аклоу мертв! - крикнул кто-то поблизости. - Он ударился головой о булыжники!
     Известие быстро распространилось среди заполнявшего площадь народа. Отдав несколько распоряжений, Хьюго подвел Миклса к сквайру Кабли.
     - Давайте доведем это злополучное дело до конца, - сказал он.
     Сквайр согласился, нескольких солдат послали в адвокатскую контору за завещанием, и вскоре народу сообщили все, что удалось обнаружить.
     Завещание отца Лоренса, найденное в конторе Миклса, оказалось подлинным. Подписавшие его в свое время свидетели признали свои подписи, и сквайр Кабли заявил, что земли Лоренса должны быть ему возвращены. Лоренс вернулся на площадь и обратился к толпе, хотя с трудом мог шевелить рассеченными губами. Он пообещал вернуть владельцам все деньги, отобранные у них в бытность его Белым Принцем.
     Между тем в толпе все еще раздавались отдельные голоса, требующие для Белого Принца сурового наказания. Сквайр Кабли объявил, что все, у кого есть претензии к Лоренсу Самеркоту, должны обратиться к нему. Поскольку сквайр был известен непреклонностью своих суждений, Хью очень сомневался, чтобы кто-нибудь решился их оспаривать.
     Когда толпа начала расходиться, Хью отвел Лоренса к своей карете и препоручил заботам Амабел. Встретившись взглядом с заплаканной Мэри, он спросил:
     - Ты все еще мною недовольна?
     Она рассмеялась сквозь слезы:
     - Иди, садись скорее, дурачок!
     Через минуту-другую экипаж был уже на пути в Хэверседж-Парк.

25.

     Последствия смерти сэра Руперта не заставили себя ждать. Как только его преступление было доказано, Давдэйл-Мэнор был возвращен Лоренсу, а он, в свою очередь, поспешил вернуть деньги пострадавшим от его нападений. К их чести, большинство жертв Белого Принца отдали возвращенные им деньги в помощь беднякам графства.
     Хью дал согласие на брак Амабел с Лоренсом, поставив единственное условие: подождать со свадьбой, пока невесте не исполнится семнадцать лет. Волна поздравлений хлынула в Давдэйл-Мэнор и Хэверседж-Парк при известии о предстоящем союзе таких уважаемых семейств.
     По просьбе леди Хаклоу сэр Руперт был похоронен на кладбище при церкви в Фрогвелле, вдали от места его трагической гибели. Отпевание было кратким, сама церемония погребения еще короче. Вдову сопровождали Гонория, Хьюго и мистер Белпер. Гонория с теткой жили теперь в Хэверседж-Парке, так как в Давдэйл-Мэнор по праву обосновался Лоренс.
     После похорон леди Хаклоу провела остаток дня в своей комнате, как и весь следующий день. Однако за два дня до Рождества она появилась в гостиной - в траурном платье, мрачная, но с сухими глазами. Ее твердая натура осталась непоколебимой даже перед позором, который навлекло на нее преступление мужа. Она вела себя так, словно ничего не случилось, по своему обыкновению расспрашивая всех о здоровье и об их делах.
     Мэри подобное поведение, наверное, восхитило бы, если бы она не заподозрила, что такое спокойствие вдовы свидетельствовало о полном равнодушии ее к покойному супругу. Теперь, когда смерть баронета положила конец их союзу, леди Хаклоу поставила себе целью начать все сначала. Этот ее план предусматривал скорейшее замужество племянницы, пусть даже в нарушение всех приличий. При обычных обстоятельствах смерть такого близкого родственника требовала бы отложить всякие празднества по меньшей мере на полгода. Но леди Хаклоу считала, что свадьбу откладывать не следует - в этом она видела свой долг перед племянницей.
     - Гонория не должна страдать из-за неблагоразумных поступков Хаклоу, - твердо заявила она Хью. - Можете быть уверены, что свадьба состоится на Рождество.
     При этих словах у Мэри упало сердце. Она не сомневалась, что, если бы траур был соблюден и свадьбу отложили, чувство Гонории к мистеру Белперу расцвело бы пышным цветом. А теперь бедная девушка вынуждена будет последние несколько дней перед свадьбой провести не в обществе мистера Белпера, а в слезах и одиночестве. Смерть сэра Руперта поразила Гонорию гораздо сильнее, чем леди Хаклоу.
