если кому-то вздумается похитить или изнасиловать ее, ему прежде придется ее убить.
     Довольно часто мы оставались с ней на работе вдвоем, чтобы все убрать и разобраться с писаниной. Мы не раз делились друг с другом своими мыслями о всяких женских проблемах, о любви к мужчинам и о том, каково чувствовать себя матерью. Как-то раз мы заговорили о смерти, и Сьюзан призналась, что боится ее.
     - Нет, я не про преисподнюю, и не про муки адовы, о чем говорит отец, я боюсь не этого, - уверенно говорила она. - Я просто боюсь, что всё вдруг оказывается где-то.
     - Не всё, - сказала я.
     - Откуда вы знаете?
     - Что-то уходит. Стоит посмотреть на их лица - и становится понятно. Уходит энергия. Душа не умирает. Умирает только тело.
     - Но откуда вы знаете? - вновь спросила она. Сбавляя газ, Марино свернул на Стробери-стрит. Я взглянула в боковое зеркальце. За нами еще одна полицейская машина, мигавшая красным и синим. Мы проехали мимо ресторанов и маленького продуктового магазина. Все было закрыто, и немногочисленные машины сворачивали, давая нам проехать. Возле кафе "Стробери-стрит" вдоль узкой улицы стояла вереница полицейских патрульных машин, и въезд в переулок был перекрыт "скорой помощью". Чуть поодаль стояли два фургона телевидения. Репортеры шныряли вдоль огороженного желтой лентой участка. Как только Марино остановил машину, мы почти одновременно открыли дверцы. В тот же момент телекамеры повернулись к нам.
     Я смотрела, куда шел Марино, и следовала прямо за ним. Щелкали фотоаппараты, жужжали камеры, тянулись микрофоны. Марино продолжал идти широкими шагами, не останавливаясь и никому не отвечая. Я отворачивала лицо. Обогнув "скорую помощь", мы поднырнули под ленту. Старая красная "тойота" стояла вдоль узкой полоски, мощенной булыжником и засыпанной грязным рыхлым снегом. Уродливые кирпичные стены со всех сторон преграждали путь косым лучам низкого солнца. Полицейские делали фотоснимки, разговаривали и осматривались вокруг. В воздухе витал запах помоев.
     Я отдаленно припомнила, что молодой, похожий на латиноамериканца офицер, говоривший по рации, был мне знаком. Том Люцеро, глядя на нас, пробубнил что-то в рацию и закончил прием. С того места, где я стояла, в открытой дверце "тойоты" со стороны водителя мне были видны лишь бедро и рука. Я вздрогнула от ужаса, узнав черное шерстяное пальто, позолоченное обручальное кольцо и черные пластмассовые часы. Между лобовым стеклом и панелью управления торчала ее красная карточка судмедэксперта.
     - Судя по номеру, машина принадлежит Джейсону Стори. Думаю, это ее муж, - сказал Люцеро Марино. - Ее удостоверение личности у нее в кошельке. На водительских правах имя Сьюзан Доусон Стори, двадцать восемь лет, белая.
     - Деньги?
     - Одиннадцать долларов и пара кредитных карточек. Пока нет никаких признаков ограбления. Вы узнаете ее?
     Марино подался вперед, чтобы лучше рассмотреть. На скулах обозначились желваки.
     - Да. Я ее узнаю. Машина вот так и была обнаружена?
     - Мы открыли дверь водителя. Вот и все, - сказал Люцеро, запихивая рацию в карман.
     - Двигатель был выключен и двери не заперты?
     - Да. Как я уже говорил вам по телефону, Фриц заметил машину во время своего патрулирования. Где-то около пятнадцати ноль-ноль, и он обратил внимание на знак судмедэксперта за лобовым стеклом. - Он посмотрел на меня. - Если вы обойдете машину и заглянете внутрь с другой стороны, то увидите кровь возле ее правого уха. Кто-то чисто поработал.
     Отойдя назад, Марино осмотрел снег.
     - Похоже, со следами у нас ничего не получится.
     - Это точно. Тает, как мороженое. Уже было так, когда мы приехали.
     - Никаких гильз?
     - Ничего.
     - Ее близкие знают о случившемся?
     - Еще нет. Я подумал, что вы сами захотите это сделать, - сказал Люцеро.
     - Позаботься о том, чтобы раньше ее близких никто не узнал, ни кто она, ни что она. Боже мой. - Марино повернулся ко мне. - Вы что-нибудь хотите здесь сделать?
