враг
изменяется, мутирует, и поиски лекарства продолжаются. И конца этому пока не
видно.
   - Мне кажется, что чем скорее мы вылечим  и  выпишем  вашего  друга,  тем
будет лучше, - заметила Кэтлин. Килмара приподнял свою чашку  в  насмешливом
салюте.
   - Вот это  правильно,  Кэтлин!  -  сказал  он.  -  Наконец  вы  начинаете
понимать.
   Кэтлин неуверенно улыбнулась.

Глава 6

Окружной госпиталь ?Коннемара?, 18 января

   Фицдуэйн открыл глаза.
   Что его разбудило? Кто здесь? Нужно немедленно что-то предпринять.
   Стоило один раз ослабить защиту, и вот чем все кончилось!
   Могучее  желание  двигаться  наполняло  все  его  тело,  но  ему   мешали
снотворные и болеутоляющие препараты.
   Сигнал тревоги в мозгу продолжал звучать.
   На лбу выступил холодный пот. Фицдуэйн попытался сесть; он надеялся,  что
в этом положении сможет реагировать  несколько  эффективнее,  чем  когда  он
просто лежал, беспомощный и беззащитный.
   Движение  давалось  ему  с  огромным  трудом.  Мышцы   отказывались   ему
повиноваться.
   Наконец Фицдуэйну удалось  справиться  со  своим  непослушным  телом;  он
медленно приподнял голову и забинтованный торс, но  оказалось,  что  он  еще
слишком слаб. Острая боль заставила его зажмуриться, и с  губ  его  сорвался
хриплый стон, болезненный и разочарованный.
   Потом он услышал голос. Это был голос друга, и он  понял,  что  опасность
ему не грозит. Он и Бутс в безопасности. Внезапно он вспомнил, где он.
   Потом он увидел женщину, почувствовал у себя на лбу ее  прохладную  руку,
снова услышал ее голос.
   - Все хорошо, Хьюго, не волнуйся... - сказала она. -  Лежи  спокойно.  Не
нужно беспокоиться, ты должен отдыхать и набираться сил.
   На циферблате настенных электронных часов  было  два  часа  двадцать  три
минуты.
   Кэтлин, ласковая темноволосая женщина лет тридцати  с  небольшим,  меняла
ему капельницы. По инициативе Линды  Фолей  ее  временно  перевели  сюда  из
отделения интенсивной терапии: пациенты Кэтлин Б„рк шли на поправку  гораздо
быстрее, чем все остальные. Иными словами, у нее была легкая рука.
   Покончив с капельницами, Кэтлин взяла его за руку и  проверила  пульс.  К
карману ее халата были прикреплены вверх ногами небольшие часы,  на  которые
она  сосредоточенно  глядела,  подсчитывая  количество  ударов   в   минуту.
Фицдуэйну нравилось прикосновение ее пальцев, нравился чистый и теплый запах
ее тела. На безымянном пальце левой руки он  заметил  след  от  обручального
кольца.
   - Могу я что-нибудь для тебя сделать? - очень тихо спросила она.
   Фицдуэйн улыбнулся. Боль никуда не девалась, но странным образом он почти
не чувствовал  ее,  словно  она  была  где-то  далеко.  Он  чувствовал  себя
отдохнувшим и совершенно спокойным. Приподняв руку, Фицдуэйн взял ее  ладонь
в свою, но жест этот был совершенно платоническим. Проделай он это при свете
дня, и все было бы по-другому, однако в два часа ночи, когда весь  остальной
мир спал, жест этот странным образом казался уместным.
   - Расскажи мне об этом... - сонным голосом пробормотал он, и кончики  его
пальцев нежно погладили вмятинку от кольца.
   Кэтлин негромко рассмеялась. Она была очень хороша собой, несмотря на то,
что проходящие годы начали оставлять на ее лице свой след.
   - Так не пойдет, - сказала она. - Это ты должен рассказывать. Сиделка  не
должна выбалтывать пациентам все свои маленькие тайны.
   - ?...Потому что это срывает с нее ореол таинственности и  всемогущества,
- процитировал Фицдуэйн. - Больные нуждаются в поддержке,  в  источнике,  из
которого они могли бы черпать силы. Им нужны решения, а не проблемы.  Нельзя
устанавливать с пациентом эмоциональной связи...?
   Он ухмыльнулся.
   - Так или иначе, но мы прогрессируем.
   Фицдуэйн начал было смеяться, но боль ужалила его с  новой  силой,  и  он
замолчал, задыхаясь. Правда, он почти сразу пришел в себя.
