онии, Деборы  Винтер  и
вообще кого угодно.
   Самое смешное заключалось в  том,  что  Фицдуэйн  по  собственному  опыту
понял, что это не такая уж  нелепая  концепция.  Она  регулярно  срабатывала
всякий раз, когда дело касалось  смежных  областей.  Например,  просматривая
досье, Фицдуэйн обнаружил, что он и Кеи Намака питают одинаковую слабость  к
средневековому оружию. Кеи даже написал несколько статей по  японским  мечам
для Общества  средневековых  воинов.  Фицдуэйн  тоже  состоял  членом  этого
общества, хотя не  был  и  вполовину  так  энергичен  в  том,  что  касалось
публикации собственных исследований. Как бы там ни было, но  у  него  и  Кеи
Намака оказалась как минимум одна точка соприкосновения.
   Йошокаву и братьев Намака связывала между собой Кейданрен  -  влиятельная
Ассоциация  японских  предпринимателей.  Кейданрен,  в  свою  очередь,  была
основным поставщиком финансовых средств  для  ЛПД  -  партии,  в  закулисном
управлении которой почтенный Ходама принимал столь деятельное участие вплоть
до своей трагической кончины.
   В Японии было не принято обращаться к  влиятельному  лицу  напрямик.  Для
начала пробовалась рекомендация общего  знакомого,  желательно  влиятельного
политика или могущественного партнера по бизнесу. Дело осложнялось тем,  что
в Стране восходящего солнца все и вся имело официальный  или  неофициальный,
но тем не менее, общепризнанный статус. Ката-гаки - разряд или  ранг  -  был
основным мерилом общественной ценности того или иного лица.  К  счастью,  по
своему рангу Йошокава-сан мог представить Фицдуэйна  братьям.  При  этом  не
имело значения, что он почти не был с ними знаком - вполне  достаточно  было
его положения владельца и руководителя  ?Йошокава  Электроникс?,  уважаемого
члена ассоциации Кейданрен.
   Иными словами, даже в этом простом деле каждый был связан  с  каждым  тем
или иным способом, и Фицдуэйн начинал понимать,  что  мир  и  в  самом  деле
чересчур тесен и мал. Слишком мал и слишком опасен.
   Потом он подумал о Кэтлин, о Бутсе, о том, через что прошел и что оставил
позади, и сосредоточился на будущем.
   Прошло еще много времени, прежде чем он тоже уснул.

Япония, Токио, 6 июня

   Одетый в униформу водитель стоял  в  первых  рядах  толпы  встречающих  и
держал в руках, затянутых в белые перчатки, небольшой  аккуратный  плакат  с
надписью ?Намака Индастриз? и фирменным знаком компании.
   Сам шеф безопасности, Тоширо Китано, стоял гораздо глубже, в самом центре
толпы. В качестве старшего должностного  лица  он  имел  право  послать  для
торжественной встречи в  аэропорту  своих  подчиненных,  однако  сегодняшний
гость был чрезвычайно важным. Упомянутое высокое лицо являлось председателем
Японского финансового института, расположенного  в  Лондоне,  и,  по  словам
покойного Ходамы, отличалось конструктивным и творческим подходом ко  всему,
что касалось скупки  ценных  бумаг  и  биржевых  махинаций.  Братьям  Намака
необходимо было прибегнуть к его услугам в качестве эксперта, и поэтому  вот
уже несколько месяцев, как они его всячески обхаживали и уламывали. Для того
чтобы получить хотя бы надежду на успех столь важных переговоров, необходимо
было скрупулезно соблюдать все формальности и все пункты строгого протокола.
   Откровенно  говоря,  Китано  считал  ожидание  в  аэропортах  тем   видом
деятельности, без которого он вполне мог бы обойтись. В  этом  отношении  он
вполне полагался на водителя, который наверняка  бы  не  пропустил  гостя  в
толпе  новоприбывших,  поэтому  позволил  себе  погрузиться   в   рассеянную
задумчивость. Китано чуть не  хватил  удар,  когда  высокий  и  широкоплечий
гайдзин, которого он заметил еще издалека, вблизи  превратился  в  человека,
которого он считал полумертвым, прикованным к инвалидной коляске  в  далекой
Ирландии. Сердце его забилось так сильно, что Китано испугался, как бы этого
стука не  услышали  окружающие.  Во  рту  у  него  пересохло,  а  шею  свело
судорогой.
