ез, продемонстрировал ее Сане  в  своем  автомобиле,  не  всю,  конечно,
какие-то фрагменты, но тот остался доволен и подтвердил, что все в порядке.
   - Значит, те добрые люди на развалинах храма Геракла  предъявляли  к  вам
совершенно справедливые претензии! - усмехнулась девушка. - Значит,  это  вы
подменили кассетку!
   По-хорошему за такие шутки... Но Юрий вдруг поймал себя на том, что не  в
силах на нее рассердиться. Все-таки обижаться на человека, который спас тебе
жизнь, - мелочно.
   - Ей-богу, я в этом деле чист, - сказал он серьезно, сам не зная,  почему
ему так важно, чтобы незнакомка не считала его мелким шулером и щипачем.
   - Ну, посудите сами, разве я полез бы к черту в зубы, сунулся бы  к  этим
ребятам, зная, что товар заведомо не тот?  Они  этот  довод  не  приняли  во
внимание, а вы прикиньте все-таки: стал бы?
   - Да нет, вряд ли, - согласилась девушка. - Тогда остается одно:  кассету
в пути подменили.
   Юрий ничего не сказал, только пренебрежительно присвистнул.
   - А почему это вам кажется таким уж невероятным? Вы что, везли кассету  у
самого сердца? Насколько я понимаю, она была в вашей сумке... которой у вас,
кстати, больше нет.
   Юрий даже зажмурился. Паспорт! Загранпаспорт! Он был в сумке...
   - В чем дело? - Девушка встревоженно взглянула на него. - Что с вами?
   - О, зараза! - выдохнул он. - Все мои документы! Как же я  теперь  отсюда
выберусь?! Ох, придурок, придурок я, так драл оттуда, что обо всем на  свете
забыл! Нет чтобы вернуться, схватить сумку, она же была на  заднем  сиденье,
только руку протяни...
   - Да вы в уме? - рассердилась она. - Какая сумка! Какие документы!
   Скажите спасибо, что живьем ушли!
   - Спасибо, - угрюмо буркнул Юрий.
   - Да не мне - судьбе!
   - Ничего себе! А что теперь делать, интересно знать? Обратного билета эти
"добрые люди", как вы изволили выразиться, мне не дали, сам я его  взять  не
могу, поскольку нет ни паспорта, ни денег... Что же, мне  вплавь  добираться
до России? Вернее, пешком, через пустыню?!
   - Зато у меня есть, - сказала девушка хладнокровно. - И паспорт  есть,  и
деньги. Однако - вот  совпадение!  -  я  документами  своими  тоже  не  могу
воспользоваться. У меня тоже выбор не велик: либо пешком, либо вплавь.
   Предлагаю все-таки второе.
   - Извините, ваш тайный псевдоним случайно не  Ален  Бомбар?  -  с  унылым
подобием ехидства поинтересовался Юрий.
   - Нет, не Ален, а Алена!  -  усмехнулась  девушка.  -  Меня  зовут  Алена
Васнецова. А вас, кстати?
   -  Юрий,  -  буркнул  он.  Никогда  собственное  имя  не  казалось  менее
интересным! - Юрий Никифоров. Будем знакомы.
   - Будем, - согласилась она. - Так вот, Юрий, я предлагаю вам прямо сейчас
взять машину и ехать со мной в Акабу. Это наш единственный шанс выбраться из
Иордании, потому что Акаба - порт, а в порт приходят, как известно, корабли,
и среди них непременно окажется хоть один российский.
   - В нашу гавань заходили корабли, большие корабли из океана, -  проворчал
Юрий.
   - В таверне веселились моряки и пили за здоровье капитана...
   - Вот именно!
   - А вам не кажется, - он запнулся, - вам  не  кажется,  что  это  здорово
похоже на авантюрный роман?
   - Вы против авантюрных романов, что ли?
   - Нет...
   - Ну так в чем дело?
   - Я против мужчин, живущих на содержании женщин.
   - Сочтемся славою, ведь мы свои же люди! - усмехнулась она.  -  Делать-то
что, что делать-то?! Альтернатива, как говорится, есть?
   - Альтернативы, как говорится, нет. Но есть вопрос.
   - Какой?
   - Такой. Почему вы... почему вы мне помогаете? Я же вижу,  у  вас  своего
хватает, зачем вам еще?..
