Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
, что влюбленность бедного мистера Силлота в Грэйс непременно должна сбить с него спесь. То, что она увидела, ее заинтриговало. Дункан словно стал на фут выше ростом и держался с уверенностью, которой она раньше в нем не замечала. Ей показалось, что он похож на человека, который достиг важного жизненного рубежа и одолел его с большим мужеством.
Навещая Грэйс в ее вынужденном уединении, Эммелайн заметила, что обычно свойственное ее дорогой подруге спокойствие духа стало как будто глубже. Тревоги и сомнения покинули ее, сменившись довольством, которое Эммелайн могла истолковать только одним: самые заветные надежды и чаяния Грэйс счастливо исполнились.
Задав подруге соответствующий вопрос, она подметила мгновенный румянец, стыдливую улыбку и искру, промелькнувшую в голубых глазах. Однако Грэйс, застенчиво и односложно отвечая на все ее расспросы, наотрез отказалась поверить ей свою тайну.
Увидев, что любые попытки прояснить загадку остаются бесплодными, Эммелайн в конце концов оставила подругу одну и вернулась к своим обязанностям хозяйки дома.
Пока Грэйс выздоравливала, турнир шел своим чередом. Брант Девок с минимальным разрывом побил Конистана во время Испытаний в Искусстве Стрельбы из Лука, Дункан же оказался на пятом месте, пропустив вперед Соуэрби и Чарльза Силлота. Эммелайн знала, что Дункан считается фаворитом в Испытании на Меткость, стало быть, у него сохранялся шанс завоевать титул Рыцаря-Победителя. Однако увидев, как он приветствует Грэйс при ее первом появлении в гостиной в субботу вечером, она подумала, что вряд ли этот титул ему так уж нужен. В их общении появилась какая-то новая, ранее не виданная нежность и ласка, наполнившая сердце Эммелайн надеждой. Дункан подвел Грэйс к креслу у камина и сразу же отступил в сторонку, чтобы дать возможность дамам подойти и полюбоваться злосчастным синяком.
После этого он сделал вид, что больше не обращает на нее внимания, однако его поведение могло обмануть разве что самых ненаблюдательных или равнодушных. Дункан и Грэйс больше не сказали друг другу ни слова, но от Эммелайн не укрылись многочисленные взгляды, полные задушевного взаимопонимания, которыми они обменялись в ходе вечера.
Она насчитала их не меньше девятнадцати к тому моменту, когда к ней обратился Конистан.
- Мне бы следовало держать пари, что все обернется к лучшему! - заявил он.
Вначале Эммелайн удивилась этим словам, поскольку считала виконта человеком прозорливым, но, приглядевшись к нему получше и заметив довольную улыбку на его лице, поняла, что он совершенно неверно истолковал новые отношения, установившиеся между Дунканом и Грэйс.
- В самом деле? - тихо, даже сочувственно спросила Эммелайн.
Убежденная в том, что победа осталась за нею, она могла позволить себе великодушие в разговоре с поверженным противником.
- Интересно, как это вы ухитряетесь сохранять такой самодовольный вид? Неужели вы сами не видите, что мой брат наконец-то опомнился и оставил мисс Баттермир в покое?
Эммелайн сделала вид, что всерьез обдумывает его слова, и даже бросила взгляд на подругу, потом на Дункана и вновь на Грэйс.
- Может быть, вы и правы, - ответила она. - Видно, придется мне еще что-нибудь придумать, чтобы пробудить у вашего брата интерес к Грэйс.
Конистан явно не поверил ни слову из того, что она сказала, но не стал предпринимать новых попыток убедить ее в том, что Дункан больше не значится в списке поклонников мисс Баттермир. Вместо этого он принялся флиртовать с нею, шутливо сравнивая цвет ее волос с блеском золотых гиней, а ее глаза уподобил сверкающим изумрудам. Подобного рода легкий флирт Эммелайн давно научилась пресекать, однако Конистан вдруг заговорил о своих владениях в Гемпшире и захотел узнать ее мнение о строительстве канала, которое он задумал. Теперь, когда разговор коснулся предметов, вызывавших у него неподдельный интерес, она почувствовала себя неловко. За последние два дня она взяла себе за правило немедленно прекращать разговор с виконтом, как только он переходил на сколько-нибудь серьезную тему, и оставлять его в одиночестве, ссылаясь на свои обязанности хозяйки дома. Поэтому вместо того, чтобы ответить на его вопрос, она обвела глазами комнату и с удовольствием заметила, что Китти Мортон, сидевшая на противоположном конце гостиной, явно заскучала. Ощущая настоятельную потребность вырваться из-под влияния Конистана, Эммелайн попросила ее извинить, пояснив, что не может допустить, чтобы юная гостья скучала, и даже выразила надежду, что ей, возможно, удастся развлечь Китти партией в "спекуляцию" <Вид карточной игры.>. Она поднялась со стула, но Конистан схватил ее за руку и вынудил снова сесть.
