своему  адресу  он  так
глубоко сознавал свое падение, что по в силах был оставаться  равнодушным  к
такому  откровенному  презрению.  Антонио  с  грустью  оглядывался   вокруг,
стараясь отыскать в глазах зрителей хоть крупицу  сочувствия,  которого  так
жаждала его израненная душа, по даже  люди  его  класса  и  его  ремесла  не
скупились на насмешки и, хотя из всех участников гонок  он  был,  возможно,
единственным, чьи побуждения оправдывали жажду победы, тем не менее он  один
оказался  объектом  всеобщего  смеха.  Причину  этой  отвратительной   черты
человеческого характера мы можем найти не только в Венеции и  ее  устоях,  -
ведь давно известно, что никто не бывает так высокомерен, как  униженные,  и
что трусость и наглость часто уживаются в одной натуре.
   Движение лодок случайно свело гонщика в маске со старым рыбаком.
   - Нельзя сказать, что ты пользуешься особой любовью  публики,  -  заметил
первый, когда новый град насмешек обрушился на покорную голову старика. - Ты
даже не подумал о своем платье: а ведь Венеция - город роскоши, и  тот,  кто
хочет заслужить аплодисменты, должен стремиться скрыть свою бедность.
   - Я знаю их! Я знаю их! - ответил рыбак. - Гордость лишает их  разума,  и
они дурно думают о тех, кто не может разделить  их  тщеславие.  Но,  однако,
неизвестный друг, я не стыжусь показывать свое лицо, хоть я и стар,  и  лицо
мое покрыто морщинами и обветренно, словцо камни на берегу моря.
   - Есть причины, тебе неведомые, которые заставляют меня носить маску.  Но
если лицо мое скрыто, то ты по моим рукам и ногам можешь судить, что у  меня
достаточно силы, чтобы рассчитывать на  успех.  А  ты,  видно,  недостаточно
подумал, прежде чем подвергать себя такому унижению. После твоего  поражения
люди не станут более ласковы к тебе.
   - К старости мои мускулы, конечно, потеряли упругость, синьор  Маска,  но
зато они давно привыкли к тяжелой работе. А что касается позора, если только
позорно быть бедняком, то мне не впервые  его  терпеть.  На  меня  свалилось
слишком большое горе, и эта гонка может  облегчить  мне  его.  Конечно,  мне
неприятно слышать эти насмешки, и я не стану притворяться,  что  отношусь  к
ним как к легкому дуновению ветра на лагунах. Нет, человек  всегда  остается
человеком, даже если он очень беден. Но пусть себе смеются:  святой  Антоний
даст мне силы вынести все это.
   - Ты отважный человек, рыбак, и я бы с  радостью  просил  своего  святого
покровителя даровать силу твоим рукам, если бы только мне  самому  не  нужна
была эта победа. Остался бы ты  доволен  вторым  призом,  если  бы  я  сумел
как-нибудь помочь тебе? Я думаю, что металл третьего тебе не по вкусу,  как,
впрочем, и мне самому.
   - Нет, мне не нужно ни золота, ни серебра.
   - Неужели почетное участие в подобной борьбе пробудило тщеславие  даже  в
таком человеке, как ты?
   Старик пристально посмотрел на собеседника и, покачав головой, промолчал.
Новый взрыв хохота заставил  его  повернуться  лицом  к  насмешникам,  и  он
увидел, что плывет мимо своих товарищей, рыбаков  с  лагун  они,  казалось,
чувствовали  себя  даже   оскорбленными   таким   поступком   старика,   его
неоправданными притязаниями.
   - Ну и ну, старый Антонио! - крикнул самый смелый из  них.  -  Тебе,  как
видно, мало того, что ты зарабатываешь сетью, тебе захотелось золотое  весло
на шею?
   - Он скоро будет заседать в сенате! - закричал второй"
   - Он мечтает о "рогатом чепце" на свою лысую голову! - выкрикнул  третий.
- Скоро мы увидим "храброго адмирала Антонио" на борту "Буцентавра" рядом со
знатнейшими людьми республики!
   Все эти остроты сопровождались хриплым  хохотом.  Даже  дамы,  украсившие
собой балконы, не остались безучастны к этим насмешкам: уж слишком разителен
был контраст между торжественной пышностью  празднества  и  столь  необычным
претендентом  на  победу.  Воля  старика  слабела,  но,  казалось,  какие-то
внутренние силы заставляют его упорствовать. Рыбак  не  умел  скрывать  свои
чувства и притворяться, и его спутник  видел,  как  меняется  выражение  его
лица. И, когда они наконец приблизились  к  месту  старта,  молодой  человек
снова заговорил со стариком.
