на  все  старания  знойной
Полуденницы, собирая урожай в полях  возле  Припяти,  копошились  жалкие
человеческие фигурки.  Он  еще  дивился  -  и  не  лень  им  целый  день
горбатиться в поле под палящими лучами солнца? - а теперь  пришло  время
самому попользоваться их трудом.
   Завидев вдалеке слабые дымки людского жилья, он вздохнул. Эх, окажись
нынче рядом Блазень, не пришлось бы  даже  входить  в  опостылевшие  ему
людские жилища, но Блазень словно провалился сквозь землю. Должно  быть,
он все-таки сунулся помогать глупому болотнику и сам сгинул в  убивающем
объятии Белой. Сирома хмыкнул. Конечно, он мог бы открыть путь на кромку
и вытащить непокорного Блазня из иного мира,  но  зачем  трудиться  ради
ослушника? К тому же, забыв те времена, когда жили бок о бок с людьми  и
никто им не дивился, кромешники не очень-то жаловали людской род...
   Не стучась, Сирома распахнул  первую  попавшуюся  дверь  и  шагнул  в
теплую полутьму избы. Хлопочущая над  очагом  маленькая  полная  женщина
испуганно взвизгнула при его появлении, выронила из рук котел с  густым,
ароматно  пахнущим  варевом.  Остальные  обитатели  смолкли,  недоуменно
взирая на Сирому. Их было немного - деловито строгающий какую-то поделку
паренек лет десяти с большими доверчивыми глазами  да  развалившийся  на
лавке старик в длинной до колен рубахе.
   Сирома откашлялся, скинул зипун.
   - Доброго дня вам, хозяева!
   - И тебе удачи, гость,  -  помедлив,  отозвался  на  его  приветствие
старик. - Что привело тебя в наше печище? Садись, рассказывай.
   Спустив на пол босые ноги, он цыкнул на оторопевшую женщину:
   - Что  застыла,  будто  каженница?  Угощай  гостя!  Женщина  поспешно
захлопотала по хозяйству, но Сирома придержал ее за руку:
   - Благодарствую за заботу, а только еды мне  не  надобно  -  об  ином
пришел просить.
   - О чем же? - Старик заинтересованно сузил глаза.
   Сирома задумался. Прямо сказать, чего надобно, - старик заподозрит  в
нем Велесова жреца, а обиняком - только  зря  терять  время...  Вздохнув
поглубже, он небрежно произнес:
   -  Хочу  попросить  пару  пшеничных   колосков,   коли   остались   в
хозяйстве...
   - Зачем? - дотошно выпытывал старик.
   - Сон я видел, - с ходу  сочинил  Сирома.  -  Явился  ко  мне  Белее,
покровитель наш, и сказал: "Будет тебе удача да  счастливая  доля,  коли
поклонишься мне пшеничными колосьями".
   - Белес? - недоверчиво переспросил старик.
   - Он самый. - В притворном отчаянии Сирома опустил голову. -  Жена  у
меня хворает... Сколь ни молил богов - на ноги не встает. Вот я и  решил
- худа не будет, коли все сделаю, как во  сне  видел...  Только  оплошка
вышла - ни колоска пшеничного в доме не осталось...
   Ставя  перед  ним  миску  с  горячей   разваристой   кашей,   женщина
сочувственно заохала, но старик перебил ее:
   - Чего же ты за колосьями так далеко забрался?  Иль  в  твоих  родных
краях их не нашлось?
   Сирома непонимающе уставился на него.
   - Ты нездешний, - поднимаясь с лавки, откровенно объяснил тот. - Я  в
наших краях всех знаю.
   - Я из лесу, - пришлось сознаться Сироме. - Из малого лесного печища.
   - Ни разу о таком не слыхивал... - сморгнул старик.
   Когда  он  приблизился,  то  оказался  на  голову  выше  Сиромы.  Тот
попятился, едва сдерживая досаду, - угораздило же на  этакого  дотошного
лапотника нарваться! Сам виноват - обленился, не  учуял,  кто  поджидает
внутри, вломился, будто в собственный дом...
