й меч. Третий продолжал зорко вглядываться в темноту, поводя во
все стороны стволом своей винтовки.
   Чифуни навела на него красное пятнышко целеуказателя и выстрелила  четыре
раза подряд, выбрав момент, когда винтовка была  направлена  в  сторону.  На
случай, если террорист предусмотрительно надел бронежилет, она целилась  ему
в голову.
   Все четыре пули  попали  в  цель.  Подствольный  гранатомет  выстрелил  с
характерным двойным звуком, и в дальнем конце склада  вспыхнул  синим  огнем
штабель с шотландским виски местного разлива.
   Человек  с  мечом,  отвлеченный  неожиданным  грохотом   и   внезапностью
нападения, отвернулся от своей жертвы, и Юко Дои изо всей силы  ударила  его
локтем в низ живота.
   От боли террорист сложился чуть не пополам, и это  помогло  ему  избежать
пуль, выпущенных Чифуни.
   Чифуни выругалась и нырнула за  укрытие  как  раз  в  тот  момент,  когда
заговорил автомат последнего террориста, который оставался стоять на ногах.
   Рисовые зерна летели из пробитых мешков в разные стороны и осыпали Чифуни
словно  на  свадьбе.  Молодой  женщине,  однако,  это  показалось  несколько
преждевременным; она очень высоко ценила свою независимость.
   Низко пригибаясь, Чифуни стремительно преодолела расстояние  в  полдюжины
шагов, отделявшее ее от другого укрытия, на бегу перезаряжая свое оружие. На
секунду высунувшись в проход между штабелями товаров, она  ответила  длинной
прицельной очередью, как учили ее в ?Метсаде?  -  подразделении  израильской
разведки,  специализирующемся  на  практических  аспектах  непосредственного
контакта с противником.
   Как раз в этот момент преступник, паливший по мешкам с рисом, пригнулся и
стал вытаскивать из своей винтовки опустевший ?рожок?.  Пули  Чифуни  попали
ему в грудь, в шею, в нос и в макушку, обдавая Юко Дои красными брызгами.
   Воспользовавшись  замешательством  последнего  уцелевшего  врага,  Чифуни
бросилась вперед, но поскользнулась на разлившемся масле, которого в темноте
не было видно на полу. Она упала, и пистолет, вырвавшись из ее руки, отлетел
куда-то в темноту, под поддон.
   Последний противник Чифуни поднялся  на  колени  и  сделал  выпад  мечом.
Молодая женщина успела откатиться в сторону, однако клинок задел ее руку,  и
она почувствовала неожиданную слабость.
   - Не-ет! - раздался  отчаянный  крик  Юко  Дои.  Потом  послышался  тупой
чавкающий удар. Меч наискосок вонзился в ее шею, рассек верхнюю часть тела и
остановился,  только  наткнувшись  на  кости  таза.  Рассеченная   чуть   не
напополам, Юко Дои рухнула на пол, сохраняя  на  лице  выражение  застывшего
ужаса.
   Террорист смотрел на упавшее тело словно завороженный.
   Чифуни подобрала  выпавшую  из  рук  первого  мужчины  М-16,  перебросила
регулятор  в   положение   ?автоматического   огня?   и   двумя   короткими,
перекрещивающимися в  форме  буквы  Y  очередями,  поставила  точку  в  едва
начавшейся фехтовальной карьере последнего своего противника.
   Языки пламени облизывали потолок и стены складского  помещения.  Пол  был
скользким от масла и пролитой крови, а в воздухе витал запах бойни, горящего
спирта и вьетнамского ферментированного рыбного соуса.
   Железная Шкатулка должна была  рассказать  Чифуни  об  участии  ?Яибо?  в
покушении на жизнь ирландца по фамилии Фицдуэйн. Мало кто сомневался в  том,
что удар нанесен ?Лезвием меча?, однако  важно  было  узнать,  в  чьей  руке
оказался клинок на этот раз. У Чифуни были свои подозрения, но пока не  было
доказательств.
   К сожалению, Юко Дои уже ничем не могла ей помочь.

Глава 7

Окружной госпиталь ?Коннемара?, 31 января

   Со временем Фицдуэйн сумел выработать определенный порядок, который,  как
ему казалось, позволял больничным коновалам делать свою работу  и  не  мешал
ему делать свою.
   По утрам он превращался в игрушку в руках медиков: его будили спозаранок,
мыли, кормили и  приводили  в  полную  боевую  готовность  всеми  доступными
средствами. После этого начинался врачебный обход.
