з, или подумают,  что
я один из Совета Трех!
   - Чиновник идет по набережной к Арсеналу.  Оттуда  они,  как  это  обычно
делается, отправятся на Риальто.
   - И тем самым дадут ужасному Якопо возможность скрыться? Ваши судьи тайно
вершат дела, когда им следовало бы разбирать их открыто, и  откровенны  там,
где им лучше было бы помолчать. Я должен покинуть тебя, Джельсомина. Выпусти
меня через внутренний двор, а сама вернись домой.
   - Я не могу этого сделать, Карло...  Ты  ведь  знаешь,  власти  разрешили
тебе... Я не стану скрывать - я нарушила их приказ: тебе не дозволено было в
этот час появляться во дворце...
   - И ты это сделала ради меня, Джельсомина? Девушка  в  смущении  опустила
голову, и  щеки  ее  покрылись  легким  румянцем,  подобным  утренней  заре,
вспыхнувшей над ее родным городом.
   - Ты ведь этого хотел, - сказала она, - Тысячу раз спасибо тебе, дорогая,
добрая,  верная  Джельсомина!  Не  бойся  за  меня,  я   выйду   из   дворца
незамеченным. Сюда трудно попасть, а тот, кто выходит, очевидно, имел  право
войти.
   - Днем, Карло, мимо алебардщиков идут в маске только  те,  кому  известен
пароль.
   Браво, казалось, был потрясен  словами  Джельсомины  лицо  его  выражало
полную  растерянность.  Он  слишком  хорошо  знал,  на  каких  условиях  ему
разрешалось сюда приходить, и поэтому не  сомневался,  что  если  попытается
выйти на набережную через  тюремные  ворота,  то  непременно  будет  схвачен
стражей, которую к этому времени уже оповестят о том, кто он  такой.  Другой
выход казался ему теперь  одинаково  опасным.  Он  был  удивлен  не  столько
содержанием зачитанного на площади объявления, сколько той оглаской, которой
сенат решил предать свои действия и, слушая возводимые на него обвинения, он
испытал скорее мучительную душевную боль, чем страх.
   До сих пор Якопо не сомневался, что все обойдется удачно: ведь в  Венеции
носить маски считалось делом обычным и у него было много способов  скрыться
но  теперь  он  очутился  в  западне.  Джельсомина  прочла  в  глазах  браво
нерешительность и пожалела, что так встревожила его.
   - Не так уж все плохо, Карло, -  заметила  она.  -  Сенат  позволил  тебе
навещать отца, правда, в определенные часы, но все равно это доказывает, что
и он способен на жалость, и, если я нарушила распоряжение,  чтобы  доставить
тебе  радость,  у  властей  не  хватит  жестокости  счесть  эту  ошибку   за
преступление.
   Якопо с сожалением посмотрел на девушку: как мало понимает  она  истинный
характер политики Святого Марка!
   - Нам пора расстаться, - сказал он, -  иначе  твоя  невинная  душа  может
поплатиться за мою неосторожность.  Мы  уже  подошли  к  главному  коридору.
Может, мне повезет и я смогу выйти на набережную.
   Джельсомина схватила его за руку, не желая оставлять его  одного  в  этом
страшном здании.
   - Нет, Карло, - сказала она, - ты сразу же наткнешься  на  солдата,  твоя
вина обнаружится, и тогда они уже больше не позволят  тебе  приходить  сюда,
чтобы навещать отца.
   Якопо знаком попросил ее идти вперед и  сам  пошел  за  ней.  С  бьющимся
сердцем, но  уже  немного  успокоившись,  Джельсомина  быстро  скользила  по
длинным коридорам, как всегда аккуратно запирая за собой все двери.  Наконец
они  вышли  к  знаменитому  Мосту  Вздохов.  Теперь  девушка  почти   совсем
успокоилась, ибо они подходили к ее квартире, а она решила  спрятать  своего
спутника в комнате отца, если  для  него  будет  опасно  покинуть  тюрьму  в
течение дня.
   -  Подожди  минутку,  Карло,  -  шепнула  она,  пытаясь  открыть   дверь,
соединявшую дворец с тюрьмой. Замок щелкнул, но дверь не отворилась.  -  Они
задвинули засовы изнутри, - бледнея, сказала Джельсомина.
   - Это неважно. Я пройду по  двору  мимо  стражи  без  маски,  Джельсомина
подумала, что ему не страшно быть узнанным слугами дожа, и,  желая  поскорее
вывести его, побежала к двери в другом конце галереи, но и эта дверь,  через
которую они вошли минуту назад, тоже не поддавалась.  Джельсомина,  шатаясь,
прислонилась к стене.