   Она отвернулась, потом, словно решившись, опять взглянула на него  своими
яркими отважными глазами:
   - Понимаете, вся штука в том, что мы с вами - земляки. Я тоже из  Нижнего
Новгорода, вообразите себе! И чтобы первый  же  встреченный  за  три  месяца
русский оказался нижегородцем - это, знаете ли... О, вон  такси!  Интересно,
согласится  он  за  двести  баксов  отвезти  нас  в   Акабу   или   придется
раскошелиться всерьез?
 
Тамара Шестакова. Май 1999 
 
   Телефон позвонил около полуночи, и  Тамара  взяла  трубку,  меньше  всего
ожидая услышать голос золовки: для той всякое время после  десяти  вечера  -
уже глухая ночь. И тем не менее это была Валя.
   - Здравствуй, дорогая, - весело сказала она, как всегда, сильно  окая,  и
Тамара, как всегда, поморщилась: уж очень раздражал ее этот  говорок.  -  Не
разбудила?
   - Нет, что ты!
   - Ну и хорошо. А то я хотела поутрянке  позвонить,  часиков  в  семь,  да
Олежек чуть с ума не сошел: маму, говорит, раньше полдевятого будить опасно.
   Ну а в эту пору мне уже не до звонков.
   - Да нет, не столь уж и опасно, - суховато отозвалась Тамара, пытаясь  не
дать прорваться привычному раздражению, которое  всегда  охватывало  ее  при
упоминании о сыне.
   Хотя, с другой стороны, о чем еще говорить Валентине и зачем еще звонить,
если не сообщить какие-то новости про Олега? Ведь именно ради  этого  Тамара
оставила золовке сотовый телефон, велев  звонить  как  можно  чаще,  а  ведь
раньше они общались раз, ну, два раза в год, причем, переезжая из Приморских
Тетюшей в Нижний Новгород, Тамара умудрилась напрочь забыть, что  в  области
живет  сестра  Валерия.  Она  вообще  забыла  о  ее  существовании!  Женщины
столкнулись буквально нос к носу на главной  улице  Лукоянова,  куда  Тамара
приехала в командировку, и, что характерно, сразу узнали друг друга, хотя до
этого виделись только раз - на свадьбе, больше четырех лет назад.  Валентина
бросилась Тамаре на шею и разрыдалась, ну  а  та  не  могла  заставить  себя
выронить хоть слезинку, даже ради приличия.
   Валентина решила, что невестка приехала именно к ней, и сразу потащила ее
к себе домой, а ведь Тамара была не одна,  а  с  оператором,  осветителем  и
прибыли они туда на машине. Запланированные сюжеты уже были сняты, но она не
хотела оставлять группу даже на полчаса. Ребята сразу  ринутся  в  ближайшую
распивочную, на которую у них уже давно горит глаз,  а  если  Толик  Козлов,
оператор, наклюкается сегодня, то это затянется как минимум еще  на  неделю.
Он же не может вовремя остановиться, пьет, пока пьется, а потом  еще  неделю
отходит и только тогда снова способен работать. Тамаре же послезавтра  ехать
с ним аж в Курмыш, долгоиграющий загул Толика не в ее интересах. К  тому  же
Каменков, главный режиссер, поклялся, что  если  Козлов  еще  раз  рухнет  в
запой, то он добьется его увольнения по 37-й, что  бы  Тамара  Шестакова  ни
канючила о судьбе непризнанного  гения.  Астафьич,  осветитель  и  ассистент
Толика, дважды просить себя выпить не станет, а уж если шофер Сеня решит  на
все махнуть рукой и присоединиться  хотя  бы  ради  глотка  пива,  им  точно
придется ночевать  в  Лукоянове.  Тогда  сюжеты  определенно  не  попадут  в
сегодняшний ночной выпуск новостей, и еще вопрос, покажут ли их завтра, ведь
новый день принесет новые хлопоты и новые события. Нет, Тамара не  хотела  и
не могла упустить ни единого шанса из  тех,  которые  снисходительно  решила
предоставить ей поганка судьба после того, как поступила с ней, а потому она
тотчас решила, что  ни  на  миг  не  выпустит  этих  лабухов  из-под  своего
пристального надзора. Валентина приглашала  всех  к  себе,  всех  вместе,  и
мужики, понятно, были не прочь, однако Тамара непреклонно покачала  головой.
Ей совсем не улыбалось, чтоб все они слышали охи-вздохи овдовевшей Валентины
об умершем супруге, а главное - о погибшем братике Валере, ее воспоминания о
том, каким он был ангелочком, и соболезнования Тамаре...
