о таком
сущем, которое способно двигаться, и о выраженной в определении (kata ton
logon) сущности, которая по большей части не существует отдельно [от
материи]. Не должно остаться незамеченным, каковы суть бытия вещи и ее
определение, ибо исследовать без них - это все равно что не делать ничего.
Из определяемых предметов и их сути одни можно сравнить с "курносым",
другие - с "вогнутым": они отличаются друг от друга тем, что "курносое"
есть нечто соединенное с материей (ведь "курносое" -это "вогнутый" нос), а
вогнутость имеется без чувственно воспринимаемой материи. Так вот, если о
всех природных вещах говорится в таком же смысле, как о курносом, например:
о носе, глазах, лице, плоти, кости, живом существе вообще, о листе, корне,
коре, растении вообще (ведь определение ни одной из них невозможно, если не
принимать во внимание движение; они всегда имеют материю), то ясно, как
нужно, когда дело идет об этих природных вещах, искать и определять их суть
и почему исследование души также отчасти относится к познанию природы, а
именно постольку, поскольку душа не существует без материи.

Что учение о природе, таким образом, есть учение умозрительное, это
очевидно из сказанного. Но и математика - умозрительная наука. А есть ли
она наука о неподвижном и существующем отдельно, это сейчас не ясно, однако
ясно, что некоторые математические науки рассматривают свои предметы как
неподвижные и как существующие отдельно. А если есть нечто вечное,
неподвижное и существующее отдельно, то его, очевидно, должна познать наука
умозрительная, однако оно должно быть предметом не учения о природе (ибо
последнее имеет дело с чем-то подвижным) и не математика, а наука, которая
первее обоих. В самом деле, учение о природе занимается предметами,
существующими самостоятельно, но не неподвижными; некоторые части
математики исследуют хотя и неподвижное, однако, пожалуй, существующее не
самостоятельно, а как относящееся к материи; первая же философия исследует
самостоятельно существующее и неподвижное. А все причины должны быть
вечными, особенно же эти, ибо они причины тех божественных предметов
которые нам являются.

Таким образом, имеются три умозрительных учения: математика, учение о
природе, учение о божественном (совершенно очевидно, что если где-то
существует божественное, то ему присуща именно такая природа), и
достойнейшее знание должно иметь своим предметом достойнейший род [сущего].
Так вот, умозрительные науки предпочтительнее всех остальных, а учение о
божественном предпочтительнее других умозрительных наук. В самом деле, мог
бы возникнуть вопрос, занимается ли первая философия общим или каким-нибудь
одним родом [сущего], т. е. какой-нибудь одной сущностью (physis): ведь
неодинаково обстоит дело и в математических науках: геометрия и учение о
небесных светилах занимаются каждая определенной сущностью (physis), а
общая математика простирается на все. Если пет какой-либо другой сущности
(oysia), кроме созданных природой, то первым учением было бы учение о
природе. Но если есть некоторая неподвижная сущность, то она Первее и
учение о ней составляет первую философию, притом оно общее [знание] в том
смысле, что оно первое. Именно первой философии надлежит исследовать сущее
как сущее - что оно такое и каково все присущее ему как сущему.

.

