действительности, нельзя ошибиться, а можно
либо мыслить его, либо нет. Относительно его ставится вопрос только о сути,
а не о том, такого ли свойства оно или нет).

Что же касается бытия как истины и небытия как ложного, то в одних случаях,
если связывают [связанное на деле], имеется истинное, если же такого
связывания нет, то - ложное, а в других случаях, когда имеется одно, если
оно действительно сущее, оно есть только таким-то образом; если же оно
таким-то образом не существует, оно вообще не существует, и истина здесь в
том, чтобы мыслить это сущее, а ложного здесь нет, как нет здесь и
заблуждения, а есть лишь незнание, но незнание, не сходное со слепотой:
ведь слепоту можно сравнить с тем, как если бы кто не был наделен
мыслительной способностью вообще.

Равным образом очевидно, что относительно вещей неподвижных, если их
считают неподвижными, нельзя ошибиться в смысле времени. Если, например,
полагают, что треугольник не изменяется, то не будут думать, что углы его в
одно время равны двум прямым, а в другое нет (ведь в таком случае он бы
изменялся). Однако вполне возможно предположить, что одна неизменяющаяся
вещь имеет такое-то свойство, а другая [того же вида] не имеет, например
что ни одно четное число не есть простое число, или же - что одни таковы, а
другие нет.

А относительно неизменяющейся вещи, которая по числу одна, и такого рода
заблуждение невозможно: ведь здесь нельзя уже будет думать, что одни имеют
такие-то свойства, другие нет, а можно лишь высказываться истинно или ложно
об этой вещи, поскольку всегда все обстоит с ней именно так, а не иначе.


КНИГА ДЕСЯТАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Что о едином говорится в различных значениях, об этом сказано раньше - там,
где мы разбирали, в скольких смыслах [употребляются отдельные слова]; но
раз нообразные значения единого сводимы к четырем основным видам того, что
называется единым первично и само по себе, а не привходящим образом, а
именно: (1) непрерывное - либо вообще, либо - особенно - по природе, а не
через соприкосновение или связь (да и из этого надо считать единым в
большей мере и первее то, движение чего нераздельнее и более просто); (2)
едино - и даже в большей мере - то, что составляет целое и имеет
определенный образ, или форму, особенно если нечто таково от природы, а не
посторонней силой (наподобие того, что соединено клеем, или гвоздями или
узлом), и имеет причину своей непрерывности в самом себе. А вещь бывает
такой оттого, что движение ее одно и неделимо по месту и времени; поэтому
ясно, что если чему-то присуще от природы первое начало первичного движения
(я имею в виду первое начало перемещения-круговое движение), то это-
первичная единая величина. Таким образом, то, что едино в этом смысле,- это
или непрерывное, или целое А в другом смысле едино то, определение чего
едино Таково то, что постигается единой мыслью, т. е. то мысль о чем
неделима, неделима же мысль о неделимом по виду или по числу; (3) по числу
неделимо единичное, (4) по виду - то, что неделимо для понимания и
познания, так что единым в первичном смысле можно было бы считать то, что
есть причина единства сущностей [1] Итак, вот во скольких значениях
говорится о едином - это непрерывное от природы, целое, единичное и общее,
и все они единое потому, что в одних случаях неделимо их движение, в других
- мысль о них или определение их.

Надо, однако, иметь в виду, что нельзя считать одинаковыми вопрос о том,
какие вещи обозначаются как единое, и вопрос о том, что такое существо
единого и каково его определение (ведь о едином говорится в указанных
смыслах, и единой будет каждая из тех вещей, которым присущ один из
упомянутых видов единства. А существо единого иногда будет присуще одному
из этих видов, иногда чему-то другому, что даже ближе к [непосредственному
значению] слова "единое", тогда как указанные вещи едины в возможности),
так же как это следовало бы говорить об элементе и причине, если бы надо
было, с одной стороны, различать, какие вещи к ним относятся, а с другой -
давать определение самого имени. Ибо в одном смысле элемент есть огонь (и
пожалуй, само по себе также и беспредельное [2] или еще что-то в этом роде
есть элемент), а в другом смысле нет: ведь существо огня и существо
элемента не одно и то же, а как определенная вещь и естество элемент есть
огонь; слово же "элемент" обозначает нечто привходящее для огня, а именно
что что-то возникает из него как из первоосновы. То же можно сказать и о
причине, и о едином, и обо всем подобном им. Поэтому и быть единым - значит
быть неделимым именно как определенным нечто и существующим отдельно либо
пространственно, либо по виду, либо в мысли; иначе говоря, это значит быть
целым и неделимым, а скорее всего быть первой мерой для каждого рода,
главным образом для количества; ведь отсюда [это значение единого] перешло
на другие [роды сущего]. Мера есть то, чем познается количество; а
количество как таковое познается или через единое, или через число [3] а
всякое число - через единое, так что всякое количество как таковое
познается через единое, и то первое, чем познаются количества, есть само
единое; а потому единое есть начало числа как такового. Отсюда и во всех
остальных областях мерой называется то первое, чем каждая вещь познается, и
для каждого мерой служит единое - в длине, в ширине, в глубине, в тяжести,
в скорости ("тяжесть" и "скорость" одинаково применимы к
противоположностям, ибо каждая из них имеет двоякое значение; так, тяжесть
приписывается и тому, что имеет хоть какой-либо вес, и тому, что имеет
чрезвычайно большой вес, а скорость - и тому, что совершает хоть какое-либо
движение, и тому, что движется чрезвычайно быстро: ведь есть некоторая
скорость и у того, что движется медленно, а тяжесть - у более легкого).

