, даже  вставала,  а  потом
опять слегла. В сознании, только очень слабенькая, бедняжка. Ходила  за  ней
наша сестра Олимпиада, но проспала, нерадивица, утром, Инга  из  больницы  и
сбеги... А вы, не оскорбитесь, кто будете?
   - Варвара Васильевна Громова.
   - Тетушка Катерины? - В глазах монашенки мелькнула тень.
   - Да! - с вызовом ответила Варвара Васильевна. - Что,  наслышаны  уже  от
Катьки, какая воинствующая безбожница ее тетка?
   - Бог вам судья, - пожала плечами монашенка. - Всякому свой путь.  Кто  я
такая, чтоб вас осуждать, тоже ведь не у подножия алтаря родилась!
   Это понравилось Варваре Васильевне.
   - А ваше имя как?
   - Матушка Феврония.
   Час от часу не легче! Язык не повернется называть матушкой особу, которая
по возрасту ей в дочки годится, да и не выговоришь спроста имя-то!
   - Я из Выксунской обители, - поспешила та объяснить свое появление. - Уже
второй раз нынче наведываюсь, да все никак не застану Алену  дома.  Приехала
очень рано, походила тут, потом отправилась к владыке на прием. Слух прошел,
нашлись деньги на реставрацию нашего Троицкого храма; увы, только слух.
   - Конечно, - едко сказала Варвара Васильевна, - людям зарплаты не платят,
пенсии, а вы хотите... Матушка Феврония терпеливо кивнула:
   - Да, правда,  правда,  тяжкие  времена.  Однако  же  нашлись  деньги  на
памятник этому сквернику,  бомбоделателю  окаянному.  Слыхали,  возле  самой
телестудии поставили, где Средней рынок? Бога не боятся... Но  я  о  другом.
Уже пора возвращаться, а хозяйки по-прежнему нет. У меня же до  нее  крайняя
надобность.
   - Это какая же? -  недобро  прищурилась  Варвара  Васильевна.  -  В  ваши
богослужебные дела сманивать? Нет, не  поедет  к  вам  Алена,  она  накрепко
раздумала!
   Сейчас она больше всего боялась, чтобы невзначай не появилась Алена и  не
опровергла ее. Мало ли что могло случиться за день! Ударит моча в голову - и
поминай как звали. Юра будет переживать... она опять одна останется!
   Матушка Феврония поджала губы, но тотчас на  лице  ее  появилось  чуточку
насмешливое, терпеливое выражение:
   - Все мы в руце Божией.
   Интересно, заметила она, как передернулась Варвара Васильевна?
   - Однако мне пора. Но что же делать? Может быть вы передадите  Алене  вот
это?
   Она достала из кожаного красивого портфеля, который сделал бы честь любой
деловой даме, газетный сверток и протянула Варваре  Васильевне.  Та  приняла
сверток, но  газетка  развернулась,  и  в  руках  у  нее  оказалась  плоская
картонная коробочка.
   - Это что? Это для чего?
   - Видеокассета, - пояснила матушка Феврония, с любопытством поглядывая на
старую женщину.
   Варвара Васильевна насупилась. Ну конечно! Такие коробочки теперь чуть не
в каждом киоске продаются. Но ей-то они без надобности, вот и не знает,  что
это. Однако, выходит, в монастыре смотрят фильмы по  этому,  как  его...  по
"видаку"?!
   - Да, у нас есть видеомагнитофон, -  кивнула  в  ответ  на  невысказанный
вопрос матушка Феврония. - Проповеди святейшего и патриархов, видеоэкскурсии
по монастырям и святым местам, по музеям - а как же без этого?
   - Что же здесь? Проповедь  или  экскурсия?  -  сурово  вопросила  Варвара
Васильевна. Матушка Феврония оценила юмор, но не издевку  .  Хорошая  у  нее
была улыбка.
   - Эту кассету просила передать Инга. Говорила, очень важное что-то.
   Очень срочное. Порывалась сама ехать, но в ее состоянии нельзя. Я  насилу
уговорила девочку остаться в больнице. Она твердила, что из-за этой  кассеты
ее чуть не убили, а потом у нее вроде как бред начался.
   Бред?!
   Варвара  Васильевна  презрительно  прищурилась.  Сегодня  утром  до   нее
долетели обрывки разговоров между Аленой и Юрием...  Эта  матушка  Феврония,
судя по всему, вообще не имеет представления о том, что случилось  с  Ингой.
Девочку вытащили из какого-то подвала, а она  -  бред!  Что  б  она  завела,
интересно,  если  бы  Варвара  Васильевна  рассказала  ей  о  своих   ночных
приключениях? "Изыди, сатана!" - не иначе закричала бы.
