очень торжественный.
     - Мы сравнили обстоятельства последних нескольких нападений, включая и нападение на вас, и смогли обнаружить в действиях этого бандита определенную систему. Его метод очень прост. Он действует попеременно в местах, расположенных на достаточном расстоянии одно от другого, чтобы не мозолить глаза местным жителям. Не буду утруждать вашего внимания излишними подробностями. Мы знаем, где должно иметь место его очередное нападение. И я постараюсь устроить так, чтобы жертвой оказался я сам. Похоже, что у Белого Принца есть особая склонность грабить именно меня. Я подозреваю, это объясняется тем, что ему известно, как много усилий я прилагаю, чтобы его поймать. Я вам раньше об этом не говорил, он нападал на меня не меньше семи раз. Очевидно, я являюсь его излюбленной целью.
     Сэр Руперт усмехнулся.
     - Я чувствую себя прямо-таки Ноттингемским шерифом, преследователем Робин Гуда. Очень глупо, если подумать. Но он явно оказывает предпочтение мне и моим деньгам, хотя есть люди, чьи средства в значительной степени превосходят мои. Как бы то ни было, это делает его особенно уязвимым. Я могу оказаться его ахиллесовой пятой. Не могу пока сообщить вам ничего более конкретного, поскольку мы еще не решили, когда осуществим наш план. Но я вскоре распространю слух, что покидаю Давдэйл-Мэнор на несколько дней, вот тогда мы и увидим, как он будет действовать. Я хочу, чтобы вы знали только одно - это нападение произойдет неподалеку от Эбботс-Энд.
     Хью допил рюмку и поставил ее на круглый инкрустированный столик рядом с креслом сэра Руперта. Он не нашел в этом плане ничего предосудительного и одобрительно кивнул.
     - Вы можете рассчитывать на мою полную поддержку. Каковы бы ни были побуждения Белого Принца, я не одобряю его поведения. Мы с вашей племянницей вполне единодушны в этом отношении.
     Он повернулся к Гонории и нежно ей улыбнулся. Она ответила ему ласковой улыбкой, и сердце его наполнилось теплым чувством к ней. Хью подумал, что, если бы она хоть немного пошла ему навстречу, он вполне мог бы полюбить ее.
     - Очень хорошо, очень хорошо, - заметил сэр Руперт своим ровным голосом. - Я... но послушайте, кажется, это бубенчики!
     Хью прислушался к слабо доносившемуся перезвону. Вскоре он услышал ликующие звуки гимна "Придите, все верные!", исполняемого хором молодых голосов, и радость переполнила его. Давно уже в стенах этого дома не было такого веселья.
     Подойдя к окну, он не удержался и широко распахнул его. Слезы выступили у него на глазах при виде представшего ему зрелища. На заснеженную аллею въехали сани, в сгустившейся темноте установленные на них фонари разливали полукружия света. Пение продолжалось, и под эти звуки воспоминания о радостном прошлом нахлынули на него. Хью улыбнулся и помахал рукой. За санями на рождественском полене балансировал Кит.
     - Он упадет! - воскликнула Гонория. - Велите ему сойти, немедленно!
     Хью и не заметил, что она тоже подошла к окну и стояла рядом с ним.
     - Кит не упадет, - с гордостью за брата ответил он. - Из всех нас лучшим спортсменом всегда был именно Кит. У него прекрасное чувство равновесия.
     Как бы в подтверждение его слов Кит принялся разгуливать по бревну, издавая радостные возгласы.
     - Как странно он ведет себя! - заметила Гонория. - Из всех ваших родных он всегда казался мне наиболее серьезным. Быть может, он заболел и у него лихорадка?
     - Он просто проказничает, что неудивительно в его возрасте, - ответил Хью, надеясь, что ему удалось скрыть раздражение.
     Гонория продолжала в чем-то его упрекать, но он не слушал, глядя на счастливые лица брата и сестер. Особенно умилила его улыбающаяся Мэри. Беатриса сидела у нее на коленях и весело махала ему рукой.
     Закрывая окно, он увидел, как Кит соскочил с бревна и побежал к дому. "С чего это он так торопится?" - подумал Хью, но тут сетования невесты прервали его размышления.
     - Слава богу! - воскликнула Гонория. - Как я рада, что вы наконец закрыли окно. Что за кошачий концерт! Я надеюсь, они не собираются продолжать свое пение в доме. Все это так... так шумно!