   Меж тем старик  ловко  натянул  порты,  заправил  рубаху  и,  накинув
телогрею, двинулся к выходу.
   - Темнишь ты, гость, но колосьев я тебе дам и к жене твоей сам схожу.
Я в этих местах человек известный - все хвори знаю,  не  одну  лихорадку
прочь отогнал. Глядишь, и без Белеса твою жену подниму!
   Пятясь, Сирома толкнул спиной дверь, словно специально распахивая  ее
перед стариком. Тот так и подумал  -  признательно  кивнул  и,  потрепав
Сирому за плечо, вышел на двор.
   - Меня Антипом звать.
   Понуро плетясь следом, Сирома выдавил:
   - А меня - Догодой.
   - Хорошее имя, - кивнул старик и ступил в  темноту  прирубка.  Оттуда
пахнуло сеном и скотьим духом. Недолго повозившись внутри, старик  вылез
обратно, держа в руке охапку золотых, уже высохших колосьев:
   - Вот тебе твое лекарство, а только я в него не верю.
   Сирома схватил колосья, но радости не почувствовал. Старик  раздражал
его своей самоуверенностью и удивительной строгой добротой.
   - Не стоит тебе со мной ходить, ноги мять, - робко предложил он. -  Я
далече живу, и жена моя чужих не жалует.
   - Ничего. - Старик вытянул откуда-то из клети  плетеные  лыжи,  ловко
нацепил их на ноги. - Я к ней с добром иду, со словом Божьим.
   - С чем? - не понял Сирома. Старик усмехнулся:
   - Мой Бог учит, что доброе слово от любой хвори  помогает,  а  святая
молитва от всех бед и злых заговоров - самое верное средство!
   Сирома едва сдержал  рвущийся  изнутри  рык.  Так  вот  кем  оказался
старик! Злейшим недругом! Одним  из  предавших  Сироминого  Хозяина!  Он
зябко повел плечами. Ему  и  раньше  приходилось  встречать  поклонников
нового Бога, но обычно это были пришлые - варяги иль греки, иногда  даже
болгары, но верующего в Христа древлянина он видел впервые.
   - Чего дивишься? - засмеялся старик. - Иль не слышал о новом Боге?
   - Слышал, - закусил губу Сирома.
   Неожиданное прозрение накатило на него, торопя в  путь.  Видно,  сами
боги решили помочь ему, столкнув с  этим  стариком!  Что  может  служить
лучшей жертвой гневающемуся богу, чем предавший его раб?!
   Шагая за Антипом, Сирома вспоминал, какой ненавистью зажигались глаза
хозяина, когда он слышал об отступниках. Он будет рад, очень  рад,  если
Сирома подарит ему душу этого старика. И радуясь, он  простит  Сирому  -
придет, как приходил раньше. А  если  не  захочет  прийти,  то  хотя  бы
выслушает...
   - Сюда, - Сирома нырнул под еловые  ветви.  Ничего  не  подозревающий
Антип толкнулся длинным шестом, скользнул за ним. Сирома обернулся. Нет,
не здесь. Печище было еще близко,  а  капище  Белеса  -  круглая  лесная
поляна - далеко. Тащить труп через  весь  лес,  оставляя  приметные  для
любого опытного охотника следы, - дело опасное.
   Пытаясь успокоиться, Сирома завел разговор:
   - Говорят, твой Бог добр и всех прощает. Даже врагов...
   - Да. - Антип обрадованно подобрался к нему поближе, задышал в спину.
- Он учит любить и жить в мире.
   Сирома  давно  знал  все  заповеди  Велесова  врага,  но,   изобразив
удивление, споткнулся, даже чуть приостановился, заглядывая в освещенное
внутренним сиянием лицо старца.
   - Странный Бог...
