о  появлении  мятежных  рыбаков.  Когда  толпа
заполняла двор, сенаторы уже тайно совещались о том, нет ли у  этого  мятежа
более серьезных и глубоких целей, чем те, о  которых  можно  судить  по  его
внешним признакам.  Законы  страны  еще  не  лишили  уже  знакомых  читателю
сенаторов их опасной и деспотической власти.
   - Известили далматинскую гвардию о  мятеже?  -  спросил  один  из  членов
Совета,  чей  явно  испуганный  вид  никак  не  соответствовал  его  высокой
должности.  -  Возможно,  ей  придется  открыть   огонь,   чтобы   разогнать
восставших!
   - Положитесь в этом  на  городские  власти,  синьор,  -  ответил  сенатор
Градениго. - Боюсь только, как бы здесь не было тайного  заговора,  который,
возможно, поколебал верность войск.
   - Да, пагубные страсти людей не  имеют  предела!  Чего  не  хватает  этим
негодяям? Для государства, клонящегося к упадку, положение Венеции в  высшей
степени  благополучно!  Наш  флот  укрепляется,   банки   получают   большие
дивиденды, и я уверяю вас, господа, государство много лет  не  знало  такого
процветания, как теперь! Но не могут же все жить одинаково хорошо!
   - Ваше счастье, синьор, что дела у вас идут прекрасно но есть  множество
таких, кому повезло куда меньше! Наша форма правления до  некоторой  степени
необычна, и за все ее преимущества мы вынуждены платить тем,  что  постоянно
подвергаемся грозным и тяжким обвинениям за всякие удары судьбы,  выпадающие
на долю республики.
   - Что еще нужно этим назойливым людям? Разве они не  свободны,  разве  не
счастливы?
   - Похоже, они хотят более веских доказательств  этому,  чем  просто  наши
слова или наши чувства.
   - Человек - воплощение зависти! Бедный  хочет  стать  богатым,  слабый  -
могущественным.
   - Есть, по крайней мере,  одно  исключение  из  вашего  правила,  синьор:
богатый редко хочет стать бедным или сильный - слабым.
   - Вы сегодня смеетесь надо мной, синьор Градениго! Я полагаю, что говорю,
как пристало сенатору Венеции, а вам следовало бы уже привыкнуть к  подобным
беседам, - Вы правы, этот разговор весьма обычен.  Но  я  сомневаюсь,  чтобы
суровый и требовательный дух наших  законов  соответствовал  нашему  шаткому
положению. Когда государство процветает, подданные не обращают  внимания  на
всякого рода личные неудобства, но торговец, у которого плохи дела, -  самый
придирчивый критик законов.
   - Вот их благодарность! Разве  не  обратили  мы  эти  грязные  острова  в
торговый центр, куда стекается половина всего христианского мира?  А  теперь
они  недовольны  тем,  что  не  могут  удержать  в  своих  руках  монополии,
завоеванные благодаря мудрости наших предков.
   - Их жалобы, синьор, во многом похожи на ваши... Но вы правы в том, что к
этому мятежу нам следует отнестись серьезно.  Пойдемте  к  дожу  ему  нужно
показаться народу вместе с темп патрициями, кто окажется поблизости, и пусть
один из нас тоже пойдет с ними как свидетель.  Большее  число  может  выдать
наши намерения.
   Тайный Совет удалился, чтобы выполнить свое решение, как раз в ту минуту,
когда прибыли на лодках остальные рыбаки.
   Всякое   сколько-нибудь   организованное   сообщество   людей   не    так
чувствительно  к  увеличению  своей   численности,   как   толпа.   Лишенная
дисциплины, она движима лишь слепым, неразумным чувством, и все ее  действия
направляются одной только грубой силой. Наиболее храбрые стали еще отважней,
заметив, какое множестве  людей  собралось  внутри  дворца,  а  колебавшиеся
отбросили всякую нерешительность.
   Толпа, собравшаяся во дворце, начала кричать особенно громко и угрожающе,
когда дож и сопровождавшая его свита  появились  в  конце  открытой  галереи
первого этажа дворца. Присутствие почтенного человека, пусть лишь номинально
обладавшего верховной властью в этом бутафорском государстве, и  воспитанная
поколениями традиция почтения к  правительству,  несмотря  на  мятежный  дух
толпы, заставили ее внезапно умолкнуть, и  воцарилась  глубокая  тишина.  На
обветренных лицах рыбаков, наблюдавших, как  к  ним  приближается  небольшая
процессия, постепенно проступало чувство благоговения. В наступившей  тишине
слышался даже  шелест  одежд  дожа,  шедшего  медленно  отчасти  по  причине
старческих недугов, а отчасти потому, что этого требовал церемониал.