Эммелайн почувствовала себя совершенно растерянной, когда он бросил на нее взгляд, полный чисто мальчишеской обиды, и прошептал:
- А как же я? Разве меня не полагается развлекать? Я ведь тоже ваш гость, Эммелайн! К тому же вы не ответили на мой вопрос.
Сердце Эммелайн сильно забилось, когда она заглянула в устремленные на нее с нежностью серые глаза.
- Вы хотите знать мое мнение относительно каналов?
Он тихо рассмеялся.
- Ну вот. Вы, оказывается, даже не слушали меня. Я спросил, не одолжите ли вы мне свой платок для фехтовального поединка.
Эммелайн облегченно перевела дух.
- Ах вот, в чем дело! - проговорила она, стараясь, чтобы ее тон казался чисто дружеским. - Ну, раз вам так хочется, - пожалуйста!
И тотчас же, вновь извинившись, направилась к мисс Мортон.
Лорд Конистан следил за нею, не отрываясь, пока она пересекала гостиную. Его душа была глубоко уязвлена легкомысленным отношением Эммелайн к его просьбе. Сперва он возмутился ее ветреностью, но вскоре забеспокоился уже о себе самом. Почему он принимает так близко к сердцу ее явное равнодушие к собственной особе? Тут ему в голову пришла действительно ужасающая догадка: он ей просто не нравится, вот и все. Но Конистан сразу же отбросил эту мысль как совершенно неприемлемую. Что же с ним происходит? Конечно, ему, как и любому другому, было неприятно не преуспеть в достижении намеченной цели, но разве одним этим соображением можно объяснить острую боль, внезапно сдавившую ему грудь при мысли о том, что Эммелайн Пенрит может навсегда остаться к нему равнодушной?
Так как час был поздний, он решил вернуться к себе в сарай и вскоре покинул гостиную, а оставшись наедине с собой и наливая с горя полный бокал шерри, принялся размышлять о том, почему вопрос о завоевании уважения Эммелайн и вдруг стал таким важным для его душевного спокойствия.
Расположившись в одном из красных бархатных кресел, Конистан тяжело вздохнул. Эммелайн не скрывала, что во многом неодобрительно смотрит на его поведение, особенно в том, что касалось его отношения к ее молодым подружкам, но ему казалось, что с этим он уже научился справляться. Однако в этот вечер, размышлял Конистан, вращая коричневато-красную жидкость в своем бокале, выяснилось, что сделанного им явно недостаточно. На Эммелайн не произвели никакого впечатления его попытки относиться ко всем дамам более почтительно и дружелюбно. Лишь один-единственный раз она похвалила его, сказав: "Вот теперь вы ведете себя, как подобает разумному человеку!" И это все! Ни ослепительной улыбки, ни рукопожатия, ни восторженного взгляда! "Как подобает разумному человеку!" Что это значит? Он почему-то ожидал большего, но чего именно? И почему?
Вообще-то Конистану было не свойственно предаваться философским размышлениям. Он жил одним днем, одной минутой, не заглядывая ни в прошлое в поисках мудрости, ни в будущее, чтобы точнее определить свои цели и порядок действий. Тем не менее он жил насыщенной и полной жизнью, поскольку очень серьезно относился к возложенной на него обязанности опекать своих сводных братьев и сестер. Его поместья по праву считались в числе лучших и даже образцовых, земли были ухожены, а доходы высоки благодаря умелому ведению хозяйства, все его арендаторы обитали в добротных и уютных коттеджах. Но оценит ли Эммелайн все эти достижения? Ему казалось, что должна оценить, поскольку сама она гордилась столь же образцовым имением своего отца.
