ня
неожиданностей, у меня какое-то предчувствие нехорошее. Вдруг  этот  бешеный
абрек где-нибудь здесь затаился...
   - Что, убийцу на место преступления тянет? Алена едва шевелила губами.
   Еще хватает силы шутить, надо же! Хотя шутка... мягко говоря, мрачноватая
получилась.
   - Наверное, он дома сидит, трясется, что за ним вот-вот придут. А  может,
и вообще в родные горы сбежал, в каких-нибудь пещерах отсиживается.
   - Один в вышине? Сидит над снегами у края стремнины?  -  подхватил  Юрий,
обрадовавшись ее слегка оживившемуся голосу. - Дал бы бог... Но  я  все-таки
проверю, ладно?
   - Ладно, - вяло пробормотала Алена,  опять  впадая  в  состояние  полного
безразличия. Она даже голову на руль опустила.
   Юрию захотелось обнять ее. Хотя она практически весь день провела  в  его
объятиях: сначала бросились друг к другу при встрече, как  два  потерявшихся
ребенка, потом он утешал ее в монастыре, ну и, конечно,  когда  нашли  Ингу,
когда ждали результата врачебного осмотра, - особенно когда узнали, что  она
опять потеряла сознание.
   Да, она была в памяти, когда ее нашли, пока вытаскивали из подвала, и  не
сводила с Юрия глаз, и все шевелила, шевелила губами, будто пыталась  что-то
сказать, и вдруг выдохнула:
   - Молчи... Я сама...
   И с облегчением вздохнула, словно исполнив наконец какой-то  долг.  Потом
глаза у нее закатились,  и  девушка  лишилась  сознания.  Сотрясение  мозга,
тяжелый шок - по мнению врача в приемном покое, этого было вполне достаточно
для столь долгого беспамятства.
   Никаких повреждений на ее теле не нашли  -  только  этот  след  удара  на
голове,  развившийся  в  страшноватую  гематому,  да  ободранная  спина  под
порванным платьем. Но все это не опровергало, а как бы подтверждало то,  что
Юрий с Аленой твердили в милиции: наверное, Инга полезла в подвал посмотреть
на загадочную Пещерную церковь, да поскользнулась на осклизлой земле, упала,
ударилась головой об один из многочисленных выступов разрушенного свода.
   Все очень просто и правдоподобно. Никаких следов насилия. Никаких  следов
постороннего присутствия, кроме самого Юрия и Алены. Несчастный случай.
   Вот только это слово: "Молчи..."
   Ну, он и молчал. Алена - тоже. Ни словом ни один из них не  обмолвился  о
страхе, который пригнал Ингу в Выксу, а уж о том, свидетелем чего сподобился
стать вчера Юрий, - тем паче. И все-таки мысль о вчерашнем  убийстве  мучила
его с каждой минутой все сильнее. Да нет, не то чтобы его терзали  угрызения
совести, что не донес на Рашида. Хотя, наверное, следовало бы,  и  это  даже
разумно: сидел бы Рашид в каталажке, некому было бы больше караулить Алену и
нагонять на нее страх. Но тогда Ингу загребли бы как свидетельницу  или  как
соучастницу, это уже точно, а Юрию совсем не хотелось причинять Алене  горе.
И  вдобавок,  как  ни  кинь,  Рашид  спас  ему  жизнь.  Закладывать   своего
благодетеля?
   Слуга покорный!
   Он беспокоился совсем о другом. Наверняка труп до сих пор в  том  доме  в
Высоково. Наверняка мужички, которые столь изощренно развлекались  с  Ингой,
оказались менее изобретательны, когда речь пошла о том, чтобы спрятать концы
в воду. Небось все задрожали,  как  зайцы,  не  зная,  что  делать.  А  ведь
убийство произошло в доме Инги, она вроде бы как главная  виновница.  Именно
поэтому, конечно, сбежала в Выксу, под крылышко сестры, решившись  покончить
с отвратительными игрищами - хотя бы на время. Но спрятаться, отсидеться  не
удалось. Растерявшиеся мерзавцы пришли в себя и настигли девушку...
