ты этого не видел. Но я рада, что Кит не убил Джейкоба Райта, а то кто бы стал кормить его детей? У него их шестеро, и он такой тощий... Похож на пугало, которое кухарка поставила в огороде прошлой весной. Правда, Кит?
     Сидевший рядом с ней Кит ласково улыбнулся.
     - Да, он очень худой, но сильный.
     - А ты не боялся? - спросила Беатриса.
     - Да, Кит, - вмешалась Джудит, - расскажи нам! Мы с Мэри видели только на расстоянии, как вы катались по земле. Я думала... впрочем, неважно, что я думала. Просто я была очень рада, что с тобой все хорошо.
     - Странно, - Кит с задумчивым выражением вскинул голову. - Я нисколько не боялся. По правде говоря, не помню, когда меня еще что-нибудь так захватывало. Разве что когда мне удавалось успешно взять трудное препятствие верхом на Юпитере...
     Мэри, застыв с вилкой в руке, бросила на Кита проницательный взгляд. Он погрузился в воспоминания, и в его глазах мелькнул огонек, которого она последнее время у него не замечала. Украдкой взглянув на сидевшую по другую сторону стола Джудит, Мэри увидела, что та смотрит на нее многозначительно.
     Джудит оказалась права: за последние несколько лет Кит, как и его старший брат, очень сильно изменился. Но сейчас она узнавала в нем прежнего Кита.
     - Как все-таки хорошо, что Джейкоб Райт остался жив, - вздохнула Беатриса.
     Кит нахмурился:
     - Да никто и не собирался его убивать! Откуда тебе пришла в голову такая глупость?
     - Но я думала, что браконьеров всегда убивают. Во всяком случае, леди Хаклоу и сэр Руперт говорят, что всех браконьеров нужно вздернуть на Тайнберском дереве. А где такое дерево, Хью?
     - Беатриса, я не позволяю тебе так разговаривать! - взорвался Хьюго, сам не понимая, что именно его так рассердило. - Молодые леди не говорят "вздернуть!" И вообще, тебя все это не касается.
     Однако на Беатрису его слова не произвели ни малейшего впечатления.
     - А как ты думаешь, должен был Кит его убить или нет?
     - Разумеется, нет!
     - Тогда его нужно отдать сэру Руперту?
     Мэри не могла отвести глаз от Хьюго. В огромной комнате воцарилось молчание. Даже амуры, казалось, настороженно взирали с потолка на хозяина Хэверседж-Парка в ожидании его ответа.
     Нахмурившись, Хьюго тяжело вздохнул.
     - Против браконьеров должны быть законы, Беатриса, как и против каждого, кто покушается на собственность или жизнь другого человека.
     - Значит, ты считаешь, что Мэри и Кит напрасно его отпустили?
     Оглянувшись на Мэри, Хью сказал:
     - Они поступили так потому, что у каждого из них доброе сердце. Я не могу их за это осуждать.
     - А ты бы отдал его сэру Руперту? - продолжала настаивать Беатриса.
     - Не знаю, - сказал Хьюго после долгой паузы.
     - Я бы не отдала, - решительно заявила Беатриса. - Кто бы тогда стал кормить его детей? Мэри нам сказала, чтобы мы не говорили сэру Руперту про Джейкоба Райта. Потому что если мы скажем, то о его семье некому будет позаботиться.
     Все потупились, избегая смотреть на Мэри, кроме Хьюго, устремившего на нее гневный взгляд.
     - Так это Мэри вам велела хранить всю эту историю в тайне?
     - Ну, не то чтобы велела, - откровенно призналась Беатриса. - Она не сказала, что это тайна. А потом я все равно бы ничего не сказала сэру Руперту. Он мне не нравится. Он похож на угря.
     - На кого? - Это странное сравнение отвлекло внимание Хью от Мэри.
     - Да, я однажды видела угря, и у него глаза прямо как у сэра Руперта.
     Мэри услышала, как у нее за спиной Сиддонс подавил смех. Чего еще наговорит эта девчонка? Мэри не сомневалась, что все высказывания Беатрисы немедленно станут достоянием прислуги.
     - Я полагаю, мы уже достаточно наслушались о браконьерах и сэре Руперте, - сказал Хьюго. - Больше мы их сегодня здесь не обсуждаем.