   - Мы не можем отсюда выйти! - испуганно воскликнула она, сама не  понимая
причины своего испуга.
   - Я знаю, - сказал Якопо, - мы в плену у этого рокового моста.
   Браво спокойно снял маску, и Джельсомина прочла  на  его  лице  отчаянную
решимость.
   - Святая мадонна! Что это все значит?
   - Это означает, что мы сегодня здесь в последний раз, дорогая.
   Заскрипели засовы, и обе двери со скрежетом отворились в  одну  и  ту  же
минуту. На мосту появился вооруженный инквизитор, держа наготове  наручники.
Джельсомина вскрикнула, но у Якопо не дрогнул ни один мускул лица,  пока  на
него надевали цепи.
   - И меня тоже! - крикнула в отчаянии Джельсомина. - Арестуйте и меня! Это
я виновата! Свяжите меня, бросьте в тюрьму, только оставьте бедного Карло на
свободе!
   - Карло? - отозвался офицер, сухо рассмеявшись.
   - Разве это преступление - навещать отца в тюрьме?  Сенат  знал,  что  он
приходит сюда... Они разрешили ему... Он только перепутал часы!..
   - Знаешь ли ты, девушка, за кого просишь?
   - За самое доброе сердце.., за самого преданного сына в Венеции! Если  бы
вы только видели, как он плачет над страданиями отца, какие мучения  терзают
его, вы бы сжалились над ним!
   - Слушай! - сказал офицер, сделав рукой жест, призывающий к вниманию.
   На мосту Святого Марка, под самым Мостом Вздохов, вновь зазвучала труба и
вновь послышались слова воззвания, обещающие  золото  в  награду  за  поимку
браво.
   -  Это  республика  назначает  награду  за  голову  наемного  убийцы!   -
воскликнула Джельсомина, которую сейчас не интересовало то, что делается  на
улице. - Он заслужил свою долю!
   - Так зачем сопротивляться?
   - Я вас не понимаю,  -  Глупая,  да  ведь  это  и  есть  Якопо  Фронтони!
Джельсомина не поверила  бы  словам  офицера,  если  бы  пе  душевная  мука,
отразившаяся в глазах Якопо. Страшная истина открылась ей, и  девушка  упала
без чувств. В ту же минуту браво поспешно увели.

Глава 27

   Давай поднимем занавес, посмотрим,
   Что происходит там, в той комнате.
   Роджерс

   В тот день по городу ползло множество слухов:  люди  передавали  их  друг
другу с таинственным и опасливым видом, столь характерным для нравов Венеции
того времени. Сотни людей шли к гранитным колоннам, словно  ожидали  увидеть
браво на его излюбленном месте, бросающего дерзкий вызов сенату,  ибо  этому
человеку непостижимо долго дозволено было появляться в общественных  местах,
и теперь горожане с трудом верили, что он так легко изменит своей  привычке.
Разумеется,  сомнения  их  тут  же  рассеивались.   Многие   теперь   громко
превозносили справедливость республики, потому  что  даже  самые  угнетенные
достаточно храбры, чтобы хвалить своих правителей, и те, кто долгие годы  не
проронил ни слова о действиях властей, теперь рассуждали вслух, словно они -
мужественные граждане свободной страны.
   День прошел, ничем не нарушив обычного течения жизни. Во  многих  церквах
города продолжались мессы по старому  рыбаку.  Его  товарищи  наблюдали  эти
церемонии со  смешанным  чувством  недоверия  и  ликования.  И,  прежде  чем
наступил вечер, рыбаки вновь обратились в самых покорных слуг из всех,  кого
олигархия  обычно  попирала,  ибо  неизбежное  следствие  подобных   методов
правления - грубая лесть легко подавляет вспышки  недовольства,  порожденные
беззаконием. Такова уж человеческая природа: привычка к подчинению рождает в
народе глубокое, хотя и искусственное чувство уважения к властям, и  потому,
когда тот, кто так долго стоял на пьедестале, спускается с него и признается
в   своей   случайной   слабости,   подчиненные    испытывают    глубочайшее
удовлетворение. Народ прощает ему все его слабости.