   Зачем? Да хотя бы затем, чтобы лишить ее возможности оправдываться, когда
труп будет найден. Убила, мол, своего любовника и сбежала. Хотела отсидеться
в тишине далекой провинции, а тут небесное правосудие вмешалось - и покарало
злодейку. Ведь  еще  неизвестно,  выживет  ли  Инга  после  этого  виртуозно
исполненного "несчастного случая".
   Юрий не сомневался: все  происходило  именно  так.  У  него-то  были  все
основания  трезво  оценивать  потенциальную  готовность   этих   сексуальных
маньяков к убийству. В конце концов,  вчера  они  собирались  прикончить  не
кого-то там еще, а его самого, и если бы не случай...
   Как ни противно  было,  пришлось-таки  рассказать  Алене  обо  всем.  Она
достаточно много знала о приключениях сестры,  поэтому  словно  бы  даже  не
удивилась  ужасной  новости.  И  сразу  согласилась:  да,  нужно  немедленно
отправиться в Нижний, проверить дом. А потом вернуться к сестре.
   Конечно, Инга оставалась не одна:  рядом  была  тетка,  а  потом  Аленина
подружка, молоденькая монашенка Липка самоотверженно решила  хоть  всю  ночь
посидеть у постели находившейся в беспамятстве девушки. И все-таки медсестры
и врачи откровенно поджимали  губы,  когда  Алена  сообщила,  что  вынуждена
уехать.
   Тетя Катя устроила ей  что-то  вроде  скандала,  причем  немалая  роль  в
упреках, как понял Юрий, отводилась ему... И  только  Липка  сказала  Алене,
чтоб ехала - и ни о чем не беспокоилась.
   Липка не сводила с Юрия своих круглых, как пуговки, ярких карих  глаз,  и
на лице ее был написан такой романтический восторг, как будто Алена  уезжала
не всего лишь на сутки, а пускалась в безрассудное бегство с  любовником.  И
не просто так: ну, вышла из больницы,  ну,  пересекла  улицу,  завела  мотор
"Москвича", - а через высокие монастырские стены, по веревочной лестнице,  и
вслед по дороге  будет  стелиться  не  бензиновая  гарь,  а  пыль,  поднятая
копытами быстрых коней...
   Выехали  уже  под  вечер.  Во-первых,  только  к  этому   времени   Алена
окончательно  решилась,  а  во-вторых,   выяснилось,   что   вечером   ехать
безопаснее.
   Прав-то у нее  не  было,  она  забыла  их  захватить,  когда  отправилась
вгорячах  в  Выксу.  Да  и  с  ее   водительскими   талантами   лучше   было
путешествовать  глухой  ночью,  когда  дорожная   инспекция   спит,   причем
пробираться по самой обочине на скорости двадцать километров в час.
   Сам-то Юрий вообще  не  умел  водить  автомобиль,  как-то  не  удосужился
научиться. Поэтому, признав собственное несовершенство, он  молча  терпел  и
слишком резкое торможение,  и  внезапное  увеличение  скорости,  и  вензеля,
которые  вдруг  начинал  выписывать  на   шоссе   "Москвич",   когда   Алена
задумывалась и ослабляла мертвую хватку, с какой она вцеплялась в руль.
   Дорога была долгая, и Юрий  сам  не  заметил,  как  приноровился  к  этой
своеобразной манере вождения. Он не чувствовал ни  малейшего  раздражения  -
наоборот, что-то вроде умиления, природы которого объяснить пока не мог.
   Вернее,  не  хотел,  потому  что  объяснение  это  лежало  совсем  уж  на
поверхности, и надо было быть полным идиотом,  чтобы  его  не  замечать.  Но
сейчас этому было не время, не место, вообще все состояло из одних  сплошных
"не", и единственное дельное, до чего додумался за долгий ночной путь  Юрий,
так это то, что им следует  поберечься  Рашида.  Он  же  безумен,  а  логику
безумия постичь невозможно.
