оль пронзила Шванберга, и он никак не мог взять в толк, в чем тут
дело.
   Он знал, что в него никто не  стрелял,  но  тогда  почему  так  туманится
зрение, а руки бессильно повисли?
   Он опустил глаза и увидел торчащий из груди черенок метательного ножа.
   Перед глазами качалось и плыло лицо ирландца.  Боль  усилилась;  Шванберг
почувствовал, как клинок выдергивают из раны  и  вонзают  снова,  сначала  в
живот, а потом в сердце.
   Фицдуэйн вырвал нож из тела Шванберга и с ужасом уставился на два пулевых
отверстия в переборке, отделяющей  кабину  от  салона.  Пробоины  находились
прямо за креслом первого пилота.
   Он прыгнул вперед и рывком отодвинул переборку в сторону.
   Второй пилот в отчаянии посмотрел на него. Лицо его застыло от  страха  и
неожиданности. Лобовое стекло казалось черным от крови.
   Электронный хронометр на  панели  управления  показывал  час  сорок  семь
пополуночи. Оставалось тринадцать минут.
   - Продолжаем действовать по  плану,  инспектор-сан,  -  сказал  Фицдуэйн,
мрачно глядя на второго пилота.
   Потом он начал вытирать со стекла и пульта кровь и разлетевшееся мозговое
вещество, а пилот медленно кружил над домом Ходамы.
   Местоположение виллы  было  обозначено  стробоскопическими  инфракрасными
лампами, установленными по периметру сада. С земли их не было видно, да и  с
воздуха инфракрасное излучение ламп можно было рассмотреть, только используя
специальную теплочувствительную приставку.
   Задача пилота сводилась к тому, чтобы держаться  от  сада  на  одинаковом
расстоянии и чуть наискось - это было важным условием точной стрельбы.
   За спиной Фицдуэйна Лонсдэйл и Чифуни открыли  смотровые  иллюминаторы  и
приготовили оружие.
   Фицдуэйн выполнял необходимые действия чисто механически, в то время  как
все его существо беззвучно кричало от горя и боли. Хьюго пришлось  приложить
немалые усилия, чтобы сосредоточиться. Оплакивать друга он будет потом. Майк
Берджин, несомненно, понял бы его как никто другой и не обиделся.
   Так уже бывало: ты заставляешь  свое  горе  молчать  и  делаешь  то,  что
должен. Только потом  можно  предаваться  унынию  и  печали.  Иного  способа
Фицдуэйн не знал.

***

Паук дожидался назначенного срока в штабной командирской машине. Рядом с ним, несмотря на то что он не был полицейским офицером и не обладал никаким официальным статусом, ждал двух часов ночи и Йошокава.
   Назначенная на это время встреча в доме Ходамы была центральным  событием
широкомасштабной операции  полицейских  сил,  в  которой  принимали  участие
тяжело вооруженные отряды ?Кидотаи? и сверхсекретные подразделения по борьбе
с терроризмом, относящиеся к спецназу воздушно-десантных войск. Всего в этом
мероприятии  было  задействовано  одиннадцать  тысяч  человек   и   огромное
количество специального оборудования. Труднее всего оказалось  спрятать  всю
эту огромную массу людей и техники; Фумио Намака со своими ?Яибо?  и  Кацуда
со своими якудза должны были войти в ловушку до того, как она  сработает,  в
противном случае вся операция могла закончиться ничем.
   Отрицательной  стороной  этого  обязательного  условия   было   то,   что
полицейским силам нельзя будет  атаковать  виллу  так  скоро,  как  хотелось
Пауку, и он утешался тем, что, кто бы ни проник на виллу Ходамы, обратно  он
ухе не выйдет. Кроме того, Фицдуэйн сообщал  ему  по  радио  обо  всем,  что
происходило во дворе дома, а это было важным преимуществом.
   Правда, Паук поднял было вопрос о  том,  чтобы  установить  на  дирижабле
видеокамеры и передавать картинку на землю, но гайдзин в упор  посмотрел  на
него и покачал головой. Паук так же молча кивнул ему в ответ.
   Он все понял. Существовали вещи, о  которых  он,  заместитель  начальника
Столичного департамента полиции  Токио,  не  должен  был  знать,  во  всяком
случае, - официально.

