урок, затем отправилась прямиком в продовольственный магазин, а после этого, видимо, съездила в банк. Какова бы ни была причина, в какой-то момент, после посещения магазина, она неожиданно решила покинуть город. Если бы она знала, что уедет из города на следующий день, то не отправилась бы в продовольственный магазин. У нее не было времени съесть все, что она купила, и в холодильнике тоже пусто. Очевидно, она выбросила все, за исключением говяжьего фарша, сыра и, может быть, мяты.
     - Звучит логично, - произнес Марино без выражения.
     - Она оставила чехол от своих очков и другие предметы на сиденье, - продолжила я, - плюс радио и кондиционер остались включенными, крыша машины - приоткрытой. Все выглядит так, как будто она заехала в гараж, заглушила мотор и поспешила в дом, не снимая солнечных очков. Это наводит на мысль: не случилось ли что-то, когда она ехала домой на машине после того, как побывала на теннисном корте и закончила все свои дела...
     - О, да. Я совершенно уверен, что случилось. Обойди вокруг и посмотри с другой стороны, особенно на дверцу со стороны пассажира.
     Я так и поступила.
     То, что я увидела, спутало все мои мысли. Как раз под ручкой дверцы на блестящей черной краске было нацарапано имя Берил, заключенное в сердце.
     - От этого мурашки по спине, не так ли? - сказал Марине.
     - Если сделали это, когда машина была припаркована у клуба или продовольственного магазина, - размышляла я, - то, казалось бы, кто-нибудь должен был увидеть.
     - Да. Но, может быть, он сделал это раньше, - Марино помедлил, небрежно разглядывая нацарапанную надпись. - Когда ты последний раз смотрела на дверцу пассажира своей машины?
     Это могло быть несколько дней назад. Это могло быть неделю назад.
     - Она пошла покупать продукты. - Марино, наконец, зажег проклятую сигарету. - Купила немного. - Он сделал глубокую жадную затяжку. - И, возможно, все это уместилось в одном пакете, правильно? Когда моя жена покупает только один или два пакета, она всегда ставит их вперед, на пол, может быть, на сиденье. Так что и Берил, возможно, зашла со стороны пассажира, чтобы уложить продукты в машину. Вот тогда-то она и заметила то, что было нацарапано на краске. Может быть, она знала, что надпись сделана в этот день. Может быть, нет. Не имеет значения. Это сразу вывело ее из равновесия, послужило последней каплей. Она отправилась домой, или, может быть, в банк за деньгами. Заказала билеты на ближайший рейс из Ричмонда и сбежала во Флориду.
     Я вышла вслед за Марино из гаража, и мы вернулись к его машине. Ночь опускалась быстро, воздух становился прохладнее. Он завел мотор, а я молча разглядывала дом Берил через боковое окно. Тени сгладили его резкие углы, окна были темны. Неожиданно в гостиной и в прихожей зажегся свет.
     - Фу, ты! - пробормотал Марино. - Что это за шутки?
     - Таймер, - сказала я.
     - Понятно.

Глава 2

     Над Ричмондом висела полная луна, когда я ехала по длинной дороге домой. Только самые упорные шутники все еще бродили по улицам, фары освещали их страшные маски и грозные, детских размеров, силуэты. Сколько раз, думала я, звонки в мою дверь оставались безответными. Мой дом любили, потому что я была чрезвычайно щедра на конфеты, поскольку не имела собственных детей, чтобы баловать их. У меня, должно быть, штуки четыре нераспечатанных коробок шоколадок, чтобы раздавать их моему штату по утрам.
     Телефон начал звонить, когда я поднималась по лестнице. Как раз перед тем как вмешался автоответчик, я схватила трубку. Голос вначале показался незнакомым, но затем мое сердце сжалось - я узнала его.
     - Кей? Это Марк. Слава богу, ты дома...
     Голос Марка Джеймса звучал как со дна бочки с маслом, на заднем плане я слышала звук проносящихся машин.
     - Где ты? - удалось мне выдавить из себя, хотя я чувствовала, что голос не мог скрыть волнения?
     - На девяносто пятом шоссе, примерно в пятидесяти милях к северу от Ричмонда.
     Я села на край кровати.