   Все, что задумывалось против Фицдуэйна, не имело никакого  значения  само
по себе, если не считать моральных обязательств. Но в  Японии  было  принято
выполнять свои обязательства, не считаясь с тем, какое  значение  это  имеет
лично для тебя.
   Эту задачу Китано перепоручил ?Яибо?, и в результате Фицдуэйн был  тяжело
ранен,  а  его  близкий  друг,  также  замешанный  в  событиях  трехгодичной
давности, убит.  Китано,  таким  образом,  полагал  вопрос  чести  решенным.
Сделанного было более чем достаточно. Но вот этот гайдзин как ни  в  чем  не
бывало появляется здесь, в Токио, и судя по всему, чувствует себя прекрасно,
намного лучше, чем имеет право чувствовать себя человек  его  возраста!  Это
было не  просто  ужасно,  это  было  непростительно!  Этак  недолго  было  и
подмочить свою репутацию у братьев.
   Председатель Японского финансового института, которого  встречал  Китано,
протолкался сквозь толпу в сопровождении водителя. Вне всякого сомнения,  он
ожидал, что одно из высших должностных лиц ?Намака  Корпорейшн?  узнает  его
первым, засвидетельствует почтение глубоким поклоном и выразит  удовольствие
в связи с его прибытием. Это был необходимый  минимум,  на  который  он  мог
твердо рассчитывать.
   Вместо этого Китано, даже после того как  водитель  уважительно  напомнил
ему о цели его пребывания в аэропорту, уставился куда-то  в  противоположный
конец зала словно какой-нибудь идиот-крестьянин.
   Черты лица председателя оскорбленно застыли.
   "Я обязан прикончить этого  варвара-ирландца  до  того,  как  кому-нибудь
станет известно о его приезде, - лихорадочно размышлял Китано.  -  Здесь,  в
аэропорту, на глазах сотен людей, это сделать невозможно.  Мне  нужно  будет
узнать, куда он поедет и где остановится?.
   Китано ринулся к выходу. Он поспел как раз вовремя и увидел, как  гайдзин
садится в машину. Шеф безопасности ?Намака? проводил се взглядом и  принялся
шарить в карманах в поисках ручки, чтобы записать номер.

***

Фицдуэйн знал о Токийском аэропорте только то, что поездка отсюда до центра города на такси могла привести к необходимости несколько раз перезакладывать движимое и недвижимое имущество. Опытный путешественник предпочитал ехать небольшим рейсовым автобусом, что стоило гораздо дешевле.
   Однако в автобусе не было нужды. Йошокава-сан, широко улыбаясь,  встретил
Фицдуэйна и Чифуни Танабу еще в здании аэропорта и проводил к своей  машине,
которая, впрочем,  не  слишком  отличалась  от  автобуса  своими  размерами.
Фицдуэйн обратил внимание на то, что низкое серое небо хмурилось  и  грозило
дождем.
   А он-то ожидал увидеть яркое солнце и цветущие сакуры! Про себя  Фицдуэйн
подумал, что обогнуть  без  малого  половину  земного  шара  и  попасть  под
типичный ирландский дождь было бы, наверное, смешно, если  бы  не  было  так
грустно. Правда, в отличие от Ирландии, в Японии было жарко и влажно.
   Йошокава перехватил его направленный на облака взгляд и засмеялся.
   Прошу прощения, Фицдуэйн-сан, - сказал он. - Сейчас у нас  сезон  дождей.
Мы называем его ?сливовый дождь?.
   - У нас, в Ирландии, это называется приличной погодой, - вежливо  заметил
Фицдуэйн. - Однако вода везде остается мокрой. Когда он кончится?
   - Сезон дождей только начался, - покачал головой Йошокава.
   - Боюсь, Фицдуэйн-сан, вы уделяли слишком много внимания  нашим  досье  и
совсем не читали путеводители, - вставила Чифуни. - Скажите, я объясняла вам
что-нибудь насчет землетрясений?
   - Нет, - отозвался Фицдуэйн.
   - Токио расположен  в  сейсмически  опасной  зоне,  -  с  легкой  улыбкой
пояснила Чифуни. - Небольшие толчки здесь - обычное явление.  В  1923  году,
однако, здесь произошло сильное землетрясение, в котором погибло  сто  сорок
тысяч жителей.
   - Когда ожидается следующее, такое же сильное  землетрясение?  -  спросил
Фицдуэйн.
