досталось, но, к
его великому сожалению, всего  лишь полгода назад, 24  декабря 2028  года. В
последнее время, сидя в парке в компании стремительно излечивающихся психов,
он иногда  сетовал на то, что метод Программной Нейронной Психокоррекции  не
был открыт  тридцать  четыре  года  назад.  Тогда не  пришлось  бы торчать в
Нью-Айленде такую  чертову  уйму времени. Психи согласно кивали и потягивали
кто  сок,  а кто  и  пивко.  Это  не  выходило за  рамки дозволенного.  Даже
по-настоящему   напиться  в  одном  из  имеющихся  в  Нью-Айленде  баров  не
возбранялось. Такие действия пациентов не входили в противоречие с ПНП.
     Доктор Зилберман сильно изменился  с тех пор, как ему пришлось на своей
шкуре убедиться в том, что  Сара Коннор не бредит и все ее слова  о роботах,
смерти и прочих ужасах - чистейшая правда. Из  самоуверенного, равнодушного,
безжалостного и не желающего  понимать людей, а значит, и  своих  несчастных
пациентов  директора  психиатрической  тюрьмы он за  один день превратился в
совершенно  иного   человека.  Неожиданно  он   стал  внимателен   к  людям,
чрезвычайно чуток к  их внутренним движениям,  отзывчив,  в конце  концов  -
просто добр. В тот кошмарный день  он не потерял  рассудка, но  стал другим.
Что не помешало ему провести в клинике 34 года. И за это время он понял, что
чувствовала Сара, когда ее не понимали и не верили ей. Он ждал  этого дня  с
одним лишь желанием - упасть Саре в ноги и попросить прощения за все.
     Солнечным  утром 11  июля  2029 года бывший доктор Зилберман, помахивая
небольшим  несессером,  не  спеша шел по  направлению  к  лечебному корпусу,
находившемуся  в полутора  милях  от коттеджа,  в котором он  комфортабельно
прожил целых 40 лет. Асфальтированная дорога  проходила через лес, и поэтому
его прогулка  была  приятной. Приятным в ней было еще и то, что он шел туда,
где  через  час   он  получит  право  считаться  полноправным,   а  главное,
общепризнанно  здоровым   гражданином  Соединенных  Штатов  Америки.   Сзади
послышался  шум  мотора  и,  оглянувшись,  Зилберман  увидел  приближающуюся
полицейскую машину,  в  которой сидели два давно знакомых  ему копа.  Машина
притормозила рядом с ним.
     - Добрый день, доктор Зилберман! Не подбросить?
     Его  давно  никто не называл доктором. Естественно,  эти  ребята знали,
куда он идет,  и таким обращением хотели подчеркнуть благоприятные изменения
в его жизни.
     -  Спасибо,  Лэнни! Ты же знаешь, что  я гуляю  здесь в  последний раз.
Хочется пройтись напоследок. Когда я еще сюда попаду!
     Копы  заржали, оценив  шутку  пациента,  Лэнни  помахал  рукой и машина
исчезла за поворотом. Шагая по лесной дороге, Зилберман думал  о предстоящей
встрече с профессором Паркером.

     Год назад  профессор  психиатрии Паркер выдвинул  довольно остроумную и
простую,  как все  гениальное,  идею.  Она  сводилась  к  тому, что человек,
имеющий  физиологически   здоровый  мозг,  может   быть   излечен  от  любой
психической болезни  раз и навсегда. По мнению профессора пациент страдает в
основном  от собственного  отношения  к  бреду, навязчивой  идее, страхам  и
прочим фантомам. Будучи не в  силах победить их, он не может и просто забыть
все это.  Ложные  представления захватывают его и пожалуйста  - готов клиент
для психушки.
     Суть метода  Программной Нейронной Психокоррекции состояла  в том,  что
пациенту  меняли отношение  к  его бреду.  Так  что,  увидев в очередной раз
вылезающее  из  каменной стены  чудовище или  бегущих  по линолеуму  пауков,
больной просто досадливо отмахивался от галлюцинации и  продолжал заниматься
своим делом. Со временем он просто переставал обращать внимание на весь этот
бред,  и  порочные  нейронные  связи в мозгу  переставали  быть устойчивыми,
хирели и  разрушались  окончательно. Естественно,  этот  метод совершенно не
подходил  для  лечения  больных с органическими поражениями мозга. Так  что,
если уж ты дебил, микроцефал или  страдаешь разжижением мозга, то -  извини,
парень, быть тебе в дурдоме до конца дней своих.
     Паркеру  удалось  настолько  убедительно  обосновать  свою  теорию, что
Конгресс  США  раскошелился на  кругленькую сумму. Сыграл свою  роль  и  тот
прискорбный факт, что  великовозрастный сын председателя Конгресса уже пятый
год общался в дурдоме с марсианами маленького  роста,  которые  рассказывали
ему о Марсе и даже научили своему языку. Смешным в этой истории было то, что
председатель  Конгресса,  постоянно  навещая  горячо любимого сына,  неплохо
освоил этот язык на разговорном уровне.
     Получив деньги,  Паркер построил лабораторию, смахивающую  на декорации
голливудского фильма о бесноватом профессоре, и бесновался в ней  около двух
лет.  Потом  был  ряд  успешных  опытов,  и через полгода несколько  богатых
излечившихся психов  поставили Паркеру памятник  в Лос-Анджелесе.  Бронзовый
Паркер гордо  стоял, отставив одну ногу и задумчиво  глядя в грядущее,  а на
ладони  его  лежал бронзовый  же  человеческий мозг.  На  пресс-конференции,
посвященной  открытию  памятника,  Паркер  высказался   в  том  смысле,  что
рановато, мол, он этих ребят выпустил.