ГЛАВА ВТОРАЯ

А так как о сущем вообще говорится в различных значениях, из которых одно,
как было сказано, - это сущее в смысле привходящего, другое - сущее в
смысле истины (и не-сущее в смысле ложного), а кроме того, разные виды
категорий, как, например, суть вещи, качество, количество, "где", "когда" и
еще что-нибудь, что может быть обозначено этим способом, а затем, помимо
этого, сущее в возможности и сущее в действительности, - то прежде всего
следует сказать о сущем в смысле привходящего, что о нем нет никакого
учения. Доказательство тому-то, что никакому учению нет дела до него: ни
учению о деятельности, ни учению о творчестве, ни учению об умозрительном.
В самом деле, и тот, кто строит дом, не строит того, что привходящим
образом получается вместе с возникновением донн (ведь такого-бесчисленное
множество: ничто не мешает, чтобы построенный дом для одних был приятен,
для других - вредов, для третьих - полезен и чтобы он был отличен от всех,
можно сказать, существующих вещей; ни с чем из всего этого домостроительное
искусство не имеет дела); равным образом геометр не рассматривает такого
привходящего у фигур и не спрашивает, отличаются ли между собой
"треугольник" и "треугольник, углы которого [в совокупности] равны двум
прямым". И это имеет разумное основание: ведь привходящее есть как бы одно
лишь наименование. Поэтому Платон был до известной степени прав, когда
указывал, что не-сущее - это область софистики. В самом деле, рассуждения
софистов, можно сказать, больше всего другого имеют дело с привходящим,
например: рассуждение о том, разное ли или одно и то же образованность в
искусстве и знание языка, точно так же, разное ли или одно и то же
образованный Кориск и Кориск и можно ли обо всем, что существует, но
существует не всегда, сказать, что оно стало, так что если человек, будучи
образованным в искусстве, стал сведущим в языке, то значит, он, будучи
сведущим в языке, стал образованным в искусстве, и другие тому подобные
рассуждения. А ведь очевидно, что привходящее есть нечто близкое к
не-сущему. И это ясно и из таких рассуждений: у того, что существует иным
образом, имеет место и возникновение и уничтожение, а у того, что есть
привходящим образом, того и другого нет. Но все же необходимо еще сказать о
привходящем, насколько это возможно, какова его природа и по какой причине
оно есть, так как вместе с этим станет, может быть, ясно и то, почему нет
науки о нем.

И вот, так как с одним из существующего дело обстоит одинаково всегда и по
необходимости (это необходимость не в смысле насилия, а в смысле того, что
иначе быть не может), с другим же не по необходимости и не всегда, а
большей частью, - то это начало и это причина того, что существует
привходящее, ибо то, что существует не всегда и не большей частью, мы
называем случайным, или привходящим. Так, если в летнее время наступит
ненастье и холод, мы скажем, что это произошло случайно, а не тогда, когда
наступает зной и жара, потому что последнее бывает [летом] всегда или в
большинстве случаев, а первое нет. И что человек бледен - это нечто
привходящее (ведь этого не бывает ни всегда, ни в большинстве случаев),
живое же существо человек есть не привходящим образом. И то, что строитель
лечит, это нечто привходящее, потому что это естественно делать не
строителю, а врачевателю, строитель же случайно оказался врачевателем. И
искусный повар, стремясь к тому, чтобы доставить удовольствие, может
приготовить нечто полезное для здоровья, но не через поваренное искусство;
поэтому мы говорим, что это получилось привходящим образом, и в каком-то
смысле он это делает, но не прямо. В самом деле, для других вещей имеются
причины и способности, которые их создают, а для привходящего никакого
определенного искусства и способности нет, ибо причина существующего или
становящегося привходящим образом также есть нечто привходящее. Стало быть,
так как не все существует или становится необходимым образом и всегда, а
большинство - большей частью, то необходимо должно быть нечто привходящим
образом сущее; так, например, бледный не всегда и не в большинстве случаев
образован; и если он в том или другом случае становится таковым, то это
будет привходящим образом (иначе же все было бы по необходимости); так что
причиной привходящего будет материя, могущая быть иначе, чем она бывает
большей частью. Прежде всего надо выяснить, действительно ли нет ничего,
что не существует ни всегда, ни большей частью, или же это невозможно. В
самом же деле помимо этого есть нечто, что может быть и так и иначе, т. е.
привходящее. А имеется ли [лишь] то, что бывает в большинстве случаев, и
ничто не существует всегда, или же есть нечто вечное - это должно быть
рассмотрено позже, а что нет науки о привходящем - это очевидно, ибо всякая
наука - о том, что есть всегда, или о том, что бывает большей частью. В
самом деле, как же иначе человек будет чему-то учиться или учить другого?
Ведь оно должно быть определено как бывающее всегда или большей частью,
например, что медовая смесь полезна больному лихорадкой в большинстве
случаев. А что касается того, что идет вразрез с этим, то нельзя будет
указать, когда же от медовой смеси пользы не будет, например в новолуние,
но тогда и "в новолуние" означает нечто бывающее всегда или большей частью;
между тем привходящее идет враз рез с этим. Таким образом, сказано, чти
такое привходящее и по какой причине оно бывает, а также что науки о нем
нет.

