнули из  клети.  Рамин  последовал  было  за  ними,  но
нарочитый указал ему на скамью.
   - Мы из древлянских земель пришли, - заговорил мальчишка. - Нас  беда
привела.
   Варяжко нахмурился, отмечая, как дернулась  морщинистая  шея  Рамина.
Неприятностей хватало и без древлян.
   - В чем дело? - спросил коротко.
   - У нас в лесах нежить завелась, - начал было паренек, но  осекся  и,
обернувшись на засопевшего сотника, смущенно повторил:
   - Да, нежить завелась...
   Варяжко устало положил ладони на  лоб,  стиснул  их,  пытаясь  понять
слова паренька. Слишком часто за последнее время он  слышал  о  нежитях.
Ладно от Рамина - тот болен был, может, и мерещилось ему в бреду всякое.
Настена тоже тяжко хворала,  когда  ей  примерещился  Блазень,  но  этот
мальчишка говорил всерьез - неспроста ведь подался в Киев за помощью...
   - С тобой кто-нибудь пришел или ты один?  -  отрываясь  от  раздумий,
спросил нарочитый. Он предпочитал говорить со взрослыми, тем  более  что
паренек рассказывал о чем-то серьезном.
   - Мамка пришла, - признался тот. - Со стрыем. - Зови стрыя!
   Мальчишка исчез, а через мгновение в дверь робко протиснулся здоровяк
лет двадцати от роду, с потешным круглым лицом  и  удивленно-испуганными
голубыми глазами. Увидев нарочитого, он поспешно стянул шапку  и,  пряча
глаза, забормотал:
   -  Будь  здрав,  нарочитый,  многие   тебе   лета,   удачи   тебе   и
благополучия...
   -  И  тебе  удачи,  -  перебил  его  Варяжко.  Растерянность  впервые
попавшего в княжьи хоромы лапотника была  понятна,  но  нарочитый  хотел
услышать главное - из-за какой напасти тот пустился в столь долгий путь?
Поэтому, не давая парню очухаться, быстро спросил:
   - В чем ваша беда?
   - Да тут... Вот... Так... - заикаясь, забормотал здоровяк. Из-за  его
спины выглянул уже виденный Варяжко  парнишка  и,  перебивая  смущенного
родича, вставил:
   - Я лучше мамку позову, она все объяснит. Стрый говорить  не  горазд,
мы его с собой только для защиты брали. В одиночку нынче бродить опасно.
   Заметив на губах Рамина улыбку, Варяжко шумно вздохнул:
   - Зови мамку.
   Оказавшийся невероятно шустрым паренек в  мгновение  ока  выскочил  и
вернулся, приведя с собой пухлую невысокую женщину в поношенном зипуне и
простой  кике  под  вышитым  платком.  В  отличие  от  здоровяка-родича,
оглядывая княжье жилище, она с интересом крутила головой и, едва  кивнув
сидящему в углу Рамину, обернулась к  Варяжко  и  тут  же  принялась  за
рассказ:
   - Беда у нас, нарочитый. Явился  к  нам  четыре  дня  тому  нежить  в
человеческом облике. Ввалился в избу, принялся о хворой жене сказывать и
просить пшеничных колосьев, будто бы для ее  лечения.  Муж  мой,  Антип,
стал выпытывать, кто он и откуда. Нежить тот сперва  смутился,  а  потом
выдавил - я, мол, из лесного печища. Антип ему не поверил -  отродясь  в
наших краях лесных печищ не было,  но  просьбу  его  уважил  -  дал  ему
колосьев и к жене его сходить пообещался. Отправился колосья давать -  и
пропал. А спустя два дня нашли  его  в  лесу  мертвого,  с  перерезанным
горлом.
   Всхлипнув, древлянка утерла глаза краем  платка.  Варяжко  облегченно
вздохнул - дело оказалось простым, без всяких там чудес  и  превращений.
Покосившись на внешне безучастного Рамина,  он  обратился  к  вздыхающей
бабе:
   - Это к вам не нежить, а худой человек заходил. Он же и  мужа  твоего
убил, в лес его заманив.
