После паузы я услышала:
     - Простите, вы, должно быть, набрали неверный номер.
     - Он из вашего представительства в Чикаго. Он приезжий. Мы только сегодня встречались с ним в вашем офисе, - сказала я.
     - Вы можете подождать?
     Примерно две минуты меня развлекала "Бейкер-стрит" Джери Рафферти в исполнении Мьюзака.
     - Извините, - сообщила мне вернувшаяся секретарша, - здесь нет никого с таким именем, мэм.
     - Мы встречались с ним в вашем вестибюле менее двух часов назад! - воскликнула я с раздражением.
     - Я проверила, мэм. Извините, но, может быть, вы перепутали нас с какой-то другой фирмой.
     Ругаясь вполголоса, я повесила трубку. Позвонив в справочную, я узнала номер представительства "Орндорфф и Бергер" в Чикаго и ввела номер своей кредитной карточки. Я оставлю для Марка сообщение с просьбой позвонить мне, как только он сможет. Кровь застыла у меня в жилах, когда в Чикаго секретарша объявила:
     - Извините, мэм, Марка Джеймса нет в списках персонала этой фирмы.

Глава 6

     В чикагской адресной книге Марк не обнаружился. Там было пять Марков Джеймсов и три М. Джеймса. Приехав домой, я попыталась позвонить по каждому из этих номеров. Трубку снимали либо женщина, либо незнакомый мужчина. Я пребывала в таком недоумении, что не могла уснуть.
     Только на следующее утро мне пришло в голову позвонить Дизнеру, главному медицинскому эксперту Чикаго, с которым, как утверждал Марк, он иногда виделся.
     Решив, что моей лучшей тактикой будет прямота, я, после обычных любезностей, сказала Дизнеру:
     - Я пытаюсь обнаружить следы Марка Джеймса, чикагского адвоката, которого, я надеюсь, вы знаете.
     - Джеймс, - задумчиво повторил Дизнер. - Боюсь, Кей, что это имя мне незнакомо. Ты говоришь, он адвокат здесь, в Чикаго?
     - Да. - У меня перехватило дыхание. - В "Орндорфф и Бергер".
     - Конечно, я знаю "Орндорфф и Бергер". Очень уважаемая фирма, но я не могу припомнить... э... Марка Джеймса...
     Я услышала звук выдвигаемого ящика стола и шорох переворачиваемых страниц. После долгой паузы Дизнер сказал:
     - Нет, и в телефонном справочнике фирмы его тоже нет.
     Повесив трубку, я налила себе очередную чашку черного кофе и уставилась через окно кухни на пустую кормушку для птиц. Серое утро грозило дождем. В центре города меня ожидало рабочее место, требовавшее бульдозера для расчистки. Сегодня суббота. Понедельник был праздничным днем. В офисе никого нет, мой персонал уже наслаждается трехдневным уик-эндом. Мне бы стоило отправиться на службу и использовать преимущество тишины и покоя, но я не испытывала ни малейшего желания работать и не могла думать ни о чем, кроме Марка. Все выглядело так, как будто этот человек был иллюзией, фантомом. Чем больше я пыталась разобраться, тем более запутывалась. Что, черт побери, происходит?
     В полном отчаянии я попыталась найти домашний номер Роберта Спарацино в телефонном справочнике и испытала тайное облегчение, не обнаружив его в списке. Для меня было бы самоубийством позвонить ему, Марк соврал мне. Он сказал, что работает в "Орндорфф и Бергер", что живет в Чикаго и знает Дизнера. Все это оказалось ложью! Я все еще надеялась, что зазвонит телефон и я услышу голос Марка. Я занялась домашними делами, постирала и погладила, поставила на плиту кастрюлю с томатным соусом, сделала тефтели и просмотрела почту. Телефон молчал до пяти вечера.
     - Алло, док? Это Марино, - поприветствовал меня знакомый голос. - Не хотел беспокоить тебя на уик-энде, но я безуспешно пытался найти тебя два проклятых дня. Надеюсь, все в порядке?
     Марино снова играл роль ангела-хранителя.
     - У меня есть видеопленка, которую мне хотелось бы тебе показать, - сказал он. - Если ты никуда не собираешься, я бы завез ее тебе домой. У тебя есть видеомагнитофон?