   Она огляделась. На старенькой "Чайке" стоит лакированный  черный  ящик  -
вроде бы именно так выглядят эти самые "видаки". Варвара Васильевна видела в
дороженном магазине "Электроника".
   - Включать умеете? - решительно кивнула на телевизор.
   - Что? - не поняла монашенка.
   - Кассету надо поглядеть, включить технику сумеете?
   - Но ведь это кассета Инги, -  занервничала  матушка  Феврония.  -  Разве
можно? Лучше Алену подождать...
   - А Инга сказала - дело срочное, так? Срочное и опасное!  Вдруг  Алену  о
чем-то предупредить надо? - Варвара Васильевна  решительно  сунула  вилку  в
розетку. - Инга - девка серьезная, зря пугать бы не стала.
   Никогда Варвара Васильевна не считала свою младшую племянницу  серьезной!
Свиристелка, каких мало! Но сейчас все средства были хороши.
   Матушка Феврония поджала губы, однако спорить больше не стала: нажала  на
какие-то кнопочки, достала кассету из футляра и сунула в приоткрывшийся  рот
"видака".
   Варвара Васильевна оглянулась. Сейчас ей  меньше  всего  хотелось,  чтобы
вдруг появилась Алена. Почему-то, сама не зная почему, она  чувствовала:  ей
нужно  посмотреть  эту  кассету!  Тут  скрыта  какая-то  важная   тайна.   И
любопытство здесь совершенно ни при чем! Ну, почти ни при чем.
   Телевизор нагрелся. По экрану побежала какая-то  рябь,  потом  полосы.  А
потом...
   Когда экран снова  погас,  Варвара  Васильевна  с  ужасом  оглянулась  на
монашенку. Та стояла зажмурясь, быстро-быстро  крестилась  правой  рукой,  а
левой стискивала руку Варвары Васильевны. Они и не заметили,  как  вцепились
друг в друга.
   - Господи... - прошептала матушка Феврония.
   - Господи... - как эхо, отозвалась Варвара Васильевна и встала так, чтобы
краешек крестного знамения задел и ее. Ладно, уж лучше божественного дурману
хватить, чем такого дьяволобесия, какое  только  что  разворачивалось  перед
глазами!
   - Господи... - опять выдохнула матушка Феврония. - Так вот он какой!
   Дьявол, настоящий дьявол! Никогда он мне  не  нравился,  врет  на  каждом
шагу. Вот  на  днях  по  телевизору  выступал,  хвалился:  мол,  в  губернии
монастыри и храмы восстановлены моим попечением. Да где ж  тут  его  забота,
это ж по  всей  России  восстанавливать  их  стали!  Он-то  при  чем  здесь,
нехристь? Сатана, дьявол во плоти, искусивший малых сих! Грешник, прелюбодей
поганый!
   Прижала ладонью дрожащие губы - небось побоялась  ляпнуть  что-нибудь  уж
вовсе мирское.
   - Да уж, брехать он умеет - поганый  пес  позавидует,  -  кинула  Варвара
Васильевна. - Я тоже его просто видеть не могу, у него ж печать на лбу: лжец
и вор. Как говорится, на морде написано. А находятся дураки,  которые  верят
ему.
   Тоже включила как-то телевизор: разговор в прямом эфире. Звонит  какая-то
старая дура и начинает причитать: ох, да  почему  вы  не  открыли  в  городе
крематорий, да как же нам без крематория,  вы  ж  нам  обещали...  Нет  чтоб
спросить: за каким чертом опять во власть рвешься, она ведь у  тебя  была  -
полные руки! Ничего для народа не сделал, не захотел, и опять  не  сделаешь.
Или мало наворовал, еще хочешь? Крематорий! Да он всю  страну  в  крематорий
загонит, ему только дай волю!
   - А вы слышали? - шепнула Феврония побелевшими губами. - Партию  какую-то
завел, майки бесплатные раздает. Портретов своих понавешал:  видели,  может?
Серые такие, огромные, он там с какой-то  теткой  и  пузатым  мужиком.  Тоже
небось вроде него, распутники. Молодые нынче ведь глупые, спаси бог, поверят
ему.
   - То-то и страшно,  -  угрюмо  кивнула  Варвара  Васильевна.  -  То-то  и
опасно... Вот если б всем на свете эту кассету показать,  по  телевизору-то,
небось бы живо эти майки поганые с себя сорвали, да выкинули, да плевать  бы
ему вслед стали! А рассказать кому  -  не  поверят,  чтобы  такое  оказалось
правдой.