Существует лишь один ответ на все эти мучительные вопросы, подумал Конистан. Ему вдруг показалось, что в голове у него кто-то убрал пыльные чехлы, открыв ему сияющую истину. В сущности, все было очень просто. Он влюблен в нее. С какой легкостью далась ему эта мысль! Он любит ее и хочет сделать своей женой. Конистан посмотрел в окно и увидел, как звезды мерцают в бездонной темноте небосвода. Казалось, та минута, когда он наконец признался сам себе, что, прожив на свете тридцать пять лет, впервые влюбился по-настоящему, должна была сопровождаться каким-то взрывом, но ничего подобного не произошло. Никаких театральных эффектов, фейерверков, комет или землетрясений. Просто ему стало страшно, что среди всех знакомых женщин его сердце выбрало единственную, которая никогда не сможет ответить ему взаимностью.
Как же это случилось, удивился Конистан. Как его угораздило влюбиться именно в Эммелайн? А может, он ошибается? Может, ему просто досадно, что она так откровенно им пренебрегает, вот он и вообразил, будто его сердце разбито?
Потягивая шерри, виконт откинул голову на спинку кресла. Нет, не такой он простак, чтобы в это поверить. Он научился по-настоящему восхищаться Эммелайн. Одни ее усилия, затраченные на подготовку турнира, свидетельствовали о незаурядных способностях. Ее никогда и ничто не смущало, никакое неожиданное происшествие не могло вывести ее из себя. К примеру, когда одной из юных леди вздумалось устроить истерику, Эммелайн лишь посоветовала ей взять себя в руки и не быть дурой!
Вспомнив этот недавний случай, он рассмеялся вслух. Два дня назад Оливия Брэмптон свалилась с садовой изгороди высотой в три фута <Примерно 91 сантиметр.>. Ей вздумалось пройти по этой невысокой стенке, побившись об заклад с Брантом Девоком. Она ушибла плечо и тотчас же принялась рыдать самым душераздирающим образом, чем привлекла к себе всеобщее внимание. Конистан был одним из немногих, кто с самого начала заподозрил, что именно в этом и заключалась основная цель Оливии. Эммелайн явно была того же мнения и, не стесняясь в выражениях, заявила, что если мисс Брэмптон сейчас же не перестанет ломать комедию, то ей - Эммелайн - придется закатить гостье пару оплеух.
Многие из гостей были потрясены суровостью хозяйки, но зато Оливия немедленно прекратила истерику, ее завывания сменились приступом икоты, а большие заплаканные глаза вытаращились от изумления. Она без звука позволила Эммелайн увести себя в утреннюю столовую, где ее ушибленное плечо было подвергнуто самому тщательному врачебному осмотру.
За последние десять дней Эммелайн столько раз удивляла и радовала его, что Конистан наконец-то понял, откуда взялось у него это навязчивое стремление разбить ее сердце! Нет, ему вовсе не хотелось разбивать это сердце, ему хотелось его покорить! А теперь оставалось только решить, удастся ли ему заинтересовать своей персоной женщину, которая в ответ на просьбу одолжить платок на счастье небрежно бросила:
"Ну, раз вам так хочется, - пожалуйста!"
У Конистана создалось отчетливое впечатление, что если в ближайшем будущем на него не снизойдет озарение, нет у него ни малейшего шанса пробиться сквозь зубчатые крепостные стены, воздвигнутые Эммелайн вокруг своего сердца.
31.
На следующий день лорд Конистан нанес утренний визит леди Пенрит. Он нашел хозяйку в ее собственной малой гостиной, где она старательно переписывала стихотворение из потрепанного томика Мильтона.
- Я обнаружила, - сказала она своим тихим ласковым голосом, - что, выписывая слова стихотворения, я как-то лучше понимаю их смысл. Так и вижу перед собой Джона Мильтона с гусиным пером в руке, торопливо исписывающего лист за листом в попытке удержать ускользающую музу. Вот послушайте:
Шепот теней и разгул ветров,
Пенье ручейка на дне ущелья...