     - Я не хочу ничего трогать в машине, - тихо сказала я, оглядываясь и вынимая свой фотоаппарат. Я была на взводе и ясно мыслила, но мои руки продолжали дрожать. - Мне нужно только на минутку взглянуть, а потом давайте переложим ее на носилки.
     - Док может осмотреть? - спросил Марино у Люцеро.
     - У нас все готово.
     Сьюзан была одета в потертые синие джинсы и изрядно поношенные шнурованные ботинки, ее черное шерстяное пальто было застегнуто до самого подбородка. У меня сжалось сердце, когда я заметила торчавший у нее из-под воротника красный шелковый шарфик. На ней были темные очки, она сидела на месте водителя, откинувшись назад, словно устроилась поудобнее и задремала. На светло-серой обивке сиденья за ее шеей было красноватое пятно. Зайдя с другой стороны машины, я увидела кровь, о которой говорил Люцеро. Я уже начала делать фотографии, потом отвлеклась и, наклонившись поближе к ее лицу, ощутила слабый запах мужского одеколона. Я обратила внимание на то, что ее ремень был отстегнут.
     Я не дотрагивалась до ее головы до приезда санитарной бригады, которая поместила тело Сьюзан на носилках в машину. Забравшись внутрь, я в течение нескольких минут искала пулевые ранения. Одно я обнаружила в правом виске, другое - в углублении на шее сзади, чуть ниже волос. Я провела рукой в перчатке по ее каштановым волосам, но крови больше не было.
     Марино забрался в машину.
     - Сколько раз в нее выстрелили? - спросил он меня.
     - Я нашла два входных отверстия. Одну пулю я чувствую у нее под кожей над левой височной костью. Марино мрачно взглянул на свои часы.
     - Доусоны живут недалеко отсюда. В Гленберни.
     - Доусоны? - переспросила я, снимая перчатки.
     - Ее родители. Мне нужно с ними поговорить. Сейчас. Пока какая-нибудь зараза не проговорилась, и в результате они услышат об этом по радио или телевидению. Я договорюсь, чтобы вас отвезли домой.
     - Нет, - возразила я. - Мне кажется, я должна поехать с вами.
     Начинали зажигаться уличные фонари. Марино угрюмо смотрел на дорогу, его лицо казалось жутко пунцовым.
     - Скоты! - взорвался он, стукнув кулаком по рулю. - Будь они прокляты! Выстрелить ей в голову! Стрелять в беременную женщину!
     Я смотрела в боковое окно. В моей голове проносились бессвязные обрывки воспоминаний.
     Я откашлялась.
     - А ее мужа нашли?
     - Дома никто не подходит. Может, он у ее родителей. О, Господи. Ненавижу свою работу. Боже мой. Не хочу. Веселенькое Рождество. Звонишь в дверь и убиваешь людей на месте, потому что говоришь им такое, от чего рушится жизнь.
     - Вы никому жизнь не разрушали.
     - Да? Ну что ж, смотрите, сейчас вы станете этому свидетелем.
     Он свернул на Элбимарли. Вдоль дороги стояли контейнеры, окруженные мешками, набитыми рождественским мусором. Уютно светились окна, в некоторых из них мерцали разноцветные елочные гирлянды. Молодой папаша вез по тротуару на санках своего маленького сынишку. Они улыбнулись и помахали нам вслед. В Гленберни жили люди, принадлежавшие к средним слоям общества, - молодая интеллигенция, как семейные, так и одинокие. Там царила своеобразная атмосфера - летом они выходили посидеть на крыльце своего дома, готовили во дворе еду. Они собирались на вечеринки, окликали и приветствовали друг друга через улицу.
     Довольно скромный дом Доусонов в тюдоровском стиле выглядел уютно обжитым, с аккуратно подстриженными хвойными деревьями перед входом. В окнах вверху и внизу горел свет, у обочины стоял старенький автомобиль-"универсал".
     В ответ на звонок по другую сторону двери раздался женский голос:
     - Кто там?
     - Миссис Доусон?
     - Да?
     - Детектив Марино, Полицейское управление Ричмонда. Мне нужно с вами поговорить, - громко сказал он, поднося свой знак к дверному глазку.