   - Да, - вдруг спохватилась  матушка  Феврония.  -  Инга  просила  кое-что
передать Алене на словах. Очень важное!
   - Говори. Я передам.
   - Нет. Инга просила - непременно Алене.  И  еще  говорила:  все,  что  на
пленке, - точь-в-точь как правда. Наяву, говорит, было именно так, даже  еще
хуже. Только я не поняла, что это значит.
   Варвара Васильевна неодобрительно на нее покосилась. "Да где уж тебе!
   Вот оказалась бы я там, рядом с Ингой, я б из  нее  все  повыпытала,  все
досконально повызнала бы!"
   - Ничего, - зловеще сказала  она,  кончиками  пальцев  пытаясь  подцепить
кассету и вытащить, но проклятущий "видак" крепко держал добычу. - Где надо,
там поймут!
   Матушка Феврония нажала на какую-то кнопочку, и кассета выехала  прямо  в
руки Варвары Васильевны.
   - Вы что хотите делать? - спросила монашенка с тревогой.
   - Как это что? - грозно сверкнула глазами Варвара Васильевна. - В милицию
идти!
   - В милицию?! - Матушка Феврония опять взялась класть кресты на себя и на
новую знакомую. - Да как же... да что же...
   И вдруг выпрямилась, отчаянно махнула рукой:
   - Пошли! Нет, поехали! Я ж на машине.
   Через пятнадцать минут "Газель"  с  трафаретом  "Выксунская  православная
женская обитель" свернула в проулок близ Советской  площади,  где  находился
райотдел милиции. Стоявшие на крыльце с любопытством уставились  на  женщин,
которые выскочили из фургончика. Одна была высокая, худая старуха  с  седыми
легкими кудрями и грозным  выражением  лица,  другая  -  монашенка  во  всем
черном, испуганно  прижимавшая  к  груди  газетный  сверток  и  периодически
вскидывавшая  ко  лбу  руку,  как  если  бы  ей   каждую   минуту   хотелось
перекреститься, но она не решалась.
   Еще больше удивились  любопытные,  когда  и  монашенка,  и  старуха  враз
всплеснули руками и кинулись к девушке в рыжем шарфике, которая в эту минуту
вышла из дверей отделения.
   Последовала короткая, но бурная сцена. Даже при желании  невозможно  было
что-то понять, все трое говорили разом, слышались только отдельные выкрики:
   - Кассета... Инга... враг рода человеческого... понести наказание...  наш
гражданский долг... - причем старуха и монашенка тянули девушку к дверям,  а
она изо всех сил оттаскивала их от входа в отделение.
   Когда наблюдатели решили, что дело вот-вот дойдет  до  рукоприкладства  и
придется вмешаться, три женщины вдруг схватились за руки и  дружно  ринулись
вниз  по  ступенькам  к  черной  "Газели",  на   ветровом   стекле   которой
раскачивались многочисленные образки.
 
Тамара Шестакова. Июнь 1999 
 
   Итак, Роман сбежал. Все яснее ясного: он ее бросил.
   Напиться, что ли, с горя?
   Тамара открыла холодильник и достала бутылку "Нижегородской". Бутылка уже
устала ждать, когда ее откроют. Сначала, пока дома был Олег, Тамара ходила к
Роману в мастерскую, да и потом, когда сын уехал, -  тоже.  У  него  все  не
хватало времени забежать, она "забегала"  сама,  когда  женское  одиночество
становилось вовсе уж невыносимым. Как сегодня, например.
   На звонок к общей двери вышел не Роман, а толстый неряшливый дядька.
   Тамара испуганно сказала, что, наверное, тут какая-то  ошибка,  ведь  она
нажимала на кнопку "В. Логунов"...
   - Это я и есть В. Логунов, - сказал дядька. - А вы кто?
   - Я к Роману, - постаралась ответить  она  как  можно  спокойнее.  -  Он,
кажется, у вас мастерскую снимает? Мы договорились насчет картины...
   - Н-да? - хмыкнул дядька. - Ну и вкус у вас! Впрочем, дело хозяйское.
   Только вот беда: нету Ромки. Больше он тут ничего не снимает.
   Тамара растерянно моргнула:
   - Но как же... А картина?
   - Картина, корзина, картонка! - весело  сказал  Логунов.  -  Все  это  он
собрал и перевез на новую квартирку. Да вы что, не знали? Уже  полгода,  как
он квартиру купил, знаете, в этих домах с мансардами, да никак свои  вещички
перевезти от меня не мог. И вот неделю назад свалил наконец отсюда.  Правда,
он велел своим девкам адрес не давать,  но  вы  ж  не  какая-нибудь  из  его
потаскушек, вы дама почтенная, к тому же картину купить хотите, вам я скажу.
