образом своего рода контроль над конечным результатом. Харперу предоставлялись бы ограниченные права цензора. В противном случае, он бы оказался сукиным сыном, и Спарацино поднял бы по этому поводу шум в газетах и в "Шестидесяти минутах". Харпер был связан по рукам и ногам. Бесспорно, он мог бы подать на Берил в суд, но у нее было не так много денег, и процесс стоил бы ему больше, чем он мог бы с нее получить. К тому же тяжба послужила бы хорошей рекламой для книги Берил. Так что, на самом деле, Харпер проигрывал в любом случае.
     - А он не мог добиться судебного запрета на публикацию? - спросила я.
     - Это вызвало бы только еще больший интерес публики. А чтобы заткнуть рот прессе, ему бы потребовались миллионы.
     - Теперь она мертва. - Я смотрела, как дымится в пепельнице моя сигарета. - Я полагаю, книга не окончена. У Харпера нет никаких проблем. Ты это имеешь в виду, Марк? Что, Харпер, возможно, замешан в ее убийстве?
     - Я просто делюсь с тобой информацией, - сказал он.
     Эти ясные глаза смотрели мне прямо в душу.
     Я почувствовала себя неуютно, вспоминая, какими недостижимо далекими бывали они иногда.
     - О чем ты думаешь? - поинтересовался он.
     Я не сказала ему, о чем я думала. А на самом деле мне показалось очень странным, что Марк рассказывает мне все это. Берил не была его клиенткой, но он знал законы профессиональной этики юриста, которые совершенно ясно говорили о том, что ответственность за информацию, которой владеет любой из сотрудников фирмы, распространяется на всех остальных. Он почти нарушил приличия, и это было настолько же непохоже на щепетильного Марка Джеймса, которого я помнила, как если бы он появился в моем доме, щеголяя татуировкой.
     - Я думаю, тебе было бы лучше поговорить с Марино, возглавляющим расследование по этому делу, - ответила я, - или же, если хочешь, я сама передам ему то, что ты рассказал мне. В любом случае он разыщет вашу фирму, чтобы задать несколько вопросов.
     - Хорошо. С этим у меня нет никаких проблем.
     Мы немного помолчали.
     - Как она выглядела? - спросила я, кашлянув.
     - Я уже говорил, что встречался с нею лишь один раз. Но это была весьма запоминающаяся женщина. Живая, остроумная, привлекательная, она была вся в белом - в потрясающем белоснежном костюме. Была в ее лице, в манере держаться некоторая отстраненность. Казалось, она хранит много секретов. В ней была глубина, непостижимая для посторонних. Берил много пила, по крайней мере, в тот день за ленчем: взяла три коктейля - и это в середине дня! Меня это удивило. Однако, возможно, это не было характерно для нее. Нервничала, была явно напряжена и чем-то расстроена. Согласись, причина ее обращения в "Орндорфф и Бергер" была не слишком приятной. Я уверен, что все это дело, связанное с Харпером, сильно беспокоило ее.
     - Что она пила?
     - Не понял?..
     - Три коктейля. Что это были за коктейли? - уточнила я.
     Он нахмурился, уставившись в угол кухни.
     - Черт, я не знаю, Кей. Какое это имеет значение?
     - Я не уверена, что это имеет какое-то значение, - сказала я, думая о шкафчике на кухне Берил. - Она говорила об угрозах, которые она получила? В твоем присутствии, я имею в виду?
     - Да. И Спарацино упоминал о них. Все, что я знаю - ее стали беспокоить телефонные звонки вполне определенного характера. Всегда один и тот же голос, причем совершенно ей не знакомый, по крайней мере, так она утверждала. Происходили и другие странные события. Я не помню деталей - прошло слишком много времени.
     - Она записывала эти события? - спросила я.
     - Не знаю.
     - И она не имела представления, кто и почему это делал?
     - Во всяком случае, она так утверждала. - Марк поднялся со стула. Время приближалось к полуночи.
     Когда я провожала его до двери, одна мысль неожиданно стукнула мне в голову.
     - Этот Спарацино, - сказала я, - как его зовут?
     - Роберт, - ответил Марк.
     - А к нему нельзя обратиться по инициалу "М", нет?