   - Зачем собрались вы здесь, дети мои? - спросил дож, подойдя  к  Лестнице
Гигантов. - Почему вы пришли во дворец вашего правителя с такими неуместными
криками?
   Дрожащий голос старого дожа  был  отчетливо  слышен  в  глубокой  тишине.
Рыбаки начали переглядываться, словно ища того, кто осмелился  бы  ответить.
Наконец кто-то, кого трудно было разглядеть в толпе, крикнул:
   - Правосудия!
   - Такова наша цель, - мягко сказал дож, - и, я добавлю,  таковы  же  наши
действия. Зачем собрались вы здесь с таким  угрожающим  видом,  без  всякого
уважения к вашему правителю?
   Снова все молчали. Единственный из них, сумевший ненадолго  вырваться  из
оков привычек и предрассудков,  лежал  теперь  мертвым  на  нижних  ступенях
Лестницы Гигантов.
   - Что же все молчат? Вы говорите все разом, когда вас не  спрашивают,  но
немеете, едва с вами заговорят.
   - Будьте с ними поласковее, ваша светлость, - шепнул дожу  один  из  тех,
кто был послан свидетелем от Тайного Совета. -  Далматинцы  вряд  ли  успели
подготовиться.
   Дож кивнул в знак согласия, он знал,  с  кем  полагается  соглашаться,  и
продолжал:
   - Если никто из вас не изложит ваши просьбы, я буду вынужден просить  вас
удалиться, и, хотя мое отеческое сердце скорбит...
   - Правосудия! - снова раздался голос из толпы.
   - Говорите же, чего вы хотите!
   - Благоволите  взглянуть  сюда,  ваша  светлость!  Один  рыбак  посмелее,
повернув тело Антонио так, чтобы лунный свет падал на бледное лицо мертвеца,
указал на него дожу. Тот вздрогнул при виде столь  неожиданного  зрелища  и,
медленно спустившись вниз в сопровождении свиты и охраны, остановился  возле
тела.
   - Неужели это дело рук убийцы? - перекрестившись, спросил  дож.  -  Какая
корысть браво от смерти этого человека? Или,  может  быть,  этот  несчастный
погиб вовремя ссоры с кем-нибудь из своих?
   - Ни то, ни другое, великий дож! Мы боимся, что Антонио пал жертвой гнева
Святого Марка.
   - Так это Антонио! Тот дерзкий рыбак, который  пытался  во  время  регаты
учить нас управлять государством?
   - Да, ваше высочество, это он, - ответил рыбак с лагун. - Не было на Лидо
лучшего рыбака и лучшего товарища!
   - Такого весельчака, каким был Антонио,  еще  надо  поискать!  -  крикнул
чей-то голос. - Ив горе он был сдержанней других!
   Дож начал  подозревать  истину  и  бросил  быстрый  взгляд  на  стоявшего
неподалеку члена Совета.
   - Выяснить достоинства этого несчастного много  легче,  чем  причину  его
гибели, - сказал дож,  не  найдя  ответа  на  изборожденном  морщинами  лице
сенатора. - Может ли кто-нибудь из вас объяснить мне, в чем дело?  Как  умер
этот старик?
   Тот рыбак, что начал разговор с дожем, охотно взял на себя эту  миссию  и
стал сбивчиво и несвязно рассказывать, при каких обстоятельствах нашли  тело
Антонио. Когда рыбак кончил, дож снова вопросительно взглянул  на  сенатора,
стоявшего рядом, ибо самому дожу было неизвестно, какая цель  преследовалась
властями - примерное наказание или тайное устранение неугодного.
   - Я не вижу тут ничего особенного, - заметил член Тайного Совета.  -  Это
смерть,  вполне  естественная  для  рыбака.  Видно,  со  стариком  произошел
несчастный случай, и следовало бы отслужить мессу за упокой его души.
   - Благородный сенатор, - с сомнением в голосе воскликнул  рыбак,  -  ведь
Святой Марк был оскорблен!
   - В народе болтают много пустого об обидах и радостях Святого  Марка!  Но
уж  если  верить  всему,  что  могут  выдумать  люди,  то  в  таких  случаях
преступников топят не в лагунах, а в канале Орфано.
