рвер и не чешется. Ну,  что  дозволено  Юпитеру...  или  хотя  бы
потенциальному Юпитеру...
   - Слушай, дорогой, да что это у тебя с  давлением?  пробормотал  Глеб.  -
Чего б тебе дать такого... нетрадиционного? О, вот!  Кошку  надо  погладить,
может, полегчает.
   Тамара с тоской взглянула на экран. Глеб играл в свою любимую игру:
   "Здоровье президента". Эта тема ведь волнует каждого россиянина? Волнует.
Вот с некоторых пор в "Интернете" и  обосновался  соответствующий  сайт,  на
котором каждый может ощутить себя личным эскулапом Первого Папы.
   А  дела  у  него  что-то  плоховаты.  Пульс  30,  давление  180  на  110,
температура под 40, а жизненных сил - всего на 20 процентов.
   Такое радикальное средство, как поглаживание кошки, пользы  не  принесло:
лицо на экране позеленело, скукожилось, а жизненные силы упали  аж  до  пяти
процентов.
   - По-моему, мы теряем президента! - азартно объявил Глеб. - Сейчас впадет
в кому - и приветик!
   Тамара вздохнула. Глеб сам себя выдает. В каждой шутке есть доля шутки!
   Психолог многое усмотрел бы в его страстном желании довести президента до
гроба хотя бы на экране компьютера. Если бы дело происходило в  каком-нибудь
37-м, за одни такие помыслы он уже ковырял бы землю на Беломорканале.  Ну  а
во времена Ивана Грозного, к примеру, сгибался бы в три погибели в  пыточной
избе или вообще помирал на колесе. Впрочем, в обе названные  эпохи  не  было
таких опасных компьютерных забав. Да и при Грозном Чужанина к кормилу власти
близко не подпустили бы - в  лучшем  случае  держали  бы  за  шута,  кормили
объедками с царского стола. Хотя, сказать по правде, объедков он  и  в  наше
время накушался, а также нагреб полные карманы...
   Тамара резко встала и, чтобы успокоиться, начала ходить  по  комнате.  Не
самое оригинальное средство и вопреки художественной прозе, в которой всякий
персонаж в минуту волнения непременно начинает мотаться туда-сюда, не  столь
уж действенное. Но хоть ноги заняты, а то  ей  вдруг  захотелось  подойти  к
Глебу и пнуть его хорошенько. Нет, сначала рывком сбросить со стула на  пол,
а потом пинать, пинать... Однако Глеба  так  просто  не  скинешь.  Слетев  с
подножия трона, он теперь во всякой другое седалище впивается как клещ. Вот,
любо-дорого посмотреть: руки заняты компьютером, однако ноги так и  обвились
вокруг ножек стула. Черта с два его свалишь!
   - Все! Екнулся гарант! -  торжествующе  объявил  Глеб.  -  Достал  я  его
все-таки! Вот зараза! - погрозил он кулаком экрану, на  котором  развевались
приспущенные государственные флаги. - Сколько отношений  с  людьми  я  из-за
него перепортил! Сколько врагов завел! Вова до сих пор  смеется:  не  на  ту
лошадку ставил, надо было не мой корабль сажать на  мель,  а  президентский.
Вот только вчера звонил, обещал в утешение бутылку именной водки прислать. А
в ней, говорят, сивухи  ненормально  много,  да  и  недолив  каждой  бутылки
граммов 50, а то и больше. Кстати, а что тебе до моего крема?
   Тамара отвела глаза.  Глеб  все-таки  не  дурак,  сразу  начал  отвлекать
внимание. Знает, что при имени "Вова"  каждый  сразу  вспоминает,  как  этот
самый Вова принародно, в телевизионной  прямой  передаче,  выплеснул  ему  в
физиономию какой-то фруктовый сок. Глеб не замедлил облить его  тоже,  но  в
его стакане была всего лишь минералка, а  потому  Вова  только  освежился  в
жаркой баталии...
   История их конфликтов восходила ко времени плавания президента по Волге -
во соблюдение, так сказать, царских традиций. Следом тащился  корабль  Вовы,
который ни за что не желал отставать ни от царя, ни от президента. Не  желая
встречаться со своим крикливым оппонентом (в те годы  Вова  еще  громогласно
изображал  оппозиционера),  кремлевский   гость   попросил   мэра   Нижнего,
по-собачьи преданного ему (мэром тогда был Чужанин), придержать  Вову  любым
способом. И в Горьковском водохранилище вдруг упал уровень воды - настолько,
что Бовин лайнер плюхнулся на мель и сидел там, пока президент не  сплавился
из Нижнего вниз по матушке по Волге.