     Он отлично знал, что есть, так как и прежде не раз завозил мне видеокассеты.
     - Какая видеопленка? - спросила я.
     - С этим бездельником я провел все утро - расспрашивал его о Берил Медисон, - он замолчал. Похоже, он был чрезвычайно доволен собой.
     Чем дольше я знала Марино, тем чаще он предлагал мне детскую игру, когда сначала показывают нечто, а потом говорят - что это. В какой-то мере я могла объяснить такое поведение его стремлением оберегать меня. Наверное, немалую роль сыграло и это кошмарное событие, соединившее нас в странную пару.
     - Ты на дежурстве? - спросила я.
     - Я, черт побери, всегда на дежурстве, - проворчал он.
     - Серьезно?
     - Неофициально, о'кей? Закончил в четыре, но жена уехала к своей матери в Джерси, а у меня больше проклятых концов, которые надо как-то увязать, чем у любой чертовой ткачихи.
     Его жена уехала. Его дети выросли. Была серая промозглая суббота. Марино не хотелось возвращаться в пустой дом. Мне тоже было не слишком-то весело в моем пустынном доме. Я взглянула на кастрюлю с соусом, булькавшую на плите.
     - Я никуда не собираюсь, - сказала я. - Заезжай со своей видеопленкой, посмотрим ее вместе. Ты любишь спагетти?
     Он колебался.
     - Пожалуй...
     - С фрикадельками. Я сейчас как раз собираюсь приготовить макароны. Поешь со мной?
     - Да, - ответил Марино. - Пожалуй, поем.

***

     Когда Берил Медисон хотела помыть машину, она обычно ехала в автомойку на южной окраине города.
     Марино выяснил это, проверив каждую высококлассную мойку в городе. Их было не так много, около дюжины, которые предлагали прокатить вашу машину без водителя по конвейеру вращающихся "гавайских травяных юбок", отчищающих намыленную поверхность автомобиля под игольчатыми струями воды, бьющей из форсунок. Затем - быстрая сушка горячим воздухом, и за руль садится служащий, который отводит машину в бокс, где ее пылесосят, полируют, чистят бамперы и так далее. Обслуживание по высшему разряду, сообщил мне Марино, стоило пятнадцать долларов.
     - Мне чертовски повезло, - сказал Марино, наматывая спагетти на вилку с помощью суповой ложки. - Не так просто было все это разнюхать. Эти бездельники моют, наверное, штук семьдесят - сто машин в день. Думаешь, они запомнят черную "хонду"? Черт, конечно, нет.
     Он был удачливым охотником, и ему попалась крупная дичь. Передавая Марино предварительный отчет по волокнам на прошлой неделе, я знала, что он начнет обшаривать каждую автомойку и авторемонтную мастерскую в городе. Про него можно было бы сказать, что если в пустыне есть хотя бы один куст, то он не успокоится, пока не заглянет под него.
     - Вчера, заехав в мойку, я обнаружил нечто ценное, - продолжал Марино. - Из-за своего местоположения она была почти в конце моего списка. Что касается меня, то я думал, что Берил гоняла свою "хонду" куда-то на западную окраину. Но нет, она гоняла ее на южную окраину, и единственная причина, по-моему, заключается в том, что там находится авторемонтная мастерская. Она сдала туда свою машину вскоре после того, как купила ее в декабре, и сделала одну из этих стодолларовых процедур - антикоррозийную защиту днища и покраску. Затем она открыла там счет и вошла в долю, так что после этого могла вычитать по два доллара за каждую мойку и иметь в придачу дополнительный еженедельный доход.
     - Так вот как ты вычислил все это? - спросила я. - Потому что она вошла в долю?
     - О да, - сказал Марино. - У них нет компьютера. Мне пришлось просматривать все эти проклятые квитанции. Но я нашел копию платежки, по которой она заплатила за свое долевое участие, а по тому состоянию, в котором была ее машина, когда мы нашли ее в гараже, я сообразил, что она мыла свою "хонду" незадолго до того, как сбежала на Ки Уэст. Копаясь в ее бумагах, я просмотрел и ее счета по карточкам платежей. Автомойка встречается только один раз, и это как раз та дорогостоящая процедура, о которой я тебе говорил. Очевидно, потом она платила наличными.