   - Сперва я тоже так думал, - признался старик. -  Но  варяг,  который
жил у меня летом, многое объяснил. Он сказал, что мы боимся своих богов,
а этого Бога не надо бояться. Он отдал за  нас  жизнь  и  умер,  искупая
содеянное нами зло. Он любит и заботится о нас. Он - правда, а остальные
боги - ложь и темнота!
   Этого Сирома уже не смог вынести. На ходу вытянув из-за пояса нож, он
развернулся и  резким  движением  всадил  клинок  в  незащищенное  горло
старика. Тот еще какое-то время стоял,  удивленно  глядя  на  Сирому,  а
потом медленно сполз по воткнутому в снег шесту к ногам жреца и,  хлюпая
кровью, прошептал:
   - За что?
   Вытирая окровавленный нож о подол  его  рубахи,  Сирома  скривился  в
улыбке:
   - Ты предал Белеса. Ты посмел назвать его ложью! Это - его месть!
   Понимание сверкнуло в глазах умирающего.
   - Волхв... - просипел он.
   Сирома не ответил. Ему еще надо было потрудиться  -  нарезать  гибких
прутьев и сплести из них что-нибудь наподобие волокуши - не  попрешь  же
тяжеленного старика на своей спине! Да и мараться о его  нечистую  кровь
не хотелось.
   Деловито нарезая ветви, он даже не глядел в сторону  захлебывающегося
кровью Антипа и повернулся,  только  когда,  сопротивляясь  смерти,  тот
задрожал в последних конвульсиях. Губы  старика  шевелились,  выдавливая
что-то  неразборчивое.  "Просит  прощения  у  наших  древних  богов",  -
догадался Сирома и подошел  поближе,  чтобы  самому  услышать  покаянные
слова умирающего. Но не услышал... В последний раз вскинув  к  небу  уже
теряющие блеск жизни глаза, старик отчетливо произнес:
   -  Прости  меня,  Господи!  Прими  душу  мою...  Дернулся  и   замер,
по-прежнему глядя в небо. Сирома попятился. Он не мог  понять,  чем  его
напугали предсмертные слова  старика,  но  почему-то  захотелось  бежать
прочь от его мертвых глаз и раскинутых рук. Но ради  Хозяина  он  должен
был постараться. Пересиливая страх, Сирома подошел к Антипу, дернул его,
силясь  втащить  на  самодельную  волокушу.  Осевшее  в  снег  тело   не
поддавалось. Разозлившись, Сирома ухватился за ворот стариковской рубахи
и дернул сильнее. Холстина громко затрещала и, обнажая  поросшую  седыми
волосами грудь мертвеца,  подалась  в  стороны.  Выглянувшее  из-за  туч
солнце пробежало лучами по его бледной коже и вдруг  слепящей,  огненной
вспышкой вонзилось Сироме в глаза. Жрец охнул и, чуть не ткнувшись носом
в живот мертвого Антипа, упал на  четвереньки.  А  когда  протер  ноющие
глаза, то увидел прямо перед собой на груди  мертвеца  сияющий  крест  -
оберег нового Бога. Это о него споткнулся солнечный луч  и,  испугавшись
незнакомого знака, прыгнул в глаза Сироме! Новый Бог не  хотел  отдавать
своего слугу!
   Сирома мог воевать с любым человеком  или  нежитем,  но  он  не  смел
поднять руку на Бога, пусть даже чужого... Завывая, как побитая  собака,
он отполз от тела, пошатываясь,  встал  на  ноги  и,  подобрав  с  земли
упавшие колосья, двинулся к капищу. Сомнения не тревожили его. Он сделал
все, что мог. И он нес жертву, пусть маленькую, но жертву...

ГЛАВА 18

   На небе уже полыхал золотым светом закат, когда в землянку Ралы,  где
жил Егоша, спрыгнул Ратмир.  Поводя  по  сторонам  зоркими  глазами,  он
коротко велел:
   - Вставай, болотник! На охоту идем.