     - В телефонной будке, - сообщил он. - Объясни, как мне проехать к твоему дому. - Дождавшись, пока отгромыхал очередной поток машин, он добавил: - Я хочу видеть тебя, Кей. Всю неделю я был в округе Колумбия, пытался поймать тебя в течение второй половины дня и, в конце концов, решил рискнуть и взял напрокат машину. Ты не против?
     Я не знала, что ответить.
     - Я подумал, что мы могли бы посидеть, выпить, - сказал человек, который когда-то разбил мое сердце. - Я забронировал номер в Редиссоне, в центре города. Завтра рано утром я улетаю из Ричмонда назад, в Чикаго. Я просто подумал... На самом деле, есть кое-что, о чем я хочу поговорить с тобой.
     Я не могла себе представить, о чем мы могли говорить с Марком.
     - Ты не против? - спросил он снова.
     Конечно, я была против! Но ответила:
     - Конечно, Марк, я буду рада видеть тебя.
     Объяснив ему, как доехать, я отправилась в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок, и задержалась там достаточно долго, восстанавливая в памяти все, связанное с Марком и подводя итоги.
     Прошло больше пятнадцати лет с тех пор, как мы вместе учились на юридическом факультете. Сейчас меня уже трудно назвать блондинкой - мои волосы стали скорее пепельными, и прошло много времени с тех пор, как мы с Марком виделись последний раз. Мои глаза теперь не были такими голубыми, как прежде. Беспристрастное зеркало холодно напоминало мне, что я никогда уже не увижу свои тридцать девять, и существует такая вещь, как подтяжка лица: В моей памяти Марк остался двадцатичетырехлетним юнцом, в то самое время я попала в мучительную зависимость от него, что, в конечном счете, довело меня до крайнего отчаяния. Когда все это кончилось, в моей жизни осталась только работа.
     Он ездил все так же быстро и любил хорошие автомобили. Не прошло и сорока пяти минут, и, открыв входную дверь, я наблюдала, как он выходит из "стерлинга", взятого напрокат. Он был все тем же Марком, которого я помнила, все такой же подтянутый, долговязый, с уверенной походкой. Чуть улыбаясь, он проворно взбежал по ступеням. После кратких объятий, мы минуту неловко топтались в прихожей, не зная, что сказать.
     - Все так же пьешь скотч? - спросила я наконец.
     - Это неизменно, - откликнулся он, следуя за мной на кухню.
     Доставая "Гленфиддиш" из бара, я автоматически приготовила ему напиток - так же, как делала это много лет назад: две порции, лед и немного сельтерской воды. Его глаза следовали за мной, когда я передвигалась по кухне и ставила наши напитки на стол. Сделав глоток, Марк уставился в свой стакан и начал медленно перемешивать лед, как он обычно делал, когда немного нервничал. Я смотрела долгим умиленным взглядом на тонкие черты его лица, высокие скулы и ясные серые глаза. Его темные волосы начали немного седеть на висках. Я перевела взгляд на лед, медленно кружившийся в его стакане.
     - Как я поняла, ты работаешь на фирме в Чикаго?
     Откинувшись на своем стуле, он поднял взгляд и сказал:
     - Занимаюсь только апелляциями, лишь иногда участвую с судебных разбирательствах. Я случайно столкнулся с Дизнером. Вот откуда я узнал, что ты здесь, в Ричмонде.
     Дизнер был главным медицинским экспертом в Чикаго. Я встречалась с ним на совещаниях и несколько раз мы были с ним вместе в комиссиях. Он ни разу не упоминал о своем знакомстве с Марком Джеймсом, непонятно, как он вообще узнал, что я когда-то была знакома с Марком.
     - Я сделал ошибку, рассказав ему, что мы с тобой вместе учились на юридическом факультете, и теперь он время от времени говорит о тебе, чтобы подразнить меня, - объяснил Марк, читая мои мысли.
     В это я могла поверить. Дизнер был неотесанный, грубый, и он совсем не любил адвокатов. Некоторые из его баталий и спектаклей в суде стали притчей во языцех.
     - Как большинство судебных патологоанатомов, - продолжал Марк, - он - на стороне обвинения. Я представляю подозреваемого в убийстве, и я - плохой парень. Дизнер, например, разыскивает меня и, между прочим, сообщает о последней опубликованной тобой статье в журнале, или о каком-нибудь ужасном деле, над которым ты работаешь. Доктор Скарпетта. Знаменитый главный медицинский эксперт Скарпетта.
