аплениями.
     - Как интересно, - удивилась я. - Я никогда не носила одежду желтого цвета. Мне кажется, что у меня даже дома нет ни одной желтой или коричневой вещи. Но я очень люблю солнечный свет и шоколад.
     - Аура человека не имеет ничего общего с любимыми продуктами, - улыбнулась Хильда. - Желтый цвет означает духовность, а коричневый у меня ассоциируется с практичностью и здоровьем. Аура человека, столкнувшегося с реалиями действительности. Вы очень духовный, но и весьма практичный человек. Только запомните, что это мое собственное толкование. Для каждого отдельного человека цвет означает совершенно различные вещи.
     - А что вы скажете о Марино?
     - Вокруг него я вижу тонкую оболочку красного цвета, - сказала она. - Красный цвет означает злость. Но, по-моему, еще немного красного цвета ему не помешает.
     - Вы шутите, - заметила я. Только сейчас я подумала о том, что в характере Марино как раз недостает злости.
     - Людям инертным я всегда говорю о том, что им необходимо побольше красного цвета в жизни. Это прибавляет энергии, помогает доводить начатое дело до конца, бороться с возникшими на пути трудностями. Красный цвет может оказаться настоящим благом, будучи направленным в правильное русло. Но у меня складывается впечатление, что он боится собственных чувств, а это расслабляет его.
     - Хильда, вам когда-нибудь показывали фотографии других пропавших пар?
     Она положительно кивнула головой:
     - Миссис Харви показала мне вырезанные из газет фотографии убитых пар.
     - Вы так же трогали пальцами эти карточки, пытаясь понять и прочитать происходившие там события?
     - Конечно.
     - И что вам удалось узнать?
     - Узнала о смерти. Все молодые люди были мертвы.
     - А как насчет этого молодого человека с легкой комплекцией и предположительно черной бородой или каким-то темным пятном на лице?
     Помолчав, она ответила:
     - Я не знаю. Но я помню, что тогда у меня тоже возникло чувство какой-то дружеской атмосферы, о которой я уже говорила. Человек, с которым они встречались, не представлял никакой угрозы. У меня сложилось впечатление, что ни один из молодых людей поначалу не был им напуган.
     - А сейчас я хочу вас спросить по поводу карты, - сказала я. - Вы упомянули о том, что можете гадать по картам. Имеются в виду игральные карты.
     - Можно использовать любые виды карт. Например, гадальные карты и хрустальные шарики. Это не имеет большого значения. Они лишь предметы, которые помогают сосредоточиться. Но, отвечая на ваш вопрос, я говорю, что применяю карточную колоду.
     - И как, выходит?
     - Я обычно прошу человека срезать колоду, а затем, вытаскивая карту, я рассказываю о том, какие у меня возникают ощущения.
     - А когда вы рассматриваете карту с червонным валетом, у. вас не возникает какого-то особого чувства? - спросила я.
     - Все зависит от человека, с которым я имею дело, от той энергии, которая исходит от этого человека. Но червонный валет - это то же самое, что и рыцарь с кубком в гадальных картах.
     - Это хорошая или плохая карта?
     - Это зависит от того, что изображено на карте и как этот образ соотносится с образом того человека; которому я гадаю, - ответила она. - Например, в гадальных картах изображение кубка всегда надо рассматривать в связи с любовными переживаниями человека, в то - время как изображение мечей и других воинственных атрибутов помогает разобраться в деловых и денежных вопросах. Червонный валет - карта, выражающая эмоциональный порыв и любовь. И это само по себе очень здорово. Но эта карта может также иметь резко отрицательное значение, если любовь озлобила человека, сделала его мстительным, полным ненависти.
     - А в чем отличие червонного валета, например, от червонной десятки или, скажем, дамы червей?