   - Еще не  поздно  уйти,  -  сказал  он.  -  Неужели  тебе  хочется  стать
посмешищем для товарищей и тем омрачить последние годы своей жизни?
   - Святой Антоний даже рыб заставил  внимать  своим  проповедям,  сотворив
великое чудо, и я не струшу теперь, когда мне нужнее всего решительность.
   Человек в маске набожно перекрестился и, оставив всякую  надежду  убедить
старика в тщетности  его  попытки,  всецело  отдался  мыслям  о  предстоящем
состязании.
   Каналы  Венеции  очень  узки  и  изобилуют  крутыми  поворотами,  поэтому
конструкция гондол и манера гребли очень  своеобразны  и  требуют  некоторых
пояснений. Читатель уже, вероятно, понял, что гондола  -  длинная,  узкая  и
легкая лодка, приспособленная к условиям города и отличная  от  лодок  всего
остального мира. Ширина каналов между  домами  так  мала,  что  нельзя  даже
пользоваться двумя веслами одновременно, как в обычной лодке.  Необходимость
то и дело сворачивать в сторону,  чтобы  уступать  дорогу  другим  гондолам,
множество поворотов и мостов заставляют гребца  все  время  смотреть  только
вперед и, конечно, стоять на ногах.  В  центре  каждой  гондолы,  когда  она
полностью оснащена, расположен балдахин,  или  навес,  и  поэтому  тот,  кто
управляет лодкой, должен  находиться  на  возвышении,  чтобы  видеть  поверх
навеса все, что делается впереди. Таковы причины,  по  которым  венецианская
гондола управляется одним веслом, а гондольер при этом  стоит  на  корме  на
маленькой, довольно низкой полукруглой скамейке. Гондольер не гребет веслом,
как это принято повсюду, а как бы отталкивается от воды. Этот способ гребли,
когда гребец стоит на корме и тело его от усилия наклоняется  вперед,  а  не
назад, как на обычных лодках, можно часто видеть во всех портах Средиземного
моря. Однако лодки, совершенно такой же, как гондола,  не  встретишь  нигде,
кроме Венеции. Стоячая поза гондольера требует, чтобы уключина,  на  которую
опирается весло, находилась  на  определенной  высоте  для  этого  у  борта
гондолы имеется  особое  устройство  нужной  высоты,  сделанное  из  гнутого
дерева, в котором есть две или три уключины, расположенные одна над  другой,
чтобы лодкой мог управлять гондольер любого роста  и  можно  было  в  случае
надобности  увеличить  или  уменьшить  шаг  весла.  Приходится  очень  часто
перебрасывать весло с одной  уключины  на  другую  и  так  же  часто  менять
направление, поэтому весло движется  в  своем  гнезде  совершенно  свободно
нужна большая ловкость, чтобы удержать его на месте,  и  нужно  уметь  точно
рассчитывать силу и скорость движения, чтобы, преодолев сопротивление  воды,
продвинуть лодку в нужном направлении. Поэтому можно сказать, что  искусство
гондольера одно из самых тонких в гребном деле, так как,  помимо  физической
силы, он должен обладать необходимой ловкостью.
   Большой канал Венеции со всеми извивами имеет  протяженность  более  лиги
, поэтому расстояние для предстоящих гонок было  сокращено  почти
вдвое и местом старта назначили мост Риальто. К этому  месту  собрались  все
гондолы, управляемые теми, кто должен был разместить  их.  Зрители,  которые
прежде растянулись вдоль всего канала,  теперь  столпились  между  мостом  и
"Буцентавром", и  вся  узкая  лента  пути  походила  на  аллею,  окаймленную
человеческими головами.  Эта  яркая,  словно  ожившая  дорога  являла  собой
внушительное зрелище, и сердца  всех  гонщиков  забились  сильнее,  так  как
надежда, гордость и предвкушение победы овладели ими в эти минуты.
   -  Джино  из  Калабрии!  -  крикнул  церемониймейстер,  который  размещал
гондолы. - Твое место справа. Занимай его, и да поможет тебе святой Януарий!
   Слуга  дона  Камилло  взялся  за  весло,  и  лодка  изящно  скользнула  к
указанному месту.