     Он рассмеялся, но его глаза оставались серьезными.
     - Мне не кажется справедливым утверждение, что мы за обвинение, - ответила я. - Такое впечатление складывается потому, что если улики в пользу защиты, то дело никогда не увидит зала суда.
     - Кей, я знаю, как это работает, - проговорил он успокаивающим тоном. Как хорошо я помнила этот голос. - Я знаю, с чем тебе приходится сталкиваться. И будь я на твоем месте, то тоже хотел бы зажарить живьем всех этих ублюдков.
     - Да, Марк. Ты знаешь, что мне приходится видеть, - начала я.
     Это был все тот же старый спор. Я не могла в это поверить. Он был здесь менее пятнадцати минут, и мы продолжили как раз с того самого места, на котором остановились когда-то. Некоторые из наших самых тяжелых дискуссий возникали именно по этому поводу. Когда мы познакомились с Марком, я уже была доктором медицины и только что наступила на юридический факультет в Джорджтауне. К тому времени я уже успела познать темную сторону жизни, жестокость, случайные трагедии. Мои руки в перчатках уже ложились на кровавые трофеи страданий и смерти. Марк был великолепным представителем интеллектуальной элиты, для которой понятие об уголовном преступлении сводилось к тому, что кто-то поцарапал краску на чужом "ягуаре". Он собирался стать юристом, потому что его отец и его дед были юристами. Я католичка, Марк - протестант. Я итальянка, он - англичанин, как принц Чарльз. Я выросла в бедности, он - в одном из самых фешенебельных районов Бостона. Когда-то я думала, что наш брак будет из тех, что заключаются на небесах.
     - Ты не изменилась, Кей, - сказал он, - за исключением, может быть, того, что ты буквально излучаешь решимость, даже жестокость. Похоже, что ты - сила, с которой приходится считаться в суде.
     - Мне не очень нравится портрет, который ты нарисовал.
     - Я не собирался тебя критиковать. Наоборот - ты производишь потрясающее впечатление, - он оглядел кухню, - и преуспеваешь. Ты счастлива?
     - Я люблю Вирджинию. - Я отвела от него взгляд. - Единственное, что вызывает мое недовольство - это зима, но мне кажется, у тебя больше причин для жалоб в твоем Чикаго. Как ты выдерживаешь там шесть месяцев зимы?
     - Если хочешь знать правду, то я никогда не смогу привыкнуть к ней. Ты бы ее просто возненавидела. Такой тепличный цветок из Майами, как ты, не продержался бы и месяца. - Он пригубил из своего стакана. - Ты не замужем?
     - Была.
     - Хммм, - он задумчиво сдвинул брови, - некто Тони... Я припоминаю, ты начала встречаться с Тони... Бенедетти, так? В конце третьего года нашего знакомства.
     Удивительно, но Марк замечал гораздо меньше, чем помнил.
     - Мы разведены, уже давно.
     - Извини, - мягко сказал он.
     Я потянулась за своим стаканом.
     - Встречаешься с каким-нибудь славным парнем?
     - Сейчас - ни с кем: ни со славным, ни с противным.
     Марк даже не улыбнулся, вопреки обыкновению.
     - Я собирался жениться пару лет назад, - заговорил Марк серьезно, - но ничего не получилось. Впрочем, если быть до конца честным, видимо, в последнюю минуту я испугался.
     Мне было трудно поверить в то, что он так никогда и не был женат. Должно быть, он снова прочитал мои мысли.
     - Это было после того, как умерла Жанет, моя жена, - добавил он.
     - Жанет?
     Он снова занялся перемешиванием льда в своем стакане.
     - Я познакомился с ней в Питсбурге, после Джорджтауна. Она была юристом и занималась налогами в фирме.
     Я внимательно разглядывала Марка, сбитая с толку тем, что я видела. Марк все-таки изменился. Внутренняя сила, которая когда-то притянула меня к нему, стала иной. Я не могла понять точно, в чем тут дело, но он как-то помрачнел, что ли.