   - Это верно, ваша светлость, и нам запретили забрасывать  туда  сети  под
страхом отправиться самим на дно к угрям.
   - Тем более очевидно, что со стариком произошел несчастный  случай.  Есть
ли на его теле знаки насилия? Государство вряд ли станет  заниматься  такими
людьми, как он, но, может быть, у кого-либо другого были на то  причины.  Вы
осмотрели тело?
   - Ваша светлость, такого старика стоило только бросить в воды лагун, и уж
никакая даже самая сильная рука не смогла бы спасти его от смерти.
   - Возможно, убийство было совершено  во  время  ссоры,  и  власти  должны
внимательно отнестись к  этому  делу.  Я  вижу,  здесь  даже  кармелит!  Вам
что-нибудь известно, падре?
   Монах хотел было ответить, но  голос  его  сорвался.  С  видом  безумного
озирался он по сторонам, ибо вся эта сцена была похожа на кошмарное видение
затем, скрестив на груди руки, монах, казалось, продолжал свою молитву.
   -  Ты  молчишь,  монах?  -  заметил  дож,  который,   как   и   все   его
сопровождавшие, был обманут спокойным и равнодушным видом  члена  Совета.  -
Где ты нашел тело старика?
   Отец Ансельмо в нескольких словах рассказал, при каких обстоятельствах он
был вынужден подчиниться требованиям рыбаков.
   Рядом с дожем стоял молодой патриций - отпрыск старинного рода, не несший
в то время, впрочем, никакой службы. Обманутый, как и остальные,  поведением
того, которому одному была известна  истинная  причина  гибели  Антонио,  он
загорелся вполне естественным и похвальным желанием  увериться  в  том,  что
рыбак не стал жертвой преступления.
   - Я слышал об этом Антонио и о его победе  в  регате,  -  сказал  молодой
сенатор, по имени Соранцо, наделенный от природы  такими  качествами,  какие
при другой форме правления сделали бы его либералом.  -  Говорили,  кажется,
что его соперником был браво Якопо.
   По толпе прокатился глухой многозначительный ропот.
   - Такой жестокий человек мог отомстить за свое поражение в гонках!
   Усилившийся гул толпы показал, какое впечатление произвели его слова.
   - Ваша светлость, Якопо обходится своим кинжалом, -  заметил  рыбак,  уже
наполовину веря, но все еще сомневаясь.
   - Это уж зависит от необходимости. Человек, занимающийся таким  ремеслом,
прибегает к различным средствам, чтобы удовлетворить свою мстительность.  Вы
разделяете мое мнение, синьор?
   Сенатор Соранцо совершенно искренне обратился с  этим  вопросом  к  члену
Тайного Совета. Правдоподобие этого предположения явно ошеломило последнего,
но он кивнул головой в знак согласия, - Якопо! Якопо! - подхватили голоса  в
толпе. - Якопо убил его! Старый рыбак победил лучшего гондольера Венеции,  и
тот решил кровью смыть позор!
   - Дети мои, - сказал дож, собираясь удалиться, - мы  расследуем  дело,  и
суд будет беспристрастен. Распорядитесь выдать деньги на мессу, -  обратился
он к  своим  приближенным,  -  чтобы  душа  страдальца  покоилась  с  миром.
Преподобный кармелит, я поручаю тебе останки старика, и ты  сделаешь  благое
дело, проведя ночь в молитвах возле тела несчастного.
   В знак одобрения этою милостивого повеления тысячи шапок  взлетели  вверх
и, пока дож, сопровождаемый свитой, удалялся по длинной  сводчатой  галерее,
по которой пришел, толпа хранила почтительное молчание.
   Тайный приказ Совета предотвратил появление далматинских гвардейцев.
   Через несколько минут все было готово для проведения траурной  церемонии.
Из ближайшего собора доставили  носилки,  на  которые  положили  тело.  Отец
Ансельмо возглавил шествие, и вся процессия с пением  псалмов  двинулась  на
площадь через главные ворота дворца. Пьяцетта и Пьяцца были еще пустынны.
   Тем не менее  за  движением  толпы  отовсюду  следили  вездесущие  агенты
полиции и даже просто  горожане  посмелее  других,  не  решавшиеся,  однако,
примкнуть к общему потоку.