   Тамара отлично помнила эту историю. Тогда  она  постоянно  была  рядом  с
Глебом и не сомневалась, что так будет всегда.
   Какая глупость! Почему она решила, что наркотик  власти  не  опьянит  его
настолько, что он не начнет забывать, кому и чем обязан, не начнет предавать
старых друзей? А ведь это  она  его  сделала,  она:  своими  руками,  своими
репортажами, своей настырностью и своей . внешностью, в конце концов! Нет, в
самом деле: стоило самой популярной в Нижнем телеведущей,  красавице  Тамаре
Шестаковой выйти в эфир и начать рассказывать, какого потрясающего  политика
родила земля нижегородская, как люди  в  своих  квартирах  начинали  ножками
перебирать, так им не терпелось поскорее побежать на избирательные участки и
выбрать Глеба Чужанина кем угодно: мэром, губернатором, президентом, в конце
концов...
   Отношения между ними дали трещину, когда начала бунтовать Ираида.
   Пожалуй, Тамара была единственной женщиной  в  чужанинском  окружении,  к
которой его жена с первой встречи и затем многие годы, до самого  отъезда  в
Москву, сохраняла полнокровную, неукротимую ревность. Наверное, оттого,  что
они были ровесницами, обе высокие, худощавые, кареглазые брюнетки, а  именно
этот тип яркой, уверенной в себе женщины "элегантного  возраста"  неотразимо
привлекал Чужанина с юности и по сей день. Не аспиранточки из НИРФИ, которые
когда-то сохли по нему, не долгоногие, алчные дурочки с подиума, нет -  хотя
при случае он и с такими  был,  как  пионер,  всегда  готов  потрахаться  на
халяву. И никакими силами нельзя было убедить Ираиду, что  процент  любви  в
равновесном соотношении чувств между Чужаниным и Тамарой  всегда  был  равен
нулю. И хотя Чужанин не раз по-мужски засматривался на высоко оголенные ноги
и сухую, породистую стать красавицы Тамары, ее  прищуренные  глаза  выражали
только деловой интерес. Ему нужна была ее неутомимая  преданность  и  умение
делать из робкого, потного правозащитника героя  нашего  времени.  Ей  нужна
была человеческая глина, чтобы вылепить  из  нее  героя,  возвысить  его,  а
заодно и самой возвыситься рядом с ним.
   Чужанин был ноу-хау Тамары, она первая его заприметила...
   Ну ладно, хватит причитать по поводу человеческой неблагодарности.
   Предположим, ночная кукушка перекуковала, Ираидка убедила Глеба, что он и
сам с усам. Он уехал в Москву, не оглянувшись. Но теперь-то он должен понять
свою ошибку! Почему он никак не желает уразуметь, что Тамара опять  способна
возродить его из пепла, если он сам не Феникс?! Почему ведет себя как дурак?
   - Мне не нравится твой крем, потому что у тебя от него  блестит  лицо,  -
сказала Тамара зло. - У тебя вообще жирная кожа,  а  еще  этот  крем.  Такое
ощущение, что тебя салом смазали или ты вообще никогда, не умывался.
   Глеб  обладал  повышенной  потливостью  -  она  помнила  это  по  прежним
временам. А также помнила,  сколько  сил  прилагалось  для  того,  чтобы  не
"благоухать". Это было для него больное место, и сейчас  Тамара  ударила  по
нему зло и расчетливо. А что она еще могла сделать?  Не  скажешь  ведь:  "Не
туда деньги вкладываешь! Твои хорошо оплачиваемые имиджмейкеры могли бы тебе
посоветовать дезодоранты и  кремы  получше!  Или  эти  мордоделы,  наоборот,
хотят, чтобы ты чем-то отличался от своих прилизанных  соперников,  хотя  бы
потной физиономией?
   Как бы взопрел от трудов праведных? Этак они тебе скоро в носу посоветуют
ковырять, чтобы стать ближе к массам!" Не скажешь ведь: "По моим данным,  на
твою раскрутку для выборов в Думу уйдет миллион  долларов.  Как  минимум!  У
тебя ведь куча денег, Глеб, у тебя и у твоей  партии.  Почему  же  ты  снова
приманил меня к себе сладкими посулами,  пообещал  деньги  на  новый  канал,
который будет заниматься персонально твоей  раскруткой,  заставил  начать  с
малого: со студии телевизионного мастерства для молодежи,  которая  потом  и
будет работать на тебя на этом новом канале?.. Но  прошел  почти  год,  а  я
по-прежнему занимаюсь ерундой.