     - Обслуживающий персонал на мойке, - сказала я, - во что они одеты?
     - Ничего оранжевого, что могло бы соответствовать тому странному волокну, которое ты нашла. Большинство из них носит джинсы, кроссовки, у них всех эти голубые рубашки, на нагрудном кармане которых белым вышито "Мастервош". Я осмотрел все, когда был там. Ничего не привлекло моего внимания. Единственное дерьмо волокнистого типа, которое я видел, - куча белых полотенец. Они используют их для протирки автомобилей.
     - Звучит не очень-то многообещающе, - заметила я, отодвигая свою тарелку.
     Марино, по крайней мере, не мог пожаловаться на аппетит. Что же касается моего желудка, то он все еще не пришел в себя после Нью-Йорка. Я размышляла, не рассказать ли Марино о последних событиях.
     - Может быть, и так, - сказал он, - но один парень, с которым я беседовал, заставил меня навострить уши.
     Я ждала.
     - Его зовут Эл Хант. Он белый, и ему двадцать восемь лет. Я сразу запал на него, заметив, что он выделяется, присматривая за этими трудягами. Что-то во мне щелкнуло. Он производил впечатление человека не на своем месте. Аккуратный, элегантный, ему бы больше подошел костюм-тройка и портфель. Я спросил себя: "Что такой парень, как он, делает в такой дыре, как эта?" - Марино замолчал, вытирая свою тарелочку чесночным хлебом. - Тогда я остановил его и начал с ним болтать. Я спросил его о Берил, показал ее фотографию с водительского удостоверения, спросил, не видел ли он ее здесь, и - бац! - он начинает дергаться.
     Мне пришло в голову, что я бы тоже задергалась, если бы Марино "остановил" меня. Он, небось, наехал на бедного парня, как самосвал.
     - Что дальше? - спросила я.
     - Потом мы зашли внутрь, взяли кофе и перешли к серьезному делу, - ответил Марино. - Этот Эл Хант - первоклассный псих. Представь, парень заканчивает университет, получает степень магистра психологии, затем на пару лет идет работать санитаром в "Метрополитен". Можешь ты, черт меня побери, в это поверить? А когда я спросил, почему он ушел из больницы в автомойку, выяснилось, что его старик - владелец этой паршивой дыры. Старик Хант приложил свою руку много к чему в городе. Мойка - это так, мелочь. Он также владеет множеством платных стоянок и является хозяином половины трущоб на северной окраине города. Само собой разумеется, я сразу же предположил, что молодой Эл метит забраться в туфли своего дорогого папочки, верно?
     Я заинтересовалась.
     - Штука в том, однако, что Эл не носит костюм, хотя и выглядит так, как будто должен бы, верно? То есть, Эл - неудачник. Старик не доверяет ему, по крайней мере настолько, чтобы позволить носить костюмы и сидеть за столом. Я имею в виду, что парень стоит там, на улице, рассказывая бездельникам, как полировать машины и чистить бамперы. Похоже, у парня здесь что-то не так. - И он жирным пальцем ткнул себя в лоб.
     - Может быть, тебе нужно спросить об этом у его отца? - предложила я.
     - Ну, конечно. И он скажет, что его драгоценная надежда - дебил.
     - Что ты собираешься делать дальше?
     - Уже сделал, - ответил Марино, - записал свидетельские показания на пленку, которую я принес, док. Все утро я провел с Элом Хантом в полицейском управлении. Этот парень оказался очень общительным, и он чрезвычайно заинтересовался тем, что случилось с Берил, сказал, что читал об этом в газетах...
     - Как он узнал, кто такая Берил? - прервала я. - Ни в газетах, ни на телевидении не было ее фотографии. Он понял это по ее имени?
     - Говорит, что нет. Он не имел представления, что это та самая блондинка, которую он видел на мойке до тех пор, пока я не показал фотографию с ее водительского удостоверения. Затем он устроил большой спектакль, демонстрировавший, как он потрясен, как он переживает, ловил каждое мое слово, жаждал говорить о ней и был, пожалуй, слишком озабочен для человека, который не имел о ней ни малейшего представления. - Марино положил на стол смятую салфетку. - Будет лучше, если ты послушаешь это сама.