     Когда  Зилберман  дошел,  наконец,  до  лечебного  корпуса,  он  увидел
стоящего  на   ступенях  профессора   Паркера,  который  заулыбался,  увидев
Зилбермана и спустился ему навстречу. Профессор Паркер  был основоположником
метода ПНП, спасшего Зилбермана, и тот, будучи профессионалом в классической
психиатрии, относился к нему с большим уважением.
     Когда Зилберман смотрел на Паркера, с дружелюбной  улыбкой идущего  ему
навстречу, в голову вдруг пришла ужаснувшая его мысль.  Жизнь ему продлили в
2008  году. Тогда ему  было 54. ПНП изобрели год назад. Если бы  не  Паркер,
сидеть  бы  здоровому  и бодрому  Зилберману 100  лет.  Целый век!  Отличная
перспектива,  нечего  сказать. Приговорить  к  пожизненному, а  потом еще  и
продлить жизнь! Какой кошмар!
     От  этой мгновенно пронзившей его мысли Зилберману стало  не по себе и,
видимо, это  отразилось  на  его лице, потому что профессор Паркер участливо
подхватил его под локоть и успокаивающе сказал:
     - Ничего-ничего, доктор Зилберман, многие волнуются, покидая это  место
после долгих лет!
     "Ах, вот он о чем", - подумал Зилберман и подавил нервический смешок.
     - Вот и вы, профессор, впервые за все это время назвали меня доктором.
     - А кто еще?
     - Лэнни, когда предлагал подбросить меня сюда.
     - Вы знаете, доктор, мы стараемся напомнить пациенту, простите,  гостю,
о том, кем он был, и кем он, возможно, опять будет.
     Последние слова Паркер произнес с едва уловимой многозначительностью.
     -  Спасибо,  проф,  но  я лучше  уж буду выращивать  орхидеи, - ответил
Зилберман.
     Паркер засмеялся и произнес:
     -  Ну, что же,  пойдемте  ко  мне  в кабинет,  займемся формальностями.
Заодно и выпьем на дорожку!
     Да, профессор Паркер был неплохим парнем. Ему было сто десять лет.


x x x

     Питер  Зилберман сидел в  медленно  катившемся  по улицам Лос-Анджелеса
лимузине, предоставленном нью-айлендской клиникой. Он не был здесь  тридцать
четыре  года. В городе было все по-старому,  а с теми  изменениями,  которые
произошли  за время отсутствия Зилбермана, он был давно знаком по газетам  и
телевизионным передачам. И все же чувство отчужденности не покидало его. Как
профессиональный психолог, он знал, что это пройдет, что уже через несколько
дней он будет чувствовать себя так, будто и не  покидал этих улиц, но сейчас
ему было грустно и  все вокруг  представлялось чужим и равнодушным  к  нему.
Пока что он был здесь лишним.
     Все  те  годы,  пока Питер  был  в  резервации,  как  называли  клинику
пациенты,  а иногда и сами врачи, в принадлежавшем ему  особняке на Линкольн
Авеню  жили  какие-то  его дальние  родственники. С одной  стороны  это было
неплохо, потому что в доме поддерживалась жизнь и он не превратился в пустой
футляр, в  котором остановилось время. С другой стороны, приехавшая из Южной
Дакоты  родня  быстро  освоилась и принялась  успешно  размножаться  в  доме
Зилбермана. Сначала  их было четверо, а  теперь в особняке на Линкольн Авеню
жили  уже  одиннадцать  мужчин,  женщин  и  детей,  находящихся  с  доктором
Зилберманом  в трудноопределимых  степенях родства. Два  года назад  их было
двенадцать, но старый Эзра, которому стукнуло  130 лет, решил  отпраздновать
юбилей, скатившись на лыжах с небольшой горы.
     Всполошившиеся  родственники  отговаривали  его,  как  могли,  но он  и
слышать  ничего  не  хотел.   Поддерживаемый   продолжающими  увещевать  его
потомками, он  совершил восхождение на пологий холм высотой в двадцать ярдов
и поехал  вниз.  Если  бы  родственники  заранее знали,  что  Эзра  умрет на
середине спуска, они встречали бы его внизу с оркестром и катафалком.

