ом большой?
   Фицдуэйн подумал о Бутсе, подумал о том, как здорово было обнимать его, и
внезапно ему захотелось поскорей оказаться дома.
   - Нет, - он с улыбкой покачал головой.  -  Он  еще  не  вырос  из  мягких
игрушек. Ему только три года, и он очень любит обниматься.
   Чифуни молчала, и  Фицдуэйн  остро  почувствовал  все  то,  что  осталось
недосказанным. В ее карих с золотой искрой глазах  блестели  слезы,  а  одна
соленая капелька сползла вниз по щеке.
   - Я помню... - сказала она наконец.
   Мимо них  с  извинениями  протиснулся  только  что  поднявшийся  на  борт
пассажир, и Чифуни еле заметно улыбнулась.
   - Как рука? - спросил Фицдуэйн. Он знал,  что  рана  несерьезная,  но  на
своей шкуре испытал, насколько неприятная штука - ранение.
   - Заживает, - с легкой улыбкой ответила она. - Но пока приходится  беречь
руку.
   Стюардесса напомнила Фицдуэйну,  что  самолет  взлетает  через  несколько
минут, и он спросил:
   - Ты тоже летишь, Чифуни?
   Впрочем, он заранее знал ответ. Чифуни покачала головой.
   - Я хотела увидеться с тобой наедине,  -  сказала  она  сквозь  слезы.  -
Сотрудник ?Кванчо? всегда может подняться на борт отлетающего  самолета.  Но
сейчас мне действительно пора...
   - Иначе тебя заставят  отработать  свой  проезд,  -  заметил  Фицдуэйн  с
вымученной улыбкой. Ощущение потери снова охватило его, но он  понимал,  что
сейчас бессмысленно что-то говорить.
   Он шагнул вперед и развел руки, чтобы обнять Чифуни, но она отступила.
   - Нет, Фицдуэйн-сан, - всхлипнула она, низко поклонилась и исчезла.
   ...А вместо нее  Фицдуэйн  вдруг  увидел  перед  собой  Адачи.  Это  было
немыслимо, невозможно, потому что  Адачи  был  мертв,  но  он  улыбнулся,  и
Фицдуэйн почувствовал, как по его щекам потекли слезы.  Адачи  протянул  ему
руку, и Фицдуэйн ощутил теплое, дружеское пожатие.
   - Друзья зовут меня Аки, - проговорил детектив и тоже исчез.
   Фицдуэйн положил подарок для Бутса на пустующее кресло рядом  с  собой  и
постарался справиться со своими эмоциями. Он подумал о де  Гювэне,  о  Майке
Берджине, об Аки Адачи и других товарищах по оружию, о том, какими они  были
незаменимыми людьми и какой честью для него было сражаться с ними  плечом  к
плечу. Он вспоминал Итен, Чифуни и других женщин, которых он знал и любил.
   Потом он припомнил тех, кто  был  жив,  и  на  память  ему  пришли  слова
Килмары: ?У меня нет ответов, но зато полно дел?.
   Вскоре он уснул, и ему снились замечательные, счастливые  сны.  Проснулся
он  от  того,  что  склонившаяся  над  ним  стюардесса   напомнила   ему   о
необходимости пристегнуть ремень. Самолет заходил на посадку в Лондоне.  Еще
один перелет, и он будет в Дублине. Там он сядет в свой ?Айлендер? и полетит
на запад, домой...

Ирландия, Дублинский аэропорт, 16 июля

   Во время короткого перелета из Лондона в Дублин Фицдуэйн размышлял о цепи
событий, которые завершились в Японии.
   Корни  всего,  что  случилось,  следовало  искать  в   далеком   прошлом,
возвращаясь назад примерно на  семьдесят  лет.  Мировая  политика,  которая,
казалось, не могла иметь к этому никакого  отношения,  на  самом  деле  была
непосредственно связана со всем происшедшим. Действия и  поступки  отдельных
лиц повлекли за собой ужасные, непредвиденные последствия.
   Кто мог представить, что судьба наконец настигнет Ходаму, могущественного
куромаку? Он пережил так много, и лишь для того, чтобы  погибнуть  в  зените
своего могущества и власти, расплачиваясь  за  вполне  заурядное  злодеяние,
совершенное несколько десятилетий назад.
   Если бы отец братьев Намака не был  казнен,  если  бы  они  не  оказались
брошены на произвол судьбы в  голодном,  разрушенном  войной  городе,  разве
стали бы они преступниками? Скорее всего нет. Они благополучно бы  закончили
университет Тодаи и стали бы образцовыми гражданами.