   - Довольно скоро, - ответила  японка.  -  Но  я  бы  на  вашем  месте  не
волновалась. По-моему, в ближайшее время вам грозит опасность  совсем  иного
рода.
   Фицдуэйн слегка поклонился.
   - Благодарю вас, Танабу-сан, - сказал он.  -  В  ваших  словах  я  черпаю
бесконечное утешение.

***

После нескольких месяцев практически безрезультатного расследования дела Ходамы детектив-суперинтендант Адачи чувствовал себя как выжатый лимон. Несмотря на это, ему пришлось применить к себе форменное насилие, чтобы посвятить целое утро спокойным размышлениям вдали от сутолоки и суеты рабочего зала полицейского департамента.
   Тем не менее, он был  рад  позднему  завтраку,  после  которого  спокойно
вычистил револьвер. Все это время он перемещался по квартире в самом  старом
и поношенном, но в самом своем любимом и удобном домашнем кимоно.
   Штаб-квартира токийской полиции непременно отвлекала  бы  его  деятельной
суетой и текущей работой или скорее видимостью работы. Адачи был не  слишком
уверен,  насколько  хорошие  перспективы  всем  им  предстоят,  и  собирался
поразмыслить над этим. Перспектива нужна была его отделу как  воздух.  Кроме
того, Адачи хотелось испытать чувство обособленности и независимости. Он шел
по следу в составе группы уже довольно долго, и теперь обоняние отказывалось
ему служить.
   А это никуда не годилось. Он преследовал убийц и не  мог  позволить  себе
умереть от кароши - переутомления, - хотя в Японии это было  обычным  делом.
Он должен был  распутать  этот  кровавый  клубок  и  отправить  виновных  за
решетку. Однако вплоть до недавнего времени он, действуя строго по правилам,
не пришел ни к каким результатам.
   Адачи удобно сидел на коленях на татами. Перед ним в некотором беспорядке
были разложены остатки его завтрака, свежевычищенный револьвер  и  несколько
папок с досье. За окнами шелестел дождь.
   Адачи отправил в рот остывший пикуль и, жуя,  закончил  собирать  оружие.
Понемногу он привык повсюду таскать с собой эту  штуку  и  даже  восстановил
свои стрелковые навыки - в последнее время он  тренировался  в  стрельбе  по
меньшей мере два раза в неделю.
   Кроме всего прочего, Адачи чувствовал, как у  него  начинает  развиваться
настоящая паранойя. У него появилось ощущение, что время от времени  за  ним
начинают следить.  Он  был  почти  уверен,  что  его  квартиру  неоднократно
обыскивали. Все инстинкты подсказывали ему, что он является частью какого-то
неведомого плана. Поразмыслив, Адачи пришел к  неутешительному  выводу,  что
где-то - в Кейшичо, полицейском штабе, или даже в  прокуратуре  -  произошла
утечка информации. По поводу того, где именно утекают сведения, он  не  имел
никаких конструктивных соображений, однако уж очень удачно это вписывалось в
схему, которую он себе воображал.
   Братья Намака, безусловно, были довольно колоритными фигурами,  однако  у
них было меньше всего  причин  желать  смерти  Ходаме.  Более  того:  стоило
расследованию  в  очередной  раз  застопориться,   как   появлялись   свежие
доказательства, свидетельствующие против братьев.
   Но ни одно из доказательств не имело решающего значения. Впечатление было
таким,  словно  кто-то  намеренно   фабриковал   и   подбрасывал   следствию
незначительные улики,  которые  должны  были  усилить  давление  на  братьев
Намака, но и только. В этом, впрочем, безымянный  благодетель  преуспел.  На
данный момент Намака были единственными подозреваемыми. Оба брата находились
под круглосуточным полицейским наблюдением, а также раз шесть под различными
предлогами побывали на собеседовании у прокурора. Петля  вокруг  шеи  Намака
постепенно затягивалась, но происходило это лишь благодаря косвенным  уликам
и отсутствию альтернативы.
   Адачи по-прежнему чувствовал себя не в своей тарелке. Он был  полицейским
следователем. Он был судьей и арбитром и привык доверять своей интуиции.  По
его мнению, Намака были виновны во многих преступлениях, включая и убийства,
но именно к убийству Ходамы они, скорее всего, не имеют никакого  отношения.
Интуиция подсказывала Адачи, что братьев подставили, и подставили намеренно.