   А рыбаки уж и не помышляли о мятеже. С  непостоянством  людей,  глухих  к
голосу рассудка,  подверженных  внезапным  и  бурным  вспышкам  чувств,  чью
природу государство себялюбцев подвергает постоянному угнетению, -  причина,
по которой закрыт для них путь просвещения,  -  рыбаки  оставили  помыслы  о
мщении и обратились к церковному обряду, льстившему теперь их самолюбию, ибо
сам дож отдал приказ о его свершении.
   Конечно, среди толпы нашлись и такие, кто к  молитвам  о  душе  покойного
примешивал угрозы в адрес браво, по все это имело значение не  большее,  чем
мелкие эпизоды в основном ходе спектакля.
   Двери главного портала старинной церкви  были  распахнуты,  торжественное
пение, разносившееся  меж  причудливых  колонн  под  сводчатым  перекрытием,
слышалось и снаружи. Тело, вчера еще никому не  известного  Антонио,  жертвы
венецианской политики, внесли под арку, украшенную  драгоценными  реликвиями
греческого искусства, и оставили  в  нефе  собора.  Всю  ночь  пред  алтарем
мерцали свечи, освещая  бледное  лицо  покойного  величественная  церемония
католического обряда длилась до рассвета.
   Священники сменяли друг  друга,  служа  заупокойные  мессы,  и  толпа  со
вниманием слушала их, словно и их собственные честь и достоинство  возвышены
тем, что одному из рыбаков  оказываются  такие  почести.  На  площади  стали
постепенно появляться люди в масках, но казалось, что это столь оживленное в
ночные часы место  едва  ли  скоро  примет  свой  обычный  вид  после  такой
внезапной и сильной тревоги.

Глава 23

   Это - от юной леди,
   Она последний отпрыск
   Известного влиятельного рода.
   Роджерс

   Причалив к набережной, рыбаки все до единого оставили гондолу республики.
Донна Виолетта и ее наставница со страхом прислушивались к шуму  удалявшейся
толпы они совершенно не знали, отчего отец Ансельмо покинул их, равно как и
причины  необычного  события,  участницами  которого  они   так   неожиданно
оказались. Монах лишь сказал  своим  спутницам,  что  его  просят  отслужить
мессу, и ни словом не обмолвился о том, что они находятся  во  власти  толпы
рыбаков. Однако достаточно было донне Флоринде  выглянуть  в  окно  каюты  и
услышать вокруг крики, чтобы кое о чем догадаться. Ей стало  ясно,  что  при
таких обстоятельствах самым разумным было держаться подальше от  посторонних
взглядов. Лишь когда мятежники удалились и  воцарилась  полная  тишина,  обе
женщины поняли, что судьба наконец предоставила им удобный случай.
   - Они ушли! - шепнула донна Флоринда, затаив дыхание я прислушиваясь.
   - И сейчас сюда нагрянет полиция - разыскивать нас, Других объяснений  не
последовало, потому что в Венеции с младенчества учили  осторожности.  Донна
Флоринда снова украдкой выглянула в окно.
   - Все исчезли бог знает куда! Бежим!
   Через мгновение дрожащие беглянки  были  на  набережной.  Кроме  них,  на
Пьяцетте не было ни души. Дворец Дожей гудел, словно потревоженный улей,  но
толком ничего нельзя было разобрать.
   - Там замышляют что-то недоброе, - снова  прошептала  донна  Флоринда.  -
Если бы с нами был отец Ансельмо!
   Вдруг до их слуха донеслись чьи-то шаркающие шаги,  и,  обернувшись,  они
увидели, что со стороны Бролио к ним подходит юноша в одежде рыбака с лагун.
   - Преподобный кармелит поручил мне передать  вам  это,  -  сказал  он,  с
опаской оглядываясь по сторонам.
   Он сунул донне Флоринде клочок бумаги и, повернув к свету свою  загорелую
ладонь, в которой  под  лучом  луны  блеснула  серебряная  монета,  поспешно
скрылся.
   При лунном свете гувернантке удалось прочесть записку -  несколько  слов,
написанных почерком, хорошо знакомым ей еще смолоду:
   "Спасайтесь, Флоринда! Не  теряйте  ни  минуты.  Избегайте  людных  мест,
немедля ищите убежища".
   - Бежать? Но куда? - растерянно воскликнула она, прочитав записку вслух.
   - Все равно куда, лишь бы не оставаться здесь, - ответила донна Виолетта.
- Иди за мной!