     Кит поспешил переменить тему и спросил брата, насколько успешной оказалась его поездка в Дарби. Тот начал рассказывать, а Беатриса, успокоившись, снова занялась ужином.
     Хьюго был благодарен брату за вмешательство: ему становилось все более неловко обсуждать сэра Руперта, Белого Принца, браконьеров и бедняков. Мэри оказалась права в одном - последнее время он был так занят, что не представлял себе даже, что происходит в собственном лесу. Сэр Руперт постоянно говорил ему о разногласиях между фермерами и мелкими торговцами, с одной стороны, и местными стражами порядка, с другом, но Хью пропускал его слова мимо ушей. Теперь же он стал опасаться, что, того и гляди, может начаться мятеж.
     Хью не знал, что и думать. В юности он бы без колебаний поддержал Белого Принца. Но он был уже не так молод и наивен: после тяжелых испытания последних трех лет его взгляды существенно изменились. Он знал, что Мэри не одобряет его, и вдруг подумал о странном поведении Сиддонса. Что он хотел сказать своим подчеркнутым вниманием к ней? Хью был склонен подозревать, что все это имело какое-то отношение к истории с браконьером. Но он желал знать наверняка. Поэтому, когда после ужина все поднялись, Хьюго сказал, что задержится.
     - Ты же помнишь, Хью, мы собирались зажечь рождественское полено, - захныкала Беатриса. - Пожалуйста, пошли с нами!
     - Я скоро приду, - сказал он.
     - Может быть, нам тебя подождать? - спросила Джудит, останавливаясь в дверях.
     Хью покачал головой:
     - Не надо дольше томить Беатрису ожиданием. Она и так не могла спокойно досидеть до конца ужина. Зажигайте без меня. Я сейчас приду.
     После их ухода Хьюго принялся потягивать портвейн, наблюдая за тем, как лакеи под внимательным присмотром Сиддонса убирали со стола, и размышляя о своем дворецком.
     Сиддонс служил уже третьему лорду Рейнворту. Он был свидетелем шумных застолий, когда в доме собиралось до тридцати гостей, и ему же довелось увидеть, как дом затих, словно могильный склеп, после смерти родителей Хью.
     Он видел Хэверседж в расцвете сорок лет назад, когда было пристроено восточное крыло и заложен регулярный парк. Он видел Хэверседж и при отце Хьюго, когда в доме постоянно присутствовала пьяная бесшабашная компания его друзей, когда славное прошлое стало исчезать в тумане паров мадеры, портвейна и бренди. Говорили даже, что пятый виконт с друзьями пили из человеческих черепов, Сиддонс, разумеется, знал, что все это чушь. Но отец Хьюго был достаточно легкомыслен, чтобы дать пищу болтливым языкам досужих сплетников и особенно сплетниц.
     Сиддонс видел, как в дом начала закрадываться бедность задолго до того, как она настигла отца Хью. Говорил ли Сиддонс что-нибудь пятому виконту? Наверное, нет. Однако Хьюго подозревал, что он намекал ему на это десятками разнообразных способов - очевидно, слишком тонких, чтобы отец мог их понять. При всей его отваге и обаянии проницательностью пятый виконт не отличался. Он не догадывался, что его так называемые верные друзья обирают его - самым джентльменским образом, разумеется. Карты, скачки, пари... "Бедный отец, - думал Хью с грустью, но не без сочувствия. - Он пьянел после первой же рюмки и очертя голову заключал самые немыслимые пари".
     Что думал Сиддонс, когда пятый виконт с каждым днем терял свое состояние? Выражал ля он молчаливое неодобрение посещавшим усадьбу гостям - так же, как сегодня за ужином он выражал свое молчаливое одобрение Мэри?..
     Наконец лакеи убрали со стола, и в столовое остался один дворецкий. Хьюго решил, что пора выяснить хотя бы некоторые из мучивших его вопросов.
     - Итак, Сиддонс, - начал он, вертя в пальцах рюмку, - вы сегодня выразили свое особое уважение мисс Фэрфилд.
     Сиддонс внимательно посмотрел на молодого хозяина.
     - Да, - ответил он спокойно и твердо.
     - Но почему я при этом чувствую, что мое поведение вы не одобряете? Если вы припомните, я был в отсутствии и ничем, кажется, не мог вызвать ваше неудовольствие.