     Хьюго нахмурился. Никогда еще Гонория не вызывала у него такого раздражения. Как она могла назвать это кошачьим концертом?! Хью убеждал себя, что дело тут вовсе не в его семье - окажись сейчас под окнами толпа славящих Рождество певцов, Гонория была бы в такой же степени недовольна, - но раздражение не проходило.
     Гонория вернулась к обтянутой зеленым бархатом софе и, усевшись, снова аккуратно расправила складки своего платья и опустила ноги в самый центр скамеечки, обшитой вышивкой по канве. Наблюдая за ней, Хьюго вдруг подумал, что совсем не знает свою невесту.
     Однако его размышления были недолгими, так как дверь распахнулась и в библиотеку, оставляя на полу мокрые следы, стремительно вошел Кит.
     - Ты ни за что не догадаешься, что случилось, Хью... Ах простите, я и не знал, что у нас гости!
     Он церемонно поклонился Гонории, леди Хаклоу и сэру Руперту.
     - Что за манеры, Кит! - воскликнула Гонория, и ее тон снова покоробил Хьюго. - Я никогда не видела, чтобы ты так странно вел себя. Неужели на тебя так действует отсутствие брата? А может быть, это мисс Фэрфилд заразила тебя своим свободным обращением? Но ты должен согласиться, что так врываться просто неприлично.
     Кит покраснел от негодования. Хью уже хотел вмешаться, когда Кит произнес сквозь стиснутые зубы:
     - Я признаю, что вел себя недостаточно вежливо, но предпочел бы получить выговор от брата, а не от... от посторонних. Что же касается мисс Фэрфилд, она тут совершенно ни при чем, и я не могу позволить вам обвинять ее. Простите, господа, я должен переодеться к ужину.
     Он снова раскланялся со всеми и вышел.
     - Что за манеры! - сказала леди Хаклоу, когда дверь за ним закрылась.
     Переводя взгляд с одного недовольного лица на другое, Хью пожалел, что у него не нашлось предлога удалиться вслед за братом. Хуже всего было то, что вечер наступил так быстро: теперь ему ничего не оставалось, как пригласить своих гостей поужинать с ними.
     Подавив вздох, Хьюго спросил сэра Руперта, не согласится ли он и его дамы присоединиться к его домашним за ужином.
     К счастью, сэр Руперт избавил семейство Лейтон от этой печальной участи, объявив, что его ждут дела и он намерен отвезти своих дам домой. Не теряя времени, Хью позвал дворецкого и, когда Сиддонс явился на звонок, приказал подавать карету баронета.
     Выходя, Сиддонс столкнулся с Мэри. Хью увидел ее порозовевшие щеки, кончик ее носа, счастливый блеск в глазах, дружескую улыбку и почувствовал, что у него словно камень с души свалился. До чего же она хороша! Как прелестны ее цвета воронова крыла локоны на фоне алого бархатного платья! Хью захотелось взять ее за руку и попросить рассказать ему об их дневных приключениях. Он желал знать все! А потом он рассказал бы ей о своей поездке в Дарб, о том, как ему понравились украшения в холле... Вместо этого он учтиво поклонился и отступил в сторону, пока она здоровалась по очереди с каждым из гостей.
     Когда Мэри села, Хью с каким-то непонятным ему самому удовлетворением отметил, что она заняла место рядом с его невестой. Он почему-то решил, что, если она сядет рядом с Гонорией, ему легче будет подавлять в себе неподобающие чувства к ней. Присутствие невесты всегда напоминало ему о его долге.
     Когда Мэри рассказала о том, как они провели день - очень приятная прогулка в санях, поиски рождественского полена, - Хьюго вернулся к прежней теме разговора:
     - Мы говорили о Белом Принце, Мэри. Сэр Руперт уверен, что скоро его поймают.
     Мэри почувствовала, что бледнеет, и могла только от души надеяться, что не выдает этим своего страха.
     - В самом деле? - сказала она, пытаясь всем своим видом показать полнейшее равнодушие и отсутствие интереса.