     Мэри успела достаточно хорошо узнать характер Гонории и понимала, что та остро ощущает позор преступлений сэра Руперта. Ее мнение подтвердилось, когда в минуту редкой откровенности Гонория призналась ей в своих чувствах.
     - Если бы у меня хватило мужества, - сказала она, прижимая платок к глазам, - я бы отказала Рейнворту. Я навлекла на него такой позор! Он должен теперь презирать меня...
     Мэри подумала, что ради разрыва Хью с Гонорией ей следовало бы поощрить у Гонории такое настроение, но она не смогла этого сделать. Как бы ей ни хотелось, чтобы Хью был свободен, она не могла позволить Гонории так заблуждаться насчет характера ее жениха.
     - Рейнворту это безразлично, - сказала она. - Он настоящий джентльмен, не только в обычном понимании этого слова, но по благородству натуры. Он никогда не станет винить вас за поведение дяди, а тем более презирать.
     Гонория слабо улыбнулась.
     - Он очень добр, а я, наверное, дурная женщина, потому что я бы в такой ситуации поступила по-другому. Если бы его родственник совершил такое преступление, я бы разорвала помолвку.
     Гонория расплакалась.
     Глядя на нее, Мэри думала о том, какая ирония судьбы, что спасение Лоренса положило конец ее собственным надеждам. Конечно, она была рада, что ее друг жил теперь благополучно в Давдэйл-Мэнор, но она заплатила за это слишком дорого. Гонория теперь нуждалась в Хью и его положении больше, чем когда-либо...

***

     В канун Рождества семейство Лейтон, а также Гонория, леди Хаклоу и мистер Белпер сидели в гостиной у камина. Сильно уменьшившееся рождественское полено - но все еще довольно внушительного размера - было обложено теперь со всех сторон небольшими поленьями, и пламя заливало комнату ярким светом.
     Хью задумчиво смотрел в огонь, размышляя о всех переменах, происшедших в его жизни со времени приезда Мэри три недели назад. Ему казалось, что за эти три недели он прожил целую жизнь и теперь собирался начать новую. Даже мировоззрение его изменилось - он был полностью осведомлен о нуждах общества и далеко не равнодушен к той роли, которую ему предстояло в нем играть на протяжении многих лет. Он уже сообщил Гонории о своем намерении занять свое место в палате лордов будущей весной. Хью ожидал возражений, но ошибся. Дух Гонории был сломлен происшедшим. Она стала кроткой, и он не сомневался, что эта девушка будет ему покорной женой.
     Но в том-то и дело. Он не желал иметь покорную жену. Он желал Мэри! Хью улыбнулся про себя, подумав, что, если бы она стала его женой, у него не было бы ни минуты покоя.
     Он вздохнул. Мэри никогда не будет с ним рядом, если только...
     Но он не мог просить Гонорию расторгнуть помолвку. Просто не мог! Она была потрясена злодейством сэра Руперта и должна была поддержать леди Хаклоу, заняв высокое положение в обществе.
     И все-таки Хьюго был теперь твердо убежден, что они с Гонорией не пара. Если он женится на ней, это будет ужасной ошибкой. В его семье ей никогда не прижиться. Должна же она это понимать!
     Как бы то ни было, Хью решил все-таки попытаться. Вдруг она отпустит его? Когда Гонория пожелала всем спокойной ночи, он последовал за ней.
     - Подождите минуту, Гонория. Зайдите, пожалуйста, со мной в библиотеку. Я хочу вас кое о чем попросить.
     Она опустила глаза, и жалость охватила его при виде ее печального лица. Предложив ей руку, Хью повел ее наверх.
     Войдя в библиотеку, он усадил Гонорию на софу, сел рядом и взял ее за руку. Она все еще избегала встречаться с ним глазами, и Хью не мог понять, о чем она думает. Догадывается ли она, что он хочет ей сказать? В сущности, Гонория всегда была для него загадкой. Вся ее душевная жизнь шла где-то глубоко внутри, только изредка находя внешнее проявление. В самом деле, трудно было бы найти менее подходящую пару, чем они!
     - Мне нелегко изложить вам свою просьбу, - начал он, слегка поглаживая ее руку.
     - Вы недовольны мной? - спросила она поспешно.
     - Нет-нет, не в этом дело! Вы были ко мне в высшей степени внимательны. - Хью нахмурился, удивляясь, почему она задала ему такой вопрос.
