зле
стадиона Доджер, на стенах, окружающих обсерваторию  Гриффита,  и  еще  на
вершине Голливудских холмов.
     Никто не обратил внимания на эту надпись.
     В  Лос-Анджелесе   всегда   хватало   прорицателей,   предсказывающих
различные варианты конца света, как естественные, так  и  спровоцированные
самими людьми. Все эти бредни вместе  с  пальмами  и  смогом  были  частью
местной экзотики. Лишь тот, кто расписал весь город этими  словами,  знал,
что они означают. Может быть бессознательно, но знал.
     Полицейский Джо Остин, Счастливчик Джо, который ездил под  мостом  со
скоростью десять миль  в  час,  патрулируя  безлюдную  улицу,  определенно
ничего такого не знал и знать не хотел.  Его  внимание  было  приковано  к
теням, мелькнувшим в свете фонаря его машины и перемахнувшим через  ржавую
металлическую ограду перед  зданием  с  исписанной  стеной.  Он  ненавидел
патрулировать  этот  район  в  одиночку.  Но  на  сегодняшней   перекличке
выяснилось, что его напарник слег с пищевым отравлением, а  искать  замену
было поздно. Недавно здесь усилилась активность банды "Уайт Фенс".  Вчера,
на  утреннем  сеансе   в   кино   на   открытом   воздухе,   была   ранена
четырнадцатилетняя девочка и ее четырехлетний  брат.  Полиция  вела  поиск
нескольких преступников, заподозренных в нападении. Эти  ребята  вооружены
до зубов, гораздо лучше полицейских, это уж  точно,  и  отнюдь  не  жаждут
провести несколько лет в тюрьме. Потому нынешней ночью Остину было  не  до
размышлений над судьбой человечества.
     В нем рос страх. Однако, похоже, ему и в голову  не  приходило,  чего
следует опасаться. Вовсе  не  встречи  с  местным  головорезом.  Тот,  кто
представлял для него угрозу, родился не от женщины. Он появился на свет  в
вихре молний и был выброшен в жизнь минутным соитием двух  временных  зон,
которые поменялись местами в нескончаемом потоке времени.
     В  нескольких  ярдах  впереди  между  домами  вспыхнула  бело-голубая
молния. Остин прибавил скорость. Он все равно не успеет подъехать вовремя,
чтобы заметить сверкающий шар, зависший в нескольких футах над землей.  От
поверхности шара исходили потоки энергии,  которые  расползались  вверх  и
вниз по стенам зданий. Мусор вихрем взлетал вверх, выделывая  всевозможные
антраша, то исчезая, то  появляясь  в  мерцающих  пучках  света.  Пожарная
лестница и железная площадка запасного выхода отсвечивали багрово-красным,
будто внезапно раскалились от попадания  этих  пляшущих  молний.  Раздался
треск, и наступила тьма - хоть глаз выколи. Затем - яркая  вспышка.  Остин
чертыхнулся и резко нажал на тормоза, остановив машину как раз  у  границы
электромагнитной аномалии. Если бы он проехал еще несколько футов, погасли
бы фары и заглох мотор. Полицейский, как зачарованный, смотрел на странные
блики, плясавшие на стенах. Вспышки быстро гасли.
     Когда  он  вышел  из  машины,  все  вокруг  уже  успокоилось,  только
откуда-то доносился вой бродячего пса. Он сделал глубокий вздох. Озон.
     Сердце Остина выпрыгивало из груди, будто он пробежал целую милю.  Ни
за какие коврижки не пойдет он в тот самый темный проулок один. Правда, на
нем  форма,  к  тому  же  он  опытный  профессионал.  У  него   "беретта",
9-миллиметровый пистолет с  пятнадцатью  патронами.  А  что  если  замкнул
трансформатор? Может возникнуть пожар. Остин сделал еще вздох, бормоча про
себя проклятия, и шагнул в тень между двумя зданиями.
     Он  напряженно  вглядывался  в  темноту,   пытаясь   различить   хоть
что-нибудь. Фонари не горели  -  то  ли  их  отключили,  то  ли  произошло
замыкание - черт его знает, что Тут сейчас произошло. Над головой  у  него
нависала бетонная громада моста Шестой авеню. Он  шел  прямо  под  мостом,
направляясь к тупику за металлическим забором. Там, за этим забором,  были
только  железнодорожные  пути,  а  еще  дальше  -   бетонное   ложе   реки
Лос-Анджелес. Что-то непонятное  творилось  с  этим  забором.  Полицейский
сдвинул брови, когда луч его фонаря упал на идеально  ровное  отверстие  в
заграждении. Он подошел ближе и увидел, что  края  отверстия  раскалены  и
дымятся. Рука привычно  расстегнула  кобуру  и  сжала  рукоять  пистолета.