     Я поставила на плиту кофейник, убрала грязные тарелки, и мы пошли в гостиную смотреть видеокассету.
     Место действия было знакомо. Я видела его много раз. Комната для допросов в полицейском департаменте представляла собой маленькое, обшитое панелями, квадратное помещение, не содержащее ничего, кроме голого стола, стоявшего посреди покрытого ковром пола. Рядом с дверью находился выключатель, и только эксперт или посвященный мог бы заметить отсутствие верхнего шурупа. По другую сторону крошечного черного отверстия располагалась видеокомната, оснащенная специальной широкоугольной камерой.
     На первый взгляд, Эл Хант совсем не выглядел испуганным. У него был вид вполне приличного человека с редкими светлыми волосами и одутловатым лицом - достаточно привлекательным, если бы не слабый подбородок, из-за которого казалось, что его лицо теряется в шее. Одет он был в темно-красную кожаную куртку и джинсы и, нервно покручивая заостренными пальцами банку пива "7-Up", наблюдал за Марино, сидящим прямо напротив.
     - Что особенного было в Берил Медисон? - спросил Марино. - Что заставило вас обратить на нее внимание? У вас на мойке каждый день бывает много машин. Вы помните всех ваших клиентов?
     - Гораздо лучше, чем вы можете себе представить, - ответил Хант, - постоянных клиентов особенно. Может быть, я не помню их имена, но помню их лица, потому что большинство людей стоят поблизости, когда обслуживающий персонал моет их автомобили. Большинство клиентов "бдят", если вы понимаете, что я имею в виду.
     Они следят за своими автомобилями, стремясь убедиться, что ничего не забыто. Некоторые из них берут тряпку и сами помогают персоналу, особенно если они спешат, - это тип людей, которые не могут стоять спокойно, им нужно что-то делать.
     - Берил была из их числа? Она "бдила"?
     - Нет, сэр. У нас снаружи есть пара скамеек, и она обычно сидела на одной из них. Иногда она читала газету или книгу. Она не обращала никакого внимания на обслуживающий персонал и не проявляла того, что я называю дружелюбием. Может быть, поэтому я заметил ее.
     - Что вы имеете в виду? - спросил Марино.
     - Я имею в виду, что она излучала такие сигналы. Я их улавливал.
     - Сигналы?
     - Люди излучают разнообразные сигналы, - объяснил Хант. - Я настроен на них и улавливаю. Я могу сказать очень многое о человеке по сигналам, которые он или она излучает.
     - А я излучаю сигналы, Эл?
     - Да, сэр. Все их излучают.
     - Какие сигналы я излучаю?
     Лицо Ханта было очень серьезным, когда он ответил:
     - Бледно-красные.
     - Что? - Марино выглядел озадаченным.
     - Я улавливаю сигналы в виде цвета. Может быть, вам покажется это странным, но я не уникален. Некоторые из нас могут ощущать цвета, излучаемые другими людьми. Это именно те сигналы, о которых я говорю. Сигналы, которые излучаете вы, я воспринимаю как бледно-красные. Что-то тёплое, но в то же время агрессивное. Как сигнал предупреждения. Он притягивает тебя, но свидетельствует о какой-то опасности...
     Марино остановил пленку и язвительно мне улыбнулся.
     - Ну, разве этот парень не псих? - спросил он.
     - На самом деле мне кажется, что он довольно проницателен, - сказала я. - Ты действительно какой-то теплый, агрессивный и опасный.
     - Черт побери, док. У парня просто не все дома. Послушать его, так получится, что все чертово население - ходячая радуга.
     - Есть некоторые психологические подтверждения тому, о чем он говорит, - ответила я сухо. - Различные эмоции ассоциируются с цветами. Это является основанием для подбора цветовой гаммы в общественных местах, в комнатах гостиниц, институтах. Голубой, например, ассоциируется с депрессией. В психиатрических клиниках ты найдешь много комнат, оформленных в голубых тонах. Красный - цвет агрессии, гнева, ярости. Черный - болезненный, зловещий и так далее. Насколько я помню, ты рассказывал мне, что у Ханта степень магистра психологии.
     Марино раздосадованно вновь запустил пленку.