     - На карте с червонным валетом изображено лицо, - пояснила она. - Я бы сказала, что эта карта олицетворяет собой мужчину. Хотя, например, на карте с червонным королем тоже изображено лицо, но все-таки личность короля ассоциируется с властью; он сам, да и все его окружение считают его руководителем, начальником, возможно, даже отцом, боссом или кем-нибудь в этом роде. Валет, так же как и рыцарь, может представлять собой солдата, защитника, борца. Это может быть человек, который ведет яростную борьбу, чтобы преуспеть в бизнесе. Увлеченно занимаясь спортом, он может составить серьезную конкуренцию своему противнику. Он может быть кем угодно, но поскольку черви - это знак чувств, любовных переживаний, то я должна обязательно подчеркнуть, что, какую бы сторону характера ни представляла эта карта, она всегда является выразителем эмоционального состояния человека, независимо от того, о чем идет речь: о работе или о деньгах.
     Снова зазвонил телефон.
     Повернувшись ко мне, она сказала:
     - Не всегда верьте тому, что приходится иногда слышать, доктор Скарпетта.
     - Что вы имеете в виду? - спросила я, немного оторопев.
     - То, чему вы придаете такое большое значение, приносит вам несчастье и печаль. Я имею в виду одного человека с очень романтическим характером. Он либо ваш друг, либо член вашей семьи, я точно не знаю, но этот человек определенно для вас много значит. Когда вы слышите его речи, то начинаете давать волю своему воображению. Будьте очень внимательны, не верьте его словам.
     "Марк, - подумала я, - а может быть, Бентон Уэсли". Не удержавшись, я все-таки поинтересовалась:
     - Он и сейчас находится со мной рядом? Это кто-нибудь, с кем не приходится сейчас встречаться?
     Подумав немного, она ответила:
     - Так как я чувствую какое-то смущение и многое, что мне совершенно неизвестно, я должна сказать, что с этим человеком вы не сталкиваетесь ежедневно. Я чувствую расстояние, знаете, не географическое, а эмоциональное. Вот это существующее между вами пустое пространство мешает тому, чтобы вы доверяли ему. Я советую оставить все так, как есть, и не предпринимать никаких действий в настоящий момент. Решение придет само собой, правда, я не знаю, когда это случится. Вам было бы неплохо расслабиться. И если в душе у вас настанет смятение, не надо предпринимать какие-то необдуманные поступки. И еще один момент, - продолжала она. - Надо взглянуть на расстоянии, чтобы увидеть рядом с собой что-то, о чем я не имею ни малейшего представления. Это то, что вы совершенно не замечаете, и то, что связано с прошлым, с каким-то очень важным событием, которое произошло в прошлом. Именно оно поможет вам понять правду, но вначале вы даже не поймете истинное значение этого события, пока не захотите этого сами. Пусть ваша вера приведет вас к истине. Мне было очень интересно, чем занимается Марино, поэтому, поднявшись, я выглянула в окно.

***

     Марино выпил две порции виски с содовой в аэропорту "Шарлотта", а затем добавил еще одну, уже находясь на борту самолета. Во время нашего перелета он почти все время молчал. Приземлившись в Ричмонде, мы направились к находившимся на автостоянке автомобилям. Я была первой, кто решил прервать эту затянувшуюся паузу.
     - Нам надо поговорить, - сказала я, доставая ключи от машины.
     - Я очень устал.
     - Сейчас почти пять часов. Почему бы тебе не пойти ко мне поужинать?
     Щурясь от яркого солнца, он неотрывно смотрел на место парковки машин. В этот момент было очень трудно понять, то ли он охвачен приступом сильного гнева, то ли готов разрыдаться. Мне было понятно только одно: в таком ужасном состоянии я его никогда раньше не видела.
     - Ты сердишься на меня, Марино?
     - Нет, доктор. Но сейчас мне необходимо побыть одному.
     Застегнув верхнюю пуговицу своего пальто и пробормотав "пока", он ушел.
     Я приехала домой, совершенно промокшая. Вяло слоняясь по кухне, я вдруг услышала звонок в дверь. Заглянув в глазок, с удивлением увидела в дверях Марино.
     - Это я нашел у себя в кармане, - сразу начал он, как только я открыла дверь. Он вручил мне неиспользованный билет и какую-то совершенно ненужную бумагу о взятой напрокат машине.
     - Тебе это может понадобиться для твоего финансового отчета или еще для чего-нибудь.
     - Спасибо, - поблагодарила я, зная, что он пожаловал ко мне совершенно с другой целью. У меня была квитанция об истраченных на поездку деньгах, поэтому все, что он дал мне, было совершенно ненужными бумажками. Я как раз начала готовить ужин.