   - Ты пойдешь  следующим,  Энрико  из  Фузины.  Молись  хорошенько  своему
падуанскому покровителю и соберись с силами, так как никто  еще  никогда  не
увозил приз из Венеции.
   Затем он выкрикнул по порядку тех, чьи имена мы не упоминали, и разместил
их бок о бок на середине канала.
   -  Вот  твое  место,  синьор,  -  продолжал  он,  склони"  голову   перед
неизвестным гондольером, видимо убежденный в том, что под маской  скрывается
кто-нибудь из молодых патрициев, потакающий капризу какой-нибудь взбалмошной
красавицы. - Случай отвел тебе крайней место слева.
   - Ты забыл позвать рыбака, - заметил человек в маске, водя  свою  гондолу
на место.
   -  Этот  упрямый  и  сумасбродный  старик  все  же  хочет  показать  свое
честолюбие и своп лохмотья лучшему обществу Венеции?
   - Я могу стать и сзади, - робко сказал Антонио. - Возможно,  кто-либо  из
гондольеров не захочет стоять рядом с бедным  рыбаком,  а  несколько  лишних
ударов веслом не имеют значения в такой долгой гонке.
   - Тебе бы следовало довести свою скромность до тактичности и остаться.
   - Если вы разрешите, синьор, мне бы хотелось посмотреть, что может святой
Антоний сделать для старого рыбака, который неустанно молится  ему  утром  и
вечером целых шестьдесят лет.
   - Это твое право, и, если тебе так нравится, становись  позади  всех.  Ты
все равно на этом месте и останешься. Теперь, славные гондольеры,  вспомните
правила  гонки  и  обратитесь  с  последней   молитвой   к   вашим   свя-1ым
покровителям. Нельзя  пересекать  дорогу  друг  другу  нельзя  прибегать  к
каким-либо уловкам - надейтесь на свои весла и на проворство своих рук тот,
кто выдвинется из строя без причины, будет возвращен обратно, если только он
не будет идти первым, а если кто-нибудь нарушит правила или  как-либо  иначе
оскорбит патрициев, тот будет задержан и наказан. Итак, ждите сигнала!
   Распорядитель, который сидел в хорошо оснащенной лодке,  отплыл  назад  и
разослал гонцов расчистить путь участникам состязания. Едва были сделаны эти
приготовления, как с ближайшей  крыши  раздался  сигнал,  его  повторили  на
колокольне,  а  потом  загрохотал  пушечный  выстрел  в  Арсенале.  Глубокий
сдержанный гуд прокатился по толпе зрителей, сменившись тут  же  напряженным
ожиданием.
   Каждый гондольер немного  отклонил  нос  своей  лодки  в  сторону  левого
берега, точно так же, как жокей у стартового столба,  сдерживая  пыл  своего
скакуна или отвлекая его внимание, чуть затягивает на сторону его голову. Но
после первого широкого и  размашистого  взмаха  весла  лодки  выровнялись  и
дружно двинулись вперед.
   В течение  нескольких  минут  разницы  в  скорости  не  было  заметно,  и
невозможно было определить, кто  победит,  а  кто  потерпит  поражение.  Все
десять лодок, составлявших переднюю линию, скользили по  воде  с  одинаковой
резвостью, нос к носу, словно какое-то таинственное притяжение удерживало их
одну подле другой, в то время как убогая,  хоть  и  такая  же  легкая  лодка
рыбака упорно держалась на своем месте позади всех.
   Вскоре лодки набрали скорость. Взмахи весел стали точнее и равномернее, и
гребцы вкладывали в них все свое умение. Линия начала колебаться, и вот  она
уже изогнулась: блестящий нос одной из гондол выдвинулся вперед и сломал ее.
Энрико из Фузины рванулся вперед  и,  воспользовавшись  успехом,  постепенно
выбрался  на  середину  капала,  избежав  таким  образом  изгибов  берега  и
водоворотов. Этот маневр, который моряк назвал бы "лечь на курс", имел и  то
преимущество, что, вспенивая воду позади себя,  гондольер  слегка  затруднял
ход другим лодкам, идущим за ним. Следом шел сильный и опытный Бартоломее  с
Лидо, как обычно называли его товарищи. Он шел вплотную к гондоле  Энрико  и
меньше всего страдал от волн, поднимаемых гондолой соперника. Гондольер дона
Камилло также скоро вырвался из общей группы и быстро двигался  вперед,  еще
правее и немного сзади Бартоломео. За ним  на  середину  канала  и  довольно
близко от лидирующего гребца шли все остальные, то и дело  меняясь  местами,
принуждая друг друга уступать дорогу и всячески увеличивая трудности борьбы.
