в...
   Фицдуэйн засмеялся. Несколько минут спустя он уже спокойно спал.

Япония, Токио, ?Нью-Отани?, 20 июня

   Огромный   комплекс   ?Нью-Отани?   был   самым   подходящим   памятником
современной, сверхбогатой и самодовольной Японии, и  Фицдуэйн,  который  уже
кое-что знал о местных ценах на недвижимость, невольно поежился при мысли  о
том, в какую сумму могла обойтись постройка этого здания.
   Частично это был отель-?люкс?,  а  частично  -  офис-центр.  Вне  всякого
сомнения,  где-то  в  глубине  этой  чудовищной  постройки   были   спрятаны
роскошные,  дорогие  квартиры.  Крытый  портик  здания  невольно   привлекал
внимание своими грандиозными размерами и был настолько велик, что вполне мог
обладать своим собственным микроклиматом. Если бы кому-то очень  захотелось,
то, спрыгнув с дельтапланом с одного  из  внутренних  балконов,  можно  было
довольно долго летать внутри обширного холла.  Правда,  для  этого  в  любом
случае требовались хорошо сшитый  костюм  и  лакированные  туфли  ?Гуччи?  -
таковы были неписаные правила для посетителей этого роскошного места.
   Этот атриум для дельтапланеристов,  по  мнению  Фицдуэйна,  вряд  ли  мог
считаться оправданной тратой драгоценной японской земли. Как бы там ни было,
но подобная непрактичная расточительность привела его в хорошее  настроение.
К тому же сегодня утром его любимый официант впервые подал  к  чаю  холодное
молоко, а во время пробежки, которую Фицдуэйн  совершал  перед  завтраком  в
обществе полицейских, сомкнувшихся вокруг него ?черепахой?, в него никто  не
выстрелил и не попытался изрубить на куски. Кроме всего прочего, с  утра  не
было дождя,  и  это  обстоятельство  тоже  внесло  в  жизнь  Хьюго  приятное
разнообразие.
   Скоро ему стало ясно, что архитекторы ?Нью-Отани? компенсировали огромный
холл за счет всего  остального.  Помещения  Мировой  федерации  исследования
Японии оказались крошечными, хотя и изысканно  обставленными.  Положительно,
это было собранием самых маленьких офисов, которые Фицдуэйн когда-либо видел
в своей жизни, и - самое странное -  ему  показалось,  что  все  находящиеся
внутри предметы мебели - столы, чайные столики, кресла -  тоже  были  меньше
своих обычных размеров, словно уменьшенные пропорционально размерам комнат.
   Шванберг, несмотря на свой высокий рост и массивную фигуру, тоже  казался
маленьким, начинающим лысеть человечком пятидесяти лет, с  гладкими  чертами
невыразительного лица.  Он  нисколько  не  походил  на  того  преуспевающего
молодого дельца, каким знал его Фицдуэйн еще во Вьетнаме. На морщинистой, но
все еще  крепкой  шее  Шванберга  был  затянут  яркий  галстук,  скрепленный
булавкой, а при малейшем движении под пиджаком  мелькали  красные  подтяжки.
Пуговицы пиджака были обтянуты той же тканью, из которой был сшит костюм.
   В первое же мгновение их  встречи  Фицдуэйн  припомнил  кошмарную  сцену,
происшедшую много лет назад,  когда  без  объяснений  и  без  предупреждения
Шванберг неожиданно вонзил лезвие своего ножа  в  корень  языка  вьетнамской
девочки. Хьюго так и не смог забыть поток ярко-алой крови, хлынувшей наружу,
и отчаянный, животный визг жертвы. Об этом случае стало  известно  на  самом
верху, но вмешался Тет   -  новогоднее  наступление
вьетнамцев. Когда отгремели бои, дело  куда-то  задевалось,  и  впоследствии
происшествие даже получило благоприятное для Шванберга толкование.
   Шванберга Фицдуэйн презирал,  почти  ненавидел.  Он  считал  его  хитрым,
жестоким, ни в малейшей степени  не  обремененным  нравственными  ценностями
человеком.   Как   личность   Шванберг   был   совершенно    бесцветным    и
невыразительным. Фицдуэйн хорошо знал, что для того,  чтобы  карабкаться  по
скользкому столбу бюрократической иерархии, необходимы  стальные  ?кошки"  -
крючья, но порой ему казалось, что Шванберга взяли наверх  случайно,  просто
для  мебели.  Как  бы  там  ни  было,  но  Килмара  предупредил  его  весьма
недвусмысленно,  и  в  большой  игре,  которую  вел  Фицдуэйн,   на   личное
впечатление от того или иного человека полагаться не стоило.