   Именно поэтому Юрий попросил Алену притормозить  за  углом,  выбрался  из
"Москвича" - и осторожно, почти беззвучно двинулся по улочке, где он  прошел
только раз, но испытывал почему-то такое ощущение,  будто  ходил  здесь  всю
жизнь.
   Он запомнил, что слева лежала полоса муравы, свернул туда и шел, не слыша
собственных шагов. А значит, их не слышал и  человек,  который  затаился  на
своем обычном месте, за бревнами, напротив васнецовских ворот...
   Вспыхнул огонек сигареты.
   Рашид. Он здесь. Ждет у моря погоды и уже дождался бы, если  бы  какой-то
добрый ангел, может, тот самый хранитель, не подтолкнул Юрия  в  бок  острым
локотком.
   Так, можно двигать назад. Но куда теперь? А если это не  Рашид?  Мало  ли
какой добрый человек вышел подышать свежим дымком  на  сон  грядущий?  Будет
довольно  глупо,  если  они  испугаются  случайного  прохожего.  Но  как  бы
проверить?
   Можно, конечно, крикнуть: "Рашид!" - и посмотреть, что из этого выйдет.
   Вдруг, по странной прихоти памяти, вспыхнуло в голове:  Юрочке  не  более
трех лет, его неодолимо манит к себе электрическая розетка,  так  и  хочется
засунуть туда пальчики, просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет, а мама
держит его за руку и  рассказывает  жуткую  историю  про  какого-то  другого
мальчика, тоже Юрочку, который маму не послушался и сделал это... и навсегда
остался сидеть около электрической розетки: и на дачу с бабушкой и  дедушкой
больше никогда не ездил, во двор не ходил играть в песочнице,  на  горке  не
катался и в детский садик не пошел... Кошмар, словом.
   Пожалуй, это было самое раннее воспоминание Юрия. Он с трудом  подавил  в
себе желание рассмеяться, а потом нагнулся  и  тихонько  пошарил  по  земле.
Старый, но испытанный,  хорошо  себя  зарекомендовавший  прием...  а  вот  и
камушек подходящий. Прицелился пониже красного огонька - и  запустил  камень
что было силы.
   Раздалось сдавленное, хриплое проклятие. Огонек резко взлетел вверх, и на
фоне неба, которое, даже и  потемнев,  оставалось  более  светлым,  чем  все
окрест, четко  обозначился  знакомый  худой  силуэт  с  понурыми  плечами  и
удлиненной головой.
   Рашид... вот же зараза!
   - Кто тут? - сорванным голосом воскликнул он.
   Холодком по спине прошло воспоминание о ноже, который этот чокнутый носит
за поясом. Стараясь ступать как можно осторожнее и твердя  себе,  что  Рашид
его не видит, не может видеть в темноте,  Юрий  отступил.  Под  истерические
выкрики и ругань добрался  до  поворота  и  забрался  в  кабину  "Москвича",
мгновенно почувствовав себя лучше.
   - Ну и ну, - сказала Алена. - Ты, часом, не экстрасенс?
   - После того как я вдоль Гребного канала от этого ножа бегал, у  меня  на
него особый чуй развился, - хмыкнул Юрий. - Я тебе рассказывал?
   - Рассказывал, - вздохнула она.
   Да, чего только Юрий не рассказал ей за этот невыносимо  долгий  день.  -
объясняя, успокаивая, развлекая...  К  счастью,  хватило  ума  промолчать  о
фроловской кассете и о  хорошенькой  пионервожатой,  запечатленной  на  ней.
Хватит с Алены на сегодня новостей об Инге! Но от этого разговора все  равно
не уйти, вот что худо... Ладно, завтра. Все теперь завтра.
