иллионов долларов.
   - Только одна взятка? - удивился Фицдуэйн.
   - Одна-единственная, - подтвердила Чифуни. - Политики, высшие гражданские
служащие, крупные бизнесмены и якудза - вот  четыре  столпа,  на  которых  в
Японии зиждется власть и коррупция. Конечно, не стоит думать, что  все,  кто
занимает высокое положение в обществе, куплены на корню,  однако  сердцевина
государственной власти прогнила  настолько,  что  коррупция  протянула  свои
щупальца слишком глубоко и далеко.
   - Что же случилось дальше? - спросил Фицдуэйн.
   - Мой отец попытался изменить  существующее  положение  вещей.  Вместе  с
несколькими наиболее молодыми членами  клики  Ходамы  они  образовали  нечто
вроде исследовательской группы, и в первое время у них были  даже  некоторые
успехи. Но потом  группа  начала  разваливаться.  Некоторых  просто  купили,
некоторые были арестованы по ложным обвинениям в коррупции, некоторых просто
тихо и незаметно убрали. Это была прекрасно подготовленная и  разносторонняя
кампания по искоренению инакомыслия, и  проведена  она  была  молниеносно  и
безжалостно. А задумал и осуществил ее не кто иной, как мой дед. Он  обладал
неограниченной властью и не собирался отдавать  се  даже  собственному  сыну
иначе как на своих условиях и в удобное для себя время. А время это  еще  не
настало, и я вообще сомневаюсь, чтобы такой момент когда-нибудь пришел.  Дед
был гениальным куромаку,  злобным,  насквозь  коррумпированным  старикашкой,
однако никто лучше него не ориентировался  в  политических  играх  власти  и
никто не смог бы вытеснить его с его места.
   Фицдуэйн вздрогнул, словно полный смысл ее слов только что дошел до него.
   - Ходама? - переспросил он. - Ходама был твоим дедом?
   Чифуни повернулась к нему.
   - Есть и другие куромаку, - возразила она спокойно. Опершись  на  локоть,
она лежала лицом к нему на расстоянии всего нескольких дюймов. Когда  Чифуни
говорила, Фицдуэйн чувствовал на своем лице ее дыхание. Свечи  располагались
у нее за спиной, так что он не мог разглядеть черты ее лица, а видел  только
темные очертания груди с острым соском, кожу на животе и  изгиб  бедра.  Ему
пришлось даже напомнить себе, что перед ним женщина, которую учили  убивать,
и что свою подготовку она уже не раз пускала в ход без колебаний и угрызений
совести. Перед ним была женщина, которая ради него рисковала своей жизнью  и
которая раскрыла ему тайны своего волшебного тела. У этой женщины руки  были
по локоть в крови, как, впрочем, и у него. Они оба  жили  в  одном  страшном
мире, и его опасности и тревоги были для них общими.
   - Ты - внучка Ходамы, - сказал Фицдуэйн  уверенно,  не  обратив  никакого
внимания на се последние слова. - Боже  мой,  кому  еще  об  этом  известно?
Почему именно ты расследуешь  это  дело?  Разве  у  вас  не  принимается  во
внимание воздействие личных мотивов  на  объективность  следствия,  или  это
просто еще одно различие между японцами и нами, гайдзинами?
   Чифуни наклонилась ближе и крепко поцеловала его в губы.
   - Этот злобный старик убил собственного сына, -  сказала  она.  -  Ходама
убил моего отца, чтобы спасти  прогнивший  порядок,  при  котором  ему  было
удобнее и выгоднее всего существовать. Когда все дело отца было погублено, а
его группа уничтожена и рассеяна, отец покончил с собой.
   Точнее, его нашли у себя в кабинете с перерезанным  горлом  и  бритвой  в
руке. В сейфе  отыскались  деньги  и  другие  улики,  поэтому  заключение  о
самоубийстве было сделано  чуть  ли  не  автоматически.  Ничего  сложного  и
необычного в том, что опозоренный политик покончил с собой, не было.
   - Откуда ты знаешь, что это  на  самом  деле  не  было  самоубийством?  -
спросил Фицдуэйн. - И вообще, откуда тебе известно столько подробностей?
   Чифуни грустно улыбнулась.