     А ведь сначала она боялась совсем другого! Когда Мэри увидела, как Кит спрыгнул с бревна и побежал в дом, она поняла, что он собирается рассказать Хьюго об их встрече с Джейкобом Райтом. Сердце у нее упало. Ведь если бы Кит рассказал о браконьерстве в присутствии Гонории, которую она видела у окна рядом с Хью, все немедленно стало бы известно сэру Руперту. В тот момент Мэри думала только об одном - как можно скорее пойти в библиотеку и не дать Киту распространиться о деятельности Джейкоба Райта. Но, встретив Кита в холле, она, к своему величайшему облегчению, узнала, что он не успел ничего рассказать.
     - Я бы никогда и слова не проронил при сэре Руперте и леди Хаклоу, - заявил он. - Эта дама - самая зловредная сплетница, а сэра Руперта я всегда терпеть не мог.
     Язвительное высказывание Кита по адресу будущей родни вызвало у Мэри улыбку. Ей казалось, что он даже не сознавал, насколько резко прозвучали его слова. Но как приятно было услышать эти безыскусные наблюдения! Ведь Кит обычно старался держать язык на привязи ввиду будущей духовной карьеры.
     Зная, какое общество ее ожидает, Мэри смогла вполне овладеть собой. Но когда Хью объявил ей, что сэр Руперт рассчитывает в ближайшем будущем схватить Лоренса, она почувствовала, что самообладание ей изменяет.
     - Стало быть, вы вполне уверены? - спросила она, надеясь узнать какие-нибудь подробности.
     Сэр Руперт снисходительно улыбнулся.
     - С божьей помощью я надеюсь вскоре успешно завершить это предприятие, - уклончиво ответил он.
     Это обращение к высшим силам с целью уничтожить дорогого ей человека вызвало взрыв негодования в душе Мэри.
     - Господней помощи не потребовалось бы, если бы в Англии больше заботились о бедных, - сказала она со всей любезностью, на какую была способна.
     Сэр Руперт готов был немедленно вступить с ней в спор, но леди Хаклоу сочла своим долгом вмешаться.
     - О чем вы говорите?! - воскликнула она с удивлением. - Больше заботиться о бедных? Да в какой другой стране о них заботятся лучше, чем в Англии? В каждой деревне их обеспечивают всем необходимым. Или вы, может быть, принадлежите к числу тех заблуждающихся благотворителей, которые находят, что бедные заслуживают чего-то большего, чем ежедневное пропитание?
     Мэри стиснула руки на коленях, стараясь сдержаться. Ей пришли на память встречи с многочисленными семьями, потерявшими все свое состояние, ходившими в лохмотьях в зимние холода, страдавшими от болезней без всякой надежды на лечение. У них даже не было теплого очага, чтобы обогреться. Она вспомнила муку, в которой копошились черви, дырявые крыши, пропускавшие дождь и снег...
     - А вы сами видели бедняков, о которых мы говорим? - только и могла сказать она.
     - Разумеется! Что за вопрос?! Каждую субботу мы с Гонорией разносим хлеб нуждающимся, живущим за счет щедрости моего мужа. Вам это кажется мало? Позвольте мне заверить вас, вы не услышите жалоб от тех, кто живет на нашей земле!
     Мэри пожалела, что ввязалась в этот спор. Бесполезно доказывать что-либо этим людям. Лоренс говорил ей, что в усадьбе Давдэйл-Мэнор положение хуже, чем где-либо еще в графстве. Ей было известно, каких убеждений придерживались леди Хаклоу, ее племянница и сэр Руперт по поводу бедняков и насколько они расходились с ее собственными. Поэтому она сказала только:
     - Я не сомневаюсь, что ваши арендаторы очень признательны за хлеб, который вы им даете. Я имела в виду не тех, кто может полагаться на щедрость и великодушие владельцев земли, на которой они живут. Дело в том, что существуют другие неимущие - особенно солдаты, воевавшие во Франции, и их семьи, а также те, кто лишился средств к существованию после открытия мануфактур.
     - Вы имеете в виду ткачей в Глостершире и им подобных? - спросила до сих пор молчавшая Гонория. - Вы ошибаетесь. Владельцы мануфактур, с которыми я имела случай беседовать, говорят, что все делается для того, чтобы переселить этих людей туда, где они могут найти заработок.