   В обычный час площадь Святого Марка заполнилась  народом  патриции,  как
всегда, покинули Бролио, и, прежде чем на башне  пробило  второй  час  ночи,
веселье было уже в  полном  разгаре.  На  каналах  вновь  появились  гондолы
благородных дам шторы на окнах  дворцов  были  раздвинуты,  чтобы  в  покои
проник свежий ветер с моря,  на  мостах  и  под  окнами  красавиц  слышалась
музыка.  Жизнь  общества  не  могла  остановиться  только  из-за  того,  что
жестокость оставалась безнаказанной, а безвинные страдали.
   На Большом канале в ту пору, как и теперь,  было  множество  великолепных
дворцов,  не  уступавших  по  роскоши  королевским.  Читателю  уже  довелось
познакомиться с некоторыми  из  этих  величественных  зданий,  и  теперь  мы
проведем его еще в одно.
   Особенности архитектуры,  явившиеся  следствием  необычного  расположения
Венеции, придают сходный вид всем  дворцам  этого  великолепного  города.  В
здание, куда ведет нас этот рассказ, имевшее свой внутренний  двор,  входили
через подъезд  с  канала,  попадая  в  просторный  вестибюль,  а  оттуда  по
массивной мраморной лестнице  поднимались  в  верхние  покои  со  множеством
картин и люстр и прекрасными полами, выложенными ценной  породой  мрамора  в
виде сложных узоров. Все ото напоминало те дворцы, где читатель уже  побывал
с нами.
   Было десять часов вечера.  В  одном  из  покоев  описанного  нами  дворца
собралась небольшая семья, являвшая собой приятное зрелище. Здесь  был  отец
семейства, человек, едва  достигший  средних  лет,  лицо  которого  выражало
мужество, ум и доброту, а в эту минуту еще и родительскую нежность,  ибо  он
держал на руках малыша лет трех-четырех, который шумно  резвился,  доставляя
удовольствие и себе и отцу. Прекрасная венецианка с золотистыми  локонами  и
нежным румянцем на щеках, словно сошедшая с полотна Тициана, лежала рядом на
кушетке, любуясь мужем и сыном и смеясь вместе с ними.  Девочка  с  длинными
косами - вылитый портрет матеры в юности - играла с грудным младенцем. Вдруг
на площади пробили часы. Вздрогнув, отец поставил малыша на пол  и  взглянул
на свои, - Поедешь ли ты куда-нибудь в гондоле, дорогая? - спросил он.
   - С тобой, Паоло?
   - Нет, дорогая, у меня есть дела, и я буду занят до двенадцати.
   - Ты обычно склонен покидать меня, когда тебя что-нибудь тревожит.
   - Не говори так! Я должен сегодня увидеться с моим  поверенным  и  хорошо
знаю, что ты охотно отпустишь меня для того, чтобы я позаботился  о  счастье
наших дорогих малюток.
   Донна Джульетта позвонила, чтобы ей подали одеться.
   Малыша и грудного ребенка отправили спать,  а  мать  со  старшей  дочерью
спустились к гондоле. Синьора никогда не выходила одна  -  это  был  брачный
союз, в котором обычный расчет счастливо  сочетался  с  искренним  чувством.
Помогая жене сесть в гондолу, хозяин дома нежно поцеловал ее  руку  и  затем
стоял на влажных ступенях подъезда до тех пор, пока лодка  не  удалилась  на
некоторое расстояние от дворца.
   - Кабинет готов для приема гостей? - спросил у слуги синьор Соранцо,  ибо
это был тот самый сенатор, который сопровождал дожа,  когда  тот  выходил  к
рыбакам.
   - Да, синьор.
   - Все приготовлено, как было сказано?
   - Да, ваша светлость.
   - Нас будет шестеро. Для всех есть кресла?
   - Да, синьор.
   - Хорошо. Когда первый из них приедет, я тут же спущусь.
   - Ваша светлость, два кавалера в масках уже ждут вас.
   Соранцо вздрогнул, снова взглянул на часы и поспешно направился  в  самую
отдаленную и спокойную часть дворца. Открыв небольшую дверь, он  очутился  в
комнате перед теми, кто уже ждал его прихода.
   -  Тысячу  извинений,  синьоры!  -  воскликнул  хозяин  дома.  -  Мне  не
приходилось прежде выполнять такие обязанности,  -  не  знаю,  насколько  вы
опытны в этом деле. Время пролетело как-то очень незаметно для  меня.  Прошу
вашего снисхождения, господа. Своим усердием в будущем я постараюсь искупить
эту оплошность, Оба гостя были, старше хозяина дома, и,  судя  по  каменному
выражению их лиц, за плечами у них была большая жизнь. Они вежливо выслушали
извинения синьора Соранцо, и в течение нескольких минут разговор шел лишь  о
самых незначительных вещах.