   - Полковник Фицдуэйн! - приветствовал его  Шванберг,  широко  улыбаясь  и
сжимая ладонь ирландца обеими руками. - Очень,  очень  рад.  Всегда  приятно
видеть старого боевого товарища. С тех пор мы оба многое пережили, но тем не
менее...
   Фицдуэйн отнял у него руку и, борясь с соблазном не сходя с места сделать
этой маленькой  жабе  что-нибудь  плохое,  выдавил  вежливую  улыбку.  Глаза
Шванберга казались на удивление мертвыми, словно эмоции и чувства  были  ему
абсолютно чужды.
   Шванберг прищелкнул пальцами. Кланяющаяся секретарша приняла у  Фицдуэйна
зонт, после чего гостя проводили в крошечный конференц-зал.
   Другая офис-леди принесла чай. Принимая чашку,  Фицдуэйн  задумался,  где
размещаются все эти люди. Свободного места в конторе  было  настолько  мало,
что ему оставалось предположить только одно -  все  они  хранятся  в  шкафах
наподобие картотеки  досье.  Даже  для  двух  человек  нормального  роста  и
телосложения здесь было слишком тесно.
   Шванберг тем временем нажал несколько кнопок на пульте, встроенном в стол
для заседаний, и тут же дверь в зал плотно затворилась,  окна  помутнели,  и
послышалось негромкое гудение.
   - Вот теперь мы в полной безопасности, - сказал Шванберг  удовлетворенно.
- Прозрачный ?купол?. Поверь, в эту комнату вбухана чертова прорва долларов.
Полная звукоизоляция и гарантированное отсутствие ?жучков?. Ничто не выходит
наружу, как говорят наши друзья-испанцы, так что можно  говорить  совершенно
спокойно, Хьюго.
   Фицдуэйн улыбнулся обезоруживающей улыбкой.
   - Выкладывайте, Шванберг, -  сказал  он  и  выжидательно  облокотился  на
спинку миниатюрного стула. Шванберг, в  свою  очередь,  уставился  на  него,
словно ожидая, что ирландец заговорит первым. Фицдуэйн приветливо кивнул, но
молчал.
   - Видите ли,  полковник,  -  заговорил  Шванберг.  -  У  вас  потрясающий
послужной список. Абсолютное  большинство  тех,  кто  мнит  себя  борцами  с
терроризмом, на самом деле просто перекладывают бумажки с  места  на  место,
обмениваются секретными депешами и всячески маневрируют, пытаясь урвать себе
самый жирный кусок бюджетного пирога. Но вы и генерал Килмара -  это  совсем
другое дело. Вы идете прямо в ад и обагряете руки кровью. - Он  ухмыльнулся.
- Меня можно не считать, я  уже  довольно  долгое  время  просто  кабинетная
крыса. Вы с Килмарой  намного  превосходите  всех  по  своему  практическому
опыту. Вы, парни, не проходили долгих и  дорогостоящих  тренировок,  и  ваши
операции, в которых вы участвовали, не были просто  компьютерными  моделями.
Вы  делали  настоящее  дело:  выслеживали  негодяев  и  уничтожали  их.  Вам
известно, как и в каких  случаях  надо  поступать  и  как  заставить  других
выполнить то, что нужно. Фактически, если не считать израильтян, с вами мало
кто может сравниться.
   Фицдуэйн молча пил чай. Он понятия  не  имел,  куда  клонит  эта  скотина
Шванберг. Единственное, в чем он ни секунды не сомневался, так  это  в  том,
что ему льстят с заранее обдуманной и, по-видимому, не  слишком  благовидной
целью.
   - Шванберг, - перебил он. - То, что вы говорите, возможно, и  справедливо
по отношению к генералу Килмаре, однако,  если  ваши  досье  полны,  то  вам
должно быть известно: не считая призыва в ирландскую  армию,  большую  часть
своей жизни  я  работал  военным  фотокорреспондентом,  в  том  числе  и  во
Вьетнаме. То, что я занялся борьбой с терроризмом, произошло чисто случайно.
Просто я оказался тем, на кого все это свалилось.  То,  что  я  сейчас  сижу
здесь, перед вами, - следствие все того же  давнего  события.  Что  касается
моего звания,  то,  как  вам,  должно  быть,  известно,  это  просто  способ
регистрации резервистов, не более того.
   -  Послушайте,  полковник,  -  сказал  Шванберг,  беспрестанно  пощипывая
пальцами  правой  руки  кожу  на  тыльной  стороне  левой.  Это  неожиданное
проявление  манерности  действовало  Фицдуэйну  на   нервы,   и   он   начал
раздражаться.