     - Тогда я не понимаю, почему вы нашли необходимым говорить со мной сейчас, если я ничем не вызвала вашего неудовольствия.
     Хью вздохнул. Она, видимо, поняла его цель.
     - Ваше внимание ко мне удовлетворило бы самого требовательного человека, а я не из их числа. Почему вы не смотрите на меня?
     Гонория наконец взглянула ему прямо в лицо.
     - Я не могу разорвать нашу помолвку, Рейнворт, хотя и вижу, что вы этого желаете. Я... у меня ничего нет! А тетушке необходимо, чтобы я своим замужеством упрочила ее положение в свете. К тому же единственное счастье в своей жизни я познала здесь, в Хэверседже. Я не могу позволить вам отнять его у меня.
     - Вы нашли здесь счастье? - спросил пораженный Хью.
     - О, да...
     Хью не мог ей поверить. Он всматривался ей в лицо, ища следов притворства, но не нашел их. Она говорила от души.
     Хью отпустил ее руку, встал и, медленно пройдясь по комнате, остановился у одного из окон. Он смотрел на видневшийся вдали лес, на темное звездное небо. Интересно, когда теперь опять пойдет снег? Сиддонс предсказывал метель на Рождество...
     "Снег нам нужен, - думал он. - Дороги превратились в грязное месиво после событий в Эбботс-Энд. Если войти в дом, не вытерев тщательно ноги, кухарка и миссис Певистон житья не дадут, будь ты хоть и шестой виконт!"
     Хью улыбнулся, с любовью подумав о непринужденной дружеской атмосфере своего дома.
     Присутствие Гонории положит всему этому конец. Как могло случиться, что он сделал предложение такой неподходящей женщине?! До приезда Мэри он этого не сознавал. Удивительно, что он не наделал еще худших ошибок...
     Взглянув на Гонорию, Хью увидел, что ее устремленные на него глаза полны страха. У него сжалось сердце, и он наконец принял окончательное решение. Она станет его женой, и он будет заботиться о ней со всей нежностью, на которую только способен.
     Улыбнувшись, Хью протянул ей руку:
     - Мы всегда неплохо ладили, Гонория. При взаимной доброжелательности мы скоро покажем всем, каким должен быть супружеский союз.
     Гонория встала и, слабо улыбнувшись, подошла к нему. Она не взяла его руку, но позволила ему обнять ее, что очень тронуло Хью, особенно когда она сама обняла его и положила голову ему на плечо. Он привлек ее к себе.

***

     Мэри думала, что в библиотеке никого нет, и открыла дверь без стука. Она пришла за книгой для Беатрисы и была поражена, застав Гонорию в объятиях Хью. Хотя что особенного в том, что человек обнимает свою невесту?.. Она открыла было рот, чтобы извиниться, но что-то во взгляде Хью, брошенном на нее поверх головы Гонории, остановило ее.
     Мольба? Нет. Отчаяние? Да.
     Только поняв этот взгляд, Мэри выскользнула обратно в коридор. Сердце у нее сжалось. Ему даже не нужно было объяснять ей, что произошло.
     С трудом держась на ногах, она прислонилась к стене. Слезы выступили у нее на глазах. Она не заметила, что кто-то подошел к ней, Пока голос мистера Белпера не нарушил ее печальные размышления.
     - Мисс Фэрфилд? - спросил он заботливо. - Вы очень бледны, и уж не слезы ли я вижу на ваших прелестных зеленых глазах? Что-нибудь случилось?
     Посмотрев на доброго викария, Мэри улыбнулась и положила руку на его рукав.
     - Ничего особенного, просто... лорд Рейнворт разговаривает там с Гонорией. Было время, я думала...
     - С Гонорией? - повторил мистер Белпер. Мэри увидела боль в его глазах.
     - Да, - сказала она. - Гонория, кажется, чем-то расстроена, и он утешает ее.
     Рука викария беспомощно опустилась, и он отвернулся.
     - Я... я очень рад за нее, что она помолвлена с человеком, чести. - Он помолчал, устремив взгляд куда-то далеко, и, казалось, совсем забыл о ее присутствии. Потом викарий мигнул несколько раз и откашлялся. - Я вспомнил, что у меня дома неоконченные дела. Я надеюсь, вы извините меня. Если лорд Рейнворт спросит обо мне, скажите ему, пожалуйста, что я уже ушел. Надеюсь увидеть вас завтра. Спокойной ночи.
