казал Марино.
     Доктор Мастерсон протянул руку за своей трубкой. Он допустил явный промах, и в его глазах я заметила раздражение.
     - Ничего подобного я вам не говорил, лейтенант. - Он принялся медленно утрамбовывать в трубке табак. - Но если вы дадите мне немного больше информации об этом пациенте, молодом человеке, которого вы называете Френки, возможно, у меня и появится хотя бы слабый проблеск. Вы можете рассказать о нем что-нибудь еще, кроме того, что он "мальчик"?
     Я решила вмешаться:
     - Очевидно, у Эла Ханта в то время, когда он находился здесь, был друг, некто, кого он называл Френки. Эл упоминал о нем во время разговора со мной. Нам кажется, что этот человек первое время, после приема в больницу, содержался в Бэкхолле, а затем был переведен на другой этаж, где мог познакомиться с Элом. По описанию, Френки - высокий, стройный, темноволосый. Кроме того, он любил вязать - увлечение довольно нетипичное для пациентов-мужчин, я думаю.
     - Все это вам рассказал Эл Хант? - спросил доктор Мастерсон безо всякого выражения.
     - Кроме того, Френки был фанатично аккуратен, - уклонилась я от ответа на его вопрос.
     - Боюсь, что любовь к вязанию не совсем то, что могло бы привлечь мое внимание, - прокомментировал он, снова зажигая трубку.
     - Кроме того, в состоянии стресса он, возможно, заикался, - добавила я, сдерживая раздражение.
     - Хм-м. Видимо, это кто-то со спастической дисфонией в дифференциальном диагнозе. Может быть, именно с этого и начнем...
     - Вам нужно начать с того, что прекратить заниматься ерундой, - грубо вмешался Марино.
     - Вот как, лейтенант? - Доктор Мастерсон снисходительно улыбнулся. - Ваша враждебность не обоснованна.
     - Это вы у меня в подвешенном состоянии, и стоит мне захотеть, я вас в одну минуту обосную - наложу на вас судебное распоряжение и привлеку вашу задницу к ответственности, чтобы засадить в тюрьму за соучастие в убийстве. Как это звучит? - Марино свирепо уставился на него.
     - С меня уже вполне достаточно вашей наглости, - ответил доктор Мастерсон с раздражающим спокойствием. - Я не люблю, когда мне угрожают. Я на это плохо реагирую, лейтенант.
     - А я плохо реагирую на тех, кто тратит мое время попусту, - парировал Марино.
     - Кто такой Френки? - снова попыталась я вернуться к теме разговора.
     - Уверяю вас, что не могу сказать без подготовки, - ответил доктор Мастерсон. - Если вы будете так добры, что подождете несколько минут, я схожу посмотрю, что можно извлечь из нашего компьютера.
     - Спасибо, - сказала я, - мы подождем.
     Едва психиатр вышел за дверь, как Марино тут же понес:
     - Что за мешок с дерьмом?
     - Марино, - сказала я устало.
     - Не похоже, чтобы это заведение было переполнено детьми. Могу поспорить, что семидесяти пяти процентам пациентов здесь перевалило за шестьдесят. Ты же понимаешь, что молодые люди должны задерживаться в памяти, верно? Он чертовски хорошо знает, кто такой Френки, и, возможно, даже мог бы нам сказать размер ботинок негодяя.
     - Возможно.
     - Что значит "возможно"? Я тебе говорю, что парень попусту тянет кота за хвост.
     - И он будет продолжать это делать до тех пор, пока ты, Марино, грубишь ему.
     - Вот дерьмо! - Он встал, подошел к окну позади стола доктора Мастерсона и, раздвинув занавески, уставился в окно, за которым было уже позднее утро. - Я ненавижу, когда кто-то мне врет. Клянусь Богом, если он меня доведет, я засажу его задницу. Чертовы психолекари! Их пациентом может быть Джек Потрошитель, и им до лампочки. Они будут продолжать тебе врать, укладывать зверя в постель и кормить его с ложечки куриным бульоном, как будто он - сама Америка. - Он помолчал, а затем пробормотал, ни к селу, ни к городу: - По крайней мере, снег прекратился.
     Дождавшись, пока Марино снова сел, я сказала:
     - Думаю, угрохать ему обвинением в соучастии в убийстве было чересчур.