     - Несчастный случай на дороге, - добавил он, - в субботу вечером. Она пошла за поп-корном. Мы собирались остаться дома, посмотреть телевизор. Пьяный водитель сбил ее в переулке. У него даже не были включены фары.
     - Боже мой, Марк. Мне очень жаль, - сказала я. - Как ужасно.
     - Это было восемь лет назад.
     - Детей нет? - спросила я тихо.
     Он отрицательно покачал головой.
     Мы помолчали.
     - Моя фирма открывает офис в округе Колумбия, - сказал он, когда наши глаза встретились.
     Я никак не отреагировала.
     - Возможно, меня переведут в округ Колумбия. Мы расширяемся, как ненормальные, набираем сотнями юристов и открываем представительства в Нью-Йорке, Атланте, Хьюстоне.
     - Когда ты собираешься переехать? - спросила я очень спокойно.
     - Скорее всего, это произойдет в начале года.
     - Ты определенно собираешься это сделать?
     - Я сыт по горло Чикаго, мне нужно переменить обстановку. Кей, я хочу, чтоб ты знала - вот почему я здесь, по крайней мере, это - основная причина. Я не хотел, чтобы я переехал в округ Колумбия, и мы бы вдруг столкнулись в каком-нибудь месте. Я буду жить в Северной Вирджинии. У вас там есть офис. Не исключено, что в один прекрасный день мы можем оказаться в одном ресторане, в театре. Я бы не хотел, чтобы для тебя это стало неожиданностью.
     Я представила себе, как я сижу в Кеннеди-центре и вижу Марка, который сидит через три ряда впереди и что-то нашептывает на ухо молодой красивой спутнице. Во мне ожила старая боль, у него не было соперника. Все мои эмоции были полностью сфокусированы на нем. Сначала лишь какая-то часть меня чувствовала, что это не было взаимным. А позже я полностью в этом убедилась.
     - Это основная причина, - повторил он, теперь адвокат открывал свои карты, - но есть кое-что еще, что на самом деле не касается лично нас.
     Я промолчала.
     - Здесь, в Ричмонде, пару дней назад была убита женщина. Верил Медисон...
     Мой удивленный взгляд заставил его запнуться.
     - Бергер, партнер, исполняющий обязанности менеджера, сообщил это, когда звонил мне в отель в округ Колумбия. Я хочу поговорить с тобой об этом...
     - Какое отношение это имеет к тебе? - спросила я. - Ты знал се?
     - Не близко. Я встречался с ней однажды в Нью-Йорке прошлой зимой. Наше представительство там занимается правовой стороной индустрии развлечений. У Берил были проблемы с публикацией, конфликт по поводу контракта, и она обратилась в "Орндорфф и Бергер" за помощью. Случайно я оказался в Нью-Йорке в тот самый день, когда она совещалась со Спарацино - адвокатом, который занимался ее делом. Спарацино в конце концов пригласил меня присоединиться к ним обоим за ленчем в "Алгонкине".
     - Если есть хоть малейшая возможность того, что конфликт, о котором ты упомянул, может иметь отношение к ее убийству, тебе нужно поговорить с полицией, а не со мной, - сказала я, начиная злиться.
     - Кей, - ответил Марк, - моя фирма даже не знает о том, что я разговариваю с тобой, о'кей? Бергер звонил вчера совершенно по другому поводу, понимаешь? Он случайно упомянул об убийстве Берил Медисон в разговоре, дал мне указание просмотреть местные газеты и постараться что-нибудь выяснить.
     - Ну правильно. Можно это понять так: посмотри, что удастся выяснить у твоей экс... - Я почувствовала комок в горле. Экс- кого?
     - Это не так. - Он отвел глаза. - Я думал о тебе, собирался позвонить еще до того, как позвонил Бергер, до того, как узнал о Берил. Два проклятых вечера я держал руку на телефонной трубке, уже выяснил твой номер в справочной, но не мог заставить себя сделать это. И может быть, я так никогда бы этого и не сделал, если бы Бергер не сказал мне о том, что случилось. Может быть, Берил просто была предлогом. Я вполне это допускаю. Но ты так не думаешь...
     Я не слушала его. Меня испугало то, что я так сильно хотела ему верить.
     - Если твоя фирма интересуется ее убийством, скажи мне, в чем именно заключается этот интерес.