     Сиддонс, судя по всему, не имел ни малейшего желания высказываться. Его губы были плотно сжаты, а карие глаза устремлены на синие портьеры выходившего на север окна.
     - Да ну же! - Хью поставил рюмку на стол таким резким жестом, что расплескал вино на белоснежной скатерти. - Ваше нежелание отвечать на мой вопрос так же очевидно, как и ваша неприязнь ко мне последнее время.
     Сиддонс бросил на него удивленный взгляд:
     - У меня нет к вам неприязни, милорд, вы ошибаетесь! Я просто... мне не по душе то, что происходит у нас в графстве.
     - У нас в графстве? - переспросил озадаченный Хью. - Я вас не понимаю.
     Переступив с ноги на ногу, Сиддонс откашлялся.
     - Некоторые местные господа вершат закон на свой лад, - сказал он, и Хьюго понял, что дворецкий имеет в виду сэра Руперта. - Мне не нравится то, что я слышу последнее время, особенно это касается...
     - Говорите все, Сиддонс. Меня вам нечего опасаться. Ни одно слово не выйдет за пределы этих стен, я вам обещаю.
     - Я и не беспокоюсь на этот счет, милорд. Вы хороший человек, мне только жаль, что вы не стали здесь хозяином несколькими годами раньше. Но это совсем другое дело. - Он тревожно вглядывался в лицо Хьюго. - Вся беда в том, что вам наверняка не понравятся мои слова.
     - Мой добрый Сиддонс, мне не понравилась сегодня за ужином ваша дерзость по отношению ко мне, - Хью заметно улыбнулся. - Но вам ведь это не помешало вести себя как заблагорассудится.
     Дворецкий нахмурился:
     - Никто не может сказать, что хоть одно дерзкое слово сорвалось у меня с языка!
     Хью снова улыбнулся:
     - Дерзость может проявляться не только на словах. А как бы вы назвали дворецкого, который отказывается прислуживать своему хозяину и оказывает вместо этого усиленное внимание одному из гостей? И, пожалуйста, не трудитесь уверять меня, что у вас не было такого намерения. Я все равно вам не поверю.
     Сиддонс некоторое время молчал, уставившись в пол.
     - Я предупреждал: вам не понравится то, что я вам скажу, - произнес он наконец. - Но вы настаиваете, и я исполню ваше желание. Есть люди, которые думают, что Белый Принц - настоящий джентльмен. В большей степени джентльмен, чем сэр Руперт Хаклоу.
     Хьюго смотрел на него во все глаза. Ему не приходило в голову, что кто-то может считать Белого Принца благородным человеком.
     - Вы шутите, - сказал он наконец. - Джентльмен? Вы хотите сказать, джентльмен по характеру и манерам?
     - Нет, милорд. Джентльмен по рождению. Впрочем, по характеру и манерам тоже, что он доказал не раз. Я никогда не слышал ни о каком насилии с его стороны.
     Хьюго припомнил свои собственные впечатления о высоком человеке с военной выправкой, державшем пистолет у виска его кучера.
     - Я должен признать, что в ту ночь, когда у меня отняли кошелек, я действительно заметил в его поведении что-то необычное.
     - И этот кошелек сослужил хорошую службу... то есть я хотел сказать, что надеюсь на это. Белый Принц помогает очень многим, кому сейчас приходится нелегко.
     Хью поднялся с места в некотором раздражении.
     - Знаете, мне порядком надоели все эти жалобы на тяжелые времена! Какими бы они ни были тяжелыми, я убежден, что немного упорства и прилежания - и каждый может изменить свое положение.
     Сиддонс поднял голову и прищурился.
     - Если у человека целы руки и ноги, милорд, вы совершенно правы, - сказал он мягко и твердо, как непонятливому ребенку. - Или когда человек образованный и со связями, тогда и спора нет. Но в противном случае, прошу прощения, милорд, я не могу с вами согласиться. Зимой, в ветхом домишке, без топлива - а я такие знаю по соседству - человеку недолго и с жизнью распрощаться или, что того хуже, потерять своих родных.
     - Не говорите только, что подобные семьи есть среди моих арендаторов! - воскликнул Хью.
     - Я и не говорю. Вы хорошо заботитесь о ваших арендаторах, поэтому вас и уважают больше всех. Зато у некоторых других всей их доброты хватает только на корзину с хлебом раз в неделю.