***

Фумио Намака сидел на заднем сиденье своего длинного бронированного лимузина и в последний раз обдумывал все пункты своего плана. То, что он задумал, было бы в порядке вещей в какой-нибудь другой стране, например в Америке, но в добропорядочной Японии, привыкшей к жесткому полицейскому контролю, ничего подобного никогда не происходило и потому выглядело в высшей степени неожиданно и невероятно.
   Он подумал о том, что, быть может, ему не придется использовать все  свои
резервы. Самое смешное заключалось в том, что после  всего,  что  случилось,
гайдзин всерьез рассчитывал на примирение. И перемирие  действительно  имело
смысл, так как бесконечная война сильно осложняла  дальнейшее  расширение  и
упрочение могущества ?Намака Корпорейшн?. Учитывая  разногласия  с  Кацудой,
которые так и не удалось снять, намерение сражаться  на  два  фронта  нельзя
было признать самым мудрым.
   Но кровь Кеи взывала о мести. Это стремление  превратилось  в  навязчивую
идею Фумио, в категорический императив, который не  оставлял  места  ни  для
чего иного. Гайдзин должен быть уничтожен, какова бы ни была цена.  Впрочем,
высшая цена уже была уплачена.
   С того самого момента, когда Фумио увидел истерзанный пулями труп  своего
старшего  брата,  лежащий  на  столе  в  холодильнике  морга,  его  оставила
последняя отчаянная надежда на то, что, возможно, кто-то  был  не  правильно
информирован, кто-то ошибся, кто-то чего-то недопонял.
   Фумио словно умер.
   У него больше не было жизни.  Остались  одни  обязательства  и  последний
долг.
   - Пора ехать, сэнсей, - негромко сказал водитель.
   - Хорошо, - кивнул Фумио.
   Лимузин выкатился из бокса частной стоянки и свернул на улицу. Время было
исключительно важным элементом, поэтому лимузин скрывался на стоянке всего в
трех минутах езды от особняка Ходамы. Через пять, самое большее через десять
минут этот проклятый гайдзин, убийца его любимого брата, будет мертв.
   Но отчаяние, поселившееся в его душе, не стихало.
   Фумио прекрасно понимал, что его месть, какой бы ужасной она ни была, уже
ничего не изменит. Как бы он ни старался, что бы ни делал, его брата  больше
нет в живых.
   В своих мыслях Фумио то и  дело  возвращался  в  развалины  послевоенного
Токио, к тем голодным и счастливым дням, когда у братьев не  было  никого  и
ничего, кроме друг друга, и  когда  каждый  новый  день  сулил  опасные,  но
захватывающие дух приключения.
   Когда лимузин подкатил к воротам Ходамы, Фумио еще улыбался.