     Защелкали открывавшиеся замки, и я почувствовала, как у меня забилось сердце. Во время своих многочисленных медицинских перипетий мне не раз приходилось слышать, как пациенты кричали, умоляя меня не дать им умереть. Я лгала ради того, чтобы их успокоить: "У вас все будет в порядке", - когда они умирали, сжимая мою руку. "Очень сожалею", - говорила я их близким и любимым, убивавшимся от отчаяния в тесных душных комнатушках, где не по себе становилось даже священникам. Но мне никогда не приходилось стучать в чью-то дверь, возвещая о смерти, в день Рождества.
     Единственное сходство между миссис Доусон и ее дочерью, которое я заметила, были подчеркнутые скулы. Миссис Доусон с яркими чертами лица, короткими седыми волосами весила на вид не больше сорока килограммов и напомнила мне испуганную птичку. Когда Марино представил меня, в ее глазах появилась паника.
     - Что случилось? - еле вымолвила она.
     - Боюсь, у меня для вас очень плохие новости, миссис Доусон, - начал Марино. - Речь идет о вашей дочери Сьюзан. Сожалею, но я вынужден сообщить вам, что ее убили.
     В ближней комнате послышались легкие шажки, и в двери справа от нас появилась маленькая девчушка. Остановившись, она смотрела на нас широко раскрытыми голубыми глазами.
     - Хейли, где дедушка? - дрожащим голосом пролепетала миссис Доусон. Ее лицо стало мертвенно-бледным.
     - Наверху.
     Хейли в синих джинсах и новых на вид кожаных мокасинах была похожа на мальчонку. Ее светлые волосы казались золотистыми, левый глазик немного косил, и она носила очки. Я бы дала ей не больше восьми лет.
     - Иди скажи ему, пусть спустится, - сказала миссис Доусон. - А вы с Чарли оставайтесь там, пока я за вами не приду.
     Сунув два пальца в рот, девчушка не торопилась уходить. Она настороженно смотрела на меня и Марино.
     - Иди же, Хейли!
     Хейли неожиданно сорвалась с места и убежала. Мы сели на кухне с матерью Сьюзан. Ее прямая спина не касалась спинки стула. Она не плакала, пока несколько минут спустя не вошел ее муж.
     - О, Мэк, - пролепетала она. - О, Мэк. - И она разрыдалась.
     Он обнял ее и прижал к себе. Он стиснул зубы, и кровь отхлынула от его лица, когда Марино рассказал, что произошло.
     - Да, я знаю, где находится Стробери-стрит, - сказал отец Сьюзан. - Не знаю, зачем ей понадобилось туда ехать. Насколько я знаю, у нее не было там никаких дел. И сегодня все закрыто. Непонятно.
     - А вы знаете, где ее муж, Джейсон Стори? - поинтересовался Марино.
     - Он здесь.
     - Здесь? - Марино оглянулся вокруг.
     - Он наверху. Спит. Он не очень хорошо себя чувствует.
     - А чьи это дети?
     - Тома и Мэри. Том - наш сын. Они приехали к нам на праздники, а сегодня до обеда уехали. В Тайдуотер. К друзьям. Они вот-вот должны вернуться. - Он взял свою жену за руку. - Милли, у этих людей будет много вопросов. Тебе надо сходить за Джейсоном.
     - Знаете что, - сказал Марино, - мне бы надо минутку поговорить с ним наедине. Может, вы меня к нему отведете?
     Миссис Доусон кивнула, не отнимая от лица рук.
     - Я думаю, тебе лучше присмотреть за Чарли и Хейли, - сказал ей муж. - Попробуй позвонить своей сестре. Может, она сможет прийти?
     Он посмотрел своими голубыми глазами вслед жене и Марино, выходящим из кухни. Отец Сьюзан был высокий интересный мужчина с густыми темно-каштановыми волосами, тронутыми едва заметной проседью. Он был весьма сдержан как в своей жестикуляции, так и в проявлении эмоций. Сьюзан была похожа на него внешне и, возможно, манерой держаться.
     - Машина у нее старая. У нее не было ничего ценного, чтобы украсть, и я знаю, она не могла быть ни в чем замешана. Ни с наркотиками, ни с чем-то там еще.
     Он пытался найти отклик в моем лице.
     - Нам неизвестна причина случившегося, преподобный Доусон.
     - Она была беременна, - произнес он, и у него перехватило горло. - Как же кто-то мог?
     - Не знаю, - сказала я. - Не знаю как.
     Он закашлял.
     - У нее не было оружия.
     Сначала я не поняла, что он имел в виду. Когда до меня дошло, я попыталась успокоить его:
     - Нет. Полиция не обнаружила оружия. Ничто не свидетельствует о том, что она покончила с собой.