     - Нет, - сказал Марк, глядя на меня с интересом.
     Повисла напряженная пауза.
     - Езжай осторожно.
     - Спокойной ночи, Кей, - сказал он, немного поколебавшись.
     Возможно, это всего лишь мое воображение, но на какое-то мгновение мне показалось, что он собирается поцеловать меня. Но затем он быстро сбежал по ступенькам, и уже из дома я слышала, как он отъезжает.

***

     Следующее утро было таким же сумасшедшим, как и другие. Филдинг на собрании персонала сообщил нам, что у нас - пять вскрытии, включая "поплавок", то есть разложившийся труп утопленника, перспектива, которая вызвала всеобщий стон. Плюс к тому, Ричмонд добавил нам пару свежеподстреленных трупов. Результат экспертизы по одному из них я успела отослать перед тем, как умчалась во дворец правосудия Джона Маршалла, где должна была давать показания по поводу убийства, совершенного тоже с применением огнестрельного оружия. Затем я отправилась в медицинский колледж, чтобы позавтракать с одним из студентов, которого консультировала. Все это время я усиленно работала над собой, пытаясь выкинуть из головы визит Марка. Чем больше я старалась о нем не думать, тем больше он занимал мои мысли. Он был осторожен. Он был упрям. И это совсем не в его духе - пытаться возобновить контакт со мной после более чем десятилетнего молчания.
     Было немногим позднее полудня, когда я сдалась и позвонила Марино.
     - А я как раз собирался тебя искать, - начал он, не успела я связать и пары слов. - Я уже выхожу. Можем мы встретиться у кабинета Бентона через час - полтора?
     - По поводу чего? - я даже не успела сказать ему, зачем звонила.
     - Я наконец добрался до отчетов по делу Берил. Мне подумалось, что ты захочешь быть там.
     Он, как всегда, бросил трубку, даже не попрощавшись.
     В назначенное время я подъехала по улице Ист Грейс и запарковалась на первой же свободной парковке со счетчиком, не слишком далеко от того места, куда направлялась. Современное десятиэтажное административное здание было маяком, караулившим унылое побережье, утыканное магазинами ненужного хлама, пыжущихся казаться антикварными, и маленькими этническими ресторанами, не стремящимися как-то выделиться. Пешеходы плыли по течению вдоль растрескавшихся тротуаров.
     Предъявив удостоверение на проходной в вестибюле, я в лифте поднялась на пятый этаж. В конце коридора находилась деревянная дверь без таблички. Расположение местного ричмондского представительства ФБР - один из наиболее тщательно охраняемых секретов в городе, его присутствие было столь же незаметно и ненавязчиво, как и ничем не примечательная одежда агентов. Молодой человек, сидевший за столом, занимавшим половину приемной, глянул на меня, не прерывая разговора по телефону. Прикрыв рукой микрофон, он бровями изобразил: "Чем я могу вам помочь?" Я объяснила ему причину своего присутствия здесь, и он пригласил меня присесть.
     Приемная была маленькой и решительно мужской: мебель обита грубой синей кожей, кофейный столик завален кипой спортивных журналов. На обшитых панелями стенах красовались фотографии всех директоров ФБР.
     Там же висели наградные листы за безупречную службу и медная табличка с выгравированными именами агентов, погибших при исполнении задания. Неожиданно входная дверь открылась, и высокий стройный человек в солнечных очках и темном костюме прошел через приемную.
     Бентон Уэсли мог бы быть таким же "пруссаком", как и все прочие, но за годы нашего знакомства он завоевал мое уважение. Под бронированной оболочкой службиста жило человеческое существо, которое стоило узнать поближе. Он был живым и энергичным, это чувствовалось, даже когда он сидел. В своих темных костюмных брюках и накрахмаленной белой рубашке он выглядел типичным франтом. Его идеально завязанный галстук был узким по моде, на поясе одиноко болталась пустая черная кобура от десятимиллиметрового револьвера, который он почти никогда не носил в помещении. За то время, что мы не виделись, Уэсли почти не изменился. Красивый какой-то суровой красотой, подтянутый, с преждевременным серебром в волосах, он никогда не переставал меня удивлять.