     Он с минуту размышлял.
     - Я не уверен, что этот интерес носит официальный характер. Возможно, это всего лишь что-то личное, ощущение чудовищности происшедшего. Потрясение для тех, кто видел ее живой. И еще скажу тебе, что она оказалась в центре довольно острого конфликта и была здорово прижата условиями контракта, который подписала восемь лет назад. Все это очень запутанно и связано с Кери Харпером.
     - Писателем? - спросила я, сбитая с толку. - С тем самым Кери Харпером?
     - Как ты, возможно, знаешь, - сказал Марк, - он живет недалеко отсюда, на плантации девятнадцатого века, которая называется "Катлер Гроув". Это на реке Джемс, в Вильямсбурге.
     Я пыталась вспомнить, что мне известно о Харпере, который лет двадцать назад написал один роман и получил Пулитцеровскую премию. Легендарный затворник, он жил вместе с сестрой. Или это его тетя? По поводу личной жизни Харпера ходило множество слухов. Чем больше он отказывался от интервью и избегал репортеров, тем больше ползло слухов.
     Я зажгла сигарету.
     - Я думал, ты бросила, - сказал Марк.
     - Это бы потребовало удаления передней доли моего мозга.
     - Вот то немногое, что я знаю. У Берил были какие-то взаимоотношения с Харпером, когда она была еще девчонкой и некоторое время после того, как ей исполнилось двадцать. Одно время она вообще жила в его доме с ним и его сестрой. Берил была честолюбива и талантлива, возможно, он относился к ней как к дочери, которой у него никогда не было. С помощью его связей она издала свою первую книгу, когда ей было всего двадцать два года, своего рода квазилитературный роман, который она опубликовала под именем Стреттон. Харпер даже снизошел до того, что напечатал на обложке книги что-то вроде рецензии по поводу новой восхитительной писательницы, которую он представляет читателю. Это многих удивило. Ее роман был скорее коммерческой писаниной, чем литературой, а от Харпера никто не слышал ни слова многие годы.
     - Какое это имеет отношение к конфликту с контрактом?
     Марк ответил довольно невразумительно:
     - Для молодой леди, восхищавшейся своим идеалом, Харпер, по-видимому, был сказочным принцем, а на самом деле - он лукавый ублюдок. Перед тем как устроить ей публикацию, он вынудил ее подписать контракт, запрещавший ей писать хотя бы слово о нем или о чем-нибудь, имеющем к нему отношение, до тех пор, пока он и его сестра живы. Харпер сейчас идет только шестой десяток, его сестра несколькими годами старше. По сути дела, контракт связывал Берил на всю жизнь, лишал ее возможности писать мемуары, ведь это невозможно сделать, не упоминая Харпера?
     - Может быть, она и, смогла бы, - ответила я, - но без упоминания Харпера книга бы не раскупалась.
     - Именно так.
     - Почему она пользовалась литературными псевдонимами? Это было частью ее договора с Харпером?
     - Думаю, что да. Мне кажется, он хотел, чтобы Берил оставалась его секретом. Он обеспечил ей литературный успех, но хотел закрыть ее от всего мира. Имя Берил Медисон не слишком хорошо известно несмотря на то, что ее романы имели коммерческий успех.
     - Могу я предположить, что она была на грани нарушения этого контракта, и по этому поводу обратилась к "Орндорфф и Бергер"?
     Марк отхлебнул из стакана.
     - Позволь тебе напомнить, что она не была моей клиенткой. Поэтому я не знаю всех подробностей. Но у меня было впечатление, что она загорелась написать нечто замечательное. А вот то, о чем ты, наверное, уже знаешь: ей кто-то угрожал, изводил ее...
     - Когда?
     - Прошлой зимой, примерно в то время, когда я виделся с ней за ленчем. По-моему, это было в конце февраля.
     - Продолжай, - заинтересовалась я.
     - У нее не было никаких предположений насчет того, кто ей угрожает. Началось ли это до того, как она решила написать то, что задумала, или после - я не могу сказать с уверенностью.
     - Как она собиралась выходить из положения. Я имею в виду нарушение условий контракта?
     - Указание, которому следовал Спарацино, было таким: проинформировать Харпера, что у него есть выбор. Он мог работать с нею вместе, осуществляя таким