   Его осматривали, как правило, придирчиво  и  тщательно.  Теперь  Фицдуэйн
знал, что должна чувствовать замороженная курица на  прилавке  супермаркета.
Постепенно он привык к тому, что его ощупывали, тыкали и  вставляли  во  все
места всевозможные медицинские приборы, однако довольно часто  ему  хотелось
украсить себя табличкой: ?Лекарь, помни! Перед тобой не курица, а человек!?
   Однако все попытки убедить врачей обращаться с пациентами как с разумными
и сознательными людьми были обречены  на  неудачу.  Возможно,  врачу  просто
необходима была некоторая дистанция, чтобы самому не повредиться  рассудком,
постоянно пребывая  в  окружении  изуродованных  и  страдающих  человеческих
существ. Считая себя особым - совершенно иным или даже высшим  -  существом,
можно было в конце концов таки впасть в спасительный самообман, убедив себя,
что уж с тобой-то не может случиться ничего из того, что  ты  видишь  каждый
день своими собственными глазами.
   Такова была собственная  теория  Фицдуэйна,  довольно  приблизительная  и
построенная на догадках,  так  как  сиделки  и  прочий  младший  медицинский
персонал нисколько в нее не вписывались, хотя и  работали  в  том  же  самом
окружении. Все они, почти без  исключения,  были  внимательны,  заботливы  и
ласковы даже тогда, когда им приходилось выносить подкладные судна и  ночные
горшки.
   Обед приносили довольно рано. Затем Фицдуэйн, как правило,  спал  полтора
или два часа. После освежающего сна  он  работал  или  принимал  посетителей
почти до самого ужина. Поужинав, он  снова  засыпал  и  просыпался  в  тихую
предрассветную рань, которая понемногу начинала казаться ему лучшим временем
суток. Все вокруг было спокойно, Фицдуэйна ничто  не  отвлекало,  и  он  мог
спокойно размышлять и строить планы. И еще: по утрам он встречался с Кэтлин,
которая с каждым днем нравилась ему все больше и больше.
   Настенные часы показывали час ночи. Занавески по просьбе  Фицдуэйна  были
опущены только до половины, и вся комната была освещена  серебристым  лунным
светом.  Палата  Фицдуэйна  находилась  на  третьем  этаже  и  с  земли   не
просматривалась, и все же окно было  самым  слабым  звеном  с  точки  зрения
обеспечения безопасности. Хьюго знал, что с его стороны  оставлять  окна  не
занавешенными было не очень мудро, но он  любил  лунный  свет,  а  замкнутое
пространство госпиталя подчас вызывало в нем легкие приступы клаустрофобии.
   Бутс спал рядом с ним на раскладушке. Он лежал  на  спине,  разметавшись,
закинув одну руку назад, за голову. Длинные ресницы отбрасывали  на  румяные
пухлые щечки темные тени.  Некоторое  время  Фицдуэйн  прислушивался  к  его
глубокому и ровному дыханию. По его мнению, в  мире  не  могло  быть  ничего
прекраснее спящего ребенка, особенно если это твой собственный ребенок.
   Бутс, конечно, отнюдь не всегда оставался ночевать  в  госпитале,  однако
два или три раза в неделю это случалось.  Уна  сказала  Фицдуэйну,  что  для
малыша это было что-то вроде военного похода, и  это,  несомненно,  несло  в
себе некоторую долю приключенческой романтики. Вот и сейчас на полу рядом  с
раскладушкой Бутса лежала пластмассовая сабля. Обстановка  больницы  и  раны
отца не произвели на него  особенно  сильного  впечатления,  однако  он  был
преисполнен решимости не допустить, чтобы плохие  люди  снова  поранили  его
папочку.
   Сам Фицдуэйн стремился к тому же  самому,  однако  предпочел  вооружиться
несколько иначе.
   Килмара    оставил    ему    автомат    ?калико?.    Это     американское
высокотехнологичное  оружие  было  снаряжено  сотней  патронов  калибра   10
миллиметров, которые помещались в спирально-трубчатом магазине,  крепившемся
поверх ствольной коробки. Патроны подавались при помощи сложного  механизма,
отдаленно напоминавшего винт Архимеда и приводившегося в движение  пружиной.
Автомат  был  снабжен  складывающимся  прикладом  и   благодаря   необычному
расположению магазина обладал относительно  небольшими  размерами,  сохраняя
при  этом  довольно  значительную  огневую  мощь.  ?Калико?  был   настолько
компактным и легким, что напоминал скорее  игрушку,  чем  боевое  оружие,  и
помещался в чехле, который отдаленно напоминал седельную  кобуру  и  скрытно
прикреплялся к койке Фицдуэйна с правой стороны.