     - Извини, что заставил тебя ждать, Кей, - сказал он, улыбаясь.
     Его рукопожатие было успокаивающе крепким, без какого-либо намека на демонстрацию силы. Рукопожатие некоторых знакомых мне полицейских и юристов напоминает сжатие тридцатифунтовым пальцем трехфунтового спускового крючка, которое, черт его подери, ломает мои кости.
     - Марино уже здесь, - добавил Уэсли, - Мне нужно было еще кое-что просмотреть с ним прежде, чем мы пригласили тебя.
     Он придержал дверь, и я последовала за ним по пустому коридору. Направив меня в свой маленький кабинет, он ушел за кофе.
     - Компьютер вчера вечером наконец очухался, - сказал Марино. Он сидел, удобно откинувшись на своем стуле, и изучал выглядевший совершенно новым револьвер калибра 0.357.
     - Компьютер? Какой компьютер?
     Неужели я забыла свои сигареты? Нет. Они, как всегда, на дне моей сумочки.
     - В главном управлении. Ломается постоянно. Как бы то ни было, я, в конце концов, получил распечатки полицейских рапортов. Интересно. По крайней мере, мне так кажется.
     - Касающиеся Берил? - спросила я.
     - Ты угадала. - Он положил оружие на стол Уэсли и добавил: - Ничего себе вещичка. Везет же некоторым. Этот ублюдок выиграл его в качестве приза на слете полицейских начальников в Тампе на прошлой неделе. Что касается меня, то не могу выиграть даже двух долларов в лотереею.
     Я перевела взгляд на стол Уэсли. Он был завален телефонными сообщениями, донесениями, видеокассетами и толстыми конвертами, содержащими фотографии и детальные описания, как я предполагала, различных преступлений, относящихся к юрисдикции полиции, представленные на его рассмотрение. В шкафу у стены, за стеклом, было выставлено жуткого вида оружие: меч, блестящие кастеты, самодельный пистолет, африканское копье - охотничьи трофеи, подарки благодарных протеже. На старой фотографии Уильям Вебстер пожимает руку Уэсли на фоне вертолета морской пехоты в Квантико. Нигде ни малейшего намека на то, что у Уэсли есть жена и трое детей. Агенты ФБР, как и большинство полицейских, ревностно охраняют свою личную жизнь от внимания общества, чтобы не навредить семье. У них есть основания для подобного страха. Уэсли был аналитиком с хорошо развитой интуицией. Он знал, что это такое, сначала смотреть фотографии чудовищной резни, а затем посещать тюрьму и заглядывать в глаза преступникам.
     Уэсли вернулся с двумя пластиковыми чашками кофе - одна для Марино, другая для меня. Уэсли всегда помнил, что я пью черный кофе, и рядом со мной должна стоять пепельница.
     Марино собрал с коленей тонкую стопку копий полицейских рапортов и начал их просматривать.
     - Для начала, - сказал он, - их всего три. Мы получили записи всего трех рапортов. Первый датирован 9.30 утра, понедельник, 11 марта. Берил Медисон позвонила по 911 накануне и попросила прислать к ней на дом офицера, чтобы принять жалобу. Вызов не сочли особенно срочным, тем более что патрульные были очень заняты. Офицер добрался до нее лишь к следующему утру. А, да это Джим Рид, он работает в департаменте около пяти лет. - Марино вопросительно взглянул на меня.
     Я покачала головой. Рид был мне незнаком. Марино начал скороговоркой читать рапорт.
     - Рид сообщил, что заявительница, Берил Медисон, была очень взволнована и утверждала, что имел место телефонный звонок угрожающего характера в 8.15 вечера накануне, в воскресенье. Голос в трубке, который она определила, как мужской и, возможно, принадлежащий белому, сказал следующее: "Готов поспорить, ты не замечала меня, Берил. Но я постоянно наблюдаю за тобой, хотя ты и не можешь меня видеть. Зато я вижу тебя. Ты можешь бежать, но спрятаться ты не можешь". Далее заявительница сообщила, что звонивший утверждал, будто он наблюдал за ней, когда она покупала газету в киоске утром этого же дня. Он описывал, во что была одета: "красный спортивный костюм и без лифчика". Заявительница подтвердила, что подъехала к киоску по Роузмаунт-авеню примерно в десять часов утра в воскресенье, и что была одета описанным образом. Она запарковалась перед киоском, купила "Вашингтон пост" в автомате и абсолютно никого вокруг не заметила. Она была встревожена тем, что звонивший знал эти подробности, и утверждала, что он, скорее всего, следовал за ней. На вопрос, замечала ли она когда-либо, что кто-то ее преследует, заявительница дала отрицательный ответ.