   - Вы, безусловно, имеете право  оценивать  свою  жизнь  как  вам  угодно,
однако то, как  вы  выследили  нашего  общего  знакомого  Кадара  -  Палача,
является, если можно так  выразиться,  классикой  жанра  и  достойно  занять
почетное место рядом с рейдом на Энтеббе .  Может  быть,  вы  действительно
случайно ввязались в этот бизнес, Хьюго, но  действовали  вы  как  настоящий
профессионал и заслужили самую высокую оценку.  Именно  поэтому  мы  с  вами
сейчас  и  разговариваем.  Вы  стали  членом  клуба,  хотя,  если   говорить
откровенно, как ни трудно в него попасть, выйти из него значительно труднее.
   В голове  Фицдуэйна  промелькнула  мысль,  что,  возможно,  сам  того  не
сознавая, он действительно  пересек  грань,  которая  отделяет  любителя  от
профессионала. Этот тип Шванберг прав. Обстоятельства вынудили его окунуться
в мир борьбы против терроризма, а теперь Фицдуэйн  и  сам  не  мог  отрицать
того, что он проявил  в  этой  борьбе  недюжинные  способности.  Мысль  эта,
впрочем, не принесла ему радости.
   Иногда жестокость  была  необходима,  но  каждый  акт  насилия  неизбежно
разъедал душу. Фицдуэйн думал о Бутсе - он сам жил в мире, от  которого  так
отчаянно старался уберечь своего маленького сына. Парадокс заключался в том,
что ради этого Фицдуэйн должен был быть готов без колебаний сделать все, что
ему придется.  Бесконечная  расширяющаяся  спираль  уничтожении  и  смертей,
казалось, была неотъемлемой составляющей человеческой природы.
   - Членом клуба? - переспросил Фицдуэйн.
   - Да, небольшой группы  людей,  которые  делают  все  необходимое,  чтобы
мистер и миссис Средние Граждане никогда не  сталкивались  ни  с  чем  более
серьезным, чем государственная налоговая служба. Мы, выражаясь  высокопарно,
защитники западных жизненных ценностей.
   - Да, это  действительно  высокопарно,  -  кивнул  Фицдуэйн.  -  И  я  не
испытываю особенного желания выставлять напоказ  свой  патриотизм  и  прочие
похвальные качества. Но давайте уточним, каким образом Япония вписывается  в
эти пресловутые западные ценности.
   Шванберг улыбнулся профессиональной улыбкой цеэрушника.
   - Именно этот вопрос и занимает нас, местных работников, больше всего,  -
заявил он. - И в настоящее время это чертовски деликатная проблема. Берджин,
безусловно, расскажет вам кое-что, однако он уже стар и давно не у дел,  так
что многого он просто не знает.  Я  расскажу  вам  то,  что  вам  необходимо
понимать: Япония - это настоящее минное поле, и нам бы  не  хотелось,  чтобы
один из наших друзей и товарищей по клубу случайно наступил на одну из  них.
Они расставлены с тем, чтобы помочь нам достичь определенной цели.
   - Ходама и Намака, - сказал Фицдуэйн. - Бывшие союзники, которые  слишком
мало  старались,  но  которые  стали  чересчур  жадными  и   пережили   свою
полезность. Пришла пора перетасовать карты. ЦРУ  всегда  отменно  умело  это
делать. Стоит взглянуть на то, что творится сегодня в Италии, не говоря уж о
некоторых других странах...
   Шванберг больше не  улыбался.  Он  рассматривал  Фицдуэйна  пристально  и
внимательно, словно взвешивал, не приказать ли  незамедлительно  расстрелять
дерзкого ирландца.
   - Вы слишком строго судите нас, полковник, - сказал он наконец. -  Я  был
бы очень разочарован, узнав, что вы на  самом  деле  настолько  наивны.  Вам
только  кажется,  что   Япония   идет   своим   собственным   путем,   а   в
действительности  это  всего  лишь,  как  они  тут  выражаются,  татемаи   -
общепринятое представление. Реальность заключается в том, что Японией всегда
управлял куромаку, а с тех пор, как закончилась вторая  мировая  война,  эту
работу  выполнял  только  дядя  Сэм.  Люди,  подобные  Ходаме,  были  просто
инструментами власти, хотя сами  по  себе  они  были  ничем.  Как  известно,
обстоятельства меняются, а инструменты изнашиваются  -  такова  жизнь.  Люди
сделаны из органической материи, которая стареет.