     Мэри могла бы сказать многое - что покинуть родовое гнездо и переселиться на сотню миль от него, покинуть родных и друзей, оставить ремесло, переходившее от поколения к поколению, совсем не так просто и легко, - но она промолчала. Продолжать было бесполезно. Вместо этого она с вежливым равнодушием выслушала пространные рассуждения леди Хаклоу. Эта дама имела весьма приблизительное представление о теме разговора, но тем не менее выражала в высшей степени резкие взгляды.
     Наконец семейство собралось уезжать.
     Когда они ушли, Мэри быстро рассказала Хью о случившемся - о браконьере Джейкобе Райте, о своем собственном участии в этой истории и об отважном поведении Кита.
     - Джейкоб Райт? - воскликнул Хью. - Сын кузнеца?
     - Да. Он не может найти работу, поскольку потерял ногу при Ватерлоо.
     - Какое несчастье! - сочувственно отозвался Хью.
     - Вот именно. Ему нечем кормить семью. Он убил этого злосчастного оленя не от хорошей жизни.
     - И все же браконьерство - это преступление.
     - Ты рассуждаешь точно так же, как сэр Руперт, Хью! Скажи мне, ты не передашь его в руки баронета?
     - Нет, конечно.
     Мэри вздохнула с облегчением, и Хью с недоумением на нее посмотрел.
     - Неужели ты думала, что я это сделаю?
     - По правде говоря, не знаю. Ты так изменился за последнее время... Но я надеюсь, ты ничего не скажешь сэру Руперту про Джейкоба Райта. Мне страшно подумать, что бы он сделал, если бы узнал!
     - Я могу не во всем соглашаться с тобой, Мэри, но уверяю тебя, на моей земле никого не будут преследовать за то, что они стараются помочь своим семьям. Я никому не позволю извлекать из браконьерства прибыль - продавать мясо, например, но ради того, чтобы чьи-то дети не умерли с голода, не пожалею пары оленей.
     Мэри встала. Приближалось время ужина, и ей нужно было переодеться, но одна мысль продолжала волновать ее.
     - Скажи мне, Хью, сэр Руперт действительно уверен, что он может схватить Белого Принца?
     - Вполне. У него есть очень разумный план. Видишь ли, Белый Принц допустил ошибку, очень четко организовав свои действия. Не стану забивать тебе голову подробностями... Впрочем, я и сам мало знаю.
     Мэри снова почувствовала, как у нее сжалось сердце. Жизни Лоренса угрожала опасность, а она ничем не могла помочь ему...
     Она уже хотела было выйти, но Хью задержал ее, взяв за руку и заставив повернуться к нему лицом.
     - Ты меня не одобряешь, Мэри?
     Взглянув ему в глаза, она глубоко вздохнула:
     - Я, право, не знаю, что сказать. Мне кажется, ты последнее время настолько погрузился в свои заботы, что не совсем представляешь себе, что происходит вокруг. Жаль, что ты не видел Джейкоба Райта. Это просто кожа да кости! Хью, он десять лет прослужил в армии его величества, вернулся с войны инвалидом и не получает даже половинного жалованья за свою службу стране.
     Хьюго нахмурился, как будто пытаясь решить для себя, в чем же справедливость.
     - А теперь я должна идти, - сказала Мэри. - А то кухарка не простит мне, если из-за меня ужин остынет и ее труды пропадут даром.
     Она поспешила к себе, раздумывая на ходу, как бы ей помочь Лоренсу, и стараясь не вспоминать, какое выражение лица было у Хью, когда она вошла сегодня в библиотеку. Казалось, будь они тогда одни, между ними завязалась бы оживленная беседа. Когда она его увидела, ее охватило желание заговорить с ним и говорить и говорить без конца. Мэри с трудом дождалась момента, когда его невеста и ее родственники наконец удалились, чтобы рассказать ему все.
     Пока Жанетта помогала ей переодеваться, она не раз пожалела, что до, свадьбы Хью остается всего три недели. Боже мой! Всего три недели!

14.

     Ужин в Хэверседж-Парке всегда подавали в столовой на втором этаже. Эта традиция передавалась из поколения в поколение по одной-единственной причине: эта комната под куполом была необыкновенно красива. Внутренность купола украшала фреска, изображающая резвящихся в лесистой долине амуров. Сама комната была круглой и очень просторной. Из окон, выходивших на север, открывался вид на обсаженную буками подъездную аллею, а в окна, выходившие на восток, можно было любоваться живописным холмом, у подножия которого бежал ручей.
