были  уверены,
что происшедшее между ними было только к добру.
   В конце концов, очень неохотно, они заговорили о де Гювэне. Фицдуэйн  сел
на постели прямо и рассказывал, глядя в огонь, а Кэтлин лежала рядом,  обняв
его за бедра и поглаживая его рукой. Он  рассказал  о  том,  как  они  с  де
Гювэном встретились и познакомились, как вместе  упражнялись  в  фехтовании,
рассказал о семье своего друга и о том, как славно они  проводили  время.  В
конце концов, он рассказал о том, какой страшной смертью погиб  Кристиан  де
Гювэн. Это было настолько жуткое повествование, что Кэтлин хотела остановить
его, но потом ей показалось, что Фицдуэйну необходимо выговориться, услышать
страшное известие  облеченным  в  слова,  чтобы  потом  легче  было  принять
страшную правду.
   - В общем-то, в протоколе французской полиции и в их снимках отражены все
важные  моменты,  -  мрачно  закончил  Фицдуэйн.  -  Единственное,  что  они
пропустили, это способ, которым он был убит. По иронии судьбы  Кристиан  мог
бы это объяснить. Мы оба изучали рубящее оружие и связанные с ним традиции и
часто спорили, сравнивая эффективность западного оружия  и  японских  мечей.
Японские катана многими считаются высшим достижением искусства  оружейников.
Чтобы достичь этого, пришлось существенно увеличить их длину.
   В средние века в Японии меч должен был с  одного  удара  рассекать  самые
толстые металлические и кожаные доспехи, которые надевали на себя  воины,  и
наносить смертельную рану. Для этого, конечно, требовался клинок, обладающий
выдающимися  качествами.  Именно  поэтому  самурайские  мечи  были   штучным
товаром,  которые  отдельные  умельцы  подолгу  ковали  вручную.   Испытание
готового клинка тоже было немаловажным делом. Меч, который успешно  проходил
испытания,  надписывался  именем  того,  кто  его  испытывал,   золотом   на
деревянной накаго  -  рукоятке.  Мечи,  которые  не  выдерживали  испытания,
пускали в переплавку, на наконечники для копий, которые были оружием низшего
сословия.
   Иногда для испытаний использовали свернутые  рулоном  толстые  соломенные
маты, однако человеческое тело было гораздо предпочтительнее, и  одно  время
это была обычная практика. Часто самураи, которые испытывали мечи,  получали
разрешение Сегуна, чтобы казнить приговоренных преступников. Таким  образом,
испытание на живых людях превратилось в официальную церемонию.  Приглашались
свидетели, заказывалась специальная одежда, использовались разные  удары,  и
даже выписывалось специальное свидетельство. Клинок, который испытывался  во
время таких ?показательных выступлений?,  снабжался  специальной  рукояткой,
сделанной из двух кусков твердого дерева, стянутых металлическими  кольцами.
Подобная  конструкция  рукоятки  позволяла  нанести  испытательный  удар   с
максимальной силой.
   Довольно часты были случаи, когда после  нескольких  первых  ударов  тело
разваливалось на куски, которые приходилось складывать вместе снова и снова,
до тех пор пока от тела не оставались просто куски мяса величиной с ладонь.
   Именно в таком виде и нашли  Кристиана.  Мерзавцы,  должно  быть,  хотели
запугать меня, так как не постеснялись оставить на месте  преступления  свою
визитную карточку:
   "Яибо? - ?Лезвие меча?...
   Фицдуэйн опустил голову. Ярость, отвращение, тошнота и  печаль  одолевали
его. Действие и ответное действие - этот проклятый мир,  имя  которому  было
терроризм, не имел конца.
   Но сдерживать его было можно  и  должно.  Отдельную  группу  экстремистов
нетрудно  было  выследить  и  уничтожить.  Правда,  на  ее  месте  неизбежно
возникала другая, но это была бы уже битва завтрашнего дня.
   Фицдуэйн сосредоточился  на  том,  что  ему  необходимо  было  сделать  в
ближайшее время. Потом посмотрел на Кэтлин.
   - Что касается нас...
   Кэтлин ответила ему твердым и прямым взглядом. Лицо ее  раскраснелось,  а
глаза сияли.
   - Не надо о будущем, Хьюго, - сказала она  со  спокойной  настойчивостью.
Потом она улыбнулась, и Фицдуэйн почувствовал у себя на пояснице ее  горячие
и сухие губы.