   - Избавьте меня от лекций, Шванберг, - сказал Фицдуэйн холодно. - Давайте
перейдем к делу. Чего вы хотите и что можете предложить?
   - Ходамы больше нет, так что это уже история, - сказал Шванберг. - Теперь
мы хотим полностью вывести из игры братьев Намака. Когда их  не  станет,  мы
сможем возвести на трон нового всеяпонского куромаку,  который  будет  более
сговорчивым. После этого мы  действительно  планировали  провести  кое-какие
перестановки. Либерально-демократическая партия  хорошо  нам  послужила,  но
широкие массы начинают ощущать недовольство. Нам необходима иллюзия перемен.
   -  Кацуда,  -  сказал  Фицдуэйн.  -  Кацуда,  которого  будет  прикрывать
какой-нибудь марионеточный политик, якобы стоящий на реформистских позициях.
   - Господи Иисусе! - вскричал Шванберг. - Вы пробыли в Японии  всего  лишь
пару недель, как вам удалось докопаться до этого?!
   - Я общаюсь со многими людьми, - сдержанно ответил Фицдуэйн. - И у многих
из них  отличная  память.  Кому  могло  понадобиться  убивать  Ходаму  столь
изуверским способом? Кто в случае его смерти заполнял  собой  образовавшийся
вакуум власти? Мотив, средства и возможность - это классическое  триединство
указывает  на  Кацуду.  Он  сделал  ошибку,  умертвив   старика   с   особой
жестокостью, - это должно было сразу навести следствие  на  мысль  о  личных
мотивах. Надо было имитировать заказное убийство:  только  мертвое  тело,  и
никаких улик, равнозначных личной подписи.
   - Все улики указывают на Намака,  -  сказал  Шванберг.  -  И  можете  мне
поверить, что к  Кацуде  никоим  образом  нельзя  будет  провести  ни  одной
ниточки. Может быть, он и виновен, но этого никому и  никогда  не  доказать.
Слишком тщательно были убраны все  концы.  Братьям  придется  отдуваться  за
всех.
   Фицдуэйн покачал головой.
   - На этом деле сидит очень толковый коп, и я  считаю,  что  ваша  попытка
подставить Намака не удастся. Шванберг удивленно посмотрел на него.
   - Мы должны были бы знать об этом, но нас никто не предупредил.
   - Как я уже сказал, - продолжил Фицдуэйн,  -  он  хороший  полицейский  и
очень сообразительный. Он догадывается, что у вас есть осведомитель и, может
быть, даже знает, кто это.
   - Черт с этим, - кивнул Шванберг. - В данном случае мы сражаемся  на  его
стороне. В сущности, у нас и у него одна и та же цель - Намака. Пусть они не
убивали Ходаму, что с того? Зато они, несомненно, санкционировали  нападения
на вас. Я предлагаю объединить наши усилия и придавить этих двух кровососов.
Что касается вашего друга Адачи, то на протяжении некоторого времени он  был
нам неудобен и мы вынуждены  были  принять  меры.  Боюсь,  ваш  Адачи  может
погибнуть в результате заурядного несчастного случая.
   Фицдуэйн, с трудом сохраняя на лице спокойное выражение, едва не бросился
на сидящего перед ним человека. Грубый цинизм этой кучи дерьма  потряс  его.
Подонок  говорил  о  смерти   другого   человеческого   существа   с   таким
спокойствием, словно речь шла о лишней пачке бумаги для офиса.
   Потом он представил себе, как с тем  же  равнодушием  Намака  приказывают
уничтожить его самого,  и  в  груди  Фицдуэйна  закипел  бешеный  гнев.  Ему
хотелось немедленно броситься прочь, каким-нибудь образом связаться с  Адачи
и предупредить его о грозящей опасности. Разум,  однако,  требовал  проявить
осторожность. От Шванберга можно было ожидать чего угодно, любой гадости,  и
Фицдуэйн должен был хотя бы  ненадолго  задержаться  в  его  конторе,  чтобы
американец не догадался о его настоящих намерениях и мыслях.
   - Так чего же вы от меня хотите? - спросил Фицдуэйн.
   - Помогите взвалить  всю  ответственность  на  Намака,  помогите  держать
Кацуду вне подозрений, -  предложил  Шванберг.  -  Ну  и  время  от  времени
информируйте нас.
   Он ненадолго замолчал, но Фицдуэйн чувствовал, что они подошли к  чему-то
очень серьезному.