   Фицдуэйн услышал в коридоре шаги Кэтлин.
   Он уже научился различать звук шагов многих из тех, кто приходил  к  нему
по долгу службы. Походка Кэтлин была нешумной, но уверенной и твердой. Ритм,
который  отбивали  ее  ноги,  нисколько   не   напоминал   быструю   побежку
перегруженного  работой  ординатора   или   нарочито   размеренную   поступь
консультанта. Походка Кэтлин была походкой человека, знающего себе цену.
   Войдя в палату, Кэтлин закрыла занавеси и включила  подсветку  мониторов.
Потом она подошла к Бутсу и подняла его  по  малой  нужде.  Мальчик  спал  в
длинной трикотажной майке, разрисованной маленькими медведями.  Сделав  свое
дело, он удовлетворенно покряхтел. Бутс так и не проснулся до  конца  и  был
податливо-мягким, румяным, теплым со сна. Кэтлин поднесла  его  к  Фицдуэйну
для поцелуя и быстрых объятий, после чего Бутс снова  вернулся  к  себе  под
одеяло.
   Затем она вышла и сполоснула горшок в ванной комнате, смежной  с  палатой
Фицдуэйна, и опустилась на койку рядом с ним.
   Их беседа началась с того самого места, на котором прервалась  в  прошлый
раз. Так случалось с ними уже не впервые. Ни один из них не  спрашивал  себя
ни о причинах, ни о том, куда ведет этот разговор. Обоим были дороги простое
человеческое тепло и ощущение близости.
   Прошлой  ночью  они  говорили  о  ее  неудавшемся  замужестве.  Это   был
классический случай  сексуальной  несовместимости.  Теперь  настала  очередь
Кэтлин задавать вопросы.
   Фицдуэйн  весьма  ее  интересовал.  Всю  свою  жизнь  Кэтлин  провела   в
безопасной Ирландии, занимаясь  врачебной  работой.  Он  же  был  человеком,
который объехал весь мир и близко познакомился с опасностью.  Кэтлин  видела
перед собой ласкового и доброго человека, которому случалось убивать.
   Фицдуэйн откинулся назад на подушки,  и  Кэтлин  посмотрела  на  него.  У
Фицдуэйна было волевое, но чувственное лицо,  странным  образом  сохранившее
свою  свежесть,   несмотря   на   возраст.   Глаза   его   были   необычного
зеленовато-серого оттенка, а в самой их глубине плясал и подмигивал  веселый
огонек. Волосы серебристо-стального цвета были подстрижены ?ежиком?.
   Раненый и ослабевший, он все равно выглядел  довольно  внушительно;  тело
его было крупным, мускулистым и поджарым. Волосы на груди тоже были  седыми.
Иными словами перед ней был человек, повидавший в жизни все:  и  хорошее,  и
дурное.
   Кэтлин очень хотелось спросить об Итен, но начала она с другого. Несмотря
на возникшую между ними  доверительность,  она  чувствовала,  что  вопрос  о
матери Бутса может оказаться запретной темой. Кэтлин решила дождаться,  пока
Фицдуэйн сам захочет поговорить  об  этом,  и  уж  тогда  она  воспользуется
благоприятным моментом.
   - Как ты познакомился с генералом Килмарой? - спросила она.
   Фицдуэйн посмотрел на нее с довольным  видом,  словно  почувствовав,  что
Кэтлин хотелось задать вовсе не этот вопрос.
   - Он был  моим  командиром,  -  объяснил  Фицдуэйн.  -  Давно,  в  начале
шестидесятых.  С  самого  начала  он  показался  мне   больше   похожим   на
сражающегося солдата, чем на политика, одетого в форму, однако бывают  такие
времена, когда солдаты тоже нужны.
   - Конго? - спросила Кэтлин. Фицдуэйн кивнул.
   - Теперь это называется Заир. Знаешь, это даже смешно: когда люди узнают,
что ты сражался в Конго, они решают, что ты был наемником. Мало  кто  знает,
что там были и войска ООН и что  ирландские  солдаты  входили  в  контингент
миротворческих сил.
   - Конго - давно забытая история, - улыбнулась  Кэтлин.  -  Я  тоже  почти
ничего не знаю об этом.
   - Ну а я это не скоро забуду, - негромко возразил Фицдуэйн. - Там погибла
моя жена.