   - Мы по природе своей очень ненадежный народ.
   Теперь уже Кэтлин звонко расхохоталась.  Стоявший  на  часах  в  коридоре
рейнджер услышал этот смех и позавидовал Фицдуэйну: было  бы  очень  неплохо
завалиться сейчас на койку  за  компанию  с  миловидной  сестрой.  Потом  он
припомнил все,  что  видел  своими  глазами,  все,  что  слышал  о  ранениях
Фицдуэйна, и рассудил, что он, пожалуй, не поменялся бы с ним местами.
   Кэтлин вышла из палаты минут через  десять,  на  лице  ее  все  еще  была
улыбка. Она выглядела  даже  спокойнее,  счастливее,  чем  в  начале  своего
дежурства. Тогда, изучая ее лицо на экране монитора, прежде  чем  пропустить
через пост безопасности, рейнджер готов  был  поклясться,  что  недавно  она
плакала.
   В его переговорном устройстве прозвучала команда,  и  он  откликнулся  на
нее, нажимая и  отпуская  клавишу  передатчика  в  особой,  определенной  на
сегодняшний день последовательности. Затем  он  сосредоточился  на  рутинной
процедуре, установленной генералом для того, чтобы  предотвратить  еще  одно
нападение. Солдату не требовалось лишний раз напоминать,  что  молния  может
ударять столько раз, сколько понадобится: три года назад рейнджер был  среди
тех, кто помогал снимать осаду  замка  Фицдуэйна,  и  понимал,  что  раз  уж
человек занимается борьбой с терроризмом, значит, он постоянно  подвергается
опасности.
   Проще говоря, либо ты убивал своих  врагов,  либо  рано  или  поздно  они
приканчивали тебя.

24 января

   Генерал  Шон  Килмара  -  а  быть   генералом   (наконец-то!)   оказалось
исключительно приятно - подумал, что Фицдуэйн выглядит прескверно.
   С другой стороны, он  выглядел  намного  лучше,  чем  три  недели  назад.
Исчезло ощущение того, что глядишь  просто  на  некое  вместилище  трубок  и
лекарств или на придаток электронных машин. Фицдуэйн теперь был больше похож
на человеческое существо, правда, на  человеческое  существо,  склеенное  из
кусочков. Иными словами, Хьюго напоминал недоделанного Франкенштейна.
   Фицдуэйн был бледен, он страшно исхудал и был сплошь забинтован, залеплен
пластырем и подключен к капельницам  и  прочему  медицинскому  оборудованию,
однако он уже мог сидеть, а в его серо-зеленых глазах снова появился  огонек
жизни. Это  не  могло  не  радовать  Килмару.  Кроме  того,  Фицдуэйн  начал
говорить, а это было уже не так хорошо. Хьюго был довольно сообразительным и
расторопным человеком; каждый  его  вопрос  означал  много  работы.  И,  как
правило, имел последствия.
   - Кто и почему? - спросил Фицдуэйн.
   - Как насчет ?доброго  утра??  -  поинтересовался  Килмара.  -  Я,  между
прочим, еще даже не присел.
   Он демонстративно  пододвинул  к  кровати  кресло  и,  усевшись  в  него,
принялся рассеянно ощипывать кисть винограда, лежащего на тумбочке у кровати
Хьюго.
   Килмаре было любопытно, насколько тяжелым  окажется  разговор  с  больным
человеком. Как правило,  генерал  встречался  и  разговаривал  с  совершенно
здоровыми людьми. Тот же самый человек, уложенный  на  больничную  койку  по
какой-либо серьезной причине, становился совершенно  другим.  Полностью,  до
неузнаваемости, менялась система ориентиров и ссылок. То же самое можно было
сказать о солдате на поле боя: пока он оставался в строю, он  мог  оказывать
огневую поддержку, и ценился  за  это.  Раненый  солдат  терял  мобильность,
превращался в статиста на театре боевых действий, просто в  досадную  помеху
или обузу. Как ни печально, но дело обстояло именно так, и с этим уже ничего
нельзя было поделать,  как  и  со  многими  другими  неприятными  событиями,
которые сплошь и рядом происходят в человеческой жизни.
   Казалось, что Фицдуэйн не подпадает под общее правило. Может быть,  он  и
был похож на то, что кошка  наложила  за  диваном,  но  мозг  его  продолжал
работать ясно и четко.