Полицейский  посмотрел  вниз.  В  дальнем  конце  забора  зиял   аккуратно
вырезанный сферический кратер. Будто некая сила взяла и  высверлила  кусок
асфальта. Остин с трудом подавил в себе желание бежать.  Очень  жаль,  что
ему удалось справиться со  своим  страхом.  Иначе  он  прожил  бы  гораздо
дольше.
     Кто-то выскользнул из-за здания офиса. Странное,  зловеще  светящееся
пятно. Остин почувствовал, что рядом находится живое существо.  Мгновенная
вспышка, словно кто-то вырвал из его потока сознания  один  светлый  кадр.
Удара он не почувствовал, лишь через некоторое  время  тупо  осознал,  что
лежит лицом на земле. Разбитая об асфальт левая  скула  отзывалась  болью.
Чьи-то руки стаскивали с него форму. Из носа текла кровь. Казалось, все  у
него переломлено. Шея скрипела,  будто  между  позвонками  набился  песок.
Прежде, чем потерять сознание, он успел удивиться, для  чего  банде  "Уайт
Фенс" понадобилась его форма. Для чего бы ни понадобилась, ничего хорошего
это не предвещает. Хотя теперь ему все равно. Это их  дело.  У  него  есть
свои заботы...
     Спокойно умереть, например.
     Кот, забредший в проулок, увидел голого человека,  который  склонился
над телом полицейского, ощупывая его форму. Крошечный  мозг  животного  не
смог осознать случившегося, но глаза увидели нечто  странное.  Голое  тело
человека становилось темно-синим, цвета формы, на груди  вдруг  заблестела
серебряная бляха.
     Животное в страхе метнулось прочь.
     Спустя несколько минут нападавший подошел к машине. Он  был  в  форме
Остина и с его значком. Сев за  руль,  он  осмотрел  внутренность  машины,
приборы,  управление.  Все  оказалось  знакомым.  Вид  этой   машины   был
запечатлен в его памяти, хотя он ее никогда не видел. Справа темнел  экран
компьютера МДТ-870, включенного в сеть  ЭВМ  полицейского  управления.  Он
внимательно посмотрел на него. Прибор он видел впервые в жизни, но  помнил
каждую деталь электронной схемы. Протянул руку и нажал на  клавиатуру.  На
экране возник список команд. Удовлетворенный, человек включил зажигание  и
бросил взгляд в зеркало  обзора.  Оттуда  на  него  смотрело  симпатичное,
мужественное  лицо,  русые  волосы   подстрижены   коротко,   по-военному.
Серо-голубые  глаза  смотрят  пристально  и  внимательно,  в  их   взгляде
чувствуется уверенность.
     "Новый" офицер Остин, личный номер 473, завел машину и  устремился  в
ночь. Этот новый внешний вид ему вполне соответствует: в конце  концов  он
послан сюда за тем, чтобы выполнять свой долг - служить и защищать.



             ГЕНЕРАЛ: РЕЗЕДА, КАЛИФОРНИЯ, СУББОТА, 10:58 УТРА

     Из   приемника,   установленного   в   открытом   гараже   пригорода,
оглушительно неслось: "Я хочу, чтобы меня успокоили". На  газонах  журчала
вода. Дети выписывали сложные  коленца  на  велосипедах  вокруг  взрослых,
которые мыли машины на  подъездных  дорожках  к  собственным  домам.  Небо
отливало  яркой  голубизной.  Легкий  ветерок  развеял  смог   до   самого
Сан-Бернардино. Джон Коннор, рассеянно слушая  сходивший  за  музыку  рев,
уверенно ставил карбюратор на  свою  грязную  "Хонду-125".  Длинные  пряди
волос обрамляли лицо, в глазах светился ум,  необычный  для  десятилетнего
мальчика. Если глядеть со стороны, то этот парень в безрукавке и  грязных,
укороченных джинсах, ничем  не  отличался  от  Тима,  своего  замурзанного
дружка, который стоял рядом и  лениво  подбрасывал  и  ловил  одной  рукой
отвертку. Но стоило подойти ближе  и  присмотреться  внимательней  -  и  в
глазах Тима можно  было  разглядеть  выражение  некоторого  удивления.  Во
взгляде же Джона притаились воспоминания, слишком тяжелые для ребенка.