     - Вы говорили с мисс Фэрфилд? - спросил Хью, уловив в словах Сиддонса что-то знакомое.
     - Если вы хотите сказать, что это она на меня повлияла, то я вам отвечу: мы с ней о таких вещах не говорили. Но когда я узнал, что она пожелала отпустить Джейкоба Райта, мое доброе мнение о ней лишний раз подтвердилось. Мастер Кит тоже проявил здравомыслие и добросердечие - впрочем, я всегда знал, что он добрый человек.
     Хьюго снова опустился в кресло, озадаченный всем этим разговором. По правде говоря, в словах Сиддонса была большая доля истины. Он не стал бы с ним спорить, да и сам бы, наверное, отдал Джейкобу этого оленя. Просто до него вдруг дошло, что мир вокруг во многом изменился, пока он объезжал свои владения, корпел над конторскими книгами и размышлял о тем, стоит ли вновь открывать заброшенную шахту.
     Хью подумал о сэре Руперте. Не его ли имел в виду Сиддонс, когда говорил о бедствующих арендаторах? "Это маловероятно, - решил он. - Сэр Руперт - человек благоразумный, хотя и не склонен сочетать правосудие с милосердием. И все же он, без сомнения, уделяет внимание положению своих арендаторов и заботится о своем хозяйстве".
     Хью снова взял рюмку и сделал из нее глоток, не обращая внимания на расплывшееся на белом скатерти пятно. Но почему его жизнь вдруг так осложнилась?..
     - Вы можете идти, Сиддонс. Благодарю за откровенность, но теперь я хотел бы остаться один.
     Сиддонс поклонился и вышел неторопливой величавой походкой.
     Отодвинувшись от стола, Хьюго откинулся на резную свинку кресла и принялся разглядывать потолок. Амуры привлекли его внимание. Детские фигурки, резвящиеся на фоне зелени, представляли собой умиротворяющее зрелище. Хью погрузился в задумчивость, и мысли его разбрелись.
     Как много изменилось за последние четыре года - смерть родителей, Амабел в инвалидной коляске, состояние расстроено... Даже любимая собака, когда-то ходившая за ним по пятам, угодила в построенный браконьером капкан и погибла. И дело не только в его поместье. Казалось, что после Ватерлоо всю страну охватил хаос, от которого его собственные владения пострадали еще больше, чем из-за слепого доверия отца к своим друзьям и собутыльникам.
     Хью подумал о тех успехах, каких ему удалось достичь. Почему, кроме лежащего на нем бремени хлопот по восстановлению семейного состояния, он должен брать на себя еще и другие обязанности? Сэр Руперт предъявляет ему свои требования, Мэри - свои... Но ему нет дела до их мира! Довольно с него одного Хэверседжа!
     Хью внезапно пришло в голову, что во всех его трудностях виновата Мэри. Гонория вносила умиротворение в его напряженную повседневную жизнь, высказываемые ею мнения были всегда уравновешенными и успокаивающими. Она, например, твердила ему, что сэр Руперт скоро справится с Белым Принцем, так что ему не приходилось думать по крайней мере об этих проблемах, которые стали последнее время предметом общих разговоров. Но Мэри была явно настроена против сэра Руперта, и Сиддонс тоже, и даже маленькая Беатриса!
     Сомнения не давали ему покоя, мысли его продолжали блуждать. Он снова задумался о сэре Руперте. Что бы сделал баронет с Джейкобом Райтом? Повесил бы его, как полагала Мэри?
     Хью не знал, что и думать. Мысль о том, что героя-солдата могли повесить за браконьерство, настолько его расстроила, что у него возникло желание пойти в конюшню, оседлать Юпитера и помчаться рысью куда глаза глядят. Но он не мог этого сделать - повсюду намело снегу, над Хэверседжем спустились сумерки, было холодно...
     Все, что он мог себе позволить, - это вздыхать и сожалеть, что Мэри снова появилась у него в доме. В конце концов, если бы она не настояла на поездке за рождественским поленом, браконьера никогда бы не нашли и ему не нужно было бы беспокоиться. Его мир оставался бы таким же, каким он был до ее приезда.
     Да, все его беспокойство и тревога вызваны ее присутствием! И самое худшее состояло в том, что с момента ее появления он не переставал думать, как бы снова обнять и поцеловать ее. Он изо всех сил боролся с этим желанием, но ему не удавалось от него избавиться.