     Марино перешел ко второй странице, к неподлежащей разглашению части рапорта, и продолжил чтение:
     - Рид сообщает здесь, что мисс Медисон неохотно раскрывала конкретные детали, относящиеся к угрозе, высказанной звонившим. В ответ на настойчивые вопросы она, в конце концов, заявила, что звонивший перешел к "непристойностям" и сказал, что когда он представляет, как она выглядит без одежды, у него возникает желание "убить" ее. В этот момент мисс Медисон, по ее словам, повесила трубку.
     Марино положил копию на край стола Уэсли.
     - Что ей посоветовал офицер Рид? - спросила я.
     - Ничего особенного, - сказал Марино. - Порекомендовал ей начать вести журнал. После каждого такого звонка записать дату, время и что произошло. Он посоветовал также держать закрытыми окна и двери и подумать об установке системы охраны. А если она заметит какие-нибудь подозрительные средства передвижения - записывать номера и позвонить в полицию.
     Я вспомнила, что Марк рассказывал мне о своем февральском ленче с Берил.
     - А она сказала, была ли эта угроза, о которой она сообщила 11 марта, первой?
     Уэсли, потянувшись за рапортом, ответил:
     - Очевидно, нет. - Он чиркнул ладонью по странице. - Рид упоминает о том, что она утверждала, будто подобными звонками беспокоили ее с начала года, но до этого случая она не заявляла в полицию. Кажется, предыдущие звонки были не частыми и не столь характерными, как звонок вечером в воскресенье, 10 марта.
     - Она была уверена, что в предыдущих случаях звонил один и тот же человек? - обратилась я к Марино.
     - Она сказала Риду, что голос звучал так же, - ответил он, - то есть принадлежал белому мужчине с хорошей дикцией, по крайней мере, она так утверждала.
     Марино принялся за второй рапорт.
     - Берил позвонила офицеру Риду через вызывающее устройство во вторник вечером в 7.18. Она сказала, что ей нужно его увидеть, и он приехал к ней домой менее чем через час, вскоре после восьми. Опять же, согласно его рапорту, она была очень встревожена и утверждала, что только что имел место еще один угрожающий звонок, как раз перед тем, как она набрала номер вызывающего устройства Рида. По ее утверждению, это был тот же самый голос, тот же субъект, что звонил прежде. В этот раз он говорил примерно то же, что и 10-го марта.
     Марино начал читать рапорт слово в слово:
     - "Я знаю, ты не замечала меня, Берил. Я скоро приду за тобой. Я знаю, где ты живешь, знаю все о тебе. Ты можешь бежать, но спрятаться ты не можешь". Далее, он утверждал, что знает марку ее нового автомобиля - черную "хонду", и что накануне ночью, когда машина была припаркована на подъездной аллее, сломал ей антенну. Заявительница подтвердила, что предыдущей ночью ее машина была припаркована на подъездной аллее, и, выйдя в тот же самый вторник утром из дома, она заметила, что антенна повреждена, причем отломана не совсем, а лишь сильно погнута, достаточно, однако, чтобы не работать. Офицер вышел посмотреть на автомобиль и обнаружил, что антенна действительно пребывает в том состоянии, которое описывала заявительница.
     - Что предпринял офицер Рид? - спросила я.
     Марино перелистнул страницу и сказал:
     - Он посоветовал ей впредь ставить машину в гараж. Заявительница утверждала, что никогда не использовала гараж по его назначению, так как планировала переделать его в кабинет. Затем Рид предложил ей попросить соседей понаблюдать, не появится ли поблизости какое-либо подозрительное средство передвижения или не заметят ли они кого-нибудь на ее участке. В этом рапорте он также отмечает, что заявительница спрашивала, не должна ли она приобрести личное оружие.