   - Наше присутствие не будет обнаружено? - спросил некоторое время  спустя
один из гостей.
   - Никоим образом.  Никто  не  входит  сюда  без  разрешения,  кроме  моей
супруги, а она сейчас отправилась на вечернюю прогулку по каналам.
   -  Говорят,  синьор  Соранцо,  ваше  супружество  весьма  счастливо.  Но,
надеюсь,  вы  понимаете,  что  сегодня  сюда  не  должна  войти  даже  донна
Джульетта.
   - Конечно, синьор. Дела республики превыше всего!
   - Я трижды счастлив, синьоры, что судьба послала мне  таких  превосходных
коллег. Поверьте, мне приходилось выполнять этот  страшный  долг  в  гораздо
менее приятном обществе.
   Эта льстивая тирада, которую лицемерный старик сенатор произносил  всякий
раз, когда встречался со своими новыми коллегами по инквизиции, была принята
с удовольствием и награждена ответными комплиментами.
   - Оказывается, одним из  наших  предшественников  был  синьор  Алессандро
Градениго, - продолжал  он,  рассматривая  какие-то  бумаги  действительные
члены  Совета  Трех  были   известны   лишь   немногим   должностным   лицам
правительства, но их преемникам всегда сообщались имена предшественников.  -
Он человек благородный и глубоко преданный государству!
   Остальные осторожно согласились с ним.
   - Синьоры, мы приступаем к нашим обязанностям в весьма трудный момент,  -
заметил другой сенатор. - Правда, похоже, что волнение рыбаков улеглось.  Но
у черни как будто были некоторые причины не доверять правительству!
   - Это дело счастливо окончилось, - ответил самый старый из Трех он давно
научился не вспоминать того, что государство желало забыть, когда цель  была
достигнута. - Галеры нуждаются в гребцах, не то Святому Марку скоро придется
склонить голову.
   Соранцо, получивший уже некоторые  инструкции  относительно  своих  новых
обязанностей, выглядел явно озабоченным но и он был всего лишь  порождением
этой государственной системы.
   - Есть ли сегодня у  Совета  что-либо  особо  важное  для  обсуждения?  -
спросил он.
   -  Синьоры,  имеются  все  основания  полагать,  что  республика  понесла
прискорбную потерю. Вы оба хорошо знаете наследницу богатств Тьеполо или, по
крайней мере, слыхали о ней,  если  ее  уединенный  образ  жизни  лишил  вас
личного с ней знакомства.
   - Донна Джульетта восхищается ее красотой, - отозвался сенатор Соранцо.
   - Богаче ее не было невесты в Венеции! - вставил третий инквизитор.
   - Очаровательная внешность, огромное богатство - и все это, я  боюсь,  мы
потеряли навсегда! Дон Камилло Монфорте -  храни  его  бог,  пока  мы  можем
использовать его влияние, - едва не обманул нас, но как  раз  в  ту  минуту,
когда государство уже разрушило его хитроумные  планы,  юная  наследница  по
воле случая попала в руки мятежников, и с той поры мы не имеем о ней никаких
известий!
   Паоло Соранцо в душе надеялся, что теперь она уже в объятиях герцога.
   - Мне донесли, - сказал третий сенатор, - что исчез также и герцог святой
Агаты. Кроме того, в порту нет фелукки, которой мы обычно  пользовались  для
особо секретных поручений.
   Оба  старых  сенатора  переглянулись,  словно   только   сейчас   начиная
догадываться об истине. Они поняли, что  дело  безнадежно,  и,  так  как  их
функции были чисто практические, они не стали терять  время  на  бесполезные
сожаления.
   - У нас есть два неотложных дела, - сказал старший.  -  ,  Во-первых,  мы
должны как следует похоронить старого рыбака, чтобы предотвратить какое-либо
новое недовольство, и,  во-вторых,  необходимо  избавиться  от  пресловутого
Якопо.
   - Но его еще надо поймать, - заметил синьор Соранцо.
   - Это уже сделано. И где, вы думаете,  его  схватили,  господа?  В  самом
Дворце Дожей!
   - На плаху его, немедленно!