     На  пороге  гаража  появилась  тридцатитрехлетняя  женщина.  Когда-то
Дженелл Войт была недурна собой. Учась в выпускном классе, она  без  конца
бегала на свидания. Правда, особенно интересной ее никто не считал.  Не  в
состоянии трезво оценить свою внешность, она совсем пала духом от  горькой
мысли,  что  жизнь  ее  беспросветна.   С   годами   недовольство   жизнью
усиливалось, и теперь Дженелл очень часто бывала не в духе.  От  постоянно
плохого настроения ее свежесть  поблекла,  рот  кривила  злая  гримаса,  в
глазах появилось туповатое выражение, и они напоминали Джону глаза коровы,
лениво пасущейся на склоне.
     Она страдала еще и от того, что не могла  иметь  детей.  Из-за  этого
участвовала в движении "Приемные родители" и стала приемной матерью Джона.
Именно поэтому она стояла сейчас на пороге  гаража  с  кислой  гримасой  и
всклоченными волосами.  Поначалу  Джон  показался  ей  застенчивым,  легко
уязвимым ребенком, требующим родительской любви и  способным  на  глубокую
привязанность. И хотя так оно и было, природа наделила его еще  и  другими
качествами:  отвагой,  твердостью  характера,  чрезмерной  независимостью,
склонностью к меланхолии. В общем, еще тот гаденыш.
     Последние несколько месяцев  истощили  терпение  Дженелл.  А  сегодня
утром оно окончательно лопнуло. Дело в  том,  что  как  бы  сильно  ей  ни
хотелось иметь детей, воспитатель из нее был никудышный.  Разумеется,  она
не имела понятия о том, кто этот мальчишка,  преждевременно  старящий  ее,
что  ему  суждено  стать  генералом  во  главе  многонациональной   армии,
состоящей из простых, как она сама, людей. Но это было в Далеком  Будущем,
а не сейчас.
     Музыка гремела на полную катушку, и ей пришлось повысить голос:
     - Джон, выходи отсюда и прибери наконец в своем свинарнике!
     Тим прекрасно слышал ее, Джон и бровью не повел, точно это относилось
не к нему.
     - Джон! - взвизгнула  Дженелл  этим  ужасным,  нетерпящим  возражений
тоном  взрослых,  в  котором  таится  множество  угроз,  известных   одним
взрослым.
     Джон сделал радио еще громче. Тим ухмыльнулся, прикрывшись рукой.
     - Я знаю, что ты меня слышишь! Выключай музыку и убирайся отсюда!
     Но Джон принялся терзать дроссель "Хонды", пытаясь завести мотор.
     Дженелл заметила усмешку Тима, и глаза ее сузились от злости.
     - А ты чему смеешься?
     Прячась за бензобак мотоцикла, Тим перебрался поближе к Джону.
     Дженелл сердито хлопнула дверью.
     Тим подождал, пока она отойдет подальше, и сказал:
     - Она сегодня буйная.
     Джон не выказал никакой реакции, будто все  это  его  не  касалось  -
опасения, если они у него и были, он запрятал  как  можно  дальше,  чтобы,
если понадобится, вернуться к ним потом.
     - Дай сюда отвертку, - бросил он.
     Тим, хоть и был двумя  годами  старше,  во  всем  привык  подчиняться
Джону. Он безропотно подал ему отвертку. Джон был прирожденным лидером: об
этом свидетельствовали и тон его голоса, и решимость  во  взгляде,  и  еще
кое-что, о чем знал только он.
     Дженелл ворвалась в комнату. Ее муж, Тодд Войт, растянулся на диване,
рассчитывая  посмотреть  по  телевизору  бейсбольный  матч.  Его  бледное,
одутловатое лицо слегка припухло от сна, волосы были взъерошены. И вообще,
у него был вид опустившегося человека. До полудня еще далеко, и Тодд хотел
спокойно переварить завтрак. Увы, это оказалось невозможным.
     - Все, с меня хватит. Этот чертов ребенок  не  желает  даже  отвечать
мне.
     Тодд не винил Джона. Он сам иной раз не отвечал жене. У Дженелл  была
ужасная привычна в  самое  неподходящее  время  громко  сетовать  на  свои
несчастья, точно все так и жаждут послушать ее  жалобы,  а  своими  делами
занимаются только для вида.
     "О, Господи", - мысленно взмолился он, не отрывая глаз от  экрана,  -
все шло к тому, что Ховард Джонсон, известный среди болельщиков  как  "Хоу
Джо", должен был забить мяч.
     - Тодд! Может, оторвешь  задницу  от  дивана  и  сделаешь  что-нибудь
полезное?