     - Полиция? А разве вы не полиция?
     - Нет. Я - старший судмедэксперт. Кей Скарпетта.
     Он оторопело смотрел на меня.
     - Ваша дочь работала у меня.
     - А, да, конечно. Простите.
     - Не знаю, как мне вас успокоить, - с трудом произнесла я. - Я еще не приступила к своей работе. Но я сделаю все от меня зависящее, чтобы выяснить, что произошло. Я хочу, чтобы вы это знали.
     - Сьюзан говорила о вас. Она всегда хотела стать врачом.
     Он отвернулся, стараясь сдержать слезы.
     - Я виделась с ней прошлым вечером. Дома, недолго. - Я помолчала: мне не хотелось докапываться до подробностей их личной жизни. - Сьюзан показалась мне обеспокоенной. Она в последнее время и на работе была не похожа на себя.
     Он сглотнул. Его лежавшие на столе руки сцепились в замке. Костяшки пальцев побелели.
     - Мы должны помолиться. Я прошу вас помолиться со мной, доктор Скарпетта. - Он протянул свою руку. - Пожалуйста.
     Ощутив его цепкие пальцы на своей руке, я невольно вспомнила о равнодушии Сьюзан к своему отцу и ее неверии в то, что он отстаивал. Меня тоже отпугивали фундаменталисты. Мне было не по себе закрывать глаза и держать за руку преподобного Мэка Доусона, в то время как он благодарил Господа за некое неведомое мне милосердие и требовал от него того, чего он уже никак не мог пообещать. Открыв глаза, я убрала свою руку. В этот неприятный момент я испугалась, что отец Сьюзан почувствует мой скептицизм и подвергнет сомнению мою веру. Однако ему было не до моих душевных волнений.
     Сверху донесся громкий возглас, нечто похожее на протест, сути которого я не разобрала. По полу провезли стулом. Без конца звонил телефон, и вновь раздался тот же крик, полный боли и гнева. Доусон закрыл глаза. Он что-то еле слышно пробормотал. Мне послышалось: "Оставайся в своей комнате".
     - Джейсон все время был здесь, - сказал он. Я видела, как у него пульсируют виски. - Я понимаю, что он может сказать это сам. Но мне бы хотелось, чтобы вы услышали это и от меня.
     - Вы говорили, он неважно себя чувствует.
     - Он проснулся с простудой, только начинающейся. Сьюзан смерила ему после обеда температуру и посоветовала полежать. Он бы ни за что... Нет. - Он опять закашлял. - Я понимаю, что полиция должна задавать вопросы, касающиеся семейных отношений. Но здесь не тот случай.
     - Преподобный Доусон, в какое время Сьюзан сегодня ушла из дома и куда, по ее словам, она направлялась?
     - Она ушла после обеда, после того как Джейсон лег. Думаю, это могло быть в районе половины второго - двух. Она сказала, что поедет к друзьям.
     - К каким друзьям?
     Он смотрел куда-то мимо меня.
     - К подруге, с которой они вместе учились. Даэн Ли.
     - Где живет Даэн?
     - В Нортсайде, недалеко от семинарии.
     - Машину Сьюзан обнаружили неподалеку от Стробери-стрит, а не в Нортсайде.
     - Я полагаю, если кто-то... Она могла поехать куда угодно.
     - Было бы полезно узнать, доехала ли она вообще до Даэн, и чья это была идея - встретиться, - сказала я.
     Он поднялся и начал открывать кухонные ящички. С третьей попытки он наткнулся на телефонный справочник. Он полистал его дрожащими руками и стал набирать номер. Несколько раз откашлявшись, он попросил позвать к телефону Даэн.
     - Понятно. А почему? - Он послушал, как ему что-то говорили. - Нет, нет. - Его голос дрогнул. - Далеко не все в порядке.
     Я тихо сидела, пока он объяснял, что случилось, и я представляла, как много лет назад он молился и говорил по телефону, когда умерла его первая дочь, Джуди. Вернувшись ко мне, он рассказал то, что подтвердило мои опасения. Сьюзан не ездила днем к подруге, они даже не договаривались. Ее подруги не было в городе.
     - Она у родителей своего мужа в Северной Каролине, - сказал отец Сьюзан. - Она там уже несколько дней. Почему Сьюзан обманула? Зачем? Я всегда учил ее никогда не обманывать, как бы там ни было.
     - Похоже, она не хотела, чтобы кто-нибудь знал, куда она едет и с кем собирается встречаться. Я знаю, что это рождает нежелательные домыслы, однако никуда от этого не денешься, - мягко сказала я.