   Кэтлин взяла его за  руку,  но  молчала.  Через  минуту  или  около  того
Фицдуэйн продолжил; похоже, сегодня он был расположен к разговору.
   - Анна-Мария была медсестрой,  -  сказал  он.  -  Ей  хотелось  набраться
кое-какого жизненного опыта и сделать немного добра  людям.  То  была  эпоха
идеализма. Я встретил ее в полевом госпитале в  районе  Камины  -  она  была
высока ростом, стройна, рыжеволоса и очень красива. Через  несколько  недель
мы  поженились.   Пару   месяцев   спустя   после   нашей   свадьбы   группа
повстанцев-симба захватила несколько  заложников  и  собрала  их  в  Камине,
угрожая убить неповинных людей, если кто-нибудь попытается на  них  напасть.
Их никто не трогал, но нескольких заложников все  равно  пытали  и  убили  в
первые же дни...
   Тогда мы организовали спасательную  миссию,  и  нам  удалось  провести  в
Камину небольшое разведывательное подразделение. Нас было  всего  двенадцать
человек среди тысяч и тысяч повстанцев, и поэтому строгий приказ, который мы
получили,  гласил:  не  открывать  огня  до  подхода  основных  сил.   Отряд
разместился на верхнем этаже здания, выходившего на площадь, на которой были
собраны заложники. На протяжении восьми часов мы  вынуждены  были  смотреть,
как их мучают и убивают одного за другим, и... ничего не  могли  сделать.  В
конце концов, какой-то подросток-симба - вряд ли ему было больше  тринадцати
лет - выволок Анну-Марию на свободное пространство и отрубил ей голову одним
ударом. Это случилось милосердно и быстро.
   - Я не могу даже описать, что я тогда чувствовал, - продолжал Фицдуэйн. -
Нас разделяло всего каких-нибудь пятьдесят метров, а в бинокль я  видел  все
так близко, что казалось, протяни руку - и дотронешься до нее.  Помню,  меня
стошнило, а потом навалилось  какое-то  отупение.  Довольно  скоро  началась
атака главных сил, я убивал и не мог остановиться.  Пулемет,  автоматическая
винтовка, гранаты, удавка, штык -  всем  этим  я  без  устали  работал  день
напролет, но от этого мне было нисколько не легче.
   - Ты ничего не мог изменить, - подсказала Кэтлин.
   - Мне говорили это много раз, - ответил Фицдуэйн, - но  я  никак  не  мог
этого понять. По злой иронии судьбы срок службы Анны-Марии  истек;  если  бы
она не вышла за меня замуж и не подписалась на второй срок, чтобы быть рядом
со мной, она бы вернулась домой задолго до мятежа симба.
   Фицдуэйн задумчиво посмотрел на Бутса,  который  спал  теперь  на  правом
боку, подложив руку под щеку.
   - И теперь я продолжаю подвергать опасности тех, кого я люблю.
   - Чувство вины не самое конструктивное чувство, - заметила Кэтлин.
   Фицдуэйн улыбнулся.
   - Я больше не чувствую себя виноватым, - сказал он. - Я достаточно  много
узнал о том,  как  соотносятся  между  собой  случайность  и  смерть,  чтобы
чувствовать себя лично ответственным за гибель Анны-Марии. Я примирился с се
смертью, однако с опасностью, которая грозит  моей  семье,  я  смириться  не
могу. В этом вопросе, вне зависимости от того, есть тут моя непосредственная
вина или нет, я чувствую свою ответственность.
   - А как тебе кажется, есть ли твоя непосредственная вина в этом случае? -
спросила Кэтлин, указывая на Фицдуэйна и Бутса.
   - Есть ли непосредственная вина? - ответил  ее  же  словами  Фицдуэйн.  -
Может быть, нет. А может быть, и есть, если  рассматривать  все  случившееся
как последствия моих действий и моих поступков.
   - Я не совсем понимаю... - начала Кэтлин.
   - Примерно три года назад, - сказал Фицдуэйн,  -  я  обнаружил  на  своем
острове тело повешенного юноши. Я мог бы сообщить об этом полиции и на  этом
остановиться. Вместо этого я  попытался  разобраться,  что  же,  собственно,
случилось. Одно цеплялось за  другое,  и  в  конце  концов  я  докопался  до
сведений о причастности к этому делу некоего террориста.  В  результате  его
дальнейшие планы были сорваны, а сам он - убит.
   -  Это  ты  убил  его?  -  негромко  спросила  Кэтлин.  Фицдуэйн  немного
поколебался, но потом кивнул.