     - Оставайся и подожди, пока я закончу. Раз уж ты все равно пришел.
     - Я посижу у тебя немножко, - ответил он, не поднимая на меня глаз. - Потом мне нужно будет уйти и заняться делами.
     Пройдя на кухню, он сел за стол, а я стала дорезать красный сладкий перец, добавляя его к жарящемуся на оливковом масле рубленому луку.
     - Ты знаешь, где стоит спиртное, - сказала я, продолжая помешивать лук.
     Он встал и направился к бару.
     - Раз уж ты рядом с баром, достань мне шотландское виски с содовой, - крикнула я ему вслед.
     Промолчав, он вернулся на кухню и поставил бутылку виски на соседний столик.
     Я высыпала лук и перец в. сковородку с тушившимися томатами, а затем стала поджаривать сосиски.
     - У меня еще не готово второе, - извинилась я, продолжая готовить.
     - Не обращай на меня внимания, обойдемся и без второго.
     - Неплохо бы сейчас отведать молодого барашка, телячью грудинку или жареного поросенка, запивая белым вином, - сказала я, ставя на плиту кастрюлю с водой. - Я очень люблю мясо молодого барашка, но сейчас не могу предложить тебе ничего, кроме дежурного блюда.
     - Может, тебе хватит резать трупы, могла бы открыть свой собственный ресторан.
     - Спасибо за комплимент.
     - Пожалуйста. С бесстрастным лицом он зажег сигарету. - Как называется это блюдо? - спросил он, указывая глазами на плиту.
     - Это блюдо называется "Желто-зеленая лапша со сладким перцем и сосисками", - ответила я, выкладывая на тарелку сосиски. - Но чтобы по-настоящему поразить тебя, я назову это блюдо его настоящим именем, которое звучит следующим образом "le papardelle del Cantun-zein".
     - Не беспокойся, ты меня и без того поразила.
     - Марино, - спросила я, заглянув ему в глаза. - Что произошло сегодня утром?
     На мой вопрос он ответил вопросом.
     - Ты кому-нибудь говорила о вашем разговоре с Весси насчет рубленой раны, сделанной с помощью зазубренного лезвия ножа?
     - Пока что я сказала об этом только тебе.
     - Трудно представить, как это Хильде Озимек удалось точно описать охотничий нож с зазубренным лезвием во время пребывания на стоянке зоны отдыха, куда ее привезла Пэт Харви.
     - Это очень трудно понять, - согласилась я, выкладывая в кипящую воду томатную пасту. - В жизни есть много вещей, Марино, которые очень трудно понять и объяснить.
     На приготовление свежей пасты не требуется много времени, и я вылила ее в стоявшую в духовом шкафу теплую миску. Добавив соус, я перемешала полученное блюдо с маслом и натертым свежим сыром, после чего пригласила Марино к столу.
     - У меня в холодильнике есть артишоки вместо салата. Пойду достану хлеб из морозилки.
     - Вот это все, что мне нужно, - ответил он. Очень здорово. Действительно очень вкусно.
     Я почти не дотронулась до еды, в отличие от Марино, который за несколько минут опустошил тарелку и сидел в ожидании добавки второго. Казалось, что Марино целую неделю был голодным. Он совершенно за собой не следил, и это было очень заметно. Галстук давно уже пора отнести в химчистку, кромка на одной штанине брюк окончательно замахрилась, а рубашка на локтях была в желтых пятнах. Всем своим обликом он будто хотел сказать, что он очень нужный, но, к сожалению, никем не востребованный человек. С одной стороны, это действовало на меня отталкивающе, с другой же - вызывало очень сильное беспокойство. Мне было непонятно, как взрослый и интеллигентный мужчина мог так опуститься, махнув на себя рукой. Но мне было также известно, что жизнь его пошла на самотек, дав серьезную трещину, и с этим он не мог ничего поделать.
     Поднявшись из-за стола, я достала с полки красное вино "Мондави".
     - Марино, - сказала я, наполняя наши бокалы вином, - чью фотографию ты показывал Хильде? Своей жены?
     Облокотившись на спинку стула, он сидел, не поднимая на меня глаз.