   Ребята, которые пришли ко мне с такими надеждами, уходят один за  другим,
пропускают занятия, открыто говорят, что зря теряют время. А  твоим  имиджем
занимаются другие, телепередачи с тобой ведут другие, а я все жду, когда  же
ты наконец дашь мне то, что я заслужила!  Ты  обязан  мне,  так  отблагодари
меня!" Не скажешь ведь: "Ты искусил меня, как дьявол, я  уже  привыкла,  что
надо рассчитывать только на себя, но ты появился - и расстелил  разноцветный
ковер обещаний. И я поверила... из-за Романа! Ради Романа!"
   - Тома, какая муха тебя укусила? - сквозь зубы спросил  Чужанин,  начиная
злиться.
   Она сверкнула на него глазами. Как объяснить, что на его предложение  она
сделала слишком большую ставку? Ведь еще тогда, в  тот  августовский  вечер,
возвращаясь от Романа, совершенно  потрясенная  тем  взрывом  чувственности,
который пережила в его объятиях, Тамара поняла: удержать рядом с  собой  эту
молодость, эту силу и чувственность можно только  одним  способом.  Нет,  не
любовью: смешно ждать от молодого парня любви к женщине, которая старше  его
чуть ли не на двадцать лет. Но есть, есть сила,  и  эта  сила  -  честолюбие
Романа.
   Сыграть на его честолюбии! Сделать его  настоящим  художником,  настоящим
человеком, богатым, преуспевающим, но только чтобы он помнил:  всеми  своими
успехами он обязан именно ей, Тамаре. А  значит,  должен  держаться  за  нее
обеими руками, не выпуская из своих объятий...
   Она  чуть  не  засмеялась.  История  повторяется!  Точно  так  же  Тамара
надеялась когда-то, что Чужанин будет держаться за нее, не выпуская из своих
политических объятий. Но как только она сыграла свою роль да вдобавок начала
чего-то от него требовать, как он  быстренько  разжал  руки.  И  вот  сейчас
прекратилось финансирование студии, из  Дома  культуры  Свердлова,  где  они
обосновались, грозят выгнать за неоплату помещения,  Чужанин  кормит  Тамару
обещаниями, но видно асе, видно, что врет, а объятия Романа  с  каждым  днем
становятся все прохладнее.
   Господи, как же объяснить Чужанину, что от его денег, которые  он  тратит
на эти идиотские очки  и  кремы,  на  гонорары  снисходительным  мордоделам,
которые советуют ему, как сидеть, как  откидываться  на  спинку  стула,  как
поднимать брови, - что от этих денег зависит, можно  сказать,  жизнь  Тамары
Шестаковой, ее счастье?
   Желание причинить ему боль стало почти невыносимым - и она выплюнула:
   - А может  быть,  ты  предпочитаешь  этот  крем,  потому  что  его  запах
возбуждает Светочку Шаинскую?
   -  Кто  такая?  -  очень  натурально  свел  брови  Глеб.  Другой  человек
непременно купился бы на его недоумение, но Тамара слишком хорошо  знала,  с
кем имеет дело.
   - Ну как же ты не помнишь! - зло усмехнулась она. - Еще когда  уговаривал
меня открыть эту студию - мол, надо отрабатывать на ребятах приемы общения с
молодым поколением,  ведь  молодежь  -  будущее  твоего  "Верного  дела",  а
вдобавок это же потенциальные летописцы твоего нового восхождения во власть,
этакая неофициальная пресс-группа! -  Света  первой  брала  у  тебя  учебное
интервью. Ты еще ласково так учил ее не зажиматься перед камерой. Неужели не
помнишь?
   - Ладно, помню. Но что дальше-то?
   - Так нравится Свете твой крем или нет? Чужанин никак не  мог  понять,  к
чему клонит Тамара, это было видно.
   - Ладно, нравится, - сказал угрюмо.
   - Даже чересчур, - фыркнула она. - Чересчур! Потому что от других запахов
ее уже тошнит.
   Чужанин сверкнул глазами и наконец-то соблаговолил отключиться от  модема
и освободить телефон.
   - Извини, конечно. Тома, - сказал вкрадчиво, - но я  не  пойму:  ты  что,
ревнуешь? Тебе-то какое дело, с кем я и когда перепихнусь?  То,  что  Светку
стало тошнить, для меня новость, но ведь и это  проблема  разрешимая,  разве
нет? И еще не факт, что проблема существует, может, просто деточка что-то не
то съела. А вот ты определенно белены объелась, потому что раньше никогда  в
таком тоне со мной не разговаривала. А я подобного никому не  позволяю.  Это
первый признак того, что отношения начали рушиться. Степан Бусыгин, если  ты
помнишь, именно с таких интонаций и начинал, когда в  93-м  орал:  "Звони  в
Кремль! Президенту звони! Руцков дохляк, держись за  твердую  руку!"  И  где
теперь этот Бусыгин с его криками? Так что, Тома, ты смотри. На  первый  раз
прощаю, конечно, и все-таки...