   Килмара считал, что его друг -  пожалуй,  единственный  близкий  друг  за
исключением Эделейн, которая была его женой и которую поэтому можно было  не
принимать в расчет в этой иерархии ценностей -  пошел  на  поправку.  Врачи,
между тем, продолжали давать неопределенные прогнозы.
   Одно было бесспорно - выздоровление будет медленным.  Так  всегда  бывало
после  ранения  из  мощного  оружия.  Еще  во  Вьетнаме  они  говорили,  что
?проникающее ранение в грудь - это  способ,  которым  мать-природа  сообщает
тебе, что ты серьезно пострадал?. Хьюго был ранен дважды, и это сказывалось.
   - Шон... - сказал Фицдуэйн. В тоне его голоса было что-то особенное.
   Его голос настиг Килмару, когда тот набил полный рот  винограда:  генерал
очень любил  виноград,  особенно  переспелый,  чуть  забродивший.  Проглотив
ягоды, Килмара категорично сказал:
   - Никаких речей, приятель, а то я  покраснею.  Фицдуэйн  некоторое  время
молчал.
   - Похоже, я позабыл упомянуть об этом, - сказал он после долгой паузы.  -
Спасибо тебе...
   - Ты действительно хотел сказать именно это?  -  недоверчиво  осведомился
Килмара. - Только это, и ничего больше?
   Генерал ухмыльнулся.
   - Откровенно говоря, нам повезло. Относительно, конечно, но повезло.
   Фицдуэйн приподнял брови.
   - Все это вопрос будущего, - заметил он. - А теперь давай-ка  вернемся  к
нашей работе. Мои друзья в  белых  халатах  почти  прекратили  кормить  меня
пилюлями и тыкать иглами, поэтому  я  вполне  в  состоянии  связать  воедино
одну-две мысли. Но эти мои первые мысли не очень-то приятные. Я хочу  знать,
кто  за  этим   стоит.   Ты,   быть   может,   поймал   кое-кого   из   этих
исполнителей-марионеток, и это хорошо, но это  не  главное.  Нам  необходимо
выследить и взять за хобот того, кто тянет за ниточки.
   В палату вошли две сиделки. Они принялись обрабатывать Фицдуэйна  прежде,
чем Килмара успел ответить. Потом его попросили подождать в коридоре.  Когда
Килмара вернулся, Фицдуэйн выглядел бледнее, чем раньше, но подушки его были
взбиты, и постель выглядела аккуратнее.
   Килмара в свое время лежал в госпиталях из-за ранений, из-за  малярии,  а
также  в  силу  еще  нескольких  причин.  В  результате  у  него   сложилось
впечатление, что медики из персонала частенько путают  приоритеты,  стараясь
щегольнуть перед врачами  состоянием  своих  подопечных.  При  этом  больным
подчас некогда бывало даже передохнуть между процедурами. Несмотря  на  это,
Килмара питал слабость к медсестрам; большинству  из  них  он  мог  простить
очень многое.
   Его внимание снова  переключилось  на  Фицдуэйна.  Накануне  ему  коротко
объяснили, что пациента нельзя волновать и что любой ценой следует  избегать
стресса. А Фицдуэйн, пользуясь тем, что количество поглощаемых  им  лекарств
наконец-то снизилось до  разумных  пределов  и  что  он  может  теперь  ясно
соображать, буквально рвался немедленно начать расследование.
   Да, в сложное положение он попал. Прямо не знаешь, как поступить.
   - Хьюго, - сказал Килмара. - Ты уверен, что уже можно?.. Все  же  ты  еще
довольно слаб.
   Фицдуэйн смерил его долгим и жестким взглядом, глаза его блестели.
   - Шон, - сказал он, отчетливо выделяя каждое слово. - Они чуть  не  убили
Бутса. Я своими глазами видел, как из раны на его  затылке  текла  кровь.  Я
подумал, что он убит. В следующий раз так и может оказаться на  самом  деле.
Не надо со мной миндальничать. Ты мой друг. Помоги. Эти...  -  он  замолчал,
дрожа от слабости и от чувств, нахлынувших  на  него.  -  ...Этих  мерзавцев
необходимо найти и уничтожить. Я сделаю это, с твоей помощью или  без  тебя,
но сделаю.
   - Найти и уничтожить.
   Чеканная формулировка боевого приказа всколыхнула память Килмары. В Конго
Фицдуэйн  был  молоденьким  лейтенантом,   но   его   первое   разведзадание
закончилось безжалостным уничтожением противника. Потом были другие задания,
новые доказательства его сообразительности и умения  управлять  смертоносной
силой. У Хьюго оказался врожденный талант к ведению войны, унаследованный им
от предков.