Разумеется, в этих строчках мне видится Уэзермир. Впрочем, не слушайте мою болтовню, милорд. Чем я могу быть вам полезной? Вижу по нетерпению в ваших глазах, что вы хотите сказать мне нечто важное. Садитесь, прошу вас!
Он пододвинул стул поближе к ее инвалидному креслу и многозначительно взглянул на горничную, стоявшую у нее за плечом. Леди Пенрит быстро поняла намек и отослала свою камеристку.
- Какая волнующая мысль! - кокетливо воскликнула хозяйка, как только горничная скрылась за дверью спальни. - Свидание наедине со скандально знаменитым лордом Конистаном! Как увлекательно!
Виконт удивленно выгнул бровь.
- Значит, моя репутация меня опережает?
Леди Пенрит снисходительно наклонила голову, в ее глазах загорелся шаловливый огонек. Конистан нервно забарабанил пальцами по подлокотнику кресла, прикидывая в уме, какими словами лучше выразить свою просьбу, чтобы заручиться ее поддержкой, но так ничего и не придумал.
Поэтому он был несказанно благодарен леди Пенрит, когда она, слегка подавшись вперед, поймала его взгляд и спросила:
- Как продвигается ваше ухаживание за моей дочерью? Не смотрите на меня с таким удивлением! Даже сэр Джайлз сразу догадался, что тут речь идет о чем-то большем, нежели обычный флирт. - Она указала на окна, выходившие в парк. - Мне кажется, тропа, ведущая к конюшне, выглядит так романтично при свете звезд...
Конистан был решительно смущен явным намеком на тот их первый поцелуй на этой самой тропе в вечер его приезда. Кровь, горячей волной прихлынувшая к щекам, ошеломила даже его самого. Он не мог припомнить, когда в последний раз кому-либо удавалось вогнать его в краску.
- Я вовсе не хотела вас смутить, лорд Конистан. Напротив, позвольте мне высказать догадку о цели вашего прихода.
- Мне казалось, - ответил он, - что проще всего обратиться за помощью к вам. Но сейчас у меня нет слов. Вы очень добры, миледи, я вам несказанно благодарен за то, что вы меня приняли. Вижу, вы уже догадались, о чем идет речь: я влюблен в вашу дочь. - Конистан вдруг почувствовал, что его покидают последние остатки спокойствия. Он торопливо поднялся на ноги и принялся ходить взад-вперед по элегантной маленькой гостиной. - Вся чертовщина... о, прошу прощения! Я хотел сказать, главная трудность заключается в том, что Эммелайн, похоже, отнюдь не отвечает мне взаимностью. Только когда я - увы, это нужно признать! - насильно навязал ей свое внимание, мне удалось обрести искру надежды на то, что со временем я сумею завоевать ее сердце. Но даже в ту минуту я не был вполне уверен.
- Вы говорили ей о своей любви?
Конистан прекратил свое хождение по комнате и, обернувшись, беспомощно взглянул на хозяйку дома.
- Конечно, нет. Честно говоря, мне кажется, она рассмеется мне в лицо.
- Она этого не сделает! - возразила леди Пенрит. - Только не Эммелайн! Вы же на самом деле так не думаете, верно?
- Да нет, я в этом убежден, - с горечью ответил Конистан.
Он решил снова сесть и пересказал леди Пенрит, как небрежно, почти оскорбительно ее дочь дала согласие передать ему свой платок для Испытания в Фехтовальном Искусстве, закончив самым правдивым воспроизведением так задевшей его роковой фразы: "Ну, раз вам так хочется, - пожалуйста!"
- Что ж, признаю, это звучит не слишком обнадеживающе, - согласилась леди Пенрит с лукавой улыбкой. - Но Эммелайн действительно очень занята в последнее время. Неудивительно, что она... несколько пренебрегает обязанностями радушной хозяйки!
- Разумеется, я бы тоже утешал себя подобными соображениями, если бы заметил хоть малейший проблеск интереса в ее глазах. По правде говоря, я просто не знаю, что мне делать.
Леди Пенрит ответила не сразу. Когда она заговорила, маленькая морщинка появилась у нее между бровей.