     - Но это заставало его быть внимательнее, не так ли?
     - Дай ему шанс сохранить лицо, Марино.
     Он курил, угрюмо уставившись в занавешенное окно.
     - Я думаю, теперь он уже понял, что помочь нам - в его же интересах.
     - Да, но не в моих интересах сидеть здесь и играть с ним в кошки-мышки. Даже сейчас, когда мы сидим и болтаем, псах Френки разгуливает на свободе и вынашивает свои сумасшедшие мысли, которые тикают, как чертова бомба, готовая вот-вот рвануть.
     Я вспомнила свой тихий дом в тихом районе, медальон Кери Харпера, висящий на ручке моей двери, и шепчущий голос на моем автоответчике: "У тебя действительно светлые волосы, или ты обесцвечиваешь их?.." Как странно. Я ломала голову над этим странным вопросом. Почему это имеет для него значение?
     - Если Френки - наш убийца, - тихо сказала я, глубоко вздохнув, - то я не могу себе представить, какая может быть связь между Спарацино и этими убийствами.
     - Посмотрим, - пробормотал Марино, зажигая сигарету и мрачно глядя на закрытую дверь.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я никогда не перестаю удивляться тому, как одно обстоятельство оказывается связанным с другим, - ответил он загадочно.
     - О чем ты? Какое обстоятельство, Марино?
     Он взглянул на часы и выругался:
     - Куда, черт побери, он пропал? Отправился обедать?
     - Надеюсь, он ищет историю болезни Френки.
     - Да. И я надеюсь.
     - Что это за обстоятельства, которые оказываются связанными с другими? - снова спросила я. - Не мог бы ты выражаться более конкретно?
     - Давай посмотрим на все это с такой точки зрения, - предложил Марино. - У меня есть совершенно отчетливое ощущение, что если бы не эта проклятая книга, которую писала Берил, все трое были бы сейчас живы. И Хант, скорее всего, тоже все еще здравствовал бы.
     - Я в этом не уверена.
     - Ну конечно, нет. Ты всегда так чертовски объективна. Это мое мнение, о'кей? - Он посмотрел на меня и потер усталые глаза. Его лицо раскраснелось. - У меня такое ощущение, договорились? И оно подсказывает мне, что между убийцей и Берил изначально существовало связующее звено: Спарацино и книга. А затем одно обстоятельство привело к другому. Дальше псих убивает Харпера. Потом мисс Харпер проглатывает достаточно таблеток, чтобы свалить лошадь, так что ей не надо больше слоняться в одиночестве по ее громадному жилищу, в то время как рак сжирает ее заживо. И Хант вешается на балке в своих дурацких трусах.
     Перед моим мысленным взором проплыло оранжевое волокно со странным сечением в виде трехлистника клевера, вслед за ним рукопись Берил, Спарацино, Джеб Прайс, голливудский сынок сенатора Патина, миссис Мактигю и Марк. Они были конечностями и связками одного тела, которое я не могла собрать воедино. Каким-то необъяснимым образом люди и события, не имеющие отношения друг к другу, как по волшебству замыкались на Френки. Марино был прав. Одно обстоятельство всегда оказывается связанным с другим. Убийство никогда не возникает на пустом месте. Впрочем, это касается вообще всего дурного.
     - У тебя есть какая-нибудь теория насчет того, в чем именно заключается эта связь? - спросила я у Марино.
     - Нет, черт побери, ни одной, - ответил он, зевая, как раз в тот момент, когда доктор Мастерсон вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.
     Я с удовлетворением заметила, что в руках у него была стопка папок.
     - Ну, - сдержанно сказал он, не глядя на нас, - я не нашел никого с именем Френки, видимо, это было его прозвище. Поэтому я подобрал тех, кто подходит по времени лечения, возрасту и расе. Здесь у меня истории болезни шести белых мужчин, исключая Эла Ханта, которые были пациентами в Валхолле в течение того временного интервала, который вас интересует. Все они в возрасте от тринадцати до двадцати четырех лет.
     - Почему бы вам просто не дать их нам просмотреть, пока вы будете сидеть и курить свою трубку? - Марино был настроен менее воинственно, но не намного.
     - Я бы предпочел только рассказать их истории по причинам конфиденциальности, лейтенант. Если к кому-то из них у вас возникнет острый интерес, мы изучим его историю болезни подробнее. Так будет достаточно корректно?