   Тамара покрепче взялась за косяк.
   Толстяк что-то говорил  -  она  не  слышала.  Механически  кивала,  потом
достала из сумки блокнот, ручку и протянула  ему.  Он  вытаращил  глаза,  но
написал что-то на свободной странице и вернул блокнот. Тамара опять  кивнула
как заведенная и двинулась вниз по лестнице, с трудом нащупывая ступеньки.
   Сзади щелкнул  замок,  и  силы  мгновенно  оставили  ее.  Прислонилась  к
перилам, незряче глядя вниз. Вдруг вспомнилось, как  шла  по  этой  лестнице
первый раз, думая: "Идеальное место для самоубийства!"
   Ну, еще чего не хватало!
   На улице стало немного легче. Она взяла такси и поехала по новому  адресу
Романа, почти смеясь над собой.
   Чего уж так переживать-то? Да явно же, что он ее всегда  обманывал!  Явно
же, что для него с самого начала это был только голый, откровенный  секс!  А
для нее - что, любовь, что ли?!
   Ну, на этот вопрос она даже себе не ответит.
   Домики с мансардами в уютном закоулке недалеко от площади  Горького  были
красивы, как картинки. Конечно,  для  художника  такую  мастерскую  иметь  -
просто мечта! И деньги  иметь  на  покупку  квартиры  здесь  -  тоже  просто
мечта...
   Что, Роман получил наследство? Ограбил  банк?  Нашел  на  улице  кошелек,
битком набитый стодолларовыми купюрами? Хотя,  чтобы  подступиться  к  этому
дому, кошелек должен быть размером с "дипломат"!
   Она вдруг вспомнила свой кошелек, пропавший из сумочки после  той  жуткой
сцены в полыни. Кошелек был особенный, с разноцветной кожаной  инкрустацией,
ручной работы. Второго такого быть просто не могло. Каково же было изумление
Тамары, когда она увидела его у Инги Васнецовой, девчонки из своей студии.
   - Какой кошелечек красивенький! - ахнула Тамара. - Где купила?
   - Купила?! - вскинула Инга свои роскошные  брови.  -  Да  я  себе  только
прокладки сама покупаю, а все остальное мужики дарят!  Кошель  Мэтр  подарил
недавно, за хорошее поведение. И не пустой, между прочим. С крупной купюрой!
   Тамара почувствовала, что  бледнеет.  Мэтром  в  студии  звали  Романа  -
все-таки он был постарше, поумнее остальных  ребятишек,  сразу  стал  кем-то
вроде старосты в этой разношерстной команде и неплохо управлял ею, когда  на
занятиях вдруг начинались разброд и шатания. Свои отношения Тамара  и  Роман
никогда не афишировали, но, наверное, Инга о чем-то догадалась, иначе с чего
бы  в  ее  светлых  огромных  глазах  вдруг  мелькнуло   выражение   буйного
злорадства?
   Да... вот это был удар! Ну, тому, как кошелек попал в руки Романа, Тамара
тотчас нашла объяснение. Необходимо было найти - вот и  нашла!  Не  хотелось
признать, что спаситель вульгарно стырил кошелек  из  сумочки  спасенной  им
женщины.  В  качестве  платы  за  услуги...  Нет,  конечно,  кошелек  просто
завалился в заросли, пока Тамара отбивалась от насильников.  Потом,  наутро,
когда Роман  вырубал  полынь,  он  нашел  его  и...  Ну  да,  конечно,  ведь
совершенно невозможно было догадаться, кто его тут выронил, в полыни-то!
   Предположим, не догадался. Ну, бывают такие недогадливые  люди!  А  потом
настолько забылся, что подарил его Инге. С крупной купюрой... За что?
   Ответ на этот вопрос мог  быть  только  однозначным.  В  жизни  своей  не
встречала Тамара более распутной девки, чем  Инга  Васнецова.  Про  таких  в
старину говорили: грех из глаз так и брызжет!  Тамара  не  сомневалась,  что
Инга очень скоро переспала со всеми ребятами, почему бы и Роману не  попасть
в их число?! И заплатил он Инге "за услуги" не пустым кошельком...