   Опираясь на здоровую руку, Егоша поднялся. Он уже ходил со  Стаей,  и
обычно охота бывала  удачной,  хотя  оборотни  не  пользовались  луками,
острыми  ножами  и  прочим  охотничьим  оружием.  Да  и  в  волков   они
перекидывались не часто - не было надобности. Ратмир умело разделял Стаю
и, спасаясь от обернувшихся  зверьми  двух-трех  загонщиков,  ничего  не
подозревающая жертва сама прибегала  к  ожидающим  в  засаде  оборотням.
Ратмир вообще был хорошим вожаком.  Его  уважали  и,  ведая,  как  ловко
суровый вожак ломает непокорным хребты, побаивались.
   Когда Ратмир впервые вытащил Егошу на обжигающий холодом снег и велел
вместе со всеми бежать за добычей, болотник возмутился. Он был еще  слаб
и к тому же замерзал, не чуя на ногах привычных  поршней.  И  как  можно
было бежать по сугробам без лыж?
   - Если хочешь жить со Стаей - стань таким, как мы! - рявкнул на  него
Ратмир. - - Забудь, что ты человек!
   Егоша попробовал, но ногам все равно было  холодно,  а  тело  ныло  и
шаталось от слабости. Пробежав с десяток шагов,  он  неловко  рухнул  на
бок.
   Угрюмо взирая на упавшего болотника, Ратмир остановился, и  вся  Стая
тут же последовала его примеру. В бессильной злости оглядывая окружившие
его равнодушные лица, Егоша завопил:
   - Не могу я! Понимаете - не могу! Ратмир качнул головой, позвал:
   - Нар!
   Расталкивая оборотней, к Егоше выбрался крепкий старик,  оскалился  в
улыбке:
   - Вот и свиделись.
   Схватив пригоршню снега, болотник протер  вспыхнувшее  лицо.  Он  уже
видел этого старика, когда мнилось, что ползет к ручью напиться...
   Пока он силился уразуметь что к чему, Стая  бесшумно  растворилась  в
лесу, и возле него остался только старый Нар.  Даже  не  думая  помогать
Егоше, он уселся неподалеку и, глядя на  дрожащего  болотника,  принялся
неторопливо объяснять:
   - Ты пытаешься остаться человеком, цепляешься за  свое  тело  и  этим
строишь себе темницу. Душа -  птица  вольная,  белая  и  чистая,  словно
одеяние Лады. Однажды она складывает крылья и  попадает  в  человеческое
тело. Земное объятие крепко - не дает ей вырваться  и  взлететь.  Потому
человек и мается всю жизнь, что сам себя держит в клетке...
   Не слушая его сбивчивого бормотания, Егоша вновь попытался встать, но
ноги подкосились. Стиснув зубы, он прохрипел:
   - Чем болтать, ты бы лучше помог!
   Нар по-собачьи склонил голову к плечу, с интересом покосился на него:
   - А я и помогаю.
   В сердцах Егоша сплюнул. Он сдохнет тут, карабкаясь  по  сугробам,  а
старик так и будет болтать впустую!  Душа...  Птица...  Кому  нужны  эти
дурацкие байки!
   - Ты помнишь, как напился, когда очень  захотел  пить?  -  неожиданно
спросил Нар. - Ты просто  выпустил  свою  душу,  и  в  благодарность  за
свободу она понесла тебя туда, куда ты хотел. Отпусти ее  снова,  и  она
вновь отблагодарит тебя. Ты перестанешь быть ее тюрьмой, а она  -  твоей
пленницей: вы станете единым...
   Руки у Егоши онемели, а губы тряслись, будто в лихорадке. Через  силу
он выдавил:
   - Помогите, пресветлые боги!
   Но боги не ответили, только Нар как ни  в  чем  не  бывало  продолжал
бормотать:
   - Ты не нужен богам. Им никто не нужен...
   - Уйди... - оборачиваясь к старику, прохрипел Егоша.
   Мгновение помедлив, тот встал:
   - Ты ничего не слышишь! Придется поступать иначе.
   - Да никак не надо поступать! - взмолился болотник. -  Уйди,  и  все!
Оставь меня!