   - Так или иначе, но мы доберемся до Намака, - продолжил  Шванберг,  -  но
они - только часть нашей общей большой проблемы. Существуют еще покорные  их
воле экстремисты - те самые, что напали на вас в  Ирландии.  Что  бы  вы  ни
думали, но к ним мы не имеем никакого отношения. Мы никак не связывали их  с
Намака и ничего не могли с  ними  поделать,  однако  нам  необходимо,  чтобы
?Яибо? тоже перестали существовать.  Мы  правильно  сделали,  что  начали  с
братьев, однако даже после их ухода на сцене останутся весьма могущественные
и опасные силы.
   Фицдуэйн кивнул.
   - Я вижу политическую логику и не могу с ней  не  согласиться,  но  я  не
обязан быть от нее в восторге. Шванберг пожал плечами.
   - И еще одно, - сказал Фицдуэйн. - Оставьте в покое Адачи. Я  сам  о  нем
позабочусь.
   Шванберг как-то странно посмотрел на него.
   - Мы влияем на события,  -  сказал  он,  -  но  это  не  значит,  что  мы
направляем их.
   - Что это, черт возьми, значит? - осведомился Фицдуэйн.
   - Об Адачи узнал Кацуда, - признался Шванберг. - Я  думаю,  что  операция
уже началась, и  то,  о  чем  мы  говорили,  может  случиться  очень  скоро.
Разумеется, деталей я не знаю и не хочу знать.
   - Как скоро?
   - Возможно, даже сегодня, но точно не скажу - не знаю.  Может  быть,  это
уже случилось.  Кацуда  очень  нетерпелив,  и  когда  срывается  с  поводка,
начинает убивать направо и налево.
   - Ничего личного, Шванберг, - сказал Фицдуэйн, - но если с  Адачи  что-то
случится, то я сам приду сюда, чтобы свернуть  твою  жирную  шею.  А  теперь
открывай свою конуру, я хочу выйти отсюда!

Япония, Токио, 20 июня

   Фумио Намака приковылял в кабинет своего брата. Кеи  размахивал  топором,
подаренным Фицдуэйном, с такой непринужденностью, словно это была клюшка для
гольфа, привычная для многих представителей деловой элиты.  Кеи  никогда  не
любил бумажную работу, детали наскучивали и утомляли его, однако его интерес
к боевым искусствам почти никогда не затухал. Кеи с удивительной для  своего
возраста  непосредственностью  воображал  себя  средневековым  самураем,   и
двадцатый век был для него лишь досадным недоразумением.
   - Кеи, - сказал Фумио. - Мне хотелось бы, чтобы  ты  вышел  в  коридор  и
сказал, что ты там видишь.
   - Я занят, - отозвался старший  брат  и  снова  взмахнул  топором.  Топор
очертил над его головой сверкающую окружность и вдруг резко  опустился  вниз
по косой дуге.
   - Я пытаюсь овладеть особенностями этого оружия. Оно гораздо хитрее,  чем
кажется на первый взгляд. Из-за значительной инерции с  ним  бывает  нелегко
справиться. Если промахнуться с ударом, то  масса  лезвия  потянет  тебя  за
собой, и ты будешь открыт для ответного удара. Но я уверен,  что  существует
особая техника, которая может компенсировать  этот  недостаток;  Надеюсь,  я
сумею сам догадаться, в чем тут секрет.
   Без видимых усилий  он  снова  взмахнул  топором,  а  Фумио  одновременно
почувствовал раздражение и прилив теплых чувств к своему старшему брату. Кеи
мог запросто свести с ума своим упрямством, но его одержимость  и  энтузиазм
были заразительны.
   -  Это  касается  гайдзина  Фицдуэйна,  -  сказал  Фумио  с   бесконечным
терпением. - Я провожу небольшой эксперимент,  и  мне  кажется,  тебе  будет
любопытно взглянуть.
   Кеи фыркнул, но опустил топор.
   - Куда нужно идти? - проворчал он.
   - Открой дверь, посмотри налево и скажи, что ты видишь в коридоре.
   - Шуточки шутишь, - пренебрежительно сказал Кеи, но  все-таки  подошел  к
дверям и выглянул. В следующий миг  он  спрятался  обратно,  лицо  его  было
бледно.
   - Это гайдзин! - сказал он громким шепотом. - Ирландец! Я видел его -  он
стоит в конце коридора спиной к окну. Что он здесь  делает?  Как  он  прошел
мимо постов безопасности? Что он замышляет?
   - Понятия не имею, - ответил Фумио спокойно.  -  А  ты  уверен,  что  это
действительно Фицдуэйн-сан?
   - Конечно, уверен! - быстро воскликнул Кеи и только потом заметил  хитрое
выражение на лице брата.