   Алена вдруг зевнула - сдавленно, но так сладко!
   - Давай отъедем куда-нибудь подальше и попробуем вздремнуть,  что  ли,  -
спохватился Юрий. - Как-то нет у меня охоты среди ночи играть в  пятнашки  с
этим придурком. А утром он всяко уйдет на свой базар -  мы  и  проберемся  в
дом. Жаль, что ко мне нельзя, не сомневаюсь я, чтобы  друзья  из  "Меркурия"
сняли засаду.
   - В машине спать? - сквозь новый зевок спросила Алена. - Ой, нет.
   Поехали лучше к моей тетушке, в смысле, бабушке. Не могу  сказать,  чтобы
она меня так уж обожала, скорее наоборот,  но  переночевать  пустит.  И  мне
смертельно хочется чаю и под душ...
   Желание оказаться под душем рядом с ней ударило  так,  что  Юрий  неловко
завозился на сиденье. Ни-че-го себе... Вот уж правда, что листья дуба падают
с ясеня!
   - Так она тетушка или бабушка? - спросил, с трудом справляясь с голосом.
   - И то и другое,  -  усмехнулась  Алена.  -  Я  ей  внучатая  племянница,
поскольку баба Варя -  родная  сестра  моей  бабули.  Мама  и  тетя  Катя  -
обыкновенные, нормальные племянницы. А мы с Ингой, значит, внучатые. - Голос
ее был сонным, усталым. - Давно пора бабу Варю навестить, хотя  она  еще  та
штучка!
   Когда меня в связи со смертью Нади Куниной таскали  по  разным  допросам,
Инга ее как-то раз попросила тряхнуть ветеранскими связями и отмазать  меня.
Куда там!
   Скалой стояла, не бабка, а кремень: "Натворила - отвечай!" Потом я уехала
- даже не простилась. Приехала - тоже как-то не до нее было, сам  понимаешь.
Тетя Катя что-то такое вчера говорила: мол, у Варвары Васильевны нашей  были
какие-то большие проблемы, но я  совершенно  все  пропустила  мимо  ушей.  А
сейчас есть законный  предлог  восстановить  добрые  родственные  отношения.
Ничего-ничего, поехали. Это не очень далеко, на Ковалихе. Деваться-то больше
некуда.
   Все делалось как бы на автопилоте.  Алена  автоматически  вела  "Москвич"
сквозь  паутину  темных  улиц  с  разбитым  асфальтом;  Юрий   автоматически
размышлял, что спать, конечно, придется на полу, а  в  присутствии  какой-то
там старухи и думать нечего о... о всяких таких вещах,  о  которых  думалось
беспрерывно...
   Въехали в узкий, тесный дворик, поставили машину рядом с  десятком  таких
же беспризорниц. Одна или две курлыкнули сигнализацией при  их  приближении,
но тотчас стихли. Как вспугнутые во сне птицы!
   Потащились на третий этаж неказистой "хрущобы".  Юрий  нес  сумку  -  тот
самый  полиэтиленовый  пакет,  с  которым  приехали  из  Москвы.  Он  так  и
путешествовал практически не разобранным!
   Алена шла на полшага впереди, и Юрий слышал,  как  она  отчаянно  зевает,
даже не прикрываясь ладошкой.  Остановилась,  оглянулась,  виноватая  улыбка
начала расползаться отчаянным зевком - и  вдруг  девушка  замерла,  тревожно
нахмурясь.
   Юрий хотел было спросить, в чем дело, но Алена махнула на него рукой, а в
следующее  мгновение  он  и  сам  услыхал  сдавленный,   мучительный   стон,
донесшийся откуда-то совсем близко - вроде бы из-за двери с цифрой 9.
   Юрий вскинул брови - Алена кивнула. Именно в эту квартиру номер 9  они  и
направляются. Что такое?  У  бабули  прихватило  сердце?  Мучают  старческие
кошмары?