     На окнах висели портьеры из узорчатого темно-синего шелка, пол из полированного дуба был украшен необычной формы круглым ковром. В центре комнаты красовался огромный круглый стол, за которым семья Лейтон собиралась вот уже сто тридцать семь лет подряд. С потолка свешивалась великолепная позолоченная люстра, заливающая сидевших за столом ярким светом многочисленных свечей.
     Мэри оглянулась вокруг, наслаждаясь от души всеобщим весельем. Даже тревога за Лоренса на время покинула ее. К тому же сегодня вечером Кит собирался зажечь рождественское полено, и она с нетерпением ждала этого момента.
     Единственным, что омрачало общую радость, было отсутствие Амабел. Она очень устала после прогулки и ужинала у себя, но прислала сказать, что постарается присоединиться к семейству после ужина в гостиной - если не на весь вечер, то хотя бы на несколько минут.
     Но больше всего Мэри доставляло удовольствие заботливое внимание, которое во время ужина проявлял к ней дворецкий. Вот и сейчас он, учтиво наклонившись, осведомился, не желает ли она филе из морского окуня. Он стоял за ее левым плечом, а рядом с ним ожидал с серебряным подносом лакей.
     Сиддонс, казалось, прислуживал только ей одной!
     Мэри остро ощущала это исключительное внимание, и оно ее очень радовало. Как будто трубные звуки оглашали столовую последние четверть часа - с того момента, как все уселись за стол.
     Хьюго наблюдал за странным поведением своего дворецкого, приподняв темно-рыжие брови: вилка застыла в его поднятой ко рту руке. Дворецкий осторожным, исполненным грации движением опустил ей на тарелку кусок филе и остался стоять за ее стулом, в то время как два лакея обслуживали остальных.
     Мэри заметила, какой удивленный взгляд Хью бросил на Сиддонса, и с трудом подавила усмешку. Она прекрасно понимала, почему дворецкий так себя ведет: ему хотелось выразить ей свое одобрение и поддержку. Причем желание его было настолько сильным, что он готов был ради этого рискнуть навлечь на себя неудовольствие хозяина. Мэри не могла вообразить себе, что думает сейчас о ней Хью. Что бы он ни думал, своего мнения на этот счет он не высказал.
     - Мне очень жаль, что Амабел опять нездорова, - заметил Хьюго. - Последние дни она чувствовала себя неплохо. Я полагаю, у нее снова голова разболелась.
     Джудит коснулась салфеткой губ.
     - Няня мне даже не позволила к ней войти! Впрочем, когда я бываю у Амабел, у меня самой начинает болеть голова. У нее там ужасно пахнет амброй, а я терпеть не могу этот запах. Не знаю, как Амабел его выносит!
     - Признаюсь, я не знала, что она так страдает. Значит, помимо слабости, у нее еще и головные боли? - спросила Мэри.
     - О да, почти каждую неделю, - ответила Констанция.
     - Мне очень жаль...
     Мэри снова услышала у себя под ухом голос Сиддонса:
     - Не желаете ли еще, мисс Фэрфилд?
     - Нет, благодарю вас.
     Повернувшись, она встретилась с ним глазами. Дворецкий заметно подмигнул ей, и Мэри засмеялась.
     - Вы очень любезны, Сиддонс, - добавила она.
     - Благодарю вас, мисс, - отвечал он невозмутимо.
     - Я желал, бы еще мадеры, - подчеркнуто обратился к дворецкому Хью.
     Сиддонс сделал знак одному из лакеев, тот немедленно поспешил к столу и наполнил бокал виконта. Мэри заметила, что ноздри Хью слегка раздулись, когда он бросил холодный взгляд на своего верного слугу. Но Сиддонс, не обращая на это внимания, снова занял место за стулом Мэри.
     - Жаль, что тебя с вами не было сегодня, Хью, - Беатриса, отложив вилку, оперлась подбородком на скрещенные пальцы. - Нам было очень весело. Ты знаешь, Кит чуть не убил браконьера!
     Хью поперхнулся мадерой и с трудом откашлялся.
     - Очевидно, я пропустил много интересного, не поехав с вами, на, Беатриса...
     Мэри поняла, что они недооценили проницательности младшей из Лейтонов, а Беатрису уже невозможно было остановить.
     - Да, жаль, что