Так вот, во всех этих случаях мерой и началом служит нечто единое и
неделимое, ибо и при измерении линий мы как неделимой пользуемся линией
величиною в одну стопу: всюду в качестве меры ищут нечто единое и
неделимое, а таково простое или по качеству, или по количеству. А где
представляется невозможным что-то отнять или прибавить, там мера точна
(поэтому мера числа самая точная: ведь единица принимается как нечто во
всех отношениях неделимое); а во всех остальных случаях стараются брать эту
меру как образец: у стадия, у таланта и вообще у того, что покрупнее,
бывает менее заметно, когда что-то прибавляют к ним или отнимают от них,
чем у величины меньших размеров. Поэтому все делают мерой то, что как
первое по свидетельству чувственного восприятия не допускает [такого
прибавления или отнятия],- и для жидкого и сыпучего, и для имеющего тяжесть
или величину, и полагают, что знают количество, когда знают его с помощью
этой меры. Равным образом и движение измеряют простым и наиболее быстрым
движением, так как оно занимает наименьшее время; поэтому в учении о
небесных светилах за начало и меру берется такое единое (а именно: в основу
кладется равномерное и наиболее быстрое движение - движение неба, и по нему
судят обо всех остальных), в музыке-четверть тона (так как она наименьший
тон), а в речи-отдельный звук. И все это - единое не в том смысле, что оно
обще им всем, а в указанном выше смысле [4]

Мера, однако, не всегда бывает одна по числу; иногда мер больше, например:
имеется два вида четверти тона, различающиеся между собой не на слух, а
своими числовыми соотношениями [5] и звуков, которыми мы производим
измерение, несколько, а также диагональ квадрата и его сторона измеряются
двоякой мерой, равно как и все [несоизмеримые] величины. Таким образом,
единое есть мера всех вещей, потому что мы узнаем, из чего состоит
сущность, когда производим деление либо по количеству, либо по виду. И
единое неделимо потому, что первое в каждом [роде вещей] неделимо. Однако
не все единое неделимо в одинаковом смысле, например стопа и единица:
последняя такова во всех отношениях, а первую надо относить к тому, что
неделимо лишь для чувственного восприятия, как это было уже сказано: ведь,
собственно говоря, все непрерывное делимо.

Мера всегда однородна с измеряемым: для величин мера - величина и в
отдельности для длины - некоторая длина, для ширины - ширина, для звука -
звук, для тяжести - тяжесть, для единиц - единица (именно так это надо
принять, а не говорить, что мера чисел есть число; правда, это было бы
необходимо, если бы отношение [6] здесь было такое же, [как и в других
примерах]; но дело в том, что требование здесь неодинаковое, а такое, как
если бы кто требовал, чтобы мерою единиц были единицы, а не единица; число
[7] же есть некоторое множество единиц).

По той же самой причине мы называем также знание и чувственное восприятие
мерою вещей, а именно потому, что мы нечто познаем при посредстве их, хотя
они скорее измеряются [8], чем измеряют. Но с нами получается так, как
будто кто-то другой измеряет нас, и мы узнаем свой рост благодаря тому, что
столько-то раз прикладывают к нам меру длины - локоть. Прота-гор же
говорит: "Человек есть мера всех вещей", что равносильно тому, как если бы
он сказал: "человек знающий" или "воспринимающий чувствами" [есть мера всех
вещей], а они - потому, что обладают: один - чувственным восприятием,
другой - знанием, о которых мы [и так] говорим, что они меры предметов.
Таким образом, это изречение ничего не содержит, хотя кажется, что содержит
нечто особенное.

Итак, ясно, что единое в существе своем, если точно указывать значение
слова, есть прежде всего некоторая мера, главным образом для количества,
затем для качества. А мерой оно будет, если оно неделимо - в одном случае
по количеству, в другом - по качеству; поэтому единое неделимо или вообще,
или поскольку оно единое.