Много левее и так близко от дворцов, как только позволяло свободное движение
весла,  плыл  гондольер  в  маске,  чье  продвижение,  казалось,  сдерживала
какая-то неведомая  сила?  он  отстал  от  безымянных  своих  соперников  на
несколько лодок, но, несмотря на это, спокойно работал веслом, с достаточной
ловкостью управляя гондолой.  Его  таинственный  вид  пробудил  расположение
толпы, и теперь по каналу прокатился  слух,  что  молодой  кавалер  неудачно
выбрал лодку. Другие смотрели на дело  серьезнее  и  осуждали  его  за  риск
подвергнуться унижению, ибо  он  участвовал  в  состязаниях  с  людьми,  чей
ежедневный труд укрепил  их  мышцы  и  чья  постоянная  практика  давала  им
возможность лучше предвидеть все случайности гонки.  Но,  когда  взоры  всех
устремлялись на одинокую лодку рыбака, идущую позади всех, восхищение  толпы
снова сменялось насмешками.
   Антонио скинул с  головы  шапку,  с  которой  обычно  не  расставался,  и
поредевшие, растрепанные волосы его развевались теперь над впалыми  висками,
оставляя лицо открытым. Не раз глаза рыбака обращались с  упреком  к  людям,
мимо которых проплывала его гондола, словно их безжалостные шутки  причиняли
ему острую боль, оскорбляя его чувства,  хоть  и  притупленные  бедностью  и
тяжелым трудом, но отнюдь не утраченные. Однако с  приближением  финиша,  по
мере того как гонщики следовали  мимо  величественных  дворцов,  один  взрыв
смеха сменялся другим, за колкостью следовала еще более жестокая колкость. И
вовсе не владельцы этих  роскошных  дворцов,  а  их  слуги,  сами  постоянно
унижаемые господами, нагло дали  волю  давно  сдерживаемой  злости,  обрушив
потоки ругательств на голову первого же человека, который  не  в  силах  был
сопротивляться им.
   Антонио мужественно, если и не очень спокойно переносил эти насмешки и не
отвечал  на  них  до  тех  пор,  пока  снова  не  достиг  того  места,   где
расположились его товарищи с лагун. Тут весло дрогнуло в его руках  и  глаза
запали от обиды. Насмешки и ругательства усилились, когда люди почувствовали
его слабость, и уже наступило мгновение, когда старик, казалось,  готов  был
отступить и выйти из состязания. Но, проведя рукой по лбу,  словно  стараясь
снять пелену, вдруг застлавшую ему  глаза,  он  продолжал  усердно  работать
веслом и, к счастью, быстро миновал то место, где решимость его подвергалась
особенно тяжкому  испытанию.  С  этой  минуты  насмешки  над  рыбаком  стали
затихать,  а  когда  вдалеке  показался  "Буцентавр",   они   почти   совсем
прекратились - интерес к исходу гонки поглотил псе остальные чувства.
   Энрико все еще был впереди, но знатоки искусства гондольеров уже заметили
признаки усталости во  взмахах  его  весла.  Гребец  с  Лидо  настигал  его,
калабриец тоже почти поравнялся с ними обоими. И в эту  минуту  гондольер  в
маске вдруг проявил силу и ловкость, каких никто не  ожидал,  ибо  полагали,
что он принадлежит к привилегированному классу. Тело его сильнее налегло  на
весло, и он отставил назад стройную и сильную ногу,  на  которой  напряглись
такие мускулы, что зрители невольно с восхищением зааплодировали. Результаты
этого напряжения сил не замедлили сказаться. Гондола неизвестного скользнула
мимо остальных, вышла на середину канала  и  каким-то  необъяснимым  образом
оказалась четвертой в гонках. Едва смолкли крики толпы,  вознаградившие  его
усилия, как совершенно неожиданный поворот событий привел зрителей  в  новый
восторг.