     - ...полагаю, это может быть связано с вашей профессией. Вы детектив, - говорил Хант. - В данный момент вы хотите со мной сотрудничать, но в то же время вы мне не доверяете и можете быть для меня опасным, если мне есть что скрывать. Это предупреждающая часть светло-красного, которую я чувствую. Теплая часть - это то, что исходит от вашей личности. Вы хотите, чтобы люди были расположены к вам. Может быть, вы хотите быть расположенным к ним. Вы ведете себя жестко, но при этом хотите нравиться людям...
     - Ну, хорошо, - прервал Марино, - что вы скажете по поводу Берил Медисон? О ее цветах? Вы их улавливали?
     - О да. Это как раз то, что сразу поразило меня в ней. Она была особенной, действительно особенной.
     - Как это? - Стул Марино громко скрипнул, когда он откинулся на спинку и скрестил руки.
     - Очень отчужденная, - ответил Хант. - Я улавливал арктические цвета. Холодный голубой, бледно-желтый, как слабый солнечный свет, и белый, такой холодный, что казался горячим, как сухой лед, как будто она обожгла бы вас, если бы вы прикоснулись. Именно белая часть была особенной. Я улавливаю пастельные тона от многих женщин, эти женственные оттенки соответствуют цветам их одежды - розовые, желтые, бледно-голубые и зеленые. Это пассивные, холодные, хрупкие дамочки. Иногда я вижу женщину, которая излучает темные сильные цвета, например темно-синий, бордовый или красный. Они более сильного типа. Обычно агрессивные, они могут быть адвокатами, врачами или деловыми женщинами и часто носят костюмы тех цветов, которые я только что описал. Они принадлежат к тому типу людей, которые стоят возле своих автомобилей, уперев руки в бока, и "бдят" за всем, что делает обслуживающий персонал. И они, не колеблясь, указывают на полосы на ветровом стекле или на какие-нибудь грязные пятна.
     - Вам нравится такой тип женщин? - спросил Марино.
     Хант колебался.
     - Нет, сэр. Если быть честным.
     Марино рассмеялся, наклонился вперед и сказал:
     - Эй, что касается меня, то я тоже не люблю этот тип. Мне больше нравятся пастельные куколки.
     Я укоризненно взглянула на живого Марино. Он не обратил на меня внимания, в то время как Марино на экране сказал Ханту:
     - Расскажи мне еще что-нибудь о Берил, о тех сигналах, что вы принимали.
     Задумавшись, Хант наморщил лоб.
     - Пастельные оттенки, которые она излучала, не были такими уж необыкновенными, но я не интерпретирую их как слабость. И это не пассивность. Ее оттенки более холодные, арктические, как я уже сказал, а не цветочные. Она как будто указывала миру держаться от нее подальше, дать ей побольше пространства.
     - Как если бы она была начисто лишена эмоций?
     Хант снова вертел в пальцах банку "7-Up".
     - Нет, сэр, я не думаю, что можно так сказать. На самом деле мне не кажется, что я улавливал именно это. Отдаленность, вот что приходит в голову. Огромное расстояние, которое нужно преодолеть, чтобы добраться до нее. Но если вы все же преодолеете, если она когда-нибудь позволит вам приблизиться, вы будете обожжены ее энергией. Вот какое ощущение вызывают эти раскаленные добела сигналы, вот что делает ее особенной для меня. У нее высокая интенсивность, очень высокая. И у меня было ощущение, что она очень умная, очень сложная. Даже когда она сидела в стороне одна на скамейке и не обращала ни на кого внимания, ее мозг продолжал работать. Она улавливала все, что происходило вокруг. Она была далекой и раскаленной добела, как звезда.
     - Вы заметили, что она не замужем?
     - У нее не было обручального кольца, - ответил Хант, не задумываясь. - Я полагал, что она не замужем. И в ее машине я не заметил ничего, что говорило бы об обратном.
     - Не понял. - Казалось, Марино был в замешательстве. - Как вы могли это определить по ее автомобилю?
     - По-моему, это было, когда она появилась на мойке во второй раз. Я наблюдал, как один из парней чистит салон, и внутри не было ничего мужского. Например, ее зонтик. Он лежал сзади на полу и представлял собой один из тех изящных голубых зонтиков, которые носят женщины, а не черный, мужской, с большой деревянной ручкой. Вещи, которые она забрала из химчистки, тоже лежали сзади, и больше пох