   - Поверь мне, я знаю, что  говорю.  Мы  с  отцом  были  очень  близки.  Я
исполняла работу секретаря его группы, и часто мы вместе обсуждали  реформы,
которые они планировали провести. Я вела для него все записи  и  знала,  что
было в его сейфе и что было у него на уме в тот день, когда он умер.  Деньги
подбросили, а отца убили - в этом я  не  сомневаюсь.  Когда  я  впоследствии
разговаривала с дедом, он почти  что  признался,  хотя  обычно  он  публично
высмеивал меня. Он  презирал  женщин.  В  его  глазах  мы  были  всего  лишь
орудиями, инструментами, отнюдь не полноценными людьми. Мы  существовали  на
свете только для того, чтобы прислуживать и услаждать мужчин.
   - И ты  разработала  свой  план,  -  продолжил  за  нее  Фицдуэйн.  -  Ты
использовала связи свои и отца, чтобы  под  вымышленным  именем  попасть  на
работу в ?Кванчо?. Секретная служба подходила  тебе  лучше  всего,  так  как
именно здесь ты могла узнать все о людях, которых ты  ненавидела.  Рано  или
поздно тебе должна была подвернуться возможность нанести ответный удар.
   Чифуни кивнула.
   - Мой отец первым связался с ?Кванчо?. Там работали люди,  которые  лучше
других понимали, каких масштабов достигла коррупция в высших эшелонах власти
и какую серьезную опасность она представляет. Директор этой  спецслужбы  был
его близким другом. Если бы отец остался жив, то ?Кванчо? стала бы  снабжать
его информацией, благодаря которой у него появилась бы возможность  провести
задуманные реформы.
   - Твой отец был умным человеком, - вздохнул Фицдуэйн. - И опасным. Теперь
я понимаю, почему его необходимо было остановить. Его план мог бы сработать.
   - Нет, - ответила Чифуни. - У него не было ни  малейшего  шанса.  Он  был
слишком доверчив, да и болезнь зашла слишком глубоко.
   - А смерть Ходамы? - задал новый вопрос  Фицдуэйн.  -  Убийцы  знали  всю
систему безопасности, знали в  таких  мельчайших  подробностях,  что  у  них
обязательно должен был быть информатор, свой человек из числа телохранителей
или слуг.
   Чифуни долго молчала.
   - Он заслужил смерть, - сказала она наконец. - Это должно было случиться,
и я рада, что это наконец произошло, но я не имела отношения к...
   - Прямого отношения, - поправил Фицдуэйн. Чифуни вздохнула.
   - Ну, хорошо, - согласилась она. - Эту информацию передала я. Я  знала  о
Кацуде и его планах, знала, что Намака выпали из обоймы.  Мы  вели  за  ними
наблюдение, так как подозревали их в связях с террористами, а  это,  в  свою
очередь, вывело нас на их проект по торговле оружием.  Наконец-то  Ходама  и
братья Намака стали  уязвимы.  Американцы  были  вне  себя  от  бешенства  и
спустили Кацуду с поводка. Я со своей стороны просто облегчила ему задачу  и
ни о чем не жалею.
   - А Адачи? - спросил Фицдуэйн. - Его чуть не убили.
   - Я его по-своему люблю, - возразила  Чифуни,  -  и  специально  занялась
этим, чтобы присматривать за ходом дела и оберегать его от неприятностей.  Я
и представить себе не могла, что Кацуда зайдет так далеко, тем более мне  не
приходило в голову, что генеральный прокурор и  инспектор  Фудзивара  -  его
люди. Это, однако,  показывает,  насколько  сильно  разрослась  эта  раковая
опухоль.
   - Ты поддерживаешь Йошокаву и его сторонников  чистого  правительства?  -
осведомился Фицдуэйн. Чифуни кивнула.
   - Именно смерть моего отца убедила их в том, что общество ?Гамма?  должно
быть тайным. В  конце  концов  политика  либеральных  демократов  сама  себя
разоблачит, однако пока нет смысла идти с ними на прямое  столкновение.  Это
опасно.
   Фицдуэйн налил себе и Чифуни еще по глотку шампанского.
   - Итак, теперь,  когда  нет  Ходамы  и  одного  из  братьев,  вам  светит
серьезный успех. Не сомневаюсь, что у вас есть полное досье на Кацуду и  что
не успеет он освоиться с ролью нового куромаку, как настанет его очередь. Вы
сплели настоящую паутину, и неудивительно, что  Адачи-сан  запутался  в  ней
обеими ногами и пережег все предохранители. Вот только что  будет  с  нашими
друзьями-террористами ?Яибо?? Может быть, Намака и отдавали им распоряжения,
но именно они пытались раз и навсегда избавить меня от всех тревог и забот.
   Чифуни с горестным видом пожала плечами.