   - Не могу. - Нар взялся за посох и, словно раздумывая  над  Егошиными
словами, покачал его в руках. - Ратмир велел поднять тебя. И я подниму!
   Удар страшной силы обрушился на спину болотника, чуть  не  угодив  по
едва  поджившей  ране.  Инстинктивно  откатываясь   в   сторону,   Егоша
взвизгнул, но  Нар  оказался  ловчее.  Медленно,  словно  издеваясь  над
беспомощностью парня, он поднял посох и резко опустил его  на  судорожно
скрюченные пальцы Егоши. Отдергивая руку, тот рванулся в сторону, но  не
успел.
   - Гад! - выкрикнул, уворачиваясь от еще одного удара. А они  сыпались
все чаще и чаще. Егоша не  заметил,  как  в  страхе  перед  новой  болью
перешел от угроз и оскорблений  к  мольбам,  но  Нару  было  все  равно.
Выбирая самые болезненные места и умудряясь при  этом  не  задевать  его
ран,  он  хладнокровно  лупил  болотника  посохом.  "Он  убьет  меня,  -
завертелось в Егошиной голове. - Совсем  спятил..."  Словно  подтверждая
его догадку, лицо  старика  перекосила  жуткая  гримаса.  Чувствуя,  как
вместе с болью и страхом из самых  глубин  его  души  поднимается  гнев,
Егоша зарычал. Тело вдруг стало легким  и  послушным.  Одним  рывком  он
взметнулся на ноги, прыгнул к Нару. Неуловимой  тенью  тот  скользнул  в
кусты. Торжествующая ярость обуяла Егошу.  Трус!  Как  бить  лежачего  и
больного - так он смелый, а как...  Егоша  осекся  и,  широко  распахнув
глаза, огляделся: он стоял! Стоял и даже мог идти! Бежать! Прыгать! Боли
не осталось - только счастье свободы и силы...
   - Нар... - приглушенно позвал он. - Не бойся,  Нар.  Выходи.  Я  тебе
худа не сделаю.
   - А я и не боюсь. - Оборотень выскользнул из  ветвей,  приблизился  к
Егоше. - Мне ли такого сосунка бояться?
   - Нар... Как это?..
   - Просто. - Старик лениво поковырял посохом снег. - Я же объяснял.
   Егоша не помнил речей оборотня. Вроде он что-то болтал  о  душе  и  о
теле, но теперь это стало неважно. Он был здоров  и  силен!  Силен,  как
никогда раньше! Ему больше никто не был нужен, он мог мстить!
   Снег метнулся ему навстречу, небо  пудовой  кольчугой  навалилось  на
спину. Кувыркнувшись, Егоша рухнул на колени и, чуть не плача  от  вновь
накатившей боли, взвизгнул:
   - Почему?!
   - Потому, что ты вновь стал человеком, - присаживаясь рядом с упавшим
парнем, хладнокровно пояснил Нар. - Ты подумал, как человек, и стал им.
   - Я  не  понимаю!  Не  понимаю!  -  загребая  руками  снег,  застонал
болотник.
   - Поймешь когда-нибудь. - Нар подтолкнул  его  посохом.  -  А  теперь
слушай меня и тогда опять почуешь ушедшую силу. Я и не  таких,  как  ты,
упрямцев учил.
   - Учил? - Егоша не представлял, чтобы оборотень мог кого-либо  учить.
О них говорили как о страшном и чуждом зле. Детей  пугали  рассказами  о
беспощадности и кровожадности  лесных  нелюдей,  поговаривали  и  об  их
нечеловеческой природе, но о науках оборотней  болотнику  не  доводилось
слышать ни разу.
   - Учил, - подтвердил Нар. -  Я  -  Учитель.  А  Ратмир  -  Вожак.  Мы
приходим с кромки, собираем Стаю, обучаем  ее  и  уводим  туда,  где  ей
место.
   - Что такое кромка? - сдавленно поинтересовался болотник.
   Нар задумался, морщины на его лице разгладились.