   Килмара заговорил, старательно выбирая слова, боясь  усугубить  возникшее
напряжение.
   - В ударной  группе,  которая  напала  на  тебя,  было  три  человека.  К
сожалению, все они убиты. Документы, которые при них  обнаружили,  оказались
фальшивыми. Одежда была куплена недавно, и ничего нам дать не могла. Никаких
особых примет тоже нет.
   Фицдуэйн продолжал смотреть на него. В этом взгляде  вместились  все  три
недели, прошедшие с рокового дня.
   - Единственным довольно необычным обстоятельством было то, что  все  трое
выглядели как азиаты. Если конкретно, то как японцы, - продолжил Килмара.
   - Нисеи? - быстро спросил Фицдуэйн,  подразумевая  японцев  американского
происхождения.
   - Основываясь на том, как  запломбированы  зубы,  а  также  на  кое-каких
данных  судебной  экспертизы,  можно  с  достаточной  степенью   уверенности
предположить, что нет, - сказал Килмара. - Мы уже разослали  по  всему  миру
запросы через  Интерпол.  Особенно  -  в  Японию,  в  Столичный  департамент
токийской  полиции.  Как  всегда  в  таких  случаях,  когда  дело   касается
международного терроризма, мы перетрясли все наши дополнительные  источники,
позвонили друзьям и  попросили  сделать  нам  небольшое  одолжение...  Иными
словами, устроили небольшой переполох.
   - И?.. - спросил Фицдуэйн.
   - Ответы пришли не сразу. Безусловно, тебе известно, что Интерпол никогда
не отличался быстротой реакции,  а  японцы  всегда  сначала  жуют,  а  потом
глотают. В конце концов, мы выяснили, что эта троица принадлежала  к  правой
экстремистской  группировке,  которая,  как   считалось,   прекратила   свое
существование три года назад. Наши  трое  попали  за  решетку  под  каким-то
формальным предлогом, но были освобождены месяцев восемь назад.
   - Так... время почти точно  совпадает,  -  прошептал  Фицдуэйн.  Причины,
почему на него было совершено покушение, почти наверняка были связаны с  его
борьбой против некоего Кадара,  террориста,  известного  также  под  кличкой
Палач. Если попытка была предпринята из мести, то  Хьюго,  конечно,  не  был
готов к  тому,  что  пройдет  столько  времени.  Предполагаемые  убийцы  тем
временем были на время выведены из строя, так что задержкой  он  был  обязан
любезности японского правосудия. Но почему все-таки японцы?
   - Единственное, что не совсем укладывается в схему, - продолжил  Килмара,
- это то, что согласно сведениям, полученным  из  Токио,  наши  трое  друзей
никак не могли появиться на твоем острове.
   - А почему? - удивился Фицдуэйн.
   - Предполагается, что сейчас они на Ближнем Востоке,  -  охотно  объяснил
Килмара. - Так сказал компьютер. Но что они знают, эти компьютеры?!  Гораздо
более существенным мне показался слегка необычный порядок, в каком поступали
из некоторых источников ответы на наш  запрос.  Сначала  молчание,  потом  -
самый скупой минимум и только  в  самом  конце  настоящий  фонтан  слухов  и
домыслов. У меня сложилось впечатление, что кто-то пронюхал,  что  мы  можем
внести в их игры свой скромный вклад. Что же до того,  кем  могут  быть  эти
люди...
   Он озабоченно взглянул на Фицдуэйна. Выражение лица друга показалось  ему
странным, и он тактично спросил:
   - Хьюго, ты уверен, что хочешь снова влезать во все это?
   - А-аа-а! - Фицдуэйн издал звук, отдаленно напоминающий вздох понимания и
признательности.
   - Вот и Эделейн иногда говорит то же самое, - заметил Килмара дружески. -
И я никогда не знаю наверняка, хорошо это или плохо. Смысл этого восклицания
целиком зависит от контекста.
   - А-аа-а, - повторил Фицдуэйн. Он полусидел на подушках  на  госпитальной
койке. Лицо его стало пугающе белым. Внезапно он  резко  наклонился  вперед,
словно кто-то толкнул его в спину, и его вырвало.
   Килмара нажал на кнопку тревожного сигнала, думая о том, что принятые  им
меры предосторожности могут помешать  медицинской  помощи  поспеть  вовремя.
Умереть по вине системы  собственной  безопасности  было  бы  довольно  злой
шуткой. Хьюго, безусловно, оценил бы это.