     - Да, вполне, - сказала я прежде, чем Марино успел что-либо возразить.
     - Первый случай, - начал доктор Мастерсон, открывая верхнюю папку. - Девятнадцать лет, из Хайлэнд-Парк, Иллинойс, принят в декабре 1978 года с анамнезом: злоупотребление наркотиками, а конкретнее - героином. - Он перевернул страницу. - Рост - пять футов восемь дюймов, вес - сто семьдесят фунтов, глаза - карие, шатен. Его лечение продолжалось три месяца.
     - Эл Хант попал к вам лишь в апреле, - напомнила я, - они находились здесь в разное время.
     - Да, наверное, вы правы. Это мое упущение. Значит, мы можем его вычеркнуть. - Он отложил папку в сторону.
     Я глянула на Марино предупреждающим взглядом. Я видела, что он готов взорваться, его лицо стало красным, как у Деда Мороза.
     Открыв вторую папку, доктор Мастерсон продолжил:
     - Следующий - четырнадцатилетний юноша, блондин с голубыми глазами, пять футов три дюйма, сто пятнадцать фунтов. Принят в феврале 1979 года, выписан шесть месяцев спустя. В его анамнезе - утрата чувства реальности и фрагментарный бред. Ему был поставлен диагноз: шизофреник неорганизованного или гебефренического типа.
     - Вы не могли бы объяснить, что, черт побери, это означает? - спросил Марино.
     - Это означает бессвязную причудливую манеру поведения, полную социальную отстраненность и другие странности поведения. Например... - Доктор Мастерсон помолчал, просматривая страницу. - Он мог отправиться утром на автобусную остановку, но так и не появиться в школе. А однажды его нашли сидящим под деревом и рисующим странные, бессмысленные рисунки в блокноте.
     - Да, А теперь он знаменитый художник, живущий в Нью-Йорке, - пробормотал Марино с сардонической усмешкой, - его зовут Френк, Франклин, или его имя начинается на Ф?
     - Нет. Ничего похожего.
     - Итак, кто же следующий?
     - Следующий - двадцатидвухлетний мужчина из Делавера. Рыжие волосы, серые глаза, э... пять футов десять дюймов, сто пятьдесят фунтов. Принят в марте 1979 года, выписан в июне. У него был диагносцирован органический галлюцинаторный синдром. Провоцирующим фактором являлась темпоральная лобная эпилепсия и в анамнезе - злоупотребление гашишем. Течение заболевания осложнялось дисфорическим настроением и попыткой кастрировать себя, как реакцией на галлюцинацию.
     - Что значит дисфорическое? - спросил Марино.
     - Беспокойнее, нетерпеливое, подавленное.
     - Это было до того, как он пытался сделаться сопрано, или после?
     Доктор Мастерсон начал проявлять признаки раздражения, и на самом деле я его понимала.
     - Следующий, - скомандовал Марино, как сержант на плацу.
     - Четвертый случай - восемнадцатилетний юноша, волосы - черные, глаза - карие, пять футов девять дюймов, сто сорок два фунта. Его приняли в мае 1979 года, диагноз - шизофреник параноидального типа. В анамнезе, - он перелистнул страницу и протянул руку за трубкой, - рассеянный гнев и беспокойство, с сомнениями по поводу тождественности пола и явным страхом, что его примут за гомосексуалиста. Начало этого психоза, очевидно, было связано с тем, что в мужском туалете к нему подошел гомосексуалист.
     - Задержитесь на этом случае. - Если бы Марино не остановил доктора Мастерсона, это сделала бы я. - Нам нужно поговорить именно о нем. Сколько времени он пробыл в Валхолле?
     Доктор Мастерсон раскуривал свою трубку, заглядывая тем временем в записи, после чего ответил:
     - Десять недель.
     - Которые как раз попали на время пребывания здесь Ханта, - подытожил Марино.
     - Совершенно верно.
     - Значит, кто-то подошел к нему в мужском туалете, я у него поехала крыша? Что с ним случилось? В чем заключался его психоз? - спросил Марино.
     Доктор Мастерсон переворачивал страницы. Затем он поднял очки на лоб и ответил:
     - Проявление мании величия. Он верил, что Бог руководит его поступками.