     - Если тебе не хочется, можешь мне об этом не рассказывать. Но ты сидел тогда сам не свой, и это было очень заметно.
     - То, что она мне сказала, просто выбило меня из колеи, - ответил он.
     - Ты имеешь в виду Хильду?
     - Да, то, что она мне сказала.
     - Может быть, ты все-таки мне расскажешь об этом?
     - Я никому об этом не рассказывал, - ответил он, потянувшись за вином. Лицо его в этот момент было напряженным, пристыженным. - В прошлом ноябре она уехала обратно в Джерси.
     - Ты когда-нибудь говорил мне, как ее зовут?
     - Господи, ну какое это имеет значение? - пробормотал он.
     - Имеет, имеет. Не слишком ли много у тебя тайн?
     - А я всегда был таким. Полицейская служба сделала меня еще более скрытным. Мне так часто приходилось слышать этих полицейских сукиных сынов, жалующихся на своих жен, подружек, детей. Они рыдают на твоем плече, а ты искренне веришь им, как своим братьям. А потом, когда у тебя вдруг возникли какие-то трудности и ты тоже, не подумав, поделился с ними своими проблемами, на следующий же день весь твой разговор становится достоянием всего полицейского департамента. Поэтому я давно научился держать язык за зубами.
     Немного помолчав, он достал кошелек, вытащив оттуда фотографию.
     - Ее зовут Дорис, - сказал он, протягивая мне снимок, который показывал Хильде Озимек сегодня утром.
     У Дорис было очень милое лицо и приятная, слегка округленная фигура. Одетая в строгий наряд, она застенчиво и напряженно улыбалась, неподвижно застыв перед камерой. Мне показалось, что я видела это лицо тысячи раз, поскольку в мире много таких женщин. Молодые и милые, они, сидя на крылечке под волшебным звездным небом, вдыхали аромат летнего воздуха, погрузившись в любовные мечтания. Они, как зеркала, отражали образы тех значительных людей, которых встретили на своем пути. Они совершенно забывали о том, как много было сделано их стараниями, не - унывая при мысли, что многим желаниям так и не суждено сбыться. Но однажды наступало прозрение, и они просыпались взбешенные, как после дурного сна.
     - В этом июне должно было исполниться тридцать лет нашей совместной жизни, - пояснил Марине, забирая у меня фотографию. - Вдруг она почувствовала себя совершенно несчастной. Стала недовольна тем, что я много работаю, никогда не бываю дома. Она же совершенно не знает, какие авралы случаются на работе. Это дело с парочками. Но ведь я же не маленький, понимаю, что причина вовсе не в этом.
     - А в чем же тогда причина?
     - Мне известно, что она познакомилась в Джерси с одним парнем, у которого пару лет назад умерла жена.
     Он, будучи агентом по продаже земельных участков, помог ей однажды продать принадлежавший ее матери дом. Дорис как-то упоминала о нем пару раз, казалось не придавая значения их знакомству. Но что-то там все-таки завязалось. Поздно вечером в нашем доме стали раздаваться телефонные звонки. Но, когда я брал трубку, на другом конце ее тут же клали. Дорис как сумасшедшая неслась к почтовому ящику, чтобы опередить меня. А в ноябре ни с того ни с сего она собрала вещи и уехала, якобы ухаживать за больной матерью.
     - С тех пор она ни разу не приезжала? - спросила я.
     - Время от времени она позванивает мне, настаивая на разводе.
     - Извини меня, Марино.
     - Понимаешь, там живет ее мать, за которой присматривает Дорис. Там же она встречается с агентом по продаже недвижимости. Она пребывает в таком настроении, что в одну минуту печаль сменяется радостью. То хочет вернуться, то опять раздумывает. Чувствует себя виноватой. Все так, как сказала Хильда, рассматривая ее фотографию. Кругом виновата.
     - Тебе очень больно это осознавать.
     - Да ладно. - Бросив салфетку на стол, он сказал: - Пусть поступает так, как ей хочется. Черт с ней!
     Я понимала, что на самом деле он страдал. Он сидел совершенно опустошенный, и сердце мое, когда я смотрела на него, ныло от боли. И в то же время симпатии мои были на стороне его жены, ведь Марино очень нелегко любить.