   Тамара не хотела никаких соболезнований!  Она  вообще  считала,  что  еще
относительно дешево отделалась в  той  ситуации.  Конечно,  "дешево"  -  это
просто так говорится, это фигура речи, на самом-то  деле  она  заплатила  за
свое освобождение из Приморских Тетюшей огромную цену, непомерную. Но Тамара
была сугубой реалисткой и понимала: было бы еще хуже,  если  бы  Валерий  не
сделал того, что сделал, и им пришлось бы еще годы и годы  влачить  какое-то
совместное существование, каждый день смотреть друг на друга, разговаривать,
есть вместе, спать... ну, в смысле  ложиться  в  одну  постель  и  на  людях
изображать супружескую пару. Нет уж, видеть  рядом  с  собой  Валерия  после
всего, что пришлось испытать, - да лучше  умереть,  ей-богу!  С  нее  вполне
хватает присутствия Олега.
   С другой стороны, трезвый и практичный реализм подсказывал, что без Олега
ее жизнь складывалась бы как проще, так и сложнее. Например,  все  эти  годы
она получала пенсию на сына. И  если  в  последнее  время  вполне  могла  бы
обходиться без нее благодаря своим гонорарам и  процентам  по  дивидендам  с
телеканала "Око Волги", то сначала они с Олегом только на эти деньги и жили.
И квартиру удалось  получить  так  быстро  лишь  потому,  что  нижегородский
военком оказался приятелем покойных родителей Валерия и не мог не помочь его
вдове.
   Никто ведь не знал и знать не мог, почему застрелился Валерий, никто даже
не подозревал, что он вообще застрелился! Тот дядька из  Приморской  военной
прокуратуры,  который  приехал  расследовать  обстоятельства   его   смерти,
оказался очень человечным.  Ему  хватило  одного  лишь  взгляда  на  Тамару,
лежавшую в забытьи, чтобы, во-первых,  составить  заключение,  будто  смерть
старшего  лейтенанта  Шестакова  произошла  от  неосторожного  обращения   с
огнестрельным  оружием,  а  во-вторых,  настоять,  чтобы   молодую   женщину
немедленно отправили в Уссурийск, в  нормальную  больницу.  Новый  начальник
заставы был только рад подчиниться,  потому  что  совершенно  не  знал,  что
теперь делать с вдовой своего  бывшего  командира  и  вообще  со  всей  этой
ситуацией.
   Так вот и получилось, что Тамара очнулась в совершенно незнакомом месте и
долго не могла понять, что же с  ней  произошло.  Она  так  страстно  хотела
умереть там, в красном уголке, что почти поверила в свою смерть  и  какое-то
время всерьез воспринимала больничную палату отделения гинекологии как нечто
нереальное, гадала только:  это  уже  ад  или  еще  чистилище?  Рай  отпадал
изначально, в раю такого убожества быть просто не могло. Впрочем, на ад  это
тоже не было похоже, ведь в аду она уже побывала и прекрасно знала,  как  он
выглядит.
   Здесь, в гинекологии, Тамара постепенно вспомнила, что с ней произошло, и
узнала о смерти мужа. Здесь же она ощутила  первые  подозрения,  а  потом  и
убедилась окончательно, что беременна.
   - Это чудо, это просто чудо, что  вы  не  потеряли  ребенка!  -  пламенно
воскликнул молоденький гинеколог, тоже знавший ее историю, но Тамара  успела
уловить издевательский промельк в глазах медсестры.
   Уж  эту  рыжую,  с  лошадиным   лицом   бабищу   нельзя   было   обмануть
сентиментальным "чудом"! Она, конечно,  не  знала  и  знать  не  могла,  что
Валерий Шестаков оказался бесплоден и, когда это выяснилось, превратил в  ад
жизнь свою, своей жены  и  всех  окружающих.  Но  медсестра  умела  считать,
сопоставлять факты и обладала чисто женским умением видеть  изнанку  всякого
события, а потому...  потому  она  поспешила  спрятать  неуместную  усмешку.
Может, все-таки пожалела эту женщину, похожую на призрак? Если только бывают
беременные призраки...
   Вот ведь странно: мужчины все как один, кому только  становился  известен
кошмар, случившийся на заставе Приморские Тетюши, жалели  Тамару.  Наверное,
из-за смерти Валерия. Должно быть, каждый представлял себя на  его  месте  и
начинал мучительно гадать, как бы поступил он, если  бы  узнал,  что...  Ну,
словом, узнал то, что узнал Валерий. А вот женщины, как та рыжая  медсестра,
едва могли скрыть ухмылки. Можно было представить, что говорилось за  спиной
Тамары! Наверное, они считали, будто  она  сама  во  всем  виновата.  И  эта
бесовская проницательность ее  поражала.  Все-таки  не  зря  змий-искуситель
обратился напрямую к Еве, минуя Адама: чуял  родственную  душу!  Так  и  эти
тетки все чуяли...