   - Это касается нас... сейчас. Люби меня, Хьюго.
   От  ее  прикосновения  Фицдуэйн  снова  почувствовал  в   паху   растущее
напряжение. Кэтлин посмотрела на него снизу вверх.
   - Нет, пожалуй, теперь моя очередь любить тебя...
   И она приникла к нему.

Глава 14

Ирландия, остров Фицдуэйн, 5 июня

   Йошокава и Паук уехали  на  следующее  утро,  расстроенные  известиями  о
смерти де Гювэна.  Чифуни  задержалась  еще  на  неделю,  чтобы  познакомить
Фицдуэйна с делами, которые она привезла с собой, и подготовить его к  тому,
что касалось подробностей.
   В первые два дня Фицдуэйн был напряжен и с  трудом  мог  сосредоточиться,
однако сумел переломить свое настроение и взять себя в руки.
   Разумеется,  он  не  забыл  о  смерти  своего  друга,  однако  на   людях
предпочитал не говорить об этом, отдавая предпочтение воспоминаниям о днях и
часах, проведенных вместе с де Гювэном.
   Ему казалось, что Кристиану это было бы больше по душе.
   Печаль, разумеется, время от времени накатывала на него вопреки всем  его
усилиям, однако Фицдуэйну большей частью удавалось скрыть это.  Одновременно
он продолжал планировать предстоящее возмездие.
   Закончив подготовительную работу, Фицдуэйн и  Чифуни  вылетели  в  Дублин
на ?Айлендере?, а затем перебрались  в  Лондон  на  самолете  компании  ?Эйр
Лингус?. В лондонском аэропорту ?Хитроу? они пересели на самолет  до  Токио.
Полет через Хельсинки и Санкт-Петербург должен был  занять  больше  двадцати
часов.
   Фицдуэйн обычно летал вторым классом, однако на этот раз  он  решил,  что
ему понадобится немного больший простор, чтобы можно было хотя  бы  вытянуть
ноги, и заказал первый  класс.  Теперь  в  их  с  Чифуни  распоряжении  было
не-большое уединенное  купе.  Обслуживание  было  неназойливым  и  приятным:
принесли шампанское и оставили их в покое.
   Летать Фицдуэйн не любил  -  слишком  часто  он  оказывался  в  различных
самолетах, которые  шли  на  вынужденную  посадку,  -  однако  если  уж  ему
приходилось летать, то он предпочитал  делать  это  наиболее  цивилизованным
образом.
   - Чифуни, - сказал Фицдуэйн, но японка подняла палец и остановила его.
   - Должно быть, Ирландия, даже в большей степени,  чем  Америка,  является
страной, где даже в формальном общении с легкостью  употребляются  имена,  -
сказала она. - Япония - совсем другое дело.  Соблюдение  всех  формальностей
имеет гораздо большее значение. Я бы сказала, что они совершенно необходимы.
   - И вы согласны  с  этой  традицией,  Танабу-сан?  -  с  улыбкой  спросил
Фицдуэйн. Вопрос был, вне всякого сомнения, провокационным, но его одолевало
любопытство. Чифуни неизменно уступала остальным японским гостям, всякий раз
соглашаясь с их мнением, и они воспринимали такое поведение как  нормальное,
продолжая тем не менее, относиться к молодой женщине с должным уважением.
   Чифуни ответила ему улыбкой. Она была миниатюрной, хрупкой, элегантной  и
очень  красивой,  однако  ее  красота  имела  мало  общего  со  стандартами,
принятыми в западном мире. По сравнению с  Итен,  которая  была  длинноногой
блондинкой, и даже по сравнению с  темноволосой  чувственной  Кэтлин  Чифуни
выглядела созданием почти эфирным. И все же,  если  посмотреть  на  нее  без
предубеждения, нельзя  было  не  заметить  ее  тонкого  очарования,  каковое
казалось почти совершенным. В Чифуни чувствовалась внутренняя сила,  которая
лишь выгодно оттеняла ее внешние данные. Между тем, несмотря на то,  что  со
дня их первой встречи прошла целая неделя, Фицдуэйн почти ничего  о  ней  не
знал.
   - На территории, величиной примерно со штат Монтана, живет сто  девяносто
миллионов японцев, - сказала Чифуни. - Некоторые формальности  и  соблюдение
традиций, таким образом, необходимы, чтобы все  эти  люди  смогли  выжить  в
такой тесноте. Этому же служат татемаи и хонни.