     Тодд старался как можно дальше тянуть с ответом, но, когда в  воздухе
запахло жареным, со вздохом сказал:
     - Ну, что ты от него хочешь?
     - Он уже месяц не убирает свою комнату.
     - Ну да, это необходимо сделать прямо сейчас, - пробормотал он. - Тем
более, что все  остальное  в  идеальном  порядке.  -  Он  окинул  взглядом
неприбранную гостиную.
     К счастью, Дженелл не  услышала  его  последние  слова.  Она  стояла,
уперев руки в бедра. Было время, он любил ласкать  эти  бедра.  Только  уж
больно быстро  из  их  брака  улетучилось  наслаждение.  После  того,  как
появился Джон, стало окончательно ясно, что их союз стремительно  движется
к  финишу.  Тодд  швырнул  на  пол  панель  дистанционного  управления   и
направился в гараж.
     Джон услышал, как хлопнула дверь гаража. Он  туже  завинтил  шуруп  и
швырнул отвертку в ящик для инструментов. Тодд  подошел  к  нему  как  раз
тогда, когда Джон двигал ящик для инструментов (его, Тодда,  инструментов)
по заляпанному маслом бетонному полу.
     - Какая грязь! Сколько раз я говорил тебе, чтоб не смел их брать!
     - Возьми мою сумку! - приказал Джон Тиму.
     Подхватив пластиковый мешок,  мальчишка  вскочил  на  заднее  сиденье
мотоцикла.  Джон  завел  мотор.  Тодд  заорал  во  все   горло,   стараясь
перекричать рев двигателя:
     - Джон, не валяй дурака, сделай то, что тебе велит мать!
     Джон измерил Тодда ненавистным взглядом:
     - Она мне не мать, Тодд!
     Мотоцикл сорвался с места и вылетел из гаража на такой скорости,  что
Тим едва удержался на  сиденье.  Тодд  отскочил  в  сторону,  и  мальчишки
понеслись к шоссе.
     - Не смей выезжать на дорогу, у  тебя  нет  прав!  -  крикнул  он  им
вдогонку.
     В ответ Джон лишь прибавил  скорость,  чуть  не  сбив  по  пути  двух
школьников.
     Одураченный Тодд остался стоять на месте.  Этому  маленькому  негодяю
так нравилось унижать отца, да  еще  в  присутствии  своих  друзей.  Но  в
общем-то  он  испытывал  облегчение.  Джон  уехал,  а,  значит,  следующее
выяснение отношений откладывается до его возвращения вечером, поэтому Тодд
может вернуться к телевизору. Если повезет, удастся даже вздремнуть.  Лишь
бы Дженелл помолчала.
     Джон  гонял  на  мотоцикле,  как  прирожденный  гонщик.  Он  идеально
вписывался в повороты, внимательно следил за тем,  чтобы  не  налететь  на
внезапно выскочившего на  дорогу  ребенка,  не  столкнуться  со  встречной
машиной. Ему нравилось рисковать - риск кружил  ему  голову,  но  это  был
просчитанный риск.
     Сейчас он мчался по тихим улочкам, потом пересек пустырь и выехал  на
дорожку, изгибавшуюся вдоль  сточного  канала.  Проскочил  через  дырку  в
изгороди, не только не сбавив, но даже  увеличив  скорость.  Тим  подогнул
колени, когда они летели сквозь ограду, изо всех сил  стараясь  не  подать
виду, что душа у него ушла в пятки. Но ему не удалось справиться с ужасом,
когда Джон гнал мотоцикл по бетонной  набережной  канала.  Казалось,  этой
гонке не будет конца.
     Они делали всевозможные пируэты  -  Джон  считал  эту  узкую  полоску
бетона  своей  личной  автострадой,  ибо  здесь  к   нему   не   цеплялись
полицейские. Мотоцикл проносился в нескольких дюймах от отвесных  бетонных
стен высотой в тринадцать футов,  разбрасывая  брызги  грязной  воды.  Тим
издал вопль, стараясь скрыть свой страх. И хлопнул Джона по спине.
     - Отличная езда, парень!
     Они влетели на скорости в небольшую лужу.  "Хонда"  скользнула  вбок,
норовя съехать вниз. Джон небрежно тормознул ногой  и  выровнял  мотоцикл.
Замерший от ужаса Тим попытался  отделаться  смешком.  Но  вышло  какое-то
карканье. Чтобы скрыть смущение, он брякнул:
     - А где твоя настоящая мать?
     Джон молчал, пребывая в мрачной задумчивости, но Тим настаивал:
     - Она что, умерла?
     - Можно сказать, что да, -  ответил  Джон  так  тихо,  что  Тим  едва
расслышал его слова.