   Тамара кусала губы, пытаясь не плакать, хотя никто, наверное, не удивился
бы, если бы она рыдала сутки напролет.
   Она боялась, что слезам не верит не только Москва, но и Нижний  Новгород.
Однако здесь все складывалось не так уж и плохо. Сначала она обосновалась  у
отца, потом, когда стало понятно, что не сможет ужиться с мачехой,  занялась
проблемами квартиры. Переезд, устройство на работу помощником  режиссера  на
телевидении,  заочная  учеба  в  университете,   переход   из   помрежей   в
корреспонденты, а потом и в редакторы...  Сын  рос,  у  Тамары  были  с  ним
нормальные,  несколько  прохладные  отношения.  Пожалуй,  именно  отсутствие
слепой материнской любви и помогало держать Олега в  необходимой  строгости.
Мальчишка, к ее изумлению, получился неплохой, быть может, чуточку скрытный,
но это не волновало Тамару до тех пор, пока полгода назад она не  обнаружила
двух его увлечений; одного тайного, другого явного.
   Тайное открылось, когда  Тамара  подшивала  в  его  комнате  оборвавшуюся
занавеску и катушка укатилась у  нее  под  кровать.  Доставая  катушку,  она
наткнулась на коробку из-под  кроссовок,  чем-то  набитую  доверху.  Подняла
крышку  -  и  едва  подавила  в  себе   желание   суеверно   перекреститься,
встретившись взглядом с... Валерием!
   Это была его большая фотография,  сделанная  в  день  окончания  училища,
незадолго до свадьбы.  У  Тамары  на  миг  защемило  сердце,  таким  молодым
красавцем был на этом снимке Валерий. Просто неотразимым! Потом  именно  это
лицо она частенько видела в своих грешных снах - это юное,  свежее  лицо,  а
вовсе не ту обрюзгшую ряшку, в которую оно превратилось уже года через  три.
Не отдавая себе в этом отчета, она высматривала пленившие ее черты  во  всех
молодых лицах, ну а поскольку  на  заставе  перед  ее  глазами  были  только
солдаты, она и смотрела на них так внимательно, так...
   Отогнав воспоминания, Тамара принялась перебирать содержимое коробки.
   Там были погоны Валерия и множество его фотографий, лежали его  солнечные
очки с  одним  выдавленным  стеклом,  кокарда,  еще  какие-то  мелочи  вроде
мундштука и  значка  выпускника  училища,  почему-то  ластик,  комсомольский
билет... Теперь понятно, куда это в одночасье подевалось. Тамара-то  думала,
что нечаянно выбросила всю эту ерунду еще при переезде на новую квартиру, но
не больно огорчалась.
   Однако главное, что ее поразило, - это письма. Написанные почерком  Олега
- сначала неуверенным, детским, потом тем острым, мелким,  колючим,  который
он приобрел в последнее время, - все они начинались словами:
   "Здравствуй, дорогой папочка!" - и были адресованы мертвому  отцу.  Отцу,
как бы не так! Человеку, которого он считал отцом, чью фамилию носил и образ
которого, сложившийся в его сознании по скупым отговоркам Тамары и слезливым
россказням тети Вали, увы, абсолютно не соответствовал действительности.  По
этим письмам, которые Тамара второпях проглядела,  можно  было  понять,  что
Олег не считает отца мертвым. Почему-то он думал, что мать просто сбежала от
мужа, даже не сообщив ему о своей беременности,  и  отец  где-то  живет,  не
подозревая о том, что у  него  есть  сын.  В  каждой  строчке  было  столько
искренности, которой никогда не требовала от сына Тамара, и  столько  любви,
которой она никогда от него не ждала!..
   Тамара сидела, как дура, на  полу  и  роняла  слезы  в  пыльную  коробку,
отдающую тленом. Неизвестно, что сильнее душило  ее:  внезапно  проснувшаяся
ревность или ненависть к  Валерию,  который  вдруг  воскрес  из  мертвых  и,
подобно классическому упырю,  явился  сосать  кровь  из  ее  сердца.  Первым
побуждением  было  выбросить   всю   эту   сентиментальную,   оскорбительную
хренотень, но Олег сразу  понял  бы,  кто  это  сделал.  Объяснить  же  свой
поступок невозможно, не рассказав правды.