.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Что же касается сущности и природы единого, то необходимо выяснить, как
обстоит здесь дело, подобно тому как мы при рассмотрении затруднений [1]
разбирали, что такое единое и как его надо понимать, а именно:

есть ли само по себе единое некоторая сущность (как это утверждали сначала
пифагорейцы, а затем Платон) или скорее в его основе лежит некоторое
естество, и о едином надо высказаться более понятно и скорее наподобие тех,
кто рассуждал о природе, из которых один утверждал, что единое - это
дружба, другой - воздух, третий - беспредельное.

Если же ничто общее не может быть сущностью, как об этом сказано в
рассуждениях о сущности и о сущем, и если само сущее не может быть
сущностью в смысле единого помимо множества (ибо оно общее всему), а может
быть лишь тем, что сказывается о чем-то другом, то ясно, что и единое не
может быть сущностью: ведь сущее и единое в большей мере, нежели что бы то
ни было другое, сказываются как общее. Так что и роды не самобытности
(physeis) и сущности, существующие отдельно от других, и единое не может
быть родом по тем же самым причинам, по которым не могут быть родом ни
сущее, ни сущность.

Кроме того, во всех [областях бытия] дело [с единым] должно обстоять
одинаково: ведь о едином говорится в стольких же смыслах, что и о сущем;
поэтому, так как когда речь идет о качестве, единое есть что-то
определенное по качеству, и точно так же когда речь идет о количестве, то
очевидно, что и вообще следует выяснять, что такое единое, так же как
следует выяснять, что такое сущее, ибо недостаточно сказать, что именно в
этом [2] и состоит его природа. У цветов единое есть тот или иной цвет,
скажем белое, а все остальные цвета представляются происходящими из него и
из черного, причем черное есть лишение белого, как и тьма - лишение света;
так что если бы вещи были цветами, то они были бы некоторым числом, но
числом чего? Очевидно, цветов, и единое было бы некоторым определенным
единым, например белым цветом. Подобным же образом если бы вещи были
напевами, то и они были бы числом, но числом четвертей тона, однако число
не было бы их сущностью; и единое было бы чем-то, сущностью чего было бы не
единое, а четверть тона. И точно так же в речи сущее было бы числом ее
звуков и единое было бы гласным звуком. А если бы вещи были прямолинейными
фигурами, то они были бы числом фигур и единое было бы треугольником. И то
же самое можно сказать и о других родах [сущего].

Так что если числа и единое имеются и у состояний, и у качеств, и у
количеств, и у движения и во всех этих случаях число сеть число
определенных вещей, а единое есть определенное единое, но сущность его
отнюдь не в том, чтобы быть единым, то и с сущностями дело должно обстоять
таким же образом, ибо со всем дело обстоит одинаково. Таким образом,
очевидно, что единое в каждом роде [сущего] есть нечто определенное и что
само по себе единое ни у какого рода не составляет его природу; и как у
цветов искомое само по себе единое - это один цвет, так и у сущности
искомое само по себе единое есть одна сущность; а что единое некоторым
образом означает то же самое, что и сущее, это ясно из того, что оно
сопутствует категориям в стольких же значениях, что и сущее, и не подчинено
[особо] ни одной из них (ни категории сущности, например, ни категории
качества, а относится к ним так же, как сущее), а также из того, что если
вместо "человек" говорят "один человек", то ничего дополнительного не
высказывают (так же и "быть" ничего не значит помимо сути вещи, ее качества
или количества), а быть единым означает быть чем-то отдельным.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Единое и многое противолежат друг другу различным образом; прежде всего
единое и множество противолежат друг другу как неделимое и делимое, а
именно: разделенное или делимое называют некоторым множеством, а неделимое
или неразделенное - единым. А так как имеется четыре рода
противопоставления [1], а здесь один из двух членов противоположности [2]
есть лишенность другого, то они противоположны друг другу и не обозначаются
ни как противоречащие друг другу, ни как соотнесенные друг с другом. А свое
название и объяснение единое получает от своей противоположности -
неделимое от делимого, потому что множество и делимое в большей мере
воспринимается чувствами, нежели неделимое, так что благодаря чувственному
восприятию множество по определению первее неделимого.

К единому относится, как мы это описали и в "Перечне противоположностей"
[3] тождественное, сходное и равное, к множеству - разное, несходное и
неравное. О тождественном мы говорим в различных значениях: в одном смысле
мы иногда как о тождественном говорим о едином по числу, затем - когда
нечто едино и по определению, и по числу, например: ты сам с собой одно и
по форме, и по материи; и далее - когда обозначение первичной сущности
одно, например, равные прямые линии тождественны, и равные [4] и
равноугольные четырехугольники - тоже, хотя их несколько, но у них
равенство означает единство.