   - Не-е-ет, - упорно затрясла головой женщина.  -  Для  чего  человеку
человека убивать? Разве только ради воровства. А нежить  этот  ничего  у
мертвого не взял - ни одежки добротной,  ни  лыж  плетеных,  ни  цепочки
золотой, которую мой муж из Царьграда привез. А охотники нашедшие  прямо
говорят - мол, сила у убийцы была нечеловеческая, и следы его  в  лесную
глушь тянулись туда, где и зверь-то не ходит!
   Вот  дура!  В  сердцах  Варяжко  чуть  не  сорвался  на   бестолковую
древлянку. Куда же еще татю идти, как не в лес? Не на базар же! И  вещей
не взял оттого, что спугнул его кто-то. А она уже - "нежить, нежить"!
   Чуя его гнев, Рамин спокойно спросил:
   - А зачем твой Антип с нежитем этим в лес отправился?
   Скосив на него покрасневшие глаза, древлянка рассердилась:.
   - Я же говорила - он врал, будто жена у него  хворает,  а  мой  Антип
мастер был болезни прогонять. - И, зардевшись, добавила:
   - Даже меня кой-чему научил. Правда, молитв его я не понимаю  -  лечу
травками.
   - Мамка людей лечить не берется, -  влез  в  разговор  прижавшийся  к
материнскому боку паренек, - зато из скотины любую хворь прогнать может!
   Гордясь матерью, он  торжествующе  выпятил  щуплую  грудь.  Нарочитый
просветлел. Бывает же такое - стукнула беда в ворота, а  следом  за  ней
заскочило нежданное  избавление!  Может,  с  помощью  древлянки  удастся
одолеть скотью болезнь, не пустить ее по дворам, а  за  делом,  глядишь,
доведется столковаться и с самой ворожеей. Скорей всего, баба не столько
пришла на нежитя жаловаться, сколько за убитого мужа  виру  выпрашивать.
Не ведала, чей человек лишил ее Антипа жизни, вот,  придумав  нежитя,  и
отправилась прямиком к князю - дескать, ты в  ответе  за  всех,  кто  на
твоей земле безобразит, будь то человек иль лесной дух.
   Нарочитый сделал строгое лицо, подыграл бабе:
   - Нежить - это худо. Надо бы к вам людей послать, да Ярополк  дружину
с собой забрал. Может, отдам я тебе за мужа виру и  поставишь  себе  дом
где-нибудь подальше от глухих мест, поближе к людям?
   - На  твою  виру  разве  хозяйство  заведешь?  -  помаргивая  хитрыми
глазками и вмиг перестав сопеть носом,  откликнулась  баба.  Видать,  не
ждала, что нарочитый окажется столь покладист.
   - А тебе, помимо виры, еще и  за  работу  заплачу,  -  с  готовностью
продолжил Варяжко.
   Древлянка насторожилась. Ее платок съехал  набок,  потянув  за  собой
кику, но она даже не заметила:
   - За какую работу?
   - Дело простое. - Рамин подошел, приобнял бабу за плечи. - Издохла  у
нас кобылка от  неведомой  хвори.  Надо  бы  поглядеть  отчего,  болячку
признать и средство от нее припомнить, чтоб прочую скотину уберечь.  Иль
ты тоже, как наши бабки-пустомели, мнишь, будто скотина лишь от Коровьей
Смерти иль злых уроков сгинуть может?
   Древлянка рассмеялась:
   - Скотина, как человек, от любой хвори страдает, а уроки тут  ни  при
чем. - И обернулась к Варяжко:
   - Я, нарочитый, так скажу: коли срядимся в цене - выполню  работу,  а
на нет и суда нет. Я теперь сирота, мне деньги надобны.
   Сторговаться удалось быстро. Подтирая  пол  подолом  длинной,  видать
мужней, шубы,  древлянка  вышла  из  избы.  На  дворе,  поймав  за  руку
сноровистого сынка, подпихнула его к тупо стоящему в отдалении стрыю:
   - Здесь ждите. - И пригрозила маленьким кулачком румяному родичу:
   - Ох, коли с ним что случится!
   Здоровяк почти радостно замотал головой  и,  словно  сторожевой  пес,
уселся на завалинку, не спуская глаз