   Что?! Он ее прощает?! Да она сейчас его... И больше не получит от него ни
гроша.
   - Хорошо, извини, - хрипло сказала Тома. - Просто ты вспомни, что у  тебя
впереди. Люди забудут и твои финансовые макли в Нижнем, и дружков  твоих,  и
того, которого ты посадил, и того, кого спас от верной отсидки, и много чего
забудут, даже 17 августа, это ведь тоже на тебе висит. Но если вдруг  сейчас
откуда ни возьмись выпадет пленочка, на которой ты, к примеру, сношаешься  с
юной девицей, - это тебе здорово повредит,  Глеб.  Светка  ведь  практически
ровесница твоей дочери, ну подумай, что ты творишь!
   - Пленочка? - так и взвился Чужанин. - А кто такую пленочку снимет? Не ты
ли, моя радость?
   - Была бы поумнее, сделала бы  это  еще  в  былые  времена,  когда  вы  с
Бусыгиным да Работниковым думали, что вам все дозволено. Успокойся,  у  меня
нет на тебя ничего, но  вообрази,  что  будет,  если  Светка  начнет  языком
трепать. Или ее мать заметит, что  девчонка  вся  зеленая.  Или  она  вообще
откажется делать аборт и пойдет через некоторое время брюхом вперед.  Ты  же
знаешь, сейчас тема побочных детей модна, как  никогда.  Девочка  родила  от
бывшего мэра, бывшего  министра,  ныне  лидера  "Верного  дела"...  "Верного
тела"! Никогда не слышал, как твою партию в народе называют?
   Ей бы следовало  понять,  что  Чужанин  вышел  из  себя,  еще  когда  она
неосторожно  брякнула  об  этой  гипотетической  пленке.  А  уж  нападки  на
последнюю соломинку, с помощью которой он пытался удержаться на политической
стремнине, окончательно вывели его из себя.
   Какое-то мгновение Тамара думала,  что  он  покроет  ее  отборным  матом,
однако Глеб вдруг улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. Так он обычно
улыбался журналистам, которые задавали ему вопросы типа:  "Что  вы  намерены
предпринять против человека, назвавшего  вашу  партию  группой  политических
попугаев?" И с этой голливудской улыбкой он невинным голосом проговорил:
   - Ну, Светке все-таки повезло. Она хоть знает,  от  кого  родит,  -  если
соберется рожать, конечно. А  ведь  в  жизни  всяко  бывает...  Мне  недавно
рассказывали про одну женщину, которая родила сына, а от кого  -  так  и  не
знает.
   Она обожала групповуху и трахалась - ты не  поверишь,  Тома!  -  сразу  с
шестерьмя... с шестерью?.. С шестерней?.. Я хочу сказать, с шестью  мужиками
она сношалась одновременно,  после  чего  родила  ребеночка.  Представляешь,
какое у него должно быть отчество?
   Шестиэтажное!
   Зазвонил телефон. Тамара даже не шевельнулась.
   Если бы отошла от  стола,  на  который  тяжело  оперлась  обеими  руками,
наверное, рухнула бы. Чужанин снял трубку:
   - Алло? Привет, Роман. Да, она здесь. Передаю  трубку.  Тамара  с  трудом
подняла руку, но трубка вывалилась из дрожащих пальцев и упала на рычаг.
   - Ну, какая беда! - огорчился Глеб. - Ладно, перезвонит. А  я  пошел,  не
буду вам мешать. Пока, до встречи!
   Только за ним закрылась дверь,  как  телефон  затрезвонил  снова.  Тамара
стояла, вцепившись в край стола, и считала гудки. Три... пять... восемь...
   Наконец звонки прекратились. Ох, и разозлился сейчас Роман! Он  прекрасно
знает, что она сейчас здесь, так почему не берет трубку?
   Обычно Тамара ждала  его  звонков,  умирая  от  нетерпения,  бросалась  к
телефону, как коршун, устраивала  сцены,  если  Роман  забывал  позвонить  в
назначенное время. А теперь не могла заставить себя двинуться с места. И эти
протяжные гудки, и Роман, и его обида, которую он Тамаре не раз припомнит, -
все казалось совершенно несущественным.