     Так и не подняв на нее глаза, он повернулся и направился к лестнице.
     Мэри и сама собиралась уйти, когда вдруг заметила, что мистер Белпер уронил что-то на пол. Это была старинная монета - вероятно, найденная в одной из пещер, - завернутая в изящный кружевной платочек. Мэри подняла монету и увидела на платке инициалы Гонории, вышитые лавандовым шелком. Очевидно, это был прощальный подарок викария...
     Мэри стало мучительно жаль себя, жаль мистера Белпера. Завтра Рождество, и Хью с Гонорией поженятся. Сейчас уже слишком поздно, чтобы этому помешать.
     Ей хотелось остаться одной хотя бы на несколько минут, пока Беатриса не потребует новую сказку, и она направилась в гостиную леди Рейнворт. Закрыв дверь, Мэри разожгла камин. Ей хотелось заплакать, выплакать все скопившиеся у нее в груди слезы, но она не могла - нужно было вернуться вниз и исполнить свое обещание почитать Беатрисе.
     Как только Мэри присела у камина, в дверь тихонько постучали. "Это Беатриса, - подумала она. - Как объяснить девочке, что мне нужно немного побыть одной, чтобы успокоиться?"
     - Заходи, - сказала она, вздохнув.
     Дверь приоткрылась. Это был Хьюго.
     - Можно мне войти? - спросил он тихо.
     - Я думала, это Беатриса, - улыбнулась Мэри. - Это она послала меня в библиотеку за книгой. Конечно, ты можешь войти. А где Гонория?
     - Она нездорова и пошла к себе. События последних дней на ней очень отразились, как ты понимаешь. Я не сознавал раньше, насколько она хрупкая - и душой, и телом.
     Он вошел и закрыл за собой дверь.
     Мэри с трудом сдержала душившие ее слезы. На лице Хью была написана покорность судьбе, но он не выглядел несчастным. Он выполнял свой долг, и Мэри достаточно хорошо его знала, чтобы понимать: он ни в чем не будет раскаиваться и сделает все, чтобы с честью выйти из положения. Хью всегда такой - вспомнить хотя бы то упорство, с которым он занимался восстановлением состояния Лейтонов...
     Хью подошел к камину.
     - Я пришел проститься с тобой, Мэри. Я не знаю, когда мы увидимся снова. Завтра в десять моя свадьба, и у меня не будет времени поговорить с тобой.
     Он поставил ногу на каминную решетку. Мэри видела, что он изо всех сил старается сохранять хладнокровие.
     - Увези меня, Хью! - сказала она шепотом, взяв его за руку. - До Гретна-Грин отсюда недалеко.
     Он засмеялся.
     - Я бы с удовольствием увез тебя на край света. Но ты ведь шутишь.
     Мэри едва видела его сквозь слезы. Ей хотелось заверить Хью, что никогда в жизни она не была так серьезна. Но он прав. Как ни силен в ней дух приключения, она никогда не пойдет на то, чтобы расстроить чужое счастье. А их бегство погубило бы Гонорию.
     Она подошла к нему ближе, и он взял ее руку в свою.
     - Я люблю тебя, Фэрфилд. Я всегда буду тебя любить. Я был идиотом все эти годы, притворяясь, что мое чувство к тебе - это просто увлечение, которое скоро пройдет. И вот теперь я должен проститься с тобой - вместо того чтобы с радостью принять тебя в мое сердце, в мой дом, в мою постель... Прости меня, любимая. Я пытался просить Гонорию дать мне свободу, но, принимая во внимание обстоятельства смерти сэра Руперта... У нее нет теперь никого, кроме меня.
     - Я понимаю. Я все сразу поняла, когда увидела ее в твоих объятиях.
     - Мэри, прости меня! Я бы все отдал, чтобы быть свободным и посвятить тебе мою жизнь. Но это невозможно.
     - Не расстраивайся, - сказала Мэри, касаясь рукой его лица. Слеза скользнула у нее по щеке.
     - Не плачь, прошу тебя, - Хью поцеловал ее в щеку. - Я не могу видеть твои слезы. - Он поцеловал ее в другую щеку.
     Мэри закрыла глаза, наслаждаясь прикосновением его губ.
     - Поцелуй меня по-настоящему, Хью, - прошептала она.