     Что ж, время разрешит и эту проблему, как оно решило многие другие. Ему оставалось терпеть ее будоражащее присутствие менее трех недель, а потом он женится, и она уедет. Скорее всего он ее больше не увидит никогда...
     Эта мысль должна была бы принести ему успокоение, но на сердце у него стало еще тяжелее. Хьюго наполнил себе еще одну рюмку и вдруг услышал прекрасные звуки, смутно доносившиеся до него откуда-то издалека. Как зачарованный, он поднялся и направился к двери.
     В холле звуки стали громче, а мелодия еще прекраснее: странный хор голосов пел "Придите, все верные". Этот рождественский гимн волнами накатывал на него, напоминая картину, увиденную им всего несколько часов назад, - Мэри в санях с его сестрами и братом. А вслед за этой картиной в памяти у него возникли воспоминания о былых праздниках. Голоса поющих были ему хорошо знакомы - миссис Певистон, кухарка, Сиддонс и Колвич - старший конюх.
     Хью быстро спустился по лестнице и направился в гостиную. На сердце у него снова стало легко, как будто дух Рождества коснулся его и снял с него тяжесть.
     "Это Мэри устроила", - подумал он. Все его раздражение против нее исчезло. У Хью возникло ощущение, словно какие-то таинственные силы борются в его душе, чтобы вновь разжечь в нем стремление к жизни и к любви. Что ему остается делать? Уж не уступить ли ему этим силам хоть немного? В конце концов, через три недели ее здесь не будет!

15.

     Когда Хью медленно открыл резную дверь гостиной, его охватила волна теплого воздуха. Тепло источало полыхавшее в камине рождественское полено. На когда дверь за ним закрылась, он забыл и об этом необыкновенно приятном ощущении тепла, и вообще обо всем на свете - так поразило его представшее ему зрелище. У Хьюго перехватило дыхание, так что ему даже показалось, что шейный платок стал тесен. Он как будто вступил вновь в мир своей юности, такой любимый и знакомый, что струны его сердца зазвучали, словно их коснулась рука великого музыканта.
     В старинном камине, размеры которого вполне соответствовали размерам просторной комнаты с высоким потолком, разгоралось ярким пламенем рождественское полено. По традиции его зажигали в канун Рождества, и оно горело в течение всего праздника. Сегодня, конечно, еще не Рождество, до него еще целых девятнадцать дней. Но в семье Рейнворт была своя традиция - большое полено горело у них в камине неделями. Теперь все дело было в том, чтобы не дать ему погаснуть - и не догореть до конца - раньше Рождества. С сегодняшнего вечера каждый член семьи по очереди должен был усердно расшевеливать угли, добавлять дрова, чтобы само полено сгорало понемногу. Все готовы были с энтузиазмом поддерживать любимую семейную традицию.
     Хью задержал дыхание, чтобы не дать пролиться подступившим слезам. Его глубоко тронули мелодичные голоса, пылавшее в камине полено и вид всех его сестер, брата и Мэри, удобно устроившихся в креслах.
     А как чудесно была убрана гостиная!
     Когда он позволил Мэри украсить лестницу и холл, а потом согласился предоставить в ее распоряжение еще и гостиную, он не ожидал, что в результате ее трудов увидит эту комнату такой, какой она была при его матери. Леди Рейнворт всегда украшала дом на Рождество зеленью и лентами. Сейчас даже на люстре красовались алые банты, а снизу была подвешена ветка омелы! Среди веток и гирлянд мерцали свечи.
     А какие у них всех счастливые лица! Кит, Джудит и Констанция в креслах у камина, Амабел в своей коляске рядом с софой. И как привязалась к Мэри Беатриса... Она и сейчас сидит у нее на коленях, склонив голову к ней на плечо, так что темно-русые и черные локоны переплетаются.
     Хью неожиданно испытал настоящее счастье. Ему показалось, что он наконец вернулся домой после долгого отсутствия и не узнает своих сестер и брата. Так много времени, которое он мог бы провести в общении с ними, прошло в трудах по восстановлению состояния Лейтонов, добровольно возложенных им на себя! Когда он последний раз выезжал с Китом по утрам на Юпитере и Юноне?
     Когда оба они заканчивали д