   Природа зачастую наделяет человека качествами, которые заменяют ему  опыт
и воспитание. Обладай  донна  Флоринда  решительностью  и  твердостью  своей
воспитанницы,  она  не  очутилась  бы  теперь  в   одиночестве,   так   мало
свойственном склонностям женщины, а отец Ансельмо не стал  бы  монахом.  Оба
пожертвовали своей любовью во имя того,  что  считали  долгом.  Жизнь  донны
Флоринды была лишена тепла потому, что чувства ее были слишком спокойны,  и,
возможно, по той же уважительной причине она осталась одинокой.
   Виолетта была совсем иной. Она  всегда  предпочитала  действовать,  а  не
размышлять,  и,  хотя  обычно  успех  сопутствует  людям  более   спокойного
характера, из этого правила бывают и  исключения.  В  создавшемся  положении
любое действие было лучше, чем бездействие.
   Едва закончив фразу, донна Виолетта скрылась под аркадами  Бролио.  Донна
Флоринда последовала за молодой девушкой скорее из любви к ней, чем выполняя
наставления монаха или движимая собственным разумом. Первым смутным желанием
донны Виолетты было броситься к ногам дожа, в жилах которого текла  кровь  и
ее предков но, услыхав доносившиеся со стороны дворца  крики,  она  поняла,
что там происходит и что проникнуть туда невозможно.
   - Давай вернемся улицами в твой дом, дитя мое, - сказала донна  Флоринда,
плотнее укутываясь в мантилью. - Я уверена, что никто  нас  не  оскорбит.  В
конце концов, даже сенат должен отнестись к нам с уважением.
   - И это говоришь ты, Флоринда! Ты, которая столько  раз  трепетала  перед
гневом сената! Ну что ж, иди, если хочешь! Я больше не принадлежу  сенату  -
моей судьбой отныне распоряжается дон Камилло Монфорте!
   Донна Флоринда не хотела с ней спорить, и, так как в такую  минуту  слово
бывает  за  более  энергичной,  она  безропотно  подчинилась  решению  своей
воспитанницы. Донна Виолетта двинулась вдоль портиков,  стараясь  все  время
находиться в их тени. Проходя мимо ворот, обращенных к морю, беглянки смогли
разглядеть, что творится во дворе Дворца Дожей. Это зрелище заставило их еще
более ускорить шаги, и они уже не бежали, а просто летели вдоль аркад. Через
минуту беглянки  очутились  на  мосту,  пересекавшем  канал  Святого  Марка.
Несколько матросов на фелукках с любопытством взглянули на них, но, в общем,
вид испуганных женщин, бежавших от толпы, не привлекал особенного внимания.
   В это мгновение на набережной появилась темная масса  людей,  двигавшихся
навстречу беглянкам.  В  лунном  свете  блестело  оружие  и  все  отчетливей
слышалась ровная поступь гвардейцев. Это шла из казарм далматинская гвардия.
Беглянки очутились в западне.
   Решительность и  самообладание  -  качества  весьма  различные,  и  донна
Виолетта не сразу сообразила, как  того  требовали  обстоятельства,  что  их
бегство будет сочтено наемниками таким же естественным, каким оно показалось
морякам в порту. Страх буквально ослепил беглянок, и так как единственной их
целью было найти убежище, то, представься им случай, они стали бы искать его
даже в здании суда. Поэтому они вбежали в первую и  единственную  попавшуюся
им на пути дверь. Их встретила девушка, встревоженное  лицо  которой  являло
необычное сочетание самоотречения и страха.
   - Здесь вы в безопасности,  благородные  синьоры,  -  сказала  девушка  с
мягким венецианским акцентом. - Никто не осмелится причинить вам зло в  этих
стенах.
   - Чей это дворец? - задыхаясь, спросила донна Виолетта. -  Если  владелец
его знатный человек, он не откажет в гостеприимстве дочери синьора Тьеполо.
   - Вы желанная гостья, синьора, - приветливо ответила девушка, ведя женщин
внутрь здания, - Вы принадлежите к знатному роду?
   - Мало найдется патрициев в республике, с которыми я не была  бы  связана
узами  старинного  родства,  дружбы  и  уважения.  Ты  служишь  благородному
господину?
   - Первому в Венеции, синьора!
   - Назови его, чтоб мы могли просить  у  него  убежища,  сообразно  нашему
происхождению.
   - Святой Марк.
   Донна Виолетта и ее наставница на мгновение замерли.
   - Может быть, мы нечаянно вошли во Дворец Дожа?
   - Это невозможно, синьора, дворец отделен от этого здания каналом. И  все
же хозяин здесь - Святой Марк. Я надеюсь,  вы  н