     Теперь,  как бы  то ни было, им придется искать себе другое  место.  Не
могли  же  они  всерьез рассчитывать  на  то,  что  Питер  так  и  сгинет  в
психиатрической лечебнице. А  о  том,  что Зилберман возвращается, они знали
уже несколько месяцев  назад. По принятым в обществе представлениям ситуация
была  щекотливой,  но  Питер Зилберман давно  потерял  привитую  способность
воспринимать  всерьез   бессмысленные  и  глупые  вещи.  Подобные   проблемы
интересовали его  не  больше,  чем  вопросы полового  созревания  персидских
ишаков.

     Когда  лимузин остановился у  особняка, Зилберман сердечно попрощался с
водителем, которым был пансионатский  полицейский Лэнни, и, выйдя из машины,
на минуту остановился,  глядя на свой дом, в котором он жил, как казалось, в
какой-то из  прошлых жизней.  Его прибытие,  конечно  же, было  замечено,  и
высокая дверь  тут  же отворилась.  Незнакомый мужчина спустился по каменным
ступеням, ведущим  в далекое  прошлое, и,  с  улыбкой протянув Питеру  руку,
произнес:
     - Добрый день! Меня зовут Тони. Я муж Моники.
     Зилберман с  трудом  вспомнил, что,  пока  он был  в  клинике,  у  него
появилась новая  то ли племянница, то ли одна  из  каких-то многоступенчатых
сестер. Черт их всех разберет!
     Он пожал Тони руку и мягко улыбнулся в ответ.
     - Надеюсь, я  не застал вас врасплох, - сказал он и посмотрел на дверь,
в  которой  появилась  молодая  женщина  и  одетый  индейцем  мальчишка  лет
двенадцати.
     - Что вы, это же ваш дом! А кроме того, мы уже нашли подходящую  лачугу
на побережье и через несколько дней задержавшиеся постояльцы покинут вас.
     - Вот и хорошо, - ответил Питер. - Сейчас я бы хотел немного отдохнуть.
     - Ваши покои готовы принять вас, - торжественно провозгласила стоящая в
дверях Моника и сделала величественный жест.
     Мальчишка засмеялся и сказал:
     - А я вовсе не боюсь вашего скелета!
     Он  имел  в  виду стоящий  в углу пластиковый демонстрационный  скелет,
который украшал  гостиную  и намекал  на причастность хозяина дома к  тайнам
живой жизни.
     Питер усмехнулся и вошел в дом.
     Похоже, эти дальние родственники не такая уж тоскливая деревенщина, как
воображал Питер. Во всяком случае, те из  них, кого он уже успел увидеть. Он
прошел  в  свой кабинет  на втором этаже и, остановившись в  дверях, приятно
удивился  тому, что все в нем  выглядело так, будто  в  последний раз он был
здесь только сегодня утром.
     - Все,  кто здесь  жил  все  это время,  знали,  что  вы  вернетесь,  -
произнесла стоящая у него  за  спиной  Моника,  -  и  поэтому потрошить  ваш
кабинет было строжайшим образом запрещено.
     - Сколько вам лет, - неожиданно для самого себя спросил Питер.
     - Двадцать девять. Я родилась в этом доме.
     Питеру вдруг  захотелось, чтобы эти люди не уезжали  отсюда никогда. Он
вздохнул и сказал:
     -  Я  прилягу отдохнуть. А если усну, то разбудите  меня, пожалуйста, в
пять.
     - С удовольствием, - ответила Моника  и  вышла,  тихо затворив за собою
дверь.