***

Вся ударная группа, находящаяся в дирижабле, была экипирована наушниками и миниатюрными резонансными микрофонами. По правде говоря, в гондоле было достаточно тихо, и можно было говорить, даже не повышая голоса, но интерком был удобен еще тем, что с его помощью можно было общаться друг с другом, не поворачивая головы, и быть уверенным, что тебя правильно расслышат и поймут.
   Это обстоятельство было особенно важным, так как все  трое  приготовились
внимательно наблюдать за тем, что будет происходить внизу. Они понимали, что
если там что-то произойдет, то произойдет неожиданно, внезапно и может иметь
самые гибельные последствия. На любое,  даже  самое  непредвиденное  событие
необходимо  было  реагировать  мгновенно.  Жизнь  и  смерть  слишком   часто
разделяли десятые и сотые доли секунды,  а  они  имели  дело  с  чрезвычайно
опасными людьми.
   Фицдуэйн,    вооружившись    двадцатикратным    полевым    биноклем     с
гиростабилизацией,  взял  на  себя  роль  корректировщика   и   руководителя
стрельбы.  По  его  подсчетам,   гипотенуза   прямоугольного   треугольника,
протянувшаяся между дирижаблем и садом, составляла пятьсот ярдов. В приборах
ночного видения, которые они взяли с собой  на  борт,  не  было  нужды:  сад
Ходамы, окруженный пятиметровыми каменными стенами, был ярко освещен мощными
прожекторами. Благодаря этим прожекторам все, что находилось  в  саду,  было
прекрасно видно сверху и, кроме того,  их  направленный  вниз  ослепительный
свет мешал разглядеть зависший в темном небе дирижабль.
   Свет внутри гондолы погас, и Фицдуэйн почувствовал  облегчение  от  того,
что не видит больше мертвых тел вокруг. Его собственные руки и  одежда  были
испачканы в крови, а в воздухе, несмотря на открытые иллюминаторы,  все  еще
чувствовался ее сладковатый запах.  На  мгновение,  правда,  Фицдуэйн  снова
представил себе окровавленный труп Майка Берджина, однако  поспешно  отогнал
этот образ.
   Об этом потом. Сейчас он знал только одно: предельное внимание  вниз,  на
залитую светом площадку сада.
   К счастью, второй пилот оказался расторопным  и  сообразительным  парнем.
После первоначального шока, когда он увидел мозги напарника размазанными  по
плексигласу, инспектор-сан быстро пришел в себя и превосходно  справлялся  с
управлением. Конечно, расстояние до цели и высота полета слегка  изменились,
но виноват в этом был легкий ночной бриз. В целом  же,  словно  удерживаемый
невидимой нитью, дирижабль продолжал описывать вокруг  сада  Ходамы  широкие
плавные круги. Его воздушные винты, сконструированные таким образом, что они
могли поворачиваться на шарнирах в  двух  плоскостях,  позволяли  без  труда
придерживаться  заданного  направления  полета,  и   пилот   мастерски   ими
пользовался.
   И Фицдуэйн мог в любую минуту связаться по радио с землей, с заместителем
начальника департамента полиции.
   Тем временем Фумио Намака въехал в сад Ходамы, вышел из лимузина и  занял
свое место согласно договоренности.
   Фицдуэйн внимательно вглядывался в его лицо. Вспоминая  свой  собственный
план и опасаясь аналогичного трюка с  переодеванием  со  стороны  Фумио,  он
пытался определить, тот ли это человек, или младший Намака тоже  решился  на
подставу и прислал загримированного двойника. Инстинкт подсказывал ему,  что
это маловероятно; Фумио непременно захотел бы  своими  собственными  глазами
увидеть, как погибает убийца его брата.
   И все же не мешало бы лишний раз в этом убедиться.  Фицдуэйн  внимательно
следил  за  характерной  прихрамывающей   походкой   Фумио,   оценивал   его
телосложение  и  черты  лица,  затем  быстро  переключил  бинокль  в   режим
инфракрасного  видения,  пытаясь  распознать  на  лице  японца   маску   или
что-нибудь подобное. После этого никаких сомнений у него не осталось - перед
ним был Фумио Намака собственной персоной.
   - Фумио прибыл и занял свое место, -  передал  Фицдуэйн  вниз.  -  Ничего
необычного.
   Люди Паука перекрывали все подходы к бывшему жилищу  Ходамы,  предоставив
Фицдуэйну и его группе наблюдал. исключительно затем, что происходит в саду.
   - Лимузин Кацуды появится примерно через тридцать секунд, -  отозвался  с
земли Паук.
   - Не видно ли  признаков  того,  что  кто-то  из  них  притащил  с  собой
подкрепление? - поинтересовался Хьюго.
   Он не сомневался в том, что где-то поблизости  находится  автомобиль  или
фургон с людьми Кацуды или Намака, готовыми в любой момент ринуться вперед и
начать действовать. И тот, и другой  были  дьявольски  хитры,  обоих  всегда
надежно охраняли. Фицдуэйн не мог поверить, что ни тот, ни другой ничего  не
придумали; это было не только неестественно,  но  и  противоречило  здравому
смыслу. И все же полиция, окружившая район тройным кольцом, до  сих  пор  не
заметила ничего подозрительного.
   Очень, очень странно.
   Где ?Яибо?? Что на самом деле задумал Кацуда?  Возможно,  ответ  на  этот
вопрос знал Шванберг, но он мертв и не сможет ничего рассказать.
   - Ничего не наблюдаем, - донесся  ответ  Сабуро  Иноки.  Его  голос  тоже
прозвучал встревоженно.