     Не колеблясь ни секунды, он прижался губами к ее губам. Это теплое чувственное прикосновение отозвалось у нее в сердце. Она прижалась к нему, и он теснее ее обнял. Его поцелуи становились все настойчивее и требовательнее. Мэри почувствовала, что слезы ее высохли, боль в сердце отпустила. Теперь всю ее наполняла радость, которую неизменно приносила ей близость Хью.
     Воспоминания нахлынули на нее. Она вспомнила их поцелуй под омелой, а потом в музыкальном салоне в ночь рождественского бала и поняла, что не сможет забыть это, даже если захочет. Не сможет забыть его любовь. Найдет ли она когда-нибудь счастье с другим? Это казалось совершенно невозможным.
     Через минуту Хью отстранился, вглядываясь в ее лицо, словно желая запомнить навсегда каждую черточку. Затем, без единого слова, он вышел.
     Мэри долго не сводила глаз с закрывшейся за ним двери. Потом она вдруг осознала, что все еще держит в руке платок с монетой, и несколько минут она тупо на него смотрела.
     Прощальный подарок мистера Белпера... Он влюблен в Гонорию, и ее никто не сможет убедить в том, что Гонория к нему равнодушна.
     Мэри подвинула стул к камину, села и начала соображать. Пусть до свадьбы остается всего четырнадцать часов, может быть, еще удастся что-то сделать. Конечно, ситуация требует продуманного тонкого подхода, но чего-чего, а соображения у нее хватает. Даже если ее усилия окажутся напрасными, она должна попытаться поправить дело, пока еще не все потеряно!
     В это время открылась дверь, и с книгой в руках вошла Беатриса.
     - Я нашла "Тысячу и одну ночь"! - воскликнула очень довольная собой девочка. - Она у меня за кровать завалилась.
     Мэри протянула ей руку, и Беатриса проворно заняла свое любимое место у нее на коленях.
     "Время еще есть, - подумала Мэри. - Можно еще успеть придумать новый план. А пока я нужна Беатрисе".
     - Только одну сказку, - строго сказала Мэри. - А потом ты должна отправляться спать, пока няня на тебя не пожаловалась.
     Беатриса с готовностью кивнула и устроилась поудобнее, прижавшись головой к ее плечу.

26.

     Поздно вечером Мэри и миссис Певистон пробирались по заснеженной тропе, соединявшей Хэверседж-Парк с домом викария, который находился в нескольких сотнях ярдов к западу. Миссис Певистон шла впереди с фонарем. Огонь фонаря колебался в такт ее шагам от живой изгороди до камней дорожки. Весной, как рассказывала Мэри Гонория, дорожка выглядела очаровательно благодаря тюльпанам, нарциссам и гиацинтам, луковицы которых мистер Белпер заботливо высаживал по обе ее стороны. Но сейчас фонарь миссис Певистон освещал только снег.
     В кармане алого бархатного платья Мэри лежал чистый лист бумаги, который был должен навеки изменить будущее ее и Гонории. А если не получится... Нет, об этом она даже думать не станет. Приведя в порядок свои мысли, Мэри целиком сосредоточилась на своем совершенно возмутительном плане.
     Миссис Певистон уже предупредила миссис Трент, экономку викария, что Мэри придет вечером побеседовать с преподобным отцом, и попросила ничего ему об этом не говорить. Если миссис Трент и недоумевала слегка по поводу столь позднего и таинственного визита, более высокий статус миссис Певистон, как экономки Хэверседжа, исключал с ее стороны всякие возражения.
     Миссис Певистон постучала медным молотком в парадную дверь, и им не пришлось долго ждать - миссис Трент всегда очень ценила благосклонность своей приятельницы. Запах свежеиспеченных пирожков и свежезаваренного чая свидетельствовал о том, с каким вниманием готовились в доме викария к посещению этой достойной особы.
     Миссис Трент отправилась доложить хозяину дома о приходе Мэри и очень быстро вернулась.
     - Мистер Белпер будет счастлив принять вас, мисс.
     - Пожалуйста, постарайтесь сделать все, как мы договорились, - шепнула Мэри миссис Певистон. - Можете сказать миссис Трент все, что хотите, о цели нашего визита. Только будьте наготове, и когда я скажу: "Вы должны прийти сейчас же", - немедленно входите.
     Миссис Певистон понимающе кивнула и попросила озадаченную миссис Трент проводить Мэри в гостиную.
     Войдя, Мэри сразу же поняла