   - Мы считали, что нам удалось избавиться  от  них.  Мы  выдворили  их  из
Японии и надеялись, что они надежно изолированы в Ливии.
   Фицдуэйн пристально посмотрел на нее.
   - У вас есть кто-то внутри ?Яибо?, -  сказал  он.  -  Вот,  черт  возьми,
почему вы  позволили  им  продолжать  свою  игру!  К  ним  почти  невозможно
внедриться, но вам это удалось, и поэтому вы посчитали, что лучше удерживать
их на длинном поводке, чем пытаться разгромить их и, возможно,  оставить  на
свободе несколько подпольных групп, о которых  вам  ничего  не  известно.  -
Однако, - почти прорычал Фицдуэйн, указывая на свою покрытую шрамами  грудь,
- главная закавыка в том, что если они ничего не предпринимали в Японии,  то
в моей части света они трудились, не покладая рук.
   Чифуни обняла его и нежно погладила по спине.  Фицдуэйн  почувствовал  на
своей коже округлую тяжесть ее грудей, а когда Чифуни обвила его ногами,  то
жар се промежности снова опалил его.
   - Мы не знали, - прошептала она. - Мы ничего  не  знали.  В  прошлом  это
всегда имело смысл.
   Фицдуэйн почувствовал нарастающее возбуждение и без усилий  проник  в  ее
горячее лоно. Оставаясь внутри, он обнял Чифуни за плечи и  откинулся  назад
так, чтобы видеть ее лицо.
   - Чи-фу-ни, - проговорил он, выделяя голосом  каждый  слог.  -  Ты  самая
красивая и самая желанная из женщин; у тебя - самое красивое и ласковое имя.
Ты тронула мою душу и мое сердце, Чифуни. Но почему ты рассказываешь мне все
это? Я здесь чужой, я - варвар, дикарь, гайдзин, и эта война - не моя...
   - Не двигайся, Хьюго, - сказала Чифуни. Просунув одну руку между  ногами,
она сжимала его корень своими тонкими пальцами, в то время как другой  рукой
нежно гладила его ягодицы и прижимала к себе. И она снова играла  для  двоих
на флейте наслаждений, и целовала его, и молчала до тех пор, пока они вместе
не подошли к сумасшедшей развязке этого короткого путешествия.
   - Потому что я люблю тебя, - сказала Чифуни. - Я  хочу  отдавать  и  хочу
помогать тебе так, как только смогу. Фицдуэйн обнял ее и, лаская,  прижал  к
себе.
   - О, Чифуни, - прошептал он. Вскоре они оба уснули.

Япония, Токио, 30 июня

   Глядя сквозь иллюминатор  вертолета  ?Кванчо?  вниз,  на  нескончаемый  и
однообразный городской пейзаж, который был характерен не  только  для  самой
японской столицы, но и для ее  пригородов,  Фицдуэйн  попытался  для  начала
разобраться со своими чувствами, которые он испытывал в своей жизни к разным
женщинам.
   После того как в Конго, через  несколько  недель  после  их  официального
бракосочетания,  погибла  Анна-Мария,  в  жизни  Фицдуэйна  было   несколько
увлечений, однако он не мог, да и не хотел  снова  связывать  себя  брачными
узами. Боль потери оказалась настолько  сильной,  что  потребовалось  немало
времени, прежде чем она улеглась, да и сам характер  его  работы,  когда  он
вынужден был кочевать из одной горячей точки в  другую,  с  одной  войны  на
другую войну, ничуть  не  способствовал  продолжительным  увлечениям.  Потом
появилась Итен, а вместе с ней -  сильное  желание  успокоиться,  осесть  на
одном месте и строить новую, счастливую жизнь с женщиной, которую он  любил.
В конце концов, именно она подарила ему искреннюю, чистую радость отцовства.
   Увы, в жизни не всегда получается  так,  как  хочется.  Фицдуэйну  подчас
казалось, что судьба явно отдает предпочтение черному юмору.  Итен  ушла  от
него, возжелав личной свободы, как раз в тот момент, когда он готов был ради
нее пожертвовать своей независимостью. Следующая стадия их  отношений  могла
бы быть простой и весьма обычной, но  этого  не  случилось,  потому  что  он
продолжал любить ее. Итен была матерью его  сына,  поэтому  он  не  мог  так
просто позволил, ей без следа раствориться в своей памяти. К счастью, они не
были  женаты,  и  теперь  жили  отдельно,  так  что  их  нынешние  отношения
представлялись Фицдуэйну совершенно отчетливо.