   Странно, почему ее так ранило это  открытие?  Почему  была  уверена,  что
молодой любовник сохранит ей верность, когда окажется в компании молоденьких
красоток, для которых переспать с парнем было так же просто, как...  "выпить
стакан воды". Это классическое  выражение  в  данном  случае  подходило  как
нельзя кстати. Вот что ужасало Тамару: как, почему воцарилась вдруг в студии
эта  атмосфера?  Чем  дальше,   тем   меньше   интересовали   ребят   основы
журналистики,  искусство  работать  с  камерой  и  всякие   такие   "скучные
премудрости". Актерское мастерство привлекало их,  уроки  танца,  постановка
речи - это да. И все-таки  Тамара  знала:  занятия  -  для  них  лишь  повод
собраться, чтобы вспыхнули меж ними эти  искры  сексуального  притяжения.  А
потом ребята дружно отправлялись к кому-нибудь на квартиру,  чтобы  там  "из
искры возгорелось пламя".
   Как  часто  ходил  с  ними  Роман?  В  том,  что  ходил,  -   Тамара   не
сомневалась...
   Она уверяла  себя,  что  достаточно  умна,  чтобы  не  ревновать  глупого
мальчишку. В конце концов, чего ей от него надо? Только этого самого. И пока
она получает от него все, что хочет...
   Беда в том, что ей хотелось не только постели! Банальная истина -  всякая
сильная  женщина  мечтает  быть  слабой  -  просто  подкосила  Тамару  своей
правдивостью. Она хотела доброты Романа, его сочувствия...  Она  хотела  его
поддержки и помощи, его дружбы, наконец!
   Но свои замыслы и свои тайные мечты он теперь Держал от Тамары  за  семью
засовами: с тех пор как понял, что Тамара сделала для него все,  что  могла,
больше взять у нее нечего.
   Встречи с ней, секс напропалую с другими - это было для него не  главным.
Роман изменился с тех пор, как познакомился с Чужаниным.
   Если быть абсолютно честной, надо признать: Тамара ревновала его к  Глебу
так, как не ревновала ни к  одной  из  молоденьких  шлюх,  возомнивших  себя
будущими телевизионными мастерицами.  Да  нет,  не  в  каком-то  неприличном
смысле, хотя Глеб был человек современный и старался ни в чем  не  отставать
от моды. Она ревновала к силе Глеба, его влиянию, его популярности,  которые
влекли Романа, как свет лампы -  мотылька.  Ревновала  к  деньгам  Глеба,  а
сильнее всего - к его будущему. Что она может предложить Роману  в  будущем,
кроме своего стареющего тела? Душа отпадала в  четвертьфинале,  ничья  душа,
может быть, даже его собственная, ему вообще не была нужна!
   И в этом Роман с Чужаниным были очень похожи.
   Тамаре оставалось только наблюдать, как Чужанин становился  все  более  и
более своим человеком  в  студии,  как  радостно  вспыхивал  Роман  при  его
появлении, какие доверительные, тихие  беседы  вели  они  между  собой...  У
Романа начали появляться свободные деньги, он приоделся в дорогих магазинах,
несколько раз водил Тамару в ресторан "Центра бизнеса", в  другие  такие  же
места, где все нечеловечески дорого, и к нему там относились  как  к  своему
человеку,  завсегдатаю.  Он  что-то  делал  для  Чужанина...  что?  Он  стал
человеком его команды, но какую роль играл в ней?
   - Так, кое-какая рекламка, -  отвечал  Роман  уклончиво,  когда  преграды
Тамариной гордости вдруг рушились и она начинала задавать ненужные, дурацкие
вопросы.
   Именно так ответил он и в тот день, когда Тамара внезапно появилась в его
мастерской и застала там Вадима.
   Раздался какой-то писк, и Тамара вздрогнула, очнувшись от воспоминаний.
   Она  все  еще  стояла  с  водочной  бутылкой  в   руке   перед   открытым
холодильником,  которому  это  наконец  надоело  и  он   начал   раздраженно
сигналить. Умная машина!
   Тамара  уже  забыла  о  том,  что  хотела  напиться:  сунула  обратно   в
холодильник бутылку, закрыла дверцу и  села,  тяжело  опершись  на  кухонный
стол.
   Что-то  словно  бы   засигналило   и   в   голове,   сработало   какое-то
воспоминание... Ах да, о Вадиме. Ведь именно о Вадиме первым делом  подумала
она вчера, когда в "Итогах дня" прошло скандальное сообщение о  трупе  Глеба
Чужанина, найденного вблизи очистных сооружений, а потом Тамара поговорила с
ним - живым и здоровым.
   "В каком-нибудь шоу двойников этот дядька мог бы огрести немалые  лавры",
- насмешливо сказал Глеб. "Вам бы в шоу двойников выступать",  -  восхищенно
сказала Тамара,  в  первый  раз  оглядывая  эти  бегающие  глаза,  брезгливо
оттопыренную нижнюю губу, лоснящуюся кожу... Правда,  в  отличие