   Оба старца вновь обменялись взглядами, по которым можно было понять, что,
состоя и раньше членами Совета Трех, они понимали многое  такое,  о  чем  их
молодой коллега  и  не  подозревал.  Во  взглядах  этих  было  еще  и  нечто
напоминавшее  сговор  взять  власть  над  чувствами  новичка,   прежде   чем
приступить открыто к своим страшным обязанностям.
   - Ради  Святого  Марка,  синьоры,  в  этом  случае  пусть  справедливость
торжествует открыто! - продолжал ничего не подозревавший Соранцо.  -  Какого
снисхождения может ждать наемный убийца? Нужно  как  можно  шире  оповестить
народ о нашем суровом и справедливом  приговоре  -  это  лучше  всего  будет
характеризовать нашу власть!
   Старые сенаторы кивнули в знак согласия со своим коллегой,  говорившим  с
жаром  молодости  и  неопытности  и  прямотой  благородной  души.  Лицемеры,
согласно распространенному образу действий,  часто  прикрываются  молчаливым
согласием.
   - Конечно,  очень  хорошо  утверждать  справедливость,  -  ответил  более
пожилой. - Вот, например, в  Львиной  пасти  найдено  несколько  доносов  на
неаполитанца, герцога святой  Агаты.  Я  предоставляю  вам,  мои  умудренные
опытом коллеги, разобрать их.
   -  Избыток  ненависти  выдает  их  происхождение!  -   воскликнул   самый
неискушенный из членов Совета. - Могу поручиться жизнью,  синьоры,  что  все
эти обвинения порождены личной злобой и недостойны  внимания  республики!  Я
много встречался с герцогом святой Агаты и могу сказать, что  это  в  высшей
степени достойный человек!
   - Это не помешало ему претендовать на руку дочери старого Тьеполо!
   - Молодость всегда поклоняется красоте, и это вовсе не  преступление.  Он
спас жизнь синьоры, а в том, что молодость  испытывает  такие  чувства,  нет
ничего удивительного!
   - Не забывайте, что Венеция, так же как и самый  молодой  из  нас,  может
также испытывать чувства, синьор!
   - Не может же Венеция вступить в брак с наследницей!
   - Разумеется, Святому Марку придется удовлетвориться ролью благоразумного
отца. Вы еще молоды, синьор Соранцо, а донна Джульетта редкая  красавица!  С
течением времени оба вы станете иначе относиться к судьбам государств, как и
к судьбам отдельных семейств... Но мы  понапрасну  тратим  время  на  пустые
разговоры - ведь нашим агентам еще не  удалось  разыскать  беглянку.  Сейчас
самый неотложный вопрос - как нам избавиться от Якопо. Показал  ли  вам  его
светлость письмо от римского папы относительно перехваченных донесений?
   - Да, показывал. Наши предшественники ответили достаточно исчерпывающе, и
тут нам больше делать нечего.
   - В таком случае, мы можем серьезно заняться делом  Якопо  Фронтони.  Нам
нужно будет собраться в зале инквизиции,  чтобы  свести  преступника  с  его
обвинителями. Это серьезное испытание, синьоры, и  Венеция  уронит  себя  во
мнении народа, если высшее  судилище  отнесется  к  приговору  без  должного
внимания.
   - На эшафот негодяя! - снова воскликнул Соранцо.
   - Возможно, его постигнет эта участь или даже еще худшая  -  колесование.
Более глубокий разбор дела  покажет  нам,  какое  решение  правильнее  будет
вынести.
   - Когда речь идет о безопасности наших граждан, может  быть  только  одно
правильное решение! Я никогда прежде не жаждал смерти человека, но сейчас  я
жду этого с нетерпением.
   - Ваше справедливое негодование,  синьор  Соранцо,  будет  удовлетворено:
предвидя безотлагательность дела, наш коллега, достойный сенатор,  и  я  сам
уже отдали необходимые распоряжения. Близится  назначенный  час,  и  мы  все
встретимся в зале инквизиции, чтобы выполнить свой долг.
   Затем разговор перешел на  более  общие  темы.  Это  тайное  и  необычное
судилище, которое не имело определенного места для своих собраний и  которое
выносило  приговоры  то  на  площади,  то  во  дворце,  среди  шумных  забав
маскарада, или в церкви, на веселых сборищах и  в  кабинете  одного  из  его
членов, должно было разбирать  множество  самых  разнообразных  дел.  В  его
состав входили только люди знатного происхождения, но так  как  не  все  они
рождались на свет одинаково способными к  жестокости,  то  порой  случалось,
как, например, сейчас, что двум бо