   При мысли о Кэтлин Фицдуэйн испытал  сильнейший  прилив  эмоций,  но  его
любовь смешивалась с легкой неуверенностью. Кэт была удивительной,  ласковой
и хрупкой женщиной, физически привлекательной, прирожденной хозяйкой дома. И
все же он сомневался в своих чувствах к ней: Кэтлин появилась в  его  жизни,
когда он был ранен, когда был слаб и легко уязвим, когда отчаянно нуждался в
ласке и тепле. Кроме того, Хьюго беспокоило, сумеет ли она жить в  условиях,
когда ему и  ей  постоянно  грозит  смертельная  опасность.  У  Кэтлин  была
заботливая и нежная душа, она заслуживала нормальной  счастливой  жизни  без
засад и перестрелок. Безусловно, Кэтлин любила его,  се  обожал  Бутс,  а  в
Данкливе она освоилась так быстро, словно родилась здесь.
   Фицдуэйн подумал,  что,  к  несчастью,  по  причине,  которая  оставалась
неведомой даже ему самому, ему особенно нравился в женщинах легкий намек  на
опасность. Это, разумеется, был один из изъянов незрелой молодости,  который
мог иногда доставить немало неприятностей, но Фицдуэйна эта черта продолжала
привлекать. Опасной женщиной была Итен, опасной женщиной - Чифуни, а  вот  в
Кэтлин, в единственной, это качество напрочь отсутствовало. Впрочем, в этом,
скорее, проявлялась слабость Хьюго, чем недостатки Кэтлин.
   Что касается Чифуни, то семейная жизнь  с  ней  представлялась  Фицдуэйну
невозможной почти во всех отношениях. Случившееся с ними можно было сравнить
лишь  с  загадочным  и  мощным,  вспыхнувшим  от  одной  искры   сексуальным
пожарищем, и все же  тридцать  шесть  часов,  которые  они  провели  вместе,
повлияли на Хьюго удивительно  глубоко.  С  возрастом  ему  становилось  все
труднее и труднее переспать с женщиной, не испытывая к ней  никаких  чувств,
кроме животного влечения, хотя в прошлом Фицдуэйн, как  и  любой  сексуально
озабоченный молодой человек, был не слишком  разборчив.  Чифуни,  подарившей
ему свое тело и доверившей ему и свои  чувства  и  секреты  своего  опасного
ремесла, удалось завоевать место в его сердце.
   Очевидно, что влечение друг к другу,  которое  они  испытывали,  не  было
чисто сексуальным.  И  Чифуни,  и  ему  самому  необходимо  было  для  жизни
постоянное присутствие опасности; оба чувствовали  себя  наилучшим  образом,
расхаживая над бездной.  В  этом,  однако,  и  заключалось  главное  условие
неминуемой преждевременной гибели, а Фицдуэйн ничего не  желал  так  сильно,
как стабильной и крепкой семьи для Бутса и,  возможно,  еще  для  нескольких
детишек.  Он  никогда  по-настоящему  не   хотел,   чтобы   Бутс   оставался
единственным ребенком - для игр детям нужны другие дети.
   Вертолет заходил на посадку, а Фицдуэйн так и не нашел  никаких  решений.
Готовясь выйти из вертолета, он подумал, что жизнь,  к  сожалению,  не  дает
готовых ответов: она предоставляет тебе возможность сперва выбирать, а потом
- жить с последствиями собственных решений.

***

Обслуживающий персонал отеля ?Фермонт?, которому сначала сообщили, что Фицдуэйн убит, чему никто не удивился, а потом выяснилось, что гайдзин жив, что опять-таки вряд ли могло послужить поводом для того, чтобы вздохнуть с облегчением, - все же приветствовал Фицдуэйна так, словно ничего особенного не случилось.
   Поклоны были глубокими и дружественными.  Фицдуэйн  не  знал  точно,  как
можно отличить дружественный  поклон  от  недружественного,  однако  разница
существовала, и он ее чувствовал.
   Гостиничная  обслуга  ?Фермонта?  всегда  нравилась   Фицдуэйну,   а   их
сегодняшнее поведение вдохнуло в него уверенность. Он даже  подумал  о  том,
насколько  отрадно  наблюдать  устойчивость   общепринятых   условностей   и
традиций, когда весь мир летит ко всем чертям. Для него эта  мысль  не  была
абстрактным рассуждением - отель должен был еще некоторое  время  оставаться
его домом.