     - Какими поступками? - Марино подался вперед на стуле.
     - Здесь не содержится никаких подробностей, за исключением того, что он довольно причудливо выражался.
     - И он был параноидальным шизофреником? - уточнил Марино.
     - Да.
     - Вы не могли бы описать симптомы этой формы шизофрении?
     - С классической точки зрения, - начал доктор Мастерсон, - существует набор характерных признаков, в который входит и бред величия, или галлюцинации с величественным содержанием. Тут может присутствовать и навязчивая ревность, и экстремизм в межличностных отношениях, и уверенность в бесспорности собственных представлений, а в некоторых случаях - стремление к насилию.
     - Откуда он сам? - спросила я.
     - Из Мэриленда.
     - Черт, - пробормотал Марино. - Он жил с родителями?
     - Он жил со своим отцом.
     - Вы уверены, что он был параноиком, а не шизофреником недифференцированного типа? - вмешалась я.
     Разница была существенна. Шизофреники недифференцированного типа, как правило, не способны спланировать преступление и успешно избежать ареста. Человек, которого мы искали, был достаточно организован, чтобы заранее подготовить и совершить свои преступления, и при этом ускользнуть от полиции.
     - Я совершенно уверен, - ответил доктор Мастерсон и после небольшой паузы вежливо добавил: - Довольно интересно, что имя пациента - Френк.
     Он вручил мне папку, и мы с Марино бегло просмотрели ее содержимое. Френк Итен Эймс, или Френк И., и, таким образом, - "Френки", заключила я. Эймс был выписан из "Вальгаллы" в конце июля 1979 года и вскоре после этого, согласно записи доктора Мастерсона, сделанной в то время, сбежал из дома в Мэриленде.
     - Откуда вам известно, что он сбежал из дома? - спросил Марино, взглянув на психиатра. - Откуда вам известно, что с ним произошло после того, как он покинул это заведение?
     - Его отец звонил мне. Он был очень расстроен, - ответил доктор Мастерсон.
     - И что же дальше?
     - Боюсь, ни я, ни кто другой ничего не могли сделать - Френк был совершеннолетним.
     - Вы помните, чтобы кто-нибудь называл его Френки? - спросила я.
     Он покачал головой.
     - А как насчет Джима Барнза? Он был социальным сотрудником, прикрепленным к Френку Эймсу?
     - Да, - неохотно признал доктор Мастерсон.
     - У Френка Эймса был какой-нибудь неприятный инцидент с Джимом Барнзом? - спросила я.
     Доктор Мастерсон некоторое время колебался, а затем нехотя ответил:
     - Как будто...
     - Какого характера?
     - Как будто сексуального, доктор Скарпетта. И ради Бога, я пытаюсь помочь. Надеюсь, вы поведете себя корректно в отношении этого случая.
     - Эй, - сказал Марино, - можете на это рассчитывать. Я имею в виду, что мы не планируем рассылать пресс-релизы.
     - Значит, Френк знал Эла Ханта, - сказала я.
     Напряженное лицо доктора Мастерсона отражало внутреннюю борьбу:
     - Да. Именно Эл выдвинул обвинения.
     - В яблочко, - пробормотал Марино.
     - Что вы имеете в виду, говоря, что Эл Хант выдвинул обвинения? - спросила я.
     - Я имею в виду, что он пожаловался одному из наших психотерапевтов, - ответил доктор Мастерсон, в его голосе появились оборонительные интонации. - Кроме того, он что-то говорил и мне во время одного из наших сеансов. Когда спросили самого Френка, тот отказался что-либо рассказывать. Он был очень злой и отчужденный от мира молодой человек. Я не мог ничего предпринять по поводу того, что сказал Эл, так как без сотрудничества Френка все обвинения были просто сплетней.
     Мы с Марино молчали.
     - Весьма сожалею, - сказал доктор Мастерсон, и на этот раз он действительно был огорчен, - но больше я ничем не могу вам помочь. Я не знаю, где сейчас находится Френк. Последний раз я разговаривал с его отцом лет семь, восемь назад.
     - При каких обстоятельствах? - спросила я.
     - Мистер Эймс позвонил мне.
     - По какому поводу?
     - Он спрашивал, не слышал ли я что-нибудь о Френке.
     - Ну, и что вы ответили? - спросил Марино.