***

Отталкивающая внешность Кацуды не позволяла ему появляться на людях.
   Он жил в своем собственном уединенном мире, среди темноты и теней.  Такой
образ жизни не мешал его работе и не ограничивал  его  честолюбивых  планов,
однако время от времени ему очень хотелось освободиться от всего  того,  что
ему мешало, и стать таким же, как все другие люди. Если не считать женщин  и
тех двойственных чувств, которые он к ним испытывал из-за  своего  уродства,
единственным его отдыхом и единственным окном в мир было кино.
   Он  смотрел  фильмы  как  одержимый.  Появляющиеся  на  экране  люди   не
испытывали скрытого отвращения при взгляде на его обезображенные черты.  Для
Кацуды это было подлинным наслаждением, простым и чистым.
   Фильмы помогали ему  утолить  свое  стремление  вырваться,  стимулировали
воображение, питали его склонность к драматическим эффектам.  Иногда  Кацуда
задумывался о том, что, сложись его жизнь по-другому с самого начала,  и  он
мог  бы  стать  великим  актером.  В  самом  деле,  у  него   был   сильный,
выразительный голос,  которым  он  отменно  владел,  а  движения  отличались
природной грацией и  отточенной  координацией.  Единственное,  чего  ему  не
хватало, так это такой сценической внешности, какая не вызывала бы в  других
отвращения.
   Смотря очередной фильм, Кацуда обращал особенное внимание на спецэффекты,
в частности - на специальный грим.  Иногда  то,  что  он  видел  на  экране,
нравилось ему настолько, что Кацуде  казалось:  еще  немного,  и  он  сможет
использовать тот же прием, чтобы выглядеть нормальным человеком, хотя бы  на
короткое время.
   Он поддержал одного из ведущих японских художников-дизайнеров по гриму  и
даже послал его в Голливуд, чтобы он  совершенствовал  там  свое  искусство.
Результаты оказались очень неплохими, но увы - лишь на расстоянии
   Кацуда выглядел здоровым человеком, вблизи же искусственная кожа была все
равно заметна. И все же Кацуда не падал духом. Он рассчитывал,  что  однажды
все  получится  как  надо,  тем  более   что   искусство   грима   постоянно
совершенствовалось.
   Для встречи с Фумио Намака особенного  грима,  конечно,  не  требовалось,
однако Кацудой двигала любовь к театрализации.
   Фумио Намака будет ожидать  появления  гайдзина.  Он  настолько  ослеплен
желанием поскорее осуществить свое мщение, что способен увидеть лишь то, что
хочет увидеть. Ну что же: он, Кацуда, несколькими штрихами  доведет  иллюзию
до совершенства. Человек, вышедший из второго лимузина, будет выглядеть  как
Фицдуэйн. Фумио  непременно  должен  этому  обрадоваться,  но  когда  истина
откроется ему, эта радость превратится в боль и страдание.
   Кацуда хотел найти самый подходящий способ  довершить  уничтожение  семьи
Намака,  и  казнь,  которую  он  задумал,  была  для  него   самого   весьма
значительным событием. Он не собирался превращать се в торжество, но считал,
что некоторый подчеркнуто-драматический элемент ей  не  помешает.  Несколько
десятков лет назад братья Намака по приказу Ходамы сожгли всю семью  Кацуды.
Последнему из Намака тоже суждено погибнуть в огне.
   Вместе с тем Кацуда очень хорошо понимал,  что  Фумио  может  приготовить
какую-нибудь  хитрость,  поэтому  посвятил  немало  времени  обдумыванию   и
разработке мер  предосторожности.  Несколько  дней  подряд  он  изучал  план
резиденции Ходамы и наконец придумал трюк, который,  вне  всякого  сомнения,
будет неожиданным для противника. Разумеется, его  приготовления  были  лишь
дополнением к огневой поддержке с воздуха, которую ему пообещал Шванберг.
   Ничего еще нельзя было сказать наверняка, но когда его лимузин подъехал к
воротам виллы Ходамы, Кацуда был вполне уверен в том,  что  предпринятые  им
меры помогут ему добиться успеха.