   Со смертью Кеи Намака Фицдуэйн отчасти достиг своей цели,  однако  теперь
ставки в игре подскочили еще больше. Не только он сам, но - почти  наверняка
- Бутс и Кэтлин тоже, оказались в  еще  большей  опасности.  Потеряв  своего
любимого брата, Фумио Намака  станет  действовать  как  одержимый,  пока  не
добьется своего. Прежде чем Хьюго сможет более или менее спокойно  вернуться
в Ирландию,  необходимо  предпринять  что-то  очень  серьезное  в  отношении
младшего брата и его головорезов из ?Яибо?.
   Для Фицдуэйна все теперь свелось к одной простой истине: уничтожь первым,
или уничтожат тебя.

Глава 22

Япония, Токио, 1 июля

   - Давайте-ка обмозгуем это дело, - сказал Шванберг.
   Он находился в защищенном конференц-зале Мировой  федерации  исследования
Японии в ?Нью-Отани?. Кроме  него,  в  комнате  были  только  два  человека,
которых он считал членами своей  секретной  команды.  Зарплату  членам  этой
команды, как и самому Шванбергу, выплачивало ЦРУ, однако  единственным,  что
их волновало, было личное обогащение, и верны они были только своему боссу.
   Верность  эта  не  имела  никакого  отношения  к  ?выдающейся?   личности
Шванберга и основывалась исключительно на взаимной  выгоде  и  меркантильных
интересах. Их далеко не безгрешный руководитель  использовал  ЦРУ  как  свою
персональную кормушку, начиная с войны во  Вьетнаме,  и  за  прошедшие  годы
сумел сделать всех троих весьма богатыми людьми.
   Но наибольшие доходы приносила Япония. Размах  и  масштабы  коррупции  во
второй  по  своему  экономическому  могуществу  мировой  державе  были   для
предприимчивой троицы Божьим даром, к тому же для их махинаций вряд ли можно
было придумать лучшее прикрытие, чем ЦРУ с его одержимостью  секретностью  и
секретами.
   В качестве начальника японского отделения  ЦРУ  Шванберг  ввел  в  обиход
систему ограниченного допуска и довел ?разделение труда? до  такой  степени,
что не только его  сотрудники  не  подозревали,  чем  именно  занимаются  их
коллеги, но даже внутренняя контрразведка Лэнгли  снизошла  до  похвалы  его
системе оперативной безопасности. И контрразведчики  были  абсолютно  правы.
Шванберг  придавал  безопасности  огромное  значение,  тем  более  что   его
деятельность в основном не  имела  никакого  отношения  к  благосостоянию  и
безопасности  Соединенных  Штатов.  Соблюдение  секретности  было  для  него
важнее, чем для многих его далеких начальников. Ради этого он не щадил сил и
методично и внимательно обрубал все ниточки.
   - Похоже, наш северокорейский план провалился, - заметил  Палмер,  крепко
сбитый, коренастый мужчина с неподвижным лицом. На вид ему было около сорока
пяти. В секретной команде  Шванберга  он  играл  роль  вышибалы  с  крепкими
мускулами.
   - Твой дружок Фицдуэйн и  эта  цыпочка  из  ?Кванчо?  вздрючили  нас  как
молокососов. ?Намака Спешл Стил? кишит копами и сотрудниками безопасности.
   Шванберг пожал плечами. Отказ Ходамы заплатить их троице столько, сколько
они затребовали, повлек за собой нападение на него самого и на тех, кто  его
поддерживал. Деятельность Намака по  снабжению  Северной  Кореи  запрещенным
оружием всегда было трудно контролировать: они,  сотрудники  ЦРУ,  не  могли
допустить, чтобы кто-то узнал об их причастности  к  проекту.  Это  дало  бы
Ходаме и братьям слишком  широкие  возможности.  Планирование  -  это  одно,
непосредственное  участие  в  снабжении  враждебного   государства   ядерным
оборудованием - совсем другое.
   Шванберг попытался все-таки выжать из Ходамы и Намака  часть  их  ядерных
прибылей, не показывая, что ему что-то известно о проекте  ?Цунами?,  однако
эти его усилия привели к совершенно обратному результату.  Ошибка  Шванберга
заключалось в том, что он не понял тяжелого  финансового  положения  ?Намака
Корпорейшн? и не догадался, что братья не могут заплатить  столько,  сколько
он потребовал, даже если бы захотели. Впрочем, какими бы ни были причины  их
неудачи, следующий логический ход мог быть только один - уничтожить Ходаму и
братьев Намака и  вывести  на  сцену  нового,  состоятельного  в  финансовом
отношении куромаку. Кацуда, у