   Тамара задвинула коробку под кровать и пошла в ванную умываться.
   Прижимая к щекам ледяные мокрые  ладони,  она  с  презрением  смотрела  в
зеркало на свое зареванное красное лицо. Нашла из-за чего реветь! На студии,
где вообще ничего невозможно сохранить в тайне, чуть не каждый день  узнаешь
какие-то интересные новости про детей того или иного сотрудника: у этого сын
гомик, у того дочка забеременела в шестом классе, кто-то таскает передачки в
СИЗО... А уж дети-наркоманы чуть ли не через одного: если не воруют вещи  из
дома, чтобы покупать  анашу  или  новомодную  "фэнтези",  то  нюхают  всякую
бытовую химию и обижаются, если  их  тоже  называют  наркоманами:  мы,  мол,
токсикоманы, просим не путать! Что по сравнению с  этими  проблемами  значит
любовь нелюбимого (от себя-то можно не  таиться!)  сына  к  ее  ненавистному
мужу, вдобавок покойному?
   Чепуха, на которую не стоит обращать внимания,  тем  паче  что  Олег  сам
держит это в секрете и вслух об отце  практически  не  вспоминает.  Конечно,
раньше, когда был маленький, так и засыпал  Тамару  вопросами,  ну  а  потом
перестал. Создал себе кумира!
   Тамара вдруг  испытала  острое  желание  своротить  идола  с  пьедестала,
использовав в  качестве  рычага  несколько  фактов  из  его  биографии.  Ну,
например, как он однажды ночью выгнал ее голой на мороз за то, что она робко
попросила его сначала помыться, а потом требовать от нее минет. Господи,  да
она в ту пору и слова-то такого не знала и  называла  этот  процесс  просто:
"Сосать эту гадость". Валерий воспринял ее просьбу как оскорбление: ему ведь
предлагалось не ванну принять и даже  не  душ,  а  просто  ополоснуться  над
тазиком, поливая себе из чайника. Можно подумать, это Тамара была виновата в
том, что в Приморских Тетюшах все дома на заставе были с печным  отоплением,
а воду  приходилось  таскать  из  колодца!  Можно  подумать,  это  она  была
виновата, что Валерий в чем-то там проштрафился как раз накануне  выпуска  и
получил распределение не в Нижний Новгород и даже не в родную область, а  на
Дальний Восток, в глушь глухоманную, куда Макар телят не гонял!
   К счастью, он тогда одумался минут через  пять,  Тамара  даже  не  успела
толком  промерзнуть.  Хотя  какое  там  "одумался",  просто  испугался,  что
кто-нибудь увидит его жену голой. Все его ревность проклятущая,  неукротимая
ревность - спасибо ей, конечно: в ту ночь именно она спасла Тамаре жизнь.  В
конце концов эта ревность и сгубила их обоих и еще  шестерых  человек:  ведь
Валерий выбирал объектами для своего  безумствования  только  самых  видных,
привлекательных парней, : по каким-то своим причинам решив, будто именно они
положили глаз на его жену, ну а она, само собой,  напропалую  кокетничает  с
ними. Может быть, он был прав, подозревая  этих  парней.  Наверное,  не  без
греха была и  Тамара...  Ей  никогда  не  хотелось  анализировать  все,  что
предшествовало тому  кошмару,  -  она  вообще  предпочитала  обходиться  без
воспоминаний, потому что забвение досталось  ей  слишком  дорогой  ценой.  А
поскольку открыть Олегу глаза на истинную сущность его  героического  папаши
означало именно вспоминать, Тамара решила не делать этого.
   Черт с ним со всем! Это ведь даже лучше, что между нею и Олегом нет такой
уж особенной семейной любви. Она испытывала только  брезгливость,  наблюдая,
как он взрослеет,  как,  извините  за  выражение,  мужает,  превращается  из
мальчика в юношу - причем в красивого  юношу,  судя  по  изумленно-радостным
взглядам, которые бросают на него девчонки... да и взрослые женщины.  Тамара
никогда, даже в его раннем, беспомощном детстве, не ощущала сына  костью  от
кости и плотью от плоти своей:  он  был  частью  прошлого,  которое  она  по
молодой дурости не отринула от себя  и  которое  беспрестанно  напоминало  о
себе. Чем взрослее, чем привлекательнее становился Олег, тем чаще  наплывали
воспоминания...
   Еще спасибо, что по здоровью (у Олега было плохое зрение, минус пять,  он
носил очки, а в последнее время - контактные линзы) он не  м