     Он уставился на свои руки.
     - У них с Джейсоном было все в порядке?
     - Не знаю. - Он пытался вернуть самообладание. - Боже милостивый, только не это. - Вновь он прошептал нечто странное. - Иди к себе в комнату. Пожалуйста. - Затем он поднял на меня свои красные глаза. - У нее была сестра-близнец. Джуди умерла, когда они учились.
     - Да, я знаю. Она погибла в автокатастрофе. Я очень сожалею.
     - Она никак не могла этого забыть. Она обвиняла Господа. Она обвиняла меня.
     - У меня не сложилось такого впечатления, - заметила я. - Если она кого-то и винила, то, кажется, девушку по имени Дорин.
     Доусон вытащил носовой платок и тихо высморкался.
     - Кого? - переспросил он.
     - Девушку, с которой она вместе училась и которая якобы была ведьмой.
     Он покачал головой.
     - Она будто бы наслала на Джуди проклятие?.. - Продолжать было бессмысленно. Я видела, что Доусон не понимал, о ком я говорю. Мы одновременно повернулись, когда на кухню вошла Хейли. Она держала в руках бейсбольную перчатку и смотрела на нас испуганным взглядом.
     - Что это у тебя такое, малыш? - спросила я, пытаясь улыбнуться.
     Она подошла ко мне поближе. Я почувствовала запах новой кожи. Перчатка была перевязана шнурком.
     - Это мне дала тетя Сьюзан, - пролепетала она. - Я должна была положить это себе под матрас. На недельку, сказала тетя Сьюзан.
     Ее дедушка подсадил ее к себе на колени. Крепко обняв ее, он уткнулся носом в ее волосы.
     - Я хочу, чтобы ты немножко посидела у себя в комнате, милая. Ты сделаешь это ради меня? Ненадолго?
     Она кивнула, не сводя с меня глаз.
     - Что там делают бабушка с Чарли?
     - Не знаю.
     Она слезла с его коленей и неохотно ушла.
     - Вы это уже говорили, - сказала я ему. Он непонимающе посмотрел на меня.
     - Вы сказали ей, чтобы она шла к себе в комнату, - сказала я. - Я уже слышала, как вы это говорили, - чтобы кто-то шел к себе в комнату. Кому вы говорили это?
     Он опустил глаза.
     - Ребенок - это сама душа. Она легкоранима, плачет, не может сдержать эмоций. Иногда ей нужно уходить к себе, как я только что сказал Хейли. Я усвоил это, когда был маленьким. Мне пришлось усвоить: мой отец плохо воспринимал мой плач.
     - В слезах нет ничего предосудительного, преподобный Доусон.
     Его глаза наполнились слезами. С лестницы донеслись шаги Марино. Когда он вошел на кухню, Доусон едва слышно, с трудом сдерживая отчаяние, вновь повторил ту же фразу.
     Марино оторопело взглянул на него.
     - Кажется, приехал ваш сын, - сказал он.
     Не в силах сдерживаться, отец Сьюзан зарыдал. Было слышно, как перед домом в зимних сумерках топнули дверцы машины и на крыльце раздался смех.
     Рождественский обед пошел насмарку, и вечер мы провели в тревожном расхаживании по дому и телефонных разговорах. Люси сидела у меня в кабинете за закрытой дверью. Необходимо было оговорить многие моменты. Из-за убийства Сьюзан на работе создалась критическая ситуация. Ее дело должно будет храниться как секретный материал, фотографии не должны видеть те, кто ее знал. Полиции придется осмотреть ее офис и ее шкафчик. Они захотят побеседовать с моими сотрудниками.
     - Я не смогу там быть, - сказал мне по телефону мой заместитель Филдинг.
     - Понимаю, - ответила я, чувствуя комок в горле. - Я не жду и не хочу, чтобы кто-то приезжал туда.
     - А вы?
     - Мне придется.
     - Боже. Не могу поверить, что это случилось. Просто не верится.
     Доктор Райт, мой заместитель в Норфолке, любезно согласился приехать на следующий день рано утром в Ричмонд. Поскольку это оказалось воскресенье, в здании никого не было, кроме Вэндера, который пришел, чтобы помочь своим "лума-лайтом". Даже если бы я и смогла совладать со своими эмоциями, я бы отказалась производить вскрытие Сьюзан. Самая большая угроза для ее дела, исходившая от меня, состояла в том, что за