   - Татемаи? - повторил Фицдуэйн. - Я не совсем понимаю.
   - Ну, если говорить в общем, -  пояснила  Чифуни,  -  то  татемаи  -  это
общественный фасад, официальная позиция общества.  Хонни,  что  в  дословном
переводе  означает  ?честный  голос?,  -  это  реальность,  которую   каждый
отдельный  японец  предпочитает  держать  в  секрете.  Татемаи  и  хонни  не
существуют одно без другого и действуют только вместе. Слишком  много  хонни
могло бы породить обман и нарушить гармонию сообщества людей. Татемаи, таким
образом, - это вежливая ложь, которая помогает сглаживать неприятности.
   В  Японии,  если  правда  неприятна  или  может  повлечь   разрушительные
последствия, вы непременно столкнетесь с татемаи. На Западе  многие  считают
это проявлением коварства и двуличия, но на самом деле все гораздо  сложнее.
Tare-май - общественный  договор,  важность  которого  сознают  все  японцы.
Только гайдзины испытывают с этим определенные трудности.
   Произнеся  последнюю  фразу,  Чифуни  озорно  улыбнулась.  У   нее   были
безупречные белые зубы, а в глазах плясали золотые искры.
   - Гайдзин? - переспросил Фицдуэйн. - Иностранец?
   - Это может быть одним из значений, однако подлинный  смысл  этого  слова
гораздо сильнее и шире. Важно, в каком контексте оно употребляется.  Гайдзин
может означать ?чужой?, ?посторонний?, ?варвар?, ?инородец?.
   - То есть если ты гайдзин, то дальше порога тебя  не  пустят?  -  уточнил
Фицдуэйн.
   Чифуни кивнула и отпила немного шампанского.
   - Но вы можете оказаться и весьма желанным  гостем,  -  негромко  сказала
она.
   Фицдуэйн удивленно поднял брови.
   - Мы, японцы, считаем себя особенными людьми, - сказала молодая  женщина.
- Не  обязательно  высшими,  просто  другими,  более  одинаковыми,  с  более
высокими жизненными ценностями и более совершенным общественным устройством.
Некоторые японцы - впрочем, их довольно  много  -  считают,  что  одни  лишь
японцы человечны и разумны на самом деле. О  гайдзине  они  могут  думать  с
добротой, даже с любовью, однако всего лишь как о невиданной диковине или  о
домашнем зверьке, вроде комнатной собачки.
   Фицдуэйн чуть не подавился шампанским.
   - В моей части света за такое сравнение можно получить по морде, - сказал
он грубовато. - В Техасе вас могли бы пристрелить, причем я  не  сомневаюсь,
что, знай судья подробности, это сошло бы убийцам с рук.
   Чифуни рассмеялась.
   -  Я  вовсе  не  хотела  вас  оскорбить.  Просто  я  пыталась  объяснить:
восприятие иностранцев большинством японцев объясняется тем, что  они...  мы
совсем другие и непохожи на вас. Вы не являетесь  настоящими  людьми  в  том
смысле, в каком являются, например, соседи по дому. Другая внешность, другой
язык, другие обычаи, разное поведение, отличные мотивы и побуждения. Все это
вместе  взятое  создает  барьер,  преодолеть  который  очень  трудно.  Почти
невозможно в абсолютном смысле. Гайдзин может  жить  в  Японии,  может  даже
жениться на японке, но все равно остаться гайдзином.
   Фицдуэйн улыбнулся.
   - Мой род существует в Ирландии вот уже семьсот лет, но  нас  не  считают
коренными ирландцами. Мы - англо-ирландцы, совсем другой, пришлый народ.
   Чифуни понимающе кивнула.
   - В нашем случае может быть полезен взгляд  на  историю.  Японский  народ
живет на тысяче островов, отделенных от материка и от всего остального мира.
Конечно, мы не были полностью закрыты от внешнего влияния,  в  частности  от
китайского, однако с начала семнадцатого столетия и до конца  девятнадцатого
наши правители придерживались  политики  изоляции.  В  то  время  как  Запад
обращался вовне, открывал Америку и основывал новые колонии по всему земному
шару,  Япония  обращалась  вовнутрь,   сосредоточившись   исключительно   на
собственном внутреннем развитии. За исключением нескольких случаев,  которые
легко пересчитать  по  пальцам,  контакты  с  иноземцами  были  запрещены  и
карались смертью. - Чифуни снова улыбнулась. - И воспоминание о тех временах
до сих пор сохраняется в памяти народа.