     - Нет, - ответил доктор Мастерсон, - я ничего не слышал о Френке. Мне очень жаль.
     - Почему мистер Эймс позвонил вам? - спросила я.
     - Он хотел найти Френка, и надеялся, что, может быть, я дам намек, где его искать. Потому что его мать умерла. То есть, мать Френка.
     - Где она умерла, и как это произошло? - спросила я.
     - Во Фрипорте, штат Мэн. Вообще-то говоря, обстоятельства ее смерти мне неясны.
     - Она умерла естественной смертью? - спросила я.
     - Нет, - сказал доктор Мастерсон, избегая встречаться с нами взглядом, - я совершенно уверен, что нет.
     Чтобы выяснить это, Марино понадобилось совсем немного времени. Он позвонил в полицию Фрипорта, штат Мэн. По их данным, вечером 15 января 1983 года Миссис Вильма Эймс была забита до смерти "взломщиком", который, очевидно, находился в доме в тот момент, когда она пришла из продовольственного магазина. К моменту смерти ей было сорок два года. Она была маленькой женщиной с голубыми глазами и обесцвеченными светлыми волосами. Преступление осталось нераскрытым.
     У меня не оставалось ни малейших сомнений по поводу того, кем был этот так называемый взломщик. И у Марино тоже.
     - Так, может быть, Хант действительно был ясновидящим, а? - произнес он. - Ведь мальчишка откуда-то знал, что Френки угробил свою мать. А это совершенно точно произошло гораздо позже того времени, когда оба шизика вместе торчали в психушке.
     Мы праздно наблюдали за ужимками белки Сэмми, вертевшейся вокруг кормушки для птиц. Когда Марино привез меня из больницы и высадил около моего дома, я пригласила его на кофе.
     - Ты уверен, что Френки не работал какое-то время на мойке у Ханта в течение последних нескольких лет? - спросила я.
     - Я не помню, чтобы мне попадался какой-нибудь Френк или Френки Эймс в их конторских книгах, - ответил Марино.
     - Он запросто мог сменить имя, - сказала я.
     - Если он пристукнул свою старушку, то, скорее всего, он именно так и поступил, рассчитывая на то, что его, возможно, будет разыскивать полиция. - Пит протянул руку за своим кофе. - Проблема в том, что у нас нет его свежего описания, а заведения, подобные автомойкам, представляют из себя проходной двор. Парни то и дело приходят и уходят. Работают пару дней, неделю, месяц. Можешь себе представить, сколько существует высоких, худых и темноволосых белых парней? С ума можно сойти.
     Мы были так близко, и в то же время так далеко. Это просто бесило. Я сказала:
     - Волокна ассоциируются с автомобильной мойкой. Хант работал на автомобильной мойке, клиентом которой была Берил, и, возможно, он знал ее убийцу. Ты понимаешь, о чем я говорю, Марино? Хант знал, что Френки убил свою мать, потому что Хант и Френки, возможно, общались после "Вальгаллы". Френки мог работать на мойке у Ханта, возможно, даже недавно. И он мог заметить Берил впервые, когда она пригнала свою машину на мойку.
     - У них тридцать шесть служащих. Из них, белых, - только одиннадцать, док, причем шестеро - женщины. Сколько остается? Пятеро? Троим из них около двадцати, а это означает, что им было лет восемь, девять, когда Френки находился в "Вальгалле". Очевидно, что это не они. Оставшиеся двое тоже не подходят по разным другим причинам.
     - По каким именно?
     - Например, они наняты лишь в течение последних двух месяцев, и когда Берил пригоняла свою тачку, их там не было. Не говоря уже о том, что их описания не слишком соответствуют. У одного рыжие волосы, а другой коротышка, почти такой же маленький, как ты.
     - Большое спасибо.
     - Я буду продолжать проверку, - сказал он, отворачиваясь от птичьей кормушки. Белка Сэмми внимательно наблюдала за ними глазками-бусинками с розовыми ободками. - А что насчет тебя?
     - А что насчет меня?
     - В твоей конторе еще не забыли, что ты там работаешь? - поинтересовался Марино, как-то странно глядя на меня.
     - Все под контролем, - ответила я.
     - Я бы не был в этом так уверен, док.
     - А вот я совершенно в этом уверена.
     - Что