   Что касается Кацуды, то и его подтолкнули  на  преступный  путь  японская
оккупация Кореи, страшная гибель семьи и те притеснения, которые  терпели  в
Японии этнические корейцы. Этим  человеком  двигала  жгучая  ненависть,  но,
учитывая все обстоятельства, и его судьба была понятна.
   Фицдуэйн  не  знал,  какие  огрехи  и  перекосы  воспитания  повлияли  на
Шванберга. Откровенно говоря, ему было наплевать. Вьетнам никого  ничему  не
научил  и  ни  в  чем  не  изменил  существующее  положение  вещей.  Слишком
стремительно разворачивался  военный  сюжет,  и  слишком  много  откровенных
посредственностей в неразберихе и суете оказались на руководящих должностях.
Сознавая недолговечность своего взлета, они злоупотребляли своей  властью  и
положением. В этой войне сражались много храбрых мужчин и женщин, и  все  же
это была не лучшая из войн.
   В конечном итоге, все, с  чего  начинались  эти  события,  не  имело  для
Фицдуэйна решающего значения. Он столкнулся с  уже  существующей  ситуацией,
приложил все силы для ее разрешения и был готов принять все  последствия.  И
вот теперь все закончилось.
   Когда самолет приземлился в  Дублине,  Фицдуэйну  на  первых  порах  даже
показалось, что он перепутал рейсы  и  прилетел  не  по  назначению.  Стояла
отличная погода, небо было синим,  дул  легкий  ветерок,  а  воздух  казался
божественно теплым.  Впечатление  было  таким,  будто  он  оказался  на  юге
Франции. Фицдуэйн ожидал даже, что вот-вот увидит красное пламя  буганвиллы,
вдохнет аромат гибискуса и олеандра и что  его  окружит  толпа  загорелых  и
беспечных людей.
   Но он был разочарован. Служащие, встречающие  и  отлетающие  пассажиры  в
Дублинском аэропорту были бледными от хронического  недостатка  солнца,  но,
как всегда, приветливыми. Фицдуэйн подумал даже,  что  ирландцы,  откровенно
говоря, странный народ. Похоже, они очень любили свой дождь, свои  туманы  и
свой ветреный край.
   Он улыбнулся. Хорошая погода была недолговечна,  совсем  как  мираж,  как
иллюзия, зато Кэтлин и Бутс, бегущие ему навстречу, были настоящими.
   Он подхватил сына на бегу, крепко обнял его и  несколько  раз  поцеловал.
Скоро и Кэтлин оказалась в его  объятиях,  и  Фицдуэйн,  чувствуя,  как  она
прижимается к нему, вдруг подумал, что возвращается к  нормальной  жизни,  к
надежным и вечным ценностям, на которые можно опираться и с  которыми  можно
строить свою будущую жизнь.
   Бутс, переполненный радостью и нетерпением, скакал вокруг них, и Фицдуэйн
немедленно вручил ему подарок Чифуни. Маленькое личико Бутса просияло, когда
он увидел большую мягкую куклу. По выражению в глазах сына Хьюго понял,  что
это - любовь с первого взгляда.
   - Это сумо, Бутс, - сказал он. - Японский борец сумо.
   - Зумо! Зумо! Зумо!!! - закричал Бутс и стал носиться кругами, то обнимая
своего нового друга, то подбрасывая его высоко вверх.
   Кэтлин, оставшись с Фицдуэйном наедине, обняла его за шею и,  откинувшись
назад, посмотрела на него снизу вверх. Она уже  успела  позабыть,  какой  он
высокий и большой. Хьюго выглядел бледным, усталым, и он был  рад  вернуться
домой. Вместе с тем он казался ей каким-то особенно величественным, и Кэтлин
с гордостью подумала, что ее любимый выглядит именно так,  как  и  должен  -
настоящим воином, воином, который вернулся с победой.
   - Ну что, мой любимый? - лукаво спросила она. - Как там,  в  Японии?  Как
тебе понравились сакуры и гейши?
   Перед глазами Фицдуэйна стремительной чередой пронеслись тысячи  образов,
пронеслись так быстро, что он не успел их осмыслить. Вскоре они  исчезли,  и
он почувствовал рядом с собой живое, настоящее тепло Кэтлин.
   Фицдуэйн засмеялся.
   - Там был очень дождливо, - сказал он. - Дьявольски дождливо и  пасмурно.
Я чувствовал себя почти как дома.