   Правда, Адачи не мог не признать, что вряд ли подобная неприятность могла
случиться с людьми более достойными.
   Несколько  недель   назад   детектив-суперинтендант   начал,   по   своей
собственной инициативе  и  независимо  от  своей  группы,  свое  собственное
расследование и никому о нем не  рассказывал.  Для  достижения  своих  целей
Адачи  использовал  нескольких  своих  товарищей  по  полицейской  академии,
которые теперь работали  в  полицейских  отделениях  префектур  и  почти  не
пересекались с центральным департаментом полиции Токио. Но даже  от  них  он
потребовал обещания  хранить  тайну.  Понемногу  к  нему  начала  постепенно
поступать любопытная информация, и именно тогда Адачи почувствовал,  что  за
ним следят.
   Во всех сведениях, которые стекались к  Адачи,  была  одна  общая  черта.
Практически все, кто вносил свой  посильный  вклад  в  дело  против  братьев
Намака, оказывались так или иначе связанными с Кореей.
   Адачи отпил глоток остывшего чая. Возможно, это было просто совпадение.
   С этой мыслью он поднялся, кое-как привел в порядок комнату, принял душ и
переоделся в цивильное платье. Револьвер он засунул в кобуру на поясе. Вагон
метро за считанные секунды доставил его в район, где располагалась  фондовая
биржа и где жил некто по кличке Угорь.

***

Угорь сидел в тихом уголке своего любимого ресторана. Перед ним стояло блюдо с его любимой едой, благодаря пристрастию к которой он и заработал свою кличку. Хозяином ресторана был тоже он.
   Угорь был веселым, круглолицым мужчиной пятидесяти  с  небольшим  лет.  В
свое время он  несколько  лет  работал  обозревателем  финансовых  новостей,
однако был изгнан из своего пресс-клуба за отказ изложить  некие  события  в
соответствии  с  официальной  версией.  По  Японским  стандартам  это   было
серьезным  проступком,  так  как  новости  в  этой  стране  распространялись
исключительно через пресс-клубы. От членов подобных  клубов  ожидалось,  что
они станут докладывать о своих озарениях в обмен на более или  менее  свежую
информацию. Естественно, что гайдзинам и прочим посторонним  доступ  в  клуб
был  закрыт.  Иными  словами,  пресс-клубы  были   инструментом   управления
информационными потоками.
   Угорь потерял работу после того, как его изгнали из подобного клуба.  Для
кого-нибудь  другого  это  могло  стать  катастрофой,  но   Угорь   оказался
достаточно находчив, проницателен и  умен.  Рынок  ценных  бумаг,  переживал
очередной подъем, и  Угорь  основал  финансовый  листок.  Как  правило,  его
газетка оказывалась информированнее других, и дело процветало.  Злые  языки,
правда,  утверждали,  что  основные  доходы  Угорь  получал   не   за   счет
опубликованных материалов, а за счет сведений неопубликованных. Лично  Адачи
в этом ни капли не  сомневался.  По  его  сведениям,  Угорь  и  его  газетка
функционировали под патронажем одной из крупнейших банд якудза.
   Угорь был должником Адачи с тех самых пор, когда конкуренты  решили,  что
он как издатель устроит их гораздо больше, если  немного  потеряет  в  весе.
Насколько Адачи понял, они вознамерились  отрубить  Угрю  руки  и  кое-какие
другие выдающиеся части тела. Адачи помешал церемонии, заявившись в ресторан
Угря в самый ответственный момент, чтобы перекусить.  Ему  удалось  рассеять
нападавших,  позаимствовав  у  одного  из  них  меч  и  использовав  его  по
назначению. При этом детективу и в голову не пришло вытащить свой револьвер.
   При его приближении Угорь встал и сделал попытку поклониться,  по  своему
обыкновению несколько преувеличив свои  возможности.  Учитывая  его  грузную
фигуру и узкое пространство между скамьей, на которой он  сидел,  и  столом,
это было довольно сложным делом. К  тому  же  светильник  над  столом  висел
достаточно низко. Одновременно Угорь пытался продолжать есть, поэтому  общее
впечатление от его бестолковых телодвижений было незабываемым.
   Адачи сел напротив него и обрел  некоторое  успокоение  в  пиве,  которое
немедленно заказал.  Угорь  ему  искренне  нравился.  Он  был  умен  и  умел
составить  компанию,   к   тому   же   детектив-суперинтендант   предпочитал
преступников, которым есть что сказать. Тупые головорезы попадались  слишком
часто и не способствовали приятному времяпрепровождению.