ГЛАВА 20


     Оставив  Кайла  Риза просматривать  материалы,  касающиеся  визитов  из
другого мира, Ньютон отправился нанести визит одному своему старому другу. В
те  годы,  когда он  был  еще  полицейским,  Айзэк  подружился  с  одним  из
сотрудников отдела по борьбе с наркобизнесом. Уильям Бонсет, которого друзья
и  сотрудники называли  Билли  Бонсом,  был удачлив, и однажды  ему  удалось
накрыть  один  из важнейших  каналов  доставки героина в  Лос-Анджелес.  Это
обошлось наркодельцам в несколько десятков миллионов долларов.
     Через  несколько  дней  Билли  Бонс,  возвратясь   домой  с  дежурства,
обнаружил трупы  жены,  сестры  и  четырехлетней  дочери.  На  столе  лежала
записка, разъясняющая Билли, в чем он был не прав. Еще через несколько дней,
после похорон, он  положил  на стол  начальника  рапорт об  уходе. Начальник
подписал  его, не  сказав  ни слова. После этого  Билли  Бонс исчез  из поля
зрения. Ходили  слухи, что он завербовался в коммандос, из других источников
доносилось,  что он занимается неизвестно чем в Южной  Америке. И даже Айзэк
не  знал  правды  о  Билли.  Уволившись   из  полиции,  Билли  Бонс  покинул
Лос-Анджелес и исчез в неизвестном направлении. А еще через полгода начались
странные события.
     То один, то  другой  из  членов банд,  промышляющих  наркотиками,  либо
пропадал без вести, либо был найден  мертвым. Причем никаких следов не могли
обнаружить ни мафиози, ни полицейские. Это продолжалось несколько лет. И вот
однажды в доме Айзэка раздался телефонный звонок. Это был Билли Бонс.
     - Айзэк, это Билли. Они зацепили меня. Ты можешь меня забрать?
     - Конечно, Билли! Где ты?
     - На шестом причале, за контейнерами компании "Энкор".
     - Я еду. Держись.
     Пропавший  друг попросил о помощи, и Айзэк поспешил к нему. Со стороны,
конечно, не заметно было, чтобы парень в голубом "Форде" спешил куда-нибудь.
Так, едет себе, насвистывая и беззаботно вертя головой. Но под  футболкой за
поясом у  Айзэка  был  один пистолет,  в  бардачке еще один, под сиденьем  -
третий, а четвертый, маленький, в кобуре на левой щиколотке.
     Когда  Айзэк  завернул  за  темно-синие, с золотой  полосой, контейнеры
"Энкор", он обнаружил  на бетонных плитах портовой набережной три валявшихся
в  разных позах  трупа  и  незнакомого мужчину, еще живого,  который  сидел,
прислонясь  к контейнеру.  Обеими руками мужчина зажимал  свой окровавленный
левый бок. Рядом валялся карманный телефон, измазанный кровью.
     Айзэк вынул пистолет, навел его в лоб мужчине и спросил:
     - Где Билли?
     Мужчина попытался улыбнуться и с трудом произнес:
     - Айзэк, это же я.
     После этого он потерял  сознание,  а  у  Айзэка отвисла челюсть.  Но на
размышления времени не  было и Ньютон, погрузив раненого на заднее  сиденье,
поехал домой. Дома  он уложил его  на кровать  и  вызвал по телефону  своего
давнего  приятеля,  хирурга, работавшего в больнице имени  генерала  Гранта.
Приехав, тот, не задавая ни одного лишнего вопроса, занялся раненым.
     Через полчаса  перевязанный мужчина  уже пришел  в  себя, а хирург, моя
руки, сообщил  Айзэку, что, кроме потери  крови, ничего серьезного  нет.  Ни
один из внутренних  органов не был задет. Доктор быстро собрался, попрощался
с  Билли  и  вышел вместе с Айзэком на  крыльцо.  Там они  постояли  минуту,
обмениваясь  ничего  не  значащими  фразами, и доктор уехал. Перед  этим  он
больно двинул в бок Айзэка, попытавшегося всучить ему несколько купюр.
     Вернувшись в дом, Айзэк налил себе порцию джина с тоником, сел в кресло
рядом с раненым и, пристально глядя на него, сказал:
     - Что-то ты не очень похож на старину Билли Бонса. Ты можешь говорить?
     Билли  мог  говорить. Он  говорил полтора часа. Айзэк узнал  о том, как
Билли,  покинув Лос-Анджелес,  отправился  в  Южную Америку.  Тут слухи были
справедливы.  Но   дальше  начиналось  совсем  другое.  Напав   на  курьера,
перевозившего героин, Билли убил его.  Героин он забрал, сам провез в Штаты,
сам нашел на него покупателей и  в  момент совершения  сделки  убил их тоже.
Деньги,  а было  там  полтора миллиона долларов, Билли, естественно,  забрал
себе. Спрятав героин, он купил себе хорошие документы  и отправился в Европу
делать пластическую операцию. Через пять месяцев с трапа межконтинентального
лайнера сошел Джеффри Макинтайр, подданный Великобритании. Он прибыл в Штаты
на  неопределенный  срок проводить  свое  время  неопределенным  образом.  И
растворился в стране навсегда.
     И вот тогда в Лос-Анджелесе начались странные дела. Ряды мафиози редели
с  неумолимой  регулярностью  и удивительным  разнообразием  причин  смерти.
Правда,  на места выбывших  тут же  находилась  достойная замена,  но  через
некоторое время  очередной  член  банды отправлялся  в  ад, а  Билли  ставил
очередную  зарубку на обратной стороне  могильного камня, под которым лежала
его семья. Так продолжалось четыре года. На задней стороне мраморной плиты в
несколько рядов располагалось шестьдесят две небольших черточки. А  тот, кто
уничтожал торговцев смертью, оставался неуловим.
     Правда, в этот раз Билли не  повезло. Но ведь как раз на такой случай и
существуют верные друзья. Выслушав эту историю, Айзэк заметил:
     - Шестьдесят два да три - будет шестьдесят пять. А, Билли?
     Билли слабо улыбнулся и спросил:
     - Айзэк, ты не будешь возражать, если я побуду у тебя?
     Айзэк не возражал. Мало того, он пообещал Билли надрать его ослабленную
ранением задницу, если тот хотя бы покажется в окне. Ньютон совсем не хотел,
чтобы кто-то узнал, что у него лежит человек с огнестрельным ранением.