   Вообще все в мире стало вдруг несущественным,  кроме  одного.  Того,  что
сказал ей Чужанин.
   Про ту женщину, которая переспала с  шестью  мужчинами,  а  потом  родила
сына, не зная, от кого. Будто гулявая кошка.
   Она нелепо взмахнула руками. Рассчитанно-жестокие слова Чужанина все  еще
реяли вокруг нее, как призраки, явившиеся из прошлого,  и  она  пыталась  их
отогнать, беззвучно шепча:
   - Не надо! Уйдите! Пустите меня!
   Точно так же она шептала искусанными губами там, в Приморских Тетюшах,  в
красном уголке заставы, где  ее  по  очереди  насиловали  шесть  солдат.  Не
потому, что она завлекала их и так уж свела с ума своими прелестями, -  нет!
Просто они  хотели  отомстить  начальнику  заставы,  ее  мужу,  который  был
настоящим зверем с рядовыми и довел до зверства их.
   Они все рассчитали точно. Узнав, что и, главное, почему  было  сделано  с
его женой,  Валерий  Шестаков  застрелился.  Ну  а  Тамара  до  сих  пор  не
представляла себе, от кого именно из  этих  обезумевших  парней  она  родила
сына. В точности как мартовская гулявая кошка не знает, от каких своих котов
она понесла!
 
Юрий Никифоров. Июнь 1999 
 
   - Нас там почему-то звали гуриями. Гурия Наргис, гурия Ясмин... Это  меня
называли - Ясмин. Жасмин, значит.  Сначала  все  это  казалось  мне  пошлым,
манерным, а потом узнала, что они своим клиентам обещали райское наслаждение
с русскими гуриями. Но поскольку русские имена  им  нипочем  не  выговорить,
дали эти дурацкие клички. И били каждый раз, когда ты осмеливалась назваться
своим именем. Била Фейруз...
   Голос Алены звучал глухо, а иногда и совсем замирал.  Она  скорчилась  на
диване, отвернувшись к спинке, и, казалось,  рассказывала  ей,  а  не  Юрию,
который лежал внизу, на полу, подложив за неимением лучшего руки под голову,
и слушал, слушал...
   Варвара Васильевна  наконец-то  успокоилась:  спала  в  своей  боковушке,
изредка по-старушечьи всхрапывая, но тут же затихая, словно спохватывалась.
   - Фейруз была моим самым страшным кошмаром.  Ты  ее  видел  на  некоторых
фотографиях: чернокожая, высокая  такая,  тощая.  Она  лесбиянка,  причем  с
садистскими наклонностями. Впрочем, к Алиму только такие и  ходили,  которым
не просто переспать с белой женщиной надо, но еще и унизить ее. Растоптать.
   Алена умолкла, и в этом молчании было столько муки...
   У Юрия замерло, словно оборвавшись, сердце.  Очнется  ли  Алена  от  этих
своих воспоминаний, которые он разбередил так  грубо,  неосторожно,  нелепо?
Черт его дернул сунуть нос в этот альбом! Фотографии посмотреть захотелось?
   Посмотрел, ничего не скажешь! Конечно, она ему уже кое-что  рассказала  о
себе, довольно много рассказала, еще там, на корабле  с  дурацким  названием
"Салон Каминов", но все это уже  осталось  в  прошлом,  забылось,  затмилось
новыми впечатлениями и  проблемами.  А  теперь  опять  всколыхнулась  черная
ядовитая мгла в душе и памяти Алены, и еще неизвестно, что в  ней  останется
живого после ее сегодняшних откровений.
   Почему она решила все  рассказать?  Зачем?  С  чего  взяла,  что  обязана
отчитываться перед Юрием? Он-то не хочет ничего  слышать,  знать  ничего  не
желает! Но не от равнодушия, а совсем наоборот. Это уже было  в  его  жизни:
женская откровенность. Лорина откровенность, например, положившая конец  его
восьмилетним мытарствам в роли зятя преступника и мужа проститутки.  Он  уже
испытал, как лишнее знание способно выжечь душу мужчине, вытоптать последние
ростки нежности, привязанности, любви... или первые ее всходы, как в  данном
случае.
   Как в данном случае...
   Странно - именно этот вдруг возникший бюрократический  оборот  загадочным
образом поставил все на свои места в  мыслях  и  душе  Юрия.  Словно  пришел
кто-то солидный, большой, почему-то  в  развевающихся  белых  одеяниях  и  с
длинной седой бородой, вернее, не пришел, а явился  -  может  быть,  даже  с
не