     - Ты хочешь, чтобы она вернулась?
     - Мне кажется, я встретил ее еще задолго до того, как родился. Но теперь мне надо посмотреть правде в глаза, доктор. - Он вскинул на меня страдающие глаза. - Моя жизнь пошла прахом. Вечно считаешь копейки, вечно тебя выдергивают посреди ночи на какое-нибудь очередное задание. Планируешь отдохнуть, а тут опять что-то происходит, и Дорис снова распаковывает чемоданы и сидит дома, как, например, случилось на уик-энд перед праздником День труда, когда пропали Харви и ее дружок. Это было последней каплей, переполнившей ее терпение.
     - Ты любишь Дорис?
     - Она этому совершенно не верит.
     - Может быть, ее просто необходимо уверить в этом, - объяснила я. - Надо показать ей, насколько сильно ты любишь ее и нуждаешься прежде всего как в женщине.
     - Что-то я тебя не пойму, - озадаченно спросил он. "Вряд ли он когда-нибудь это поймет", - с тоской подумала я.
     - Просто заботься о себе сам, - объяснила я ему. - Не думай, что она должна постоянно печься о тебе. Может быть, тогда все пойдет по-другому.
     - Я не зарабатываю достаточно денег, в этом-то вся причина.
     - Уверяю тебя, для твоей жены деньги не главное. Ей просто нужно, чтобы ее замечали и любили.
     - А у него большой дом и совершенно новенький, привезенный из Нью-Йорка "крайслер" с кожаными сиденьями и другими причиндалами.
     Я ничего не ответила.
     - В прошлом году он провел свой отпуск на Гавайях, - озлобленным тоном сказал Марино.
     - Дорис прожила с тобой жизнь. И это ее личное дело - выбирать Гавайи или что-то другое...
     - Гавайи - всего лишь приманка для туристов, - отрезал он, закуривая. - А по мне - нет ничего лучше местечка чем Багз-Айленд, где можно хорошо порыбачить.
     - А тебе не приходило в голову, что Дорис очень устала постоянно проявлять о тебе материнскую заботу?
     - Уж материнскую! - огрызнулся он.
     - Тогда почему же сразу после ее отъезда ты выглядишь так, словно отчаянно нуждаешься в материнском уходе, Марино?
     - Потому что у меня не хватает времени на пришивание пуговиц, готовку, стирку и всякую другую ерунду.
     - Я тоже сильно занята, но тем не менее нахожу для этого время.
     - Да, но у тебя есть прислуга, и, кроме того, ты зарабатываешь не меньше сотни тысяч долларов в год.
     - Я бы заботилась о своей внешности, даже если бы получала всего лишь десять тысяч в год. Я поступала бы так хотя бы из чувства самоуважения и не хочу, чтобы за мною кто-то ухаживал. Мне просто хочется, чтобы ко мне внимательно и заботливо относились, а это вовсе не одно и то же.
     - Если ты с такой легкостью отвечаешь на любые вопросы, то почему же ты разведена? И почему ты здесь, а твой друг Марк там, в Колорадо? Только не убеждай меня, что вы были просто хорошими друзьями.
     Вдруг я почувствовала, как краска залила мое лицо.
     - Тони никогда по-настоящему не любил меня, и, поняв это, я решила от него уйти. Ну а что касается Марка, то у него были затруднения со взятыми на себя обязательствами.
     - И ты обязалась быть с ним? - свирепо взглянул на меня Марино.
     Я промолчала в ответ.
     - А что же ты не поехала с ним на Запад? Может быть, твое главное назначение в жизни быть начальником?
     - У нас были проблемы, и, конечно же, частично я была в них виновата. Марк рассердился, уехал на Запад... может быть, для того, чтобы добиться какой-то цели, а может быть, просто чтобы сбежать от меня подальше, - ответила я с таким пылом неожиданно нахлынувших на меня эмоций, что сама испугалась своей несдержанности. - Не говоря уже о том, что моя профессиональная деятельность была несовместима с его новым местом работы. Мы никогда не обсуждали этого.
     Марино вдруг стало очень стыдно, и он сказал:
     - Извини, я не знал.
     Я обошла его ответ молчание