А сходными называются вещи, когда, не будучи во всех отношениях
тождественными и имея различие в своей составной сущности, они одни и те же
по форме, как больший четырехугольник сходен с малым, и неравные прямые
сходны друг с другом, ибо они именно сходны друг с другом, но не во всех
отношениях одни и те же. Далее, вещи называются сходными, когда, имея одну
и ту же форму и будучи в состоянии быть больше и меньше, они не больше и не
меньше. А другие вещи, когда у них одно и то же по виду свойство (например,
белый цвет) бывает [у одной] в значительной степени и [у другой] слабее,
называются сходными, потому что форма у них одна. Наконец, вещи называются
сходными, когда у них больше тождественных свойств, нежели различных, или
вообще, или очевидных; например, олово сходно с серебром, а золото - с
огнем, поскольку оно желтое и красноватое.

А отсюда ясно, что о разном, или инаковом, и о несходном говорится в
различных значениях. И "другое" в одном значении противолежит
"тождественному", а потому каждая вещь по отношению к каждой другой есть
либо то же самое, либо другое; в ином смысле говорят о "другом", когда у
них ни материя не одна, ни определение не одно и то же, поэтому ты и твой
сосед - разное. А третье значение "другого" - то, в каком оно употребляется
в математике [5]. Таким образом, каждая вещь обозначается по отношению к
каждой другой как "разное" или "тождественное" в той мере, в какой о ней
говорится как о едином и сущем, и вот почему: "другое" не есть
противоречащая противоположность "тождественному", поэтому оно (в отличие
от "нетождественного") не сказывается о не-сущем, а сказывается о всем
сущем: ведь всякое сущее и единое есть от природы либо "одно", либо не
"одно".

Вот каким образом противополагаются "разное", или "инаковое", и
"тождественное", а различие-это не то, что инаковость. Ведь "инаковое" и
то, в отношении чего оно инаковое, не должны быть инаковыми в чем-то
определенном (ибо всякое сущее есть или инаковое, или тождественное).
Различное же различается от чего-то в чем-то определенном, так что
необходимо должно быть нечто тождественное, в чем различаемые вещи
различаются между собой [6] А это нечто тождественное - род или вид. Ибо
все различающееся между собой различается либо по роду, либо по виду:
породу различаются вещи, у которых нет общей материи и которые не могут
возникать друг из друга (таково, например, то, что принадлежит к разным
категориям); по виду - те, что принадлежат к одному и тому же роду (а
называется родом то, благодаря чему различающиеся между собой вещи
называются тождественными по сущности).

Противоположные же друг другу вещи различаются между собой, и
противоположность есть некоторого рода различие. Что мы здесь исходим из
правильного предположения, это ясно из наведения. Ведь все противоположные
друг другу вещи очевидным образом различаются между собой; они не только
разные вещи, но одни разные по роду, а другие попарно находятся в одной и
той же категории, так что принадлежат к одному и тому же роду, т. е.
тождественны друг другу по роду. А какие вещи по роду тождественны или
раз-личны - это было указано в другом месте [7]

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Так как различающиеся между собой вещи могут различаться в большей и в
меньшей степени, то имеется и некоторое наибольшее различие, и его я
называю противоположностью. Что она есть наибольшее различие - это ясно из
наведения. Вещи, различающиеся между собой по роду, не переходят друг в
друга, а в большей мере отдалены друг от друга и несопоставимы; а у тех,
что различаются по виду, возникновение происходит из противоположностей как
крайностей; но расстояние между крайностями - самое большое, а потому и
расстояние между противоположностями такое же.

Но право же, наибольшее в каждом роде есть нечто законченное, ибо
наибольшее есть то, что не может быть превзойдено, а законченное - то, за
пределами чего нельзя найти что-то [относящееся к вещи]; ведь законченное
различие достигло конца (так же как и остальное называется законченным
потому, что достигло конца), а за проделами конца нет уже ничего, ибо конец
- это крайний предел во всякой вещи и объ-емлет ее, а потому нет ничего за
пределами конца, и закопченное не нуждается в чем-либо еще.

Таким образом, из только что сказанного ясно, что противоположность есть
законченное различие; а так как о противоположном говорится в различных
значениях, то ему каждый раз будет сопутствовать законченность в том же
смысле, в каком ему присуще быть противоположным. И если это так, то ясно,
что каждая противоположность не может иметь больше одной противоположности:
ведь ничего не может быть еще более крайним, чем крайнее, как и не может
быть у одного расстояния больше чем две конечные точки; да и вообще если
противоположность есть различие, а различие бывает между двумя вещами, то и
законченное различие должно быть между двумя.

Равным образом необходимо правильны и другие определения противоположного,
а именно: законченное различие есть наибольшее различие, ибо за пределами
такого различия ничего нельзя найти у вещей, различающихся по роду или по
виду (ведь было показано, что между чем-то и вещами, находящимися вне [его]
рода, нет "раз