   Килмара снова посмотрел на друга. Фицдуэйн откинулся назад на подушки,  и
лицо его было уже не бледное, а какое-то зеленое.
   - Прошу прощения, - пробормотал он.  Потом  глаза  его  закрылись,  и  он
отключился. На щеках его, как ни странно, появился легкий румянец.
   Дверь в палату распахнулась, и комнату заполнили одетые в белое  люди.  К
счастью они, похоже, знали, что делают.
   "Все-таки это не очень здорово, когда тебя подстрелят, - подумал Килмара.
- Вернее, совсем не здорово, ибо связано с такими вещами, о которых мы  даже
не любим говорить. А не любим мы говорить о пролитой крови, о гнойных ранах,
о раздробленных костях и истерзанной плоти, о времени и о боли?.
   В комнате остро пахло лекарствами и рвотой, но не было ни следа того, что
вечно сопровождает наступление смерти, напоминая всем и каждому о  бренности
земного существования. Как ни старался Килмара, он не чувствовал присутствия
страха.
   Сосредоточившись на Фицдуэйне, дежурная бригада до  поры  до  времени  не
обращала никакого внимания на Кил-мару,  который  так  и  остался  сидеть  в
кресле для посетителей. Именно в этот момент он  вдруг  окончательно  понял,
что Фицдуэйн действительно выздоровеет. Надежда превратилась в  уверенность.
Килмара даже почувствовал легкое головокружение и слабость, когда напряжение
этих бесконечных недель оставило его. Ему хотелось засмеяться или заплакать,
закричать в голос или просто лечь и заснуть. Тем  не  менее,  выражение  его
лица нисколько не изменилось.
   Один  из  медиков  повернулся,  чтобы  взять  что-то  из  рук  сестры,  и
неожиданно заметил Килмару. Врач был на  дежурстве  уже  Бог  знает  сколько
времени  и  смертельно  устал;  может  быть,  поэтому  он   оказался   столь
раздраженно-немногословен.
   - Вон отсюда, - приказал он. - Эй вы там, немедленно убирайтесь!
   - Немедленно убирайтесь отсюда, господин генерал, - уточнил  Килмара,  но
послушался.
   Ему было ясно, что Фицдуэйн не вышел из игры, однако, чтобы  снова  стать
опасным  игроком,  ему  потребуется  время.  Зная  своего  друга,   он   мог
предположить, что времени потребуется немного.

Япония. Токио, 24 января

   Чифуни, облаченная в рабочую  одежду,  чтобы  уберечься  от  характерного
запаха пороха, которым могло пропахнуть се уличное платье, в течение  сорока
пяти минут трудилась во внутреннем тире ?Кванчо?, тренируясь в стрельбе  при
недостаточном освещении.
   Ежедневно, в течение всей пятидневной рабочей недели, она выстреливала не
меньше чем по сотне патронов, поддерживая форму.
   Стрельба требовала полной концентрации внимания. Для проекции  на  экране
Чифуни выбрала пленки, связанные  с  захватом  заложников  и  тому  подобные
сложные ситуации, в которых, кроме точной стрельбы, требовалось за считанные
секунды или даже меньше разобраться,  где  преступники,  а  где  их  жертвы.
Недостаточное освещение осложняло и без  того  нелегкую  задачу,  но  Чифуни
избрала именно эту методику, так как ей казалось, что в ближайшем будущем ее
может подстерегать нечто в этом роде.
   Практиковалась она как с оптическим прицелом ?Эпси?,  так  и  без  оного.
Сверхминиатюрное устройство английского производства  -  Британия  выпускала
первоклассную  спецтехнику  для  борьбы  с  терроризмом  -  позволяло  вести
прицельный огонь, не закрывая левого глаза, и отличалось от обычного прицела
особой призматической конструкцией, которая автоматически  настраивалась  на
инфракрасное излучение, отзываясь на него  красной  точкой  в  окне  визира.
Прицел идеально подходил для  секретных  операций,  так  как  в  отличие  от
лазерного действовал пассивно и не проецировал на цель луч розоватого света.
Оптика собирала видимый свет наподобие мощного бинокля, а пули летели  туда,
куда попадало красное пятно.
   Используя этот прицел на своей ?беретте?,  Чифуни  убедилась,  что  может
прицеливаться и вести точную стрельбу, без  промаха  поражая  девятидюймовую
мишень  на  расстоянии  двадцати  метров  за  одну  третью  часть   секунды.
Стандартный норматив времени был в два раза больше.
   Иначе говоря,