   Алена вскинула руку к звонку и снова  замерла.  Ее  глаза,  обращенные  к
Юрию, стали испуганными. Да и он отчетливо расслышал мужской голос -  но  не
слова, не связную речь, а какое-то унылое завывание. В сочетании  с  женским
стоном это звучало до того зловеще, что у Юрия  если  и  не  мороз  по  коже
пошел, то уж  точно  весь  сон  слетел.  А  у  Алены  лицо  стало  по-детски
испуганным.
   Юрий, может быть, еще колебался бы, что делать дальше. Но  вдруг  женский
голос возвысился до крика - и замер, как будто кричавшей заткнули рот.
   Юрий уже не раздумывал: изо всех сил ударил всем телом в дверь.
   Тридцатипятилетней давности  замок  не  выдержал  -  вырвался  из  своего
гнездышка на косяке.
   Юрий ввалился в прихожую, пытаясь сохранить  равновесие,  одним  взглядом
оценивая обстановку.
   Квартира залита мертвенным голубоватым  светом,  похожим  на  лунный,  но
более ярким, проникающим во все уголки, ледяным,  зловещим;  на  полу  лежит
женщина - скорчилась, прикрывая  руками  голову;  черная  тень  метнулась  к
балкону... Мужская фигура!
   Юрий кинулся вперед, достал незнакомца в прыжке в ту  минуту,  когда  тот
уже готовился перемахнуть через ограждение между двумя балконами. Вцепился в
его плечи  и  так  рванул,  что  хлипенькое  висячее  сооружение,  чудилось,
заходило ходуном; что-то с грохотом обрушилось. У  Юрия  мелькнула  бредовая
мысль, что балкон все-таки обрушился и они  с  незваным  ночным  гостем  уже
летят вниз, но когда вокруг воцарилась кромешная тьма, он вдруг  понял,  что
разбился источник этого жуткого голубоватого света -  фонарь  какой-то,  что
ли.
   Поволок свою добычу в комнату, морщась от странного, неприятного  запаха,
так и бившего в ноздри. "Уделался  он,  что  ли,  со  страху?"  -  мелькнула
брезгливая мысль.
   Пленник рвался, бился, даже пытался драться, но Юрий особо не церемонился
- саданул  по  почкам.  Коротко  всхлипнув,  ночной  ходок  сделался  тих  и
послушен.
   Юрий швырнул его на пол, на всякий случай притворив дверь,  чтобы  отсечь
пути к отступлению, снова схватил пленника, подавляя  попытку  подняться,  и
только потом осознал, что в комнате уже горит  свет.  Алена  склонилась  над
женщиной, все еще лежавшей на полу, приподнимала ее голову, бормотала: "Баба
Варя, баба Варечка, что с тобой?" Та не откликнулась, не понимала.
   У Алены глаза были в пол-лица - перепуганные насмерть.
   - Наверное, надо "Скорую"... -  выдохнула  дрожащим  голосом  -  и  вдруг
истерически взвизгнула, уставившись на человека,  которого  все  еще  крепко
держал Юрий.
   - И милицию, - закончил тот автоматически, а потом посмотрел  наконец  на
свою добычу - и комок тошноты  подкатился  к  горлу,  когда  обнаружил,  что
сжимает, можно сказать, в объятиях полуразложившийся труп.
   Эти комья сырой земли, прилипшие к одежде, вернее,  к  грязным  лоскутам,
которые остались от костюма... Эти зеленые  трупные  пятна  на  обнажившейся
коже... Этот запах тления - теперь Юрий понял, почему его  так  выворачивало
наизнанку! И только лицо оставалось нетронутым - бледное впрозелень  лицо  с
неподвижными, как бы резиновыми чертами, которые - вот  что  было,  пожалуй,
самым ужасным! - вдруг  показались  Юрию  странно  знакомыми.  Особенно  эти
брови, разбежавшиеся к вискам двумя короткими запятыми, что  придавало  лицу
наивное, изумленное, мальчишеское выражение, особенно эти яркие,  вывернутые
губы.