.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Что имеются начала и причины, возникающие и уничтожающиеся без
[необходимого] возникновения и уничтожения, - это очевидно. Ведь иначе все
существовало бы по необходимости, раз у того, что возникаем и уничтожается,
необходимо должна быть какая-нибудь непривходящая причина. В самом деле,
будет ли вот это или нет? Будет, если только произойдет вот это другое;
если же не произойдет, то нет. А это другое произойдет, если произойдет
третье. И таким образом ясно, что, постоянно отнимая у ограниченного
промежутка времени все новые части времени, мы дойдем до настоящего
времени. Так что такой-то человек? умрет - от болезни или же насильственной
смертью если выйдет из дому; а выйдет он, если будет томиться жаждой; а это
будет, если будет другое; и таким образом дойдут до того, что происходит
теперь, или до чего-то уже происшедшего. Например, это произойдет. если он
будет томиться жаждой; а это будет, если он ест нечто острое; а это или
происходит, или нет; так что он необходимым образом умрет или не умрет.
Точно так же обстоит дело, если перейти к прошлым событиям. Ведь это - я
имею в виду происшедшее-уже в чем-то наличествует. Следовательно, все, что
произойдет, произойдет необходимым образом, например смерть живущего, ибо
что-то [для этого] уже возникло например наличествуют противоположности в
том же теле. Но умрет ли он от болезни или насильственное смертью - это еще
неизвестно; это зависит от того, произойдет ли "вот это". Ясно, таким
образом, что доходят до какого-то начала, а оно до чего-то другого уже нет.
Поэтому оно будет началом того, что могло быть и так и иначе, и для его
возникновения нет никакой другой причины. Но к какого рода началу и к
какого рода причине восходит здесь [привходящее] - к материи ли, целевой
причине, или движущей причине,-это надо рассмотреть особенно.

.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Оставим теперь вопрос о том, что существует как привходящее, ибо оно
определено в достаточной мере. Что же касается сущего в смысле истинного и
во-сущего в смысле ложного, то оно зависит от связывания и разъединения, а
истинное и ложное вместе - от разграничения членов противоречия, а именно:
истинно утверждение относительно того, что на деле связано, и отрицание
относительно того, что на деле разъединено; а ложно то, что противоречит
этому разграничению; как оказывается возможным "мыслить вместе" или
"мыслить отдельно"[1] - это другой вопрос, а под "вместе" и "отдельно" я
разумею не то, что возникает последовательность, а то, что возникает
некоторое единство. Ведь ложное и истинное не находятся в вещах, так чтобы
благо, например, было истинным, а зло непременно ложным, а имеются в
[рассуждающей] мысли, в отношении же простого и его сути - даже и не в
мысли. Так вот, что должно исследовать относительно сущего и не-сущего в
этом смысле, - это надо разобрать в дальнейшем. А так как связывание и
разъединение находится в мысли, но не в вещах, а сущее в смысле истинного
отлично от сущего в собственном смысле (ведь мысль связывает или отделяет
либо суть вещи, либо качество, либо количество, либо еще что- нибудь
подобное), то сущее в смысле привходящего и в смысле истинного надо теперь
оставить, ибо причина первого неопределенна, а причина второго - некоторое
состояние мысли, и как то, так и другое касаются остающегося рода сущего и
не выражают ничего такого, чего уже не было бы в природе сущего. Поэтому мы
их и оставим, рассмотреть же следует причины и начала самого сущего как
такового, <а из того, что было установлено нами относительно многозначности
каждого [выражения], ясно, что о сущем говорится в различных смыслах>.