   - Но ведь везде полным-полно японских товаров, - возразил Фицдуэйн. -  Уж
сейчас-то, наверное, многое изменилось.
   - Многое изменилось, - согласилась  Чифуни.  -  И  многое,  к  сожалению,
изменилось слишком быстро, однако впереди лежит еще долгий путь, который нам
предстоит пройти, особенно в области сознания. Об интернационализации сейчас
много говорят, но истинное понимание необходимости этого еще не наступило. И
в этом нет ничего удивительного. Всего  лишь  сто  двадцать  лет  назад  моя
страна была закрытым средневековым государством. Меньше пятидесяти лет назад
Япония лежала в руинах и страдала от голода. Все внимание было сосредоточено
на одном - восстановлении. США направляли нашу внешнюю  политику.  Только  в
последние десять с небольшим лет мы начали  самостоятельно  оглядываться  по
сторонам,  держась  по-прежнему  особняком  от  всего  мира  из-за   своего,
географического положения, из-за языковых и  культурных  различий.  Особенно
сложен языковой барьер, так как  для  владения  японским  языком  необходимы
глубокие знания традиций и обычаев.
   - Насколько мне известно, во всех японских школах изучают  английский,  -
заметил Фицдуэйн. Чифуни деликатно засмеялась.
   - Мы очень гордимся своей образовательной системой, - сказала  она.  -  И
похоже,   что   она   действительно   неплоха,   когда   речь   заходит    о
квалифицированных рабочих для нашей  промышленности.  Однако  на  деле  наше
преподавание английского - это не больше чем фикция. Проблема заключается  в
том, что большинства наших учителей не умеет говорить на нем правильно,  так
что в данном случае ситуация  напоминает  ту,  когда  слепой  вызвался  быть
поводырем слепых. Гайдзины называют нашу версию английского ?джаплиш?. И это
довольно-серьезная проблема.
   - Поменяйте или переучите своих учителей, - предложил Фицдуэйн.
   - Но это будет означать признание трудностей  и  выльется  в  грандиозную
потерю престижа для тех,  кого  это  непосредственно  касается,  -  покачала
головой Чифуни.  -  Этот  будет  немилосердно  и  поколеблет  сложившуюся  в
обществе  гармонию.  Это  будет  не  по-японски.  Вместо  этого   продолжает
существовать и  процветать  татемаи,  согласно  которому  наше  преподавание
английского настолько хорошо организовано, насколько  это  только  возможно.
Хонни же заключается в том, что все те, кому действительно необходимо  знать
английский, прибегают к дополнительному обучению. Между прочим, этот  вопрос
обсуждается, и в конце концов  положение  изменится,  но  без  общественного
потрясения, которое могли: бы вызвал, решительные меры.
   - Судя по всему, японцы избрали  самый  медленный  способ  продвижения  к
цели, - вздохнул Фицдуэйн. -  И  все  же  у  меня  сохраняется  впечатление,
которое я почерпнул из новостей, слышанных по радио и из газет,  что  японцы
умеют поворачиваться исключительно быстро, когда они этого захотят.
   - Время необходимо для того, чтобы подготовить почву, - сказала Чифуни. -
Мы прилагаем немалые усилия, чтобы прийти к единству  мнений.  После  этого,
когда каждый соглашается с необходимостью или как минимум договаривается  об
условиях, на которых он обязуется сделать то-то и то-то, мы беремся за  дело
всем миром, и тогда действительно все получается очень  быстро,  так  как  в
этом случае нет ни оппозиции, ни скрытого сопротивления переменам. Мы всегда
работаем сообща. На Западе же необходимые решения всегда навязываются кем-то
вопреки воле других, так что порой ожесточенная борьба не прекращается  даже
тогда, когда процесс идет полным ходом.
   Она улыбнулась.
   - Так какой из способов лучший, Фицдуэйн-сан?
   Появился стюард, который принес еще шампанского. Пока он наполнял бокалы,
Фицдуэйн подумал о том, что его  собственные  семейные  традиции  отнюдь  не
всегда основывались на единстве мнений. Фицдуэйны правили своей  вотчиной  и
своими поместьями, не заботясь о соблюдении демократических принципов. И все
же у  них  не  переводились  вассалы-последователи,  что  означало  все-таки
наличие некой договоренности. А заодно -  сильных,  волевых  людей,  которые
возглавляли род. В конечном итоге,  если  отбросить  в  сторону  языковые  и
культурные различия типа поклонов и прочего, так ли уж  по-другому  обстояло
дело в Японии?