   Странное лицо, обаятельное даже в своей некрасивой забавности...
   Да ведь это горнист! Тот самый горнист с видеокассеты  "Черное  танго"...
горнист, с которым "подавала пример" остальным "пионерам" Инга и  с  которым
потом грубо сношался Фролов!
   Что за бред?
   Труп "горниста" провел  по  лбу  бледной,  покрытой  гнилостными  пятнами
ладонью, издав гулкое стенанье, вырвавшееся, казалось, из самой глубины  его
полуразложившейся груди. Это был жуткий звук, и  ему,  как  эхо,  отозвались
двумя сдавленными криками Алена и очнувшаяся баба Варя.
   Конечно, им в самом деле было страшно. Они ведь не видели того, что видел
Юрий! Они не видели, что  мертвец  неосторожным  движением  смахнул  с  лица
бровь,  а  заодно  размазал  одно  из  самых  выразительных  трупных  пятен:
сине-зеленое, с крошечными  белыми  личинками,  уже  отложенными  могильными
червями, грызшими его плоть...
   Ну, триллер! Ей-богу, триллер!
   Почти не веря  глазам,  не  зная,  то  ли  хохотать  истерически,  то  ли
матюгаться самым жутким матом, Юрий сгреб пятерней мертвеца за лицо и сильно
потянул. Он не ожидал, что вся эта земля, и гниль, и мерзостная вонь  так  и
поплывут меж пальцев, наполняя горло тошнотворной слюной, но в следующий миг
что-то резиново хлюпнуло - и Юрий понял, что не  ошибся.  Он  держал  тонкую
резиновую оболочку с искусно намалеванными на  ней  чертами,  щедро  политую
сине-зеленой краской, а с открывшегося  лица  -  другого  лица!  -  на  него
глядели невинные голубенькие глазки  типичного  Митрофанушки:  розовощекого,
веснушчатого - и вполне живого, хоть и насмерть перепуганного.
   - Что за  хренотень?  -  растерянно  спросил  Юрий.  -  Покупайте  маски,
маски-фантомаски?
   - Я его убила... убила... - донесся женский стон,  и  Юрий  оглянулся  на
бабу Варю, которая стояла на коленях, простирая вперед дрожащие руки и глядя
на бывший труп глазами, до того залитыми слезами, что они,  пожалуй,  ничего
не видели.
   У Алены на лице было выражение неописуемого  изумления.  Она  недоверчиво
перекрестилась, глядя на "труп", - и испуганно взвизгнула,  когда  он  вдруг
сделал попытку вскочить. Но Юрий был начеку - "мертвец"  получил  по  шее  и
припал к полу, тихонько подвывая: впрочем, жалобно и совсем не страшно.
   - По-моему, он довольно-таки жив, - возразил Юрий, пытаясь поймать взгляд
бабы Вари. Зрачки огромные, глаза сплошь залиты безумной  чернотой...  -  Эй
ты, Фантомас, отвечай: жив? Не слышу!
   Приказ был подтвержден увесистым ударом по шее, и Фантомас проблеял:
   - Жи-ив... Это была шутка! Шутка!
   - Шутка? А как же тебя зовут, шутника этакого?
   - Иванов... моя фамилия Иванов...
   - Вспомни-ка получше!
   Рука Юрия взлетела для нового тумака, и Фантомас простонал:
   - Денис Кораблев! -  Тут  же  поймал  свирепый  взгляд  своего  стража  и
завопил:
   - Нет, правда! Меня нарочно так назвали - в честь "Денискиных рассказов"!
Ну разве я виноват, что родители ими в детстве бредили,  а  фамилия  наша  -
Кораблевы?!
   Похоже на правду...
   Баба Варя растерянно моргнула. Дошло  наконец,  что  трагедия  обернулась
фарсом!
   Она