КНИГА СЕДЬМАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

О сущем говорится в различных смыслах, как мы это установили раньше в
разделе о многозначности [каждого выражения]: оно означает, с одной
стороны, суть вещи и определенное нечто, а с другой - качество пли
количество или любое из других подобных родов сказываемого. Хотя о сущем
говорится в стольких значениях, но ясно, что первое из них-это значение
сущего как сути вещи, которая выражает ее сущность (когда мы хотим сказать,
какова эта вещь, мы говорим, что она хороша или плоха, но не что она
величиною в три локтя или что она человек; когда же мы хотим сказать, что
она есть, мы не говорим, что она белая или теплая или величиною в три
локтя, а что она человек или бог), а все остальное называется сущим,
поскольку в одних случаях - это относящееся к сущему в первом значении
количество, или качество, или состояние, или еще что-то другое тому
подобное. Поэтому можно бы поставить и вопрос: "ходить", "быть здоровым",
"сидеть" и тому подобное - есть ли каждое из них сущее или не-сущее? Ибо ни
одно из них не существует от природы само по себе и не может отделяться от
предмета (oysia); а если что-то здесь есть, то скорее то, что ходит, то,
что сидит, и то, что здорово. А они, видимо, есть сущее в большей мере,
потому что субстрат у них есть нечто определенное, а именно сущность или
единичный предмет, который и представлен в таком виде высказываний, ибо о
хорошем и сидящем мы не говорим без такого субстрата. Ясно поэтому, что
благодаря сущности есть и каждое из тех действий или состояний, так что
сущность есть в первичном смысле сущее, т. е. не в некотором отношении
сущее, а безусловно сущее.

О первом же говорят, правда, в различных смыслах, но сущность есть первое
во всех смыслах: и по определению, и по познанию, и по времени. В самом
деле, из других родов сущего ни один не может существовать отдельно, одна
лишь сущность может. И по определению она первое, ибо в определении чего бы
то ни было должно содержаться определение сущности. Точно так же мы
полагаем, что мы знаем что бы то ни было больше всего тогда, когда знаем,
чти оно есть, [например], что такое человек или огонь, в большей мере, чем
если знаем его качество или количество или положение в пространстве, ибо и
из них самих мы каждое знаем тогда, когда знаем, что такое качество или
количество.

И вопрос, который издревле ставился и ныне и постоянно ставится и
доставляет затруднения, - вопрос о том, что такое сущее, - это вопрос о
том, что такое сущность. Именно о ней одни утверждают, что она одна, другие
- что больше, чем одна, а из них одни утверждают, что она ограничена по
количеству, другие-безгранична по количеству. А потому и нам надлежит
главным образом, прежде всего и, можно сказать, исключительно исследовать,
что такое сущее в этом смысле.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Очевиднее всего, как полагают, сущность присуща телам; поэтому мы называем
сущностями животных, растения и их части, а также природные тела, такие,
как огонь, вода и земля, и каждое тело этого рода, а также все то, что есть
часть их или состоит из них - либо из их частей, либо из всей совокупности
их, - например: небо и его части, звезды. Лупа и Солнце. А только ли они
есть сущности или есть и другие, или же некоторые из этих и [вместе с ними]
другие, или ни одна из них, а какие-то другие-это следует рассмотреть.
Некоторые же полагают, что сущности - это пределы тела, такие, как
плоскость, линия, точка цедилица, и в большей мере они, нежели тело, т. е.
имеющее объем.