x x x

     С тех пор прошло много лет. Однажды вечером, год назад, Билли  пришел к
Айзэку  и потребовал виски. Айзэк в ответ потребовал не напиваться одному, а
делать это, как и подобает мужчине, с товарищем. Билли согласился и началась
крепкая мужская выпивка. В процессе употребления спиртного Айзэк  услышал от
Билли, что  тот  устал  убивать и  больше не будет  этого делать. Еще  Билли
сказал, что, если  задаться целью уничтожить  всех  уродов на  Земле,  нужно
стереть с ее  морщинистого лица все человечество. Что мертвых не  вернуть. И
что  благонамеренный  гражданин  Чак  Спрингфилд  приглашает  всех  желающих
посетить  открывшийся  магазин  садово-огородного инвентаря  на  пересечении
тридцать второй улицы и бульвара Пионеров Дикого Запада.
     - А  для  особых  посетителей,  -  сказал Билли и посмотрел  на  Айзэка
трезвыми  глазами,  -  я  могу предложить  совершенно  отдельный ассортимент
товаров, предназначенных для уничтожения вредителей.
     И, сославшись на то, что его что-то сегодня не забирает, Чак Спрингфилд
покинул гостеприимный дом Айзэка Ньютона.
     На следующее утро Айзэк поехал на  кладбище  Всепрощения, где покоились
убитые бандитами  женщины  из клана  Билли Бонса, и  обнаружил  на могильном
камне, установленном около тридцати лет назад, сто пятьдесят четыре зарубки.
Он покачал головой, но никогда ничего не сказал об этом Билли Бонсу.


x x x

     Подъехав   к  сельскохозяйственной  цитадели  Чака  Спрингфилда,  Айзэк
посигналил,  и через  полминуты увидел в  открывшейся  двери силуэт  старого
друга. Он вышел из машины, и мужчины пожали друг другу руки.
     - Вас интересует порошок от тараканов? - спросил бывший Билли Бонс.
     - Нет, вазелин для долгоносиков, - ответствовал Ньютон.
     Оба расхохотались и вошли внутрь.
     Билли подвел Айзэка к стойке и вынул из-под нее початую бутылку виски.
     - Не возражаешь? - спросил Билли.
     - Я? А  ну, дай сюда  бутылку!  - возмутился  Айзэк, но  бутылку ему не
дали, а дали стакан со льдом и налили в него виски.
     Они были ровесниками, обоим было по  пятьдесят восемь, но выглядели они
молодо и  бодро. И  не только  выглядели. Они  на  самом деле были  крепкими
обветренными ребятами, повидавшими многое.
     - Ну что? - спросил Билли, когда они пропустили по первой и закурили. -
Держу пари на доллар за то, что ты пришел