   Чифуни взглянула на него поверх своего бокала.
   - Мы говорили с вами о различиях, Фицдуэйн-сан, - сказала она. - Но  есть
вещи, которые нас объединяют. Японское мышление не логично, оно  интуитивно,
чувствам и ощущениям мы придаем больше значения, чем фактам. Отношения между
людьми, основывающиеся на шиньо - доверии, являются  для  нас  основными.  Я
уверена, что это у нас - общее.

***

Напитки, еда и видеофильмы сменяли друг друга с завидной регулярностью.
   Реактивный лайнер  пролетел  над  Копенгагеном  и  Петербургом  и  теперь
пересекал Сибирь на высоте 350 тысяч  футов.  Шторки  на  иллюминаторе  были
закрыты, и большинство пассажиров, в том числе и  Чифуни,  мирно  спали.  Ее
дыхание было глубоким и ровным. Стюард  принес  одеяла,  и  Фицдуэйн  накрыл
одним из них свою спящую попутчицу. У нее были длинные ресницы и безупречная
кожа. Волосы она распустила, и они красивыми волнами обрамляли  се  округлое
лицо.
   Фицдуэйн откинул назад кресло и закрыл глаза.  Рана  в  груди  совершенно
зажила, а нога почти полностью пришла  в  норму.  Бесконечные  упражнения  и
тренировки принесли свои плоды: Фицдуэйн был в лучшей форме, чем  когда-либо
за последние несколько лет. В том, что он задумал, ему  могли  потребоваться
все его силы и возможности. Фицдуэйну придется полагаться на людей,  которые
обещали охранять его, однако он чувствовал бы себя гораздо  спокойнее,  если
бы ему позволили иметь при себе что-нибудь огнестрельное. Увы, в этом пункте
Паук оказался непреклонен.
   Предвзятое отношение японцев к огнестрельному оружию, конечно  же,  имело
свою традицию. В период, когда Япония была закрытой  страной,  она  обладала
строгой   кастовой   общественной   структурой,   и   огнестрельное   оружие
противоречило  основополагающим  принципам   ее   устройства.   Ружьем   мог
воспользоваться каждый, вне зависимости от своего общественного положения.
   Естественно, что с этим нельзя было смириться. Несмотря на то, что уже  в
пятнадцатом веке в Японии широко использовались ружья,  в  шестнадцатом  они
были почти повсеместно запрещены.  Крестьянам  не  разрешалось  вооружаться.
Одни только самураи - слуги и опора государства - имели право носить оружие,
да и то лишь мечи, луки и копья.
   Кто  сказал,  что  технический  прогресс  нельзя  остановить?  Запрет  на
огнестрельное оружие в Японии существовал в течение трех столетий.
   Фицдуэйн  был   подробно   проинструктирован   в   вопросах,   касавшихся
взаимоотношений внутри треугольника Ходама - Намака -  ?Яибо?.  Может  быть,
японцы действительно  относились  к  иностранцам  подозрительно,  но  только
поначалу. Фицдуэйну же казалось, что стоит им принять и признать тебя, и они
уже не  отступят.  В  свое  полное  распоряжение  он  получил  широчайшее  и
подробнейшее  досье,  касавшееся  всего  дела,  включая  детальное  описание
предпринятых  полицией  шагов.  К  досье  прилагались   фотографии   главных
действующих  лиц,  а  на  острове  ему  даже  показали  кадры  засекреченной
полицейской видеосъемки. В результате у Фицдуэйна появилось ощущение, что он
начинает узнавать своего противника.  Он  даже  начал  обдумывать  несколько
версий, в которых пытался отразить свои взгляды на происходящее.
   Разум его постоянно останавливался на концепции  ?степеней  приближения?.
Основное  ее  положение  гласило,  что  каждый  человек  из  пят  миллиардов
населения земного шара  является  на  самом  деле  сосредоточием  контактов,
связей и знакомств с другими людьми. У каждого мог найтись знакомый, который
знал еще кого-то, а тот, в свою очередь - еще кого-то, и так далее -  вплоть
до президента Соединенных Штатов, премьер-министра Яп