   Положившись только на своп силы  и  почти  уже  не  слыша  презрительного
смеха, способного уничтожить и более сильных людей,  Антонио  приблизился  к
группе безымянных своих соперников. Среди этих гондольеров, не играющих роли
в нашем повествовании, были и такие, кого хорошо знали на каналах, и Венеция
гордилась их ловкостью и  силой.  То  ли  сами  гондольеры  затрудняли  себе
продвижение отчаянной борьбой,  то  ли  его  обособленность  пришла  ему  на
помощь, но, как бы то ни было,  презираемый  всеми  рыбак,  которого  видели
несколько левее и сзади всех остальных, вдруг поравнялся с ними и,  судя  по
энергичным взмахам весла и быстроте хода, готов был  их  обогнать.  Ожидания
эти оправдались. Среди воцарившегося  глубокого  молчания  зрителей  Антонио
обошел их всех и занял уже пятое место в борьбе.
   С этого  момента  остальные  гондольеры,  сбившиеся  в  кучу,  больше  не
интересовали публику. Взоры всех были прикованы  к  идущим  впереди,  где  с
каждым ударом весла разгоралась  борьба  и  где  ход  соревнования  принимал
неожиданный и острый характер. Гондольер с  Фузины,  казалось,  удвоил  своп
усилия, по лодка его не ускоряла хода. Гондола  Бартоломео  промчалась  мимо
пего, за ним устремились Джино и Маска. Толпа  молчала,  затаив  дыхание  от
восторга. Но, когда и лодка Антонио вылетела вперед, по толпе  пронесся  гул
одобрения,  показывавший  неожиданную  смену  ее  непостоянного  настроения.
Энрико был вне себя от разочарования и позора. Он старался, он вкладывал все
силы в каждый удар весла, и наконец, совершенно обезумев от отчаяния,  он  с
рыданиями бросился на дно гондолы и стал рвать на себе волосы.  Его  примеру
последовали  и  другие  гондольеры,   правда   проявив   при   этом   больше
благоразумия, они просто отъехали в сторону,  к  лодкам,  которые  толпились
вдоль берегов канала, и затерялись среди них.
   После того как большинство гондольеров сдались  без  борьбы,  всем  стало
ясно, какая яростная схватка предстоит тем, кто  идет  впереди.  Но  человек
редко  сочувствует  неудачникам,  особенно  когда  он  охвачен  азартом,   и
потерпевшие неудачу  были  тут  же  всеми  забыты.  Теперь  имя  Бартоломео,
подхваченное тысячами уст, словно парило в  воздухе,  а  его  приверженцы  с
Пьяцетты и Лидо подбадривали его громкими криками, требуя, чтобы он  победил
во что бы то ни стало. Стойкий гребец старался оправдать их надежды:  дворец
за дворцом оставались позади, а ни одна лодка не могла его  догнать.  Как  и
его предшественник, Бартоломео удвоил свою энергию, но это его не спасло,  и
разочарованная Венеция увидела, как одну из  самых  блистательных  ее  гонок
повел иноземец. Не успел Бартоломео оглянуться, как Джино и Маска, а за ними
и презираемый толпой Антонио уже  проскользнули  вперед,  оставив  вдруг  на
последнем месте того, кто долгое время шел впереди всех.  Однако  Бартоломео
не сдался и продолжал борьбу с присутствием духа, достойным похвалы.
   Когда состязание приняло этот  неожиданный  и  совершенно  новый  оборот,
между ушедшими  вперед  гондолами  и  финишем  оставалось  еще  значительное
расстояние. Джино шел впереди и по всем признакам  собирался  сохранить  это
преимущество.  Толпа,  ошеломленная  его  успехом,  забыла  о  том,  что  он
калабриец, и  подбадривала  его  криками,  а  многочисленные  слуги  герцога
радостно выкрикивали его имя. Но и он не сумел удержаться впереди. Гондольер
в маске вдруг впервые за все время повел лодку  в  полную  силу.  Весло  как
будто  ожило  и  покорилось  мощной  руке  того,  чья  сила,  казалось,  все
возрастала по его воле, а движения тела стали стремительно быстрыми,  как  у
гончей собаки. Послушная гондола легко повиновалась ему и вскоре под  крики,
пронесшиеся от Пьяцетты до Риальто, вырвалась вперед.
   Если успех воодушевляет, придает  силу  и  бодрость  духа,  то  поражение
неизменно вызывает ужасающий упадок моральных и физических сил.  Слуга  дона
Камилло не был исключением из этого  правила,  и  когда  гондольер  в  маске
обогнал его, то и лодка Антонио, словно приводимая в движение  ударами  того
же весла, тоже  промчалась  мимо  него.  Расстояние  между  двумя  передними
гондолами все сокращалось, и наступила  минута,  когда  все  затаив  дыхание
ждали, что рыбак, несмотря на свой возраст и простую лодку,  обойдет  своего
скры