     - Это все? - спросила я. - А что насчет журнала, который Рид рекомендовал ей завести. Есть об этом хоть какое-нибудь упоминание?
     - Нет. В части рапорта, не подлежащей разглашению, он так же делает следующее замечание: "Реакция заявительницы на поврежденную антенну производит впечатление чрезмерной. Она выглядела чересчур взвинченной, а ее поведение в отношении офицера стало оскорбительным". - Марино поднял глаза. - Иными словами, Рид имеет в виду, что не поверил ей. Возможно, она сама сломала антенну и вешала лапшу на уши по поводу угрожающих телефонных звонков:
     - О Боже! - пробормотала я с отвращением.
     - Эй, ты знаешь, сколько идиотов постоянно звонят с подобной чепухой? Дамочки звонят все время, жалуются, что их порезали, поцарапали, изнасиловали. Некоторые из них все это выдумывают. У них в голове потерялось несколько винтиков, и им необходимо внимание...
     Я знала все по поводу воображаемых болезней и ранений, о синдроме Мюнхгаузена, плохой адаптированности к условиям жизни и маниях, которые заставляют людей желать и даже вызывать у самих себя ужасные болезни, совершать насилие над собой. Я не нуждалась в подобной лекции Марино.
     - Продолжай, - сказала я. - Что было дальше?
     Он положил второй рапорт на стол Уэсли и начал читать третий.
     - Берил опять позвонила Риду, на этот раз шестого июля, в субботу, в одиннадцать пятнадцать утра. Он приехал к ней домой в четыре дня и нашел заявительницу расстроенной и враждебной...
     - Надо думать... - сказала я отрывисто. - Она ждала его пять ужасных часов.
     Марино, не обращая на меня внимания, продолжал читать слово в слово:
     "На этот раз мисс Медисон утверждала, что тот же самый человек позвонил ей в одиннадцать утра и сказал следующее: "Ты по-прежнему скучаешь по мне? Скоро, Берил, скоро. Я заходил прошлым вечером. Тебя не было дома. Ты обесцвечиваешь волосы? Надеюсь, нет". В этот момент мисс Медисон (блондинка) сказала, что она сделала попытку поговорить с ним. Она попросила оставить ее в покое и поинтересовалась, кто он и зачем это делает. По ее словам, он ничего не ответил и повесил трубку. Она подтвердила, что накануне вечером, в то время, когда, как утверждает звонивший, он заходил, ее действительно не было дома. На вопрос офицера, где она была, заявительница ответила уклончиво и только сообщила, что ее не было в городе.
     - И что же офицер Рид сделал на этот раз, чтобы помочь даме в бедственном положении? - спросила я.
     Марино посмотрел на меня успокаивающе.
     - Он посоветовал ей завести собаку, а она ответила, что у нее аллергия на собак.
     Уэсли открыл папку.
     - Кей, ты смотришь на это в ретроспективе, в свете уже совершенного жуткого преступления. Посмотри, как все выглядело с точки зрения Рида. Вот молодая женщина, которая живет одна. Она впадает в истерику. Рид делает для нее все, что может, даже дает ей номер своего вызывающего устройства. Он реагирует быстро, по крайней мере, вначале. Но она уклоняется от ответов на конкретные вопросы. У нее нет доказательств. Любой офицер отнесся бы к делу скептически.
     - Я знаю, что бы подумал, - поддержал его Марино, - будь я на его месте. Я заподозрил бы, что дамочка одинока, хочет внимания, хочет, чтобы кто-нибудь суетился вокруг нее. Или, может быть, она разочаровалась в каком-нибудь парне и расставляет декорации, чтобы отомстить ему.
     - Понятно, - сказала я, не утерпев. - А если бы ее угрожал убить муж или приятель, вы бы подумали то же самое? И Берил все равно умерла бы.
     - Может быть, - раздраженно ответил Марино. - Но если бы это был ее муж - если бы он был у нее, - тогда, по крайней мере, я имел бы основания для подозрений и получил бы полномочия, а судья мог бы применить административные санкции в отношении негодяя.
     - Административные санкции не стоят той бумаги, на которой их пишут, - парировала я. Волна ярости п