   - Адачи-сан! - воскликнул Угорь. Адачи припомнил, что его  настоящее  имя
было Орига и что называть его в глаза Угрем было бы некрасиво, как бы он сам
ни гордился своим именем. Угри, как правило, ассоциировались с  могуществом,
изворотливостью  и  силой,  а  заодно  -  с   афродизиаком   и   финансовыми
манипуляциями. Когда на фондовой бирже дела шли хорошо, дилеры  бросались  в
ближайший ресторан, чтобы подкрепиться угрями.
   -  Насколько  мне  известно,  Адачи-сан,  вы  не  искушены  в  финансовых
вопросах, - заметил Угорь. Адачи улыбнулся.
   - Возможно, Орига-сан, - заметил он. - Вот уже несколько  лет  подряд  вы
пытаетесь заинтересовать меня своими финансовыми проектами, но я до сих  пор
не клюнул. Это должно было вас кое-чему научить. Рынок мало меня интересует.
   Угорь пробежал языком по зубам.
   - Намака, суперинтендант-сан? - поинтересовался он как можно небрежнее. -
Мне следовало начать с вводной части.
   Адачи поощрительно кивнул.
   - Токийская фондовая биржа непохожа  на  остальные,  Адачи-сан,  -  начал
Угорь.  -  На  поверхности  ее  плавает  почти  что  двадцать  три  миллиона
держателей акций, что якобы является показателем демократического устройства
биржи. На самом деле оказывается, что корпорациям принадлежит семьдесят  три
процента вкладов. Фактически же шесть крупнейших кейрецу  контролируют  одну
четвертую часть рынка. Частные лица удерживают  всего  лишь  около  двадцати
двух процентов бумаг.
   - Я не уверен, что правильно понимаю  значение  всего  этого,  -  вставил
Адачи.
   - Токийская фондовая биржа считается открытым, свободным рынком, - сказал
Угорь. - Но это не так. Большинство вкладов - более трех четвертей - никогда
не поступает в продажу. Корпорации и банки удерживают их на основе взаимного
негласного соглашения. Обыкновенные акции, которые, как правило, поступают в
продажу, обычно и становятся объектом всяческих манипуляций. Всей  торговлей
заправляет какой-нибудь десяток дилеров, которые и раздувают цены.  Человек,
принадлежащий ко внутреннему кругу ?своих?, видит кивок головой и обращается
к ?своим?. В конце  концов,  крайним  оказывается  индивидуальный  держатель
акций, который покупает ценные бумаги по окончательным,  сложившимся  ценам.
Привилегированные вкладчики из внутреннего круга не могут  проиграть.  Дилер
гарантирует, что в худшем случае они останутся при своих. Некоторые политики
тоже оказываются в числе этих привилегированных  клиентов,  но  в  обмен  на
кое-какие уступки. Ходама-сан был одним из таких людей.
   - А братья Намака? - спросил Адачи.
   Угорь с сияющим выражением лица отправил  в  рот  солидную  порцию  угря,
запеченного  в  яйцах,  и  принялся  с  Удовольствием  жевать.  Когда   пища
провалилась к нему в желудок, он буквально расцвел.
   - В этом-то и дело, - сказал он. - Рынок вздувает  Цены.  Фактически  все
акции растут в цене, только ?Намака? ленятся.
   - Падают? - поинтересовался Адачи. Угорь покачал головой.
   - Отнюдь. Просто они растут слишком  медленно,  не  в  ногу  с  остальным
рынком.
   - Может быть, у них просто плохие показатели? - предположил Адачи.
   - На бумаге, которую никто здесь не принимает в  расчет,  акции  ?Намака?
выглядят великолепно, - заверил Угорь. -  В  любом  случае  доход  не  столь
важен. Дивиденды слишком ничтожны - вот в чем вопрос.  А  японский  вкладчик
именно на этом и  делает  сваи  деньги.  Продаваемые  здесь  акции  приносят
владельцу шестидесяти-восьмидесятикратный доход,  иногда  даже  больше.  Для
примера, в Америке прибыль бывает от ста до двухсот процентов.
   - Что же происходит с акциями ?Намака?? - поинтересовался Адачи.
   - Их потихоньку выталкивают