     Подчас парнишка замыкался в себе, точно отгораживался от  всего  мира
стальной стеной. Тим собирался еще что-то сказать, но  Джон  вдруг  поддал
газу, и машина рванулась вперед.
     Тим закрыл рот и вцепился в сиденье.



        ПАЦИЕНТ N 82: В ТРЕХ МИЛЯХ ОТ ЧИНО, КАЛИФОРНИЯ, 10:59 УТРА

     Если ехать по шоссе, это  заведение  ни  за  что  не  увидеть.  Можно
проехать по живописной Хэппи Кэмп Роуд через  весь  маленький  район,  где
только жилые дома, мимо парка аттракционов, и все  равно  не  увидеть  это
здание. Вам придется  как  следует  поискать,  прежде  чем  вы  обнаружите
незаметную   бетонированную    дорожку,    огибающую    поросший    дубами
куполообразный  холм.  Сзади  холма  вы  увидите  табличку   с   надписью:
"Пескадерская  государственная   клиника   для   психически   ненормальных
преступников".
     Табличка прикреплена к железной ограде, увенчанной несколькими рядами
проволоки. С внутренней  стороны  тяжелой  железной  двери  -  вооруженный
охранник в будке. За оградой лепятся друг к другу большие здания. Все окна
зарешечены. Вылизанные дорожки объезжают машины частной охраны. Все вместе
выглядит не приветливее резиденции КГБ.
     Но   внутри   еще   хуже.   Это   медицинская   тюрьма   для   мысли.
Продезинфицированные белые стены. Санитары  в  белой  полотняной  униформе
толкают кресла  с  пациентами  по  удручающе  голым  коридорам  -  обычная
прогулка. "Аллея инвалидных кресел" - так это здесь называется.
     Налево от входа еще один короткий коридор с электронными  дверьми  по
обоим концам. Первая напоминает дверь в тюремную камеру. В  дальнем  конце
коридора - прочная, огнеупорная,  стальная  дверь.  Перед  ней  сидят  два
свирепых стража, которые смотрят  на  экраны  видеомониторов,  укрепленных
перед  ними,  и  перебрасываются  репликами.  На  экране  видно  все,  что
происходит за этой дверью.
     Место абсолютной изоляции...
     Здесь, под постоянным  присмотром  и  охраной,  держат  преступников,
поведение которых непредсказуемо  и  несет  потенциальную  опасность.  Они
слишком буйны, чтобы позволять им общаться друг с другом,  поэтому  каждый
пациент содержится в отдельной камере. Здесь так же мрачно и сурово, как в
камерах одиночного заключения самой  настоящей  тюрьмы.  И  еда  не  лучше
тюремной.
     Доктор Питер Силберман вел за собой по коридору группу робких молодых
врачей, за ними шли три суровых санитара, похожих на  недавно  ушедших  из
профессионального футбола детин. Силберман чуть  прихрамывал.  При  каждом
шаге повязка на ноге больно терла распухшую кожу. Он пытался забыть о боли
и сосредоточиться на том, что ему предстоит  сделать.  Это  не  так  уж  и
сложно. Здесь он как рыба в воде  и  может  часами  рассказывать  о  своей
работе,  в  которой  чувствует  себя  настоящим  профессионалом.   Нелегко
подавить в себе желание  щегольнуть  своим  выдающимся  интеллектом  перед
этими неоперившимися юнцами, но часто это ему удавалось. Только не сейчас.
     Он  говорил  тихим,  вкрадчиво-убаюкивающим  голосом,  каким  говорят
выступающие по радио психологи:
     - В следующей камере - пациент N_82, женщина 29  лет,  диагноз:  ярко
выраженный   шизофренический   синдром.   Симптомы   обычные:   депрессия,
беспокойство, буйное поведение, мания преследования.
     Молодые врачи  ловили  каждое  его  слово.  Своими  точными,  логично
построенными научными статьями по проблемам  психиатрии  доктор  Силберман
завоевал себе репутацию серьезного специалиста. Нельзя сказать,  чтобы  он
был самым главным авторитетом, но в сложных случаях часто прибегали именно
к его консультациям. Правда, процент излечения  у  него  был  не  особенно
высоким. Некоторые сообразительные молодые врачи понимали, что он не умеет
находить  подход  к  больным.  Но  в  общем  он  был  неглуп.  Много   лет
консультировал лос-анджелесское  полицейское  управление,  изучил  десятки
сложнейших случаев, обследовал личности  наиболее  известных  в  последнее
время убийц. Но самый большой недостаток доктора Силбермана  заключался  в
том, что он