- Не хочу осуждать вас, милорд, но как вы обращались с моей дочерью? Дали вы ей, к примеру, хоть малейшее основание полагать, что у вас серьезные намерения по отношению к ней? В конце концов если бы джентльмен наградил меня страстным поцелуем, а потом не сделал бы мне предложения... Хотя, спешу вас заверить, я никогда не подозревала вас в покушении на ее добродетель! ...И все же, рассуждая как женщина, я бы спросила себя, какими мотивами руководствовался этот молодой человек.
Тяжкий камень лежал у него на сердце.
- Она наверняка подумала, что я негодяй, решивший соблазнить ее и завести интрижку на лето. Что же мне делать? Все обстоит даже хуже, чем вы можете предположить. Дело в том, что она с самого начала испытывает ко мне сильнейшую неприязнь, вернее, ее возмущает мое пренебрежительное отношение к ее друзьям.
- Вы можете изменить его, и притом незамедлительно!
- Я так и сделал! Во всяком случае, мне так кажется. Мне по-прежнему иногда случается сморозить нечто такое, что ее раздражает, но я стараюсь изо всех сил!
- Ну так скажите ей об этом! Скажите, что ее упреки и замечания на вас подействовали...
- Она подумает, что я просто стараюсь к ней подольститься!
- А вы и вправду ей льстите?
- Нет. Конечно, нет! Ну, может быть, совсем чуть-чуть. Но я и вправду начинаю понимать ход ее рассуждений и видеть ее глазами.
- Вот так ей и скажите. Мне кажется, ваши затруднения на самом деле сильно преувеличены. Судя по вашим собственным словам, вы как будто боитесь рассказать ей все начистоту, признать свои ошибки и заблуждения, выразить свои истинные чувства. По-моему, вам следует взглянуть правде в глаза: возможно, Эммелайн в конце концов отвергнет все ваши заверения, но если так, с этим придется смириться, тут уж ни вы, ни я ничего поделать не можем.
Последний довод сразил виконта наповал: в глубине души ему пришлось признать, что именно боязнь такого исхода определяла все его поступки.
- Понимаю, - вслух сказал Конистан.
- И вообще перестаньте с нею заигрывать! Откровенность и прямота больше, чем что-либо другое, помогут вам завоевать расположение Эммелайн. Она окружена лестью с тех самых пор, как впервые начала выезжать в свет семь лет назад, и за это время у нее выработалось стойкое отвращение к любым, даже самым невинным формам обмана. Сейчас уже поздно плакать над убежавшим молоком, но мне вдруг пришло в голову, что надо было предупредить вас об этом при самой первой встрече. - И опять леди Пенрит лукаво улыбнулась, причем на щеках у нее появились очаровательные ямочки. - Видите ли, я была на вашей стороне с того самого дня, как вы впервые появились здесь. Я надеялась, что вы полюбите Эммелайн, тем более, что, как мне кажется, именно такой человек, как вы, может сделать ее счастливой!
- Миледи, - воскликнул Конистан, вскочив на ноги и бережно взяв ее за руку, - ваша поддержка придает мне мужества. Я буду следовать всем вашим советам.
Поблагодарив ее за то, что она уделила ему несколько минут для разговора, он склонился над ее рукой и вновь поцеловал ее пальцы.
К его удивлению, когда он уже собрался уходить, леди Пенрит сжала его пальцы и сказала:
- Еще одно, хотя это не имеет прямого отношения к моей дочери. Несколько недель назад я получила письмо от... - она помедлила, словно не решаясь продолжать, ее глаза были полны тревоги, - от вашей матери. Да, я знала, что она много лет назад оставила вашего отца. Я никогда не верила в историю о дорожном происшествии, которую распространил лорд Конистан. Я всегда ее любила и хочу, чтобы вы знали, что я собираюсь возобновить знакомство с нею и принять в своем доме пятерых ваших сводных братьев, как только мне позволит здоровье.
Конистан оцепенел от ужаса, услыхав эти слова. Пять сводных братьев. И леди Пенрит собирается их принимать! У него так и не нашлось слов, никакая дежурная любезность не пришла ему на ум в ответ на ее заявление.
Леди Пенрит тем временем продолжала:
- Конечно, я понимаю, что она не сможет возобновить все свои прежние знакомства и уж тем более рассчитывать на прием в высшем свете. Однако ее истинные друзья будут ей рады. Жизнь обошлась с Августой страшно несправедливо.