   - Кромка - это узкая грань  меж  земным  и  небесным,  меж  людьми  и
богами. Там живут все, кому не досталось места в этом мире...
   - Ладно. - Согревшееся от быстрых движений тело Егоши  вновь  почуяло
холод, и, потакая ему, болотник перебил Нара:
   - Пусть будет кромка, коли ты так говоришь, только  научи  меня...  -
Егоша замялся и наконец нашел нужные слова:
   - Владеть душой!
   - Это не так просто, как тебе показалось. - Нар отошел чуть в сторону
и начал:
   - Закрой глаза...
   Егоша  закрыл.  Голос  старика  сочился  сквозь   его   веки,   рисуя
призрачные, полные жизни и света картины. Неведомая  сила  подняла  его,
потянула за собой. Перебивая Нара, над ухом зашелестели  чьи-то  голоса.
Егоша вслушался. Люди... Они визжали, шептали, молили... И все повторяли
одно: "Белая, Белая, Белая". А он шел между ними,  поднимая  тяжесть  их
душ, и, взваливая ее на плечи, чувствовал, как становится все тяжелее  и
тяжелее дышать и скоро этот груз раздавит его  в  лепешку,  но  оставить
молящих людей живыми он не мог, поэтому  хватал  все  новых  и  новых  и
тащил, тащил...
   - Отпусти! - прорвался сквозь мольбы требовательный голос.
   Егоша открыл глаза. Перед ним с искаженным  лицом  стоял  Нар.  Посох
старика был вытянут вперед, будто он собирался обороняться от Егоши, а в
карих слезящихся глазах колыхалось тоскливое отчаяние.
   - Отпусти! - вновь выкрикнул он.
   Болотник мотнул головой. Голоса пропали. Вокруг шумел лес, и он вновь
твердо держался на ногах. Но почему так испуганно глядел на него Нар?
   - Идем. - Не объясняя, старик опустил посох и поспешно зашагал прочь.
- Быстрей!
   Егоша припустил за ним. Он понимал - надо спешить, пока тело вновь не
взяло свое, а потом Нар продолжит науку и все  объяснит.  Однако  старик
молча добежал до самого лесного печища и остановился лишь перед влазом в
землянку Ралы.
   - Иди туда и жди.
   - Чего ждать?
   - Решения Ратмира, - угрюмо изрек Нар. - Я не  хочу  тебя  учить.  Ты
опасен.
   Он повернулся и споро пошел прочь.
   Уже нырнув в сухую темноту землянки, Егоша осознал смысл его  слов  и
чуть не засмеялся. Да кто же он такой на самом деле, если  люди  нарекли
его Выродком, а наводящие на всех ужас лесные нежити сочли опасным?!
   Смех вырвался из его горла. Егоша и сам не мог понять  -  смеялся  он
или плакал, но хуже, чем этот смех, была темная, шевелящаяся внутри него
тяжесть - последний подарок Белой. Силясь  избавиться  от  ее  удушливых
объятий, болотник лег на больное плечо. В  отличие  от  прочих  ран  оно
заживало плохо и иногда охватывало оцепенением всю руку, не позволяя  ей
шевелиться. Раньше Егоша досадовал на  боль,  но  теперь  она  оказалась
верным лекарством от дара Белой -  стерла  тяжесть  внутри  и  заставила
мысли течь медленно и неторопливо. Чему же все-таки пытался научить  его
Нар? Ах, если бы и впрямь удалось познать эту науку!
   Егоша  мечтательно  потянулся.  Как  здорово  было  бы   жить,   умея
вырываться из тела... Его бьют - а он не чует, сшибают  с  ног  -  а  он
вновь поднимается! Вот бы навел страху на всех  своих  обидчиков!  Навек
запомнили бы!
   - Выходи! -  донесся  сверху  сердитый  голос  Нара.  Значит,  старик
все-таки решил вернуться и обучить его всем премудростям нежитей?!
   Покряхтывая, Егоша вылез наружу. Нар стоял рядом с влазом,  а  у  его
плеча