Далее, по мнению одних, помимо чувственно воспринимаемых вещей нет такого
рода сущностей; по мнению же других, имеются вечные сущности, более
многочисленные [по виду], и они сущее в большей мере; так, Платон считает
Эйдосы и математические предметы двумя родами сущности, третьим же -
сущность чувственно воспринимаемых тел. А Спевсипп, исходя из единого,
признает еще больше сущностей и разные начала для каждой сущности: одно -
для чисел, другое - для величин, третье - для души; и таким образом он
увеличивает число видов сущности. Некоторые же утверждают, что природа
Эйдосов и чисел одна и та же, и из них следует остальное - линии и
плоскости, вплоть до сущности неба и чувственно воспринимаемых вещей.

Так вот, чти по этому поводу говорится правильно и что не правильно и какие
есть сущности, имеются ли какие-нибудь сущности помимо чувственно
воспринимаемых или нет и как они существуют, а также есть ли помимо
чувственно воспринимаемых какая-нибудь отдельно существующая сущность и
если есть, то почему и как, или же никакой такой сущности нет, - все это
надо рассмотреть, определив сначала в общих чертах, что такое сущность.

ГАВА ТРЕТЬЯ

О сущности говорится если не в большем числе значений, то по крайней мере в
четырех основных, ибо и суть бытия вещи, и общее, и род считают сущностью
всякой вещи, и наряду с ними четвертое-субстрат; а субстрат - это то, о чем
сказывается все остальное, в то время как сам он уже не сказывается о
другом. Поэтому прежде всего надо точно определить его, ибо в наибольшей
мере считается сущностью первый субстрат. А как такой субстрат в одном
смысле обозначается материя, в другом -форма (morphe) и в третьем -то , что
из них состоит. Под материей же я разумею, например, медь; под формой -
очертание - образ (schema tes ideas); под тем, что состоит из обоих, -
изваяние как целое. Так что если форма (eidos) Первее материи и есть сущее
в большей мере, она на том же основании Первее и того, что состоит из того
и другого.

Таким образом, мы сказали в общих чертах, что же такое сущность, а именно:
она то, что не сказывается о субстрате, по о чем сказывается все остальное.
Нельзя, однако, ограничиться только этим утверждением, ибо этого
недостаточно: само это утверждение неясно, и к тому же сущностью
оказывается материя. А именно: если материя не сущность, то от нас
ускользает, что бы еще могло быть ею: ведь когда мы отнимаем все остальное,
ничего другого, очевидно, не остается; а остальное - это состояния тел,
произведенное ими и их способности; длина же, ширина и глубина - это
некоторые количества, а не сущности (ведь количество не сущность), и
сущность есть скорее то, чему как первому все это принадлежит. С другой
стороны, когда мы отнимаем длину, ширину и глубину, мы видим, что ничего не
остается, разве только то, что ограничено ими, если оно что-то есть; так
что при таком взгляде материя должна казаться единственной сущностью. А под
материей я разумею то, что само по себе не обозначается ни как суть вещи
(ti), ни как что-то количественное, ни как что-либо другое, чем определено
сущее. В самом деле, существует нечто, о чем сказывается каждый из этих
родов сущего и бытие чего отличается от бытия каждого из них (ибо все
остальное сказывается о сущности, а сущность - о материи); поэтому
последний [субстрат] сам по себе не есть ни суть вещи, ни что-то
количественное, ни какой-либо из остальных родов сущего, и точно так же не
отрицания их: ведь и эти отрицания присущи ему [лишь] как привходящее.

Так вот, для тех, кто исходит из этих соображений, сущностью оказывается
материя. Но это невозможно: ведь считается, что существовать отдельно и
быть определенным нечто больше всего свойственно сущности, а потому форму и
то, что состоит из того и другого, скорее можно бы было считать сущностью,
нежели материю. Однако сущность, состоящую из того и другого, т. е. из
материи и формы, надо оставить без внимания: она нечто последующее и
очевидное; в некотором смысле очевидна и материя;