   - Да, это я убил его.
   - Он  был  террористом,  убийцей,  -  сказала  Кэтлин,  но  в  голосе  ее
прозвучала неуверенность. Для нее это был незнакомый, чужой мир. - Разве  ты
можешь винить себя за это?
   - Дело не в вине, дело в ответственности, - объяснил Фицдуэйн. - То,  что
я сделал, было необходимо, этого никак нельзя  было  избежать.  Но  человек,
которого я убил, несомненно, имел сторонников и  друзей.  Это  что  касается
причин, следствий и последствий. Может быть, я и поступил правильно,  однако
своим поступком я поставил самого себя и дорогих мне людей на линию огня.
   - И ты думаешь, что в тебя стреляли... друзья того террориста? - спросила
Кэтлин.
   - Ну, мне хотелось бы думать, что это не  было  дурацким  совпадением,  -
заявил Фицдуэйн. - Я предпочитаю, чтобы  в  меня  стреляли  по  какой-нибудь
веской причине.
   - Разве есть какая-то разница? - удивилась Кэтлин.
   - Разница заключается в том, хочешь ли ты,  чтобы  подобное  случилось  с
тобой в следующий раз, - сказал Фицдуэйн назидательно. -  А  мне  что-то  не
хочется повторять недавний опыт.
   До Кэтлин постепенно доходило, что она подвергает  себя  опасности,  даже
оставаясь где-то поблизости  от  этого  человека.  Несколько  мгновений  она
тщетно пыталась представить себе, как это - чувствовать себя под  постоянной
угрозой.
   Ощущение показалось ей жутким.
   Протянув руку, она погладила Фицдуэйна по щеке, затем подалась  вперед  и
поцеловала его. Прежде чем он успел ответить ей, Кэтлин  отпрянула.  Кончики
ее пальцев  пробежали  по  губам  Фицдуэйна,  потом  скользнули  по  тонкому
больничному покрывалу к его чреслам.
   - Папочка! Папа! - раздался сонный голосок Бутса. - Где ты?
   Фицдуэйн негромко рассмеялся и стиснул ее руку.
   - Перенеси его ко мне, - попросил он.
   Кэтлин подняла Бутса и уложила рядом с отцом.  На  узкой  койке  было  не
слишком много места, но Фицдуэйн обнял сына и прижал к себе. Через несколько
секунд Бутс снова крепко спал.

Ирландия, Дублин, 31 января

   Хиро Сасада, чья карта гостя сообщала, что он  является  вице-президентом
торговой корпорации ?Ямаока?, сидел на диване  в  своем  номере  дублинского
отеля ?Беркли-Корт? и потягивал шотландское виски, которое  он  доставал  из
мини-бара.
   Первоначальное потрясение, вызванное исчезновением ударной группы  четыре
недели назад, выветрилось под воздействием долгого  ночного  сна,  и  теперь
Сасада был готов приложить все усилия, чтобы выяснить, что  же  случилось  с
пропавшими людьми, а также уточнить, где и в каком  состоянии  находится  их
предполагаемая жертва. В своем отношении  к  рабочей  этике  Сасада-сан  был
типичным японцем. Неудачи в его системе ценностей  никогда  не  были  чем-то
серьезным и воспринимались просто как временные сложности, которые можно без
особых усилий разрешить более кропотливым трудом.
   Его запасной  план  опирался  на  использование  отколовшейся  от  ИРА  -
Ирландской революционной армии  -  группировки,  носившей  название  ?Партия
Ирландской  революционной  армии?.  ПИРА  была  кое-чем   обязана   японской
экстремистской организации ?Яибо?, к которой принадлежал и господин Сасада.
   Поскольку роль  японцев  в  нападении  на  Фицдуэйна  скорее  всего  была
раскрыта, имело  смысл  воспользоваться  здешней  террористической  группой,
которая могла без труда затеряться среди местного населения.
   Местонахождение Фицдуэйна  удалось  без  труда  установить  в  результате
непрерывного радиоперехвата на полицейских частотах. Радиосканеры  считались
в Ирландии  незаконными,  однако  вполне  доступными  устройствами,  которые
помогали  заинтересованным  лицам  подслушивать  большую  часть  переговоров
?Гарды?  -  ирландской  полиции,  -  каковые  по  соображениям  безопасности
федерального бюджета шли в эфир открытым текстом.
   У  рейнджеров  был  собственный  бюджет,  поэтому  они  пользовались  для