***

- Видно что-нибудь? - тревожно спросил Фицдуэйн.
   - Ничего, -  коротко  откликнулась  Чифуни,  вся  внимание  и  предельная
сосредоточенность.
   - Камней полно каких-то,  -  добавил  Лонсдэйл,  которому  казалось,  что
немного юмора не помешает.
   И Чифуни, и Лонсдэйл  были  профессионалами  и  немедленно  доложили  бы,
заметь они что-нибудь подозрительное, но Фицдуэйн беспокоился все сильнее, и
его напряжение словно просачивалось наружу. Он по-прежнему не видел  никого,
кроме Фумио, стоявшего возле открытой беседки, и Кацуды, которого обыскивали
и осматривали перед воротами. Между тем Фицдуэйн был  уверен,  что  к  этому
моменту что-то уже должно было проявиться. Не могли  же  эти  двое  заклятых
врагов встретиться и разойтись, показав друг другу язык!
   У него было двое снайперов - Лонсдэйл и Чифуни, которые тоже наблюдали за
предстоящим столкновением, однако их поле зрения ограничивалось тем, что они
видели в свои телескопические прицелы. Таков был первоначальный план, однако
тот же план предусматривал, что общее наблюдение будут вести трое: Фицдуэйн,
Берджин и один из пилотов. Теперь им очень не хватало двух лишних пар глаз.
   Приходилось менять план, перестраиваясь на ходу.
   Лонсдэйл уже прицелился, но мишень Чифуни во дворе пока не  появилась.  В
данных  обстоятельствах  Фицдуэйн  не  мог  позволить  себе  иметь   лишнего
снайпера, которому не во что стрелять. Во время тренировок он подметил,  что
Чифуни не тратит на прицеливание много времени, так что в случае, если бы ей
пришлось срочно бросить бинокль и взяться за ружье, большой беды бы не было.
Она, правда, не так хорошо, как Лонсдэйл,  обращалась  с  тяжелой  винтовкой
?лайт фифти?, однако со своим ?винчестером?  она  управлялась  сноровисто  и
ловко, особенно если расстояние до цели не превышало одного километра.
   На дистанции в пятьсот ярдов  оба  они,  особенно  со  своим  сверхточным
оружием и сильной оптикой, гарантировали сто смертельных  попаданий  из  ста
выстрелов при  стрельбе  одиночными.  Мысль  об  эффективности  этих  лучших
представителей  войск  специального   назначения   даже   немного   испугала
Фицдуэйна.
   - Чифуни, - обратился к молодой женщине  Фицдуэйн.  -  Возьмите  бинокль,
посмотрите вниз. Без лишней пары внимательных глаз нам не обойтись.  У  меня
такое ощущение, что я что-то пропустил.
   - Понятно, - отозвалась Чифуни и отложила винтовку. Бинокль  позволял  ей
охватить гораздо большую площадь,  а  ярко  освещенный  прямоугольник  двора
лежал внизу как на ладони.
   Мысленно она разделила сад на две неравных половины, слева  и  справа  от
дорожки, которая соединяла ворота и дом. Начала Чифуни с правой части. Здесь
стояла скамейка, несколько каменных  кадок  с  карликовыми  деревьями,  пара
каменных светильников на подушках из гравия. Все выглядело очень  красиво  и
просто, и Чифуни даже подумала, что, каким  бы  жестоким  человеком  ни  был
покойный Ходама, он определенно отличался хорошим вкусом.  Сад  перед  домом
блистал изысканной простотой, и потому в нем почти не  оказалось  мест,  где
можно было бы спрягаться. Что касается самого дома, то  она  знала,  что  он
осмотрен и надежно заперт представителями сторон в процессе предварительного
осмотра места. И все  же  Фицдуэйн  беспокоился  не  напрасно.  Чифуни  тоже
чувствовала: что-то, чего они не предусмотрели, могло вот-вот произойти.
   Чифуни продолжила осмотр части сада  слева  от  подъездной  дорожки.  Эта
часть была намного больше, но и здесь не  было  ничего  подозрительного.  На
мгновение, правда, ее бинокль задержался на изящном колодце с крышей  как  у
пагоды. Поскольку Чифуни смотрела на него под углом, она  не  могла  видеть,
что делается на дне.
   - Колодец, - лаконично сказала она. - Это возможно? Он довольно большой.
   - Может быть, - пожал плечами Фицдуэйн. - Но эта скважина  ни  с  чем  не
сообщается, а во время осмотра дома в нее заглядывали.
   - Они выпустят друг другу кишки при помощи телепатии, - заметил Лонсдэйл,
не отрываясь от прицела своей винтовки.
   - Заткнись к едрене матери, Эл, - вежливо попросил Фицдуэйн и добавил:
   - Пожалуйста.
   Чифуни тем временем разглядывала беседку. Ничего и  никого,  кроме  Фумио
Намака, стоявшего рядом с ней, да Кацуды,  который  шагал  навстречу  своему
заклятому врагу по огибающей дом дорожке из хрустящего гравия. Пока  что  их
разделяло расстояние больше тридцати ярдов. Водители по обоюдному соглашению
остались возле лимузинов.
   Чифуни почувствовала, как ей не хватает времени.  Взгляд  ее  метнулся  к
клумбе с декоративными  цветами,  но  там  негде  было  укрыться  и  комару.
Неподалеку  от  клумбы  Чифуни  обнаружила  еще  один  каменный   светиль