о было понять, что она чувствует себя
вполне независимой от воли своей новой госпожи.
   - И эта девица будет всегда рядом со  мной?  -  воскликнула  Виолетта,  с
нескрываемой неприязнью глядя на хитрое и лживое лицо Аннины.
   - Такова воля ваших опекунов, синьора. Девушка знает свои обязанности,  и
потому я не  стану  долее  стеснять  вас  своим  присутствием.  Надеюсь,  вы
воспользуетесь моим уходом и, не теряя  времени,  которого  и  так  осталось
немного, до наступления рассвета успеете подготовиться, чтобы покинуть город
с первым утренним ветром.
   Чиновник вновь, скорее  из  привычной  предосторожности,  чем  по  другой
причине, оглядел комнату, поклонился и вышел.
   После его  ухода  воцарилось  глубокое  и  тягостное  молчание.  Но  тут,
опасаясь, что дон Камилло, не зная, что произошло, выйдет из своего укрытия,
Виолетта решила предупредить его об опасности и поспешно заговорила со своей
новой служанкой.
   - Ты уже когда-нибудь служила, Аннина? - спросила  она  громко,  надеясь,
что герцог услышит их разговор.
   - Такой знатной и прекрасной госпоже - никогда. Но я надеюсь угодить вам,
ибо я много слышала о вашей доброте.
   - Льстить, я вижу, ты умеешь. А теперь ступай и извести моих старых  слуг
об этой неожиданной  перемене.  Мне  необходимо  поторопиться,  чтобы  своей
медлительностью не вызвать недовольство сената. Я полагаюсь во всем на тебя,
так как ты знаешь волю моих опекунов, и мои слуги помогут тебе.
   Аннина медлила, и на лице  ее  отразились  подозрительность  и  нежелание
повиноваться. Однако  она  подчинилась,  покинув  покои  вместе  со  слугой,
которого донна Виолетта вызвала из передней. Дверь за ней закрыли, и в то же
мгновение дои Камилло вышел из своего убежища. Все четверо в  ужасе  глядели
друг на друга.
   - Неужели вы все  еще  можете  колебаться,  падре?  -  горячо  воскликнул
герцог.
   - Я не колебался бы ни минуты, сын мой, если бы надеялся, что побег будет
успешным.
   - Значит, вы не оставите меня! -  воскликнула  Виолетта,  радостно  целуя
руки монаха. - И ты тоже, моя вторая мать?
   - Мы  не  покинем  тебя,  -  сказала  донна  Флоринда,  которая  обладала
способностью без слов понимать намерения кармелита. - Мы пойдем с тобой и  в
замок святой Агаты, и в темницы Святого Марка.
   - Добрая, милая Флоринда, прими мою благодарность! - сжав руки на  груди,
с облегчением воскликнула исполненная радости и почтительности  Виолетта.  -
Камилло, мы ждем твоих приказаний.
   - Тише, - шепнул монах, - сюда идут! Прячьтесь, герцог!
   Едва дон Камилло успел скрыться, как вошла Аннина.  Она,  так  же  как  и
чиновник, подозрительно оглядела комнату, и по ее пустым вопросам можно было
судить, что она явилась вовсе не для  того,  чтобы  выяснить,  какого  цвета
платье желает надеть Виолетта.
   - Выбирай любое, - нетерпеливо ответила ее хозяйка. - Ты же знаешь,  куда
мы собираемся, и сама можешь выбрать подходящий наряд. И торопись,  чтобы  я
не опоздала! Энрико, проводи мою новую горничную в гардеробную.
   Аннина неохотно удалилась. Она была слишком  опытна  во  всех  хитростях,
чтобы  поверить  этой  неожиданной  уступчивости  Виолетты  и  не   заметить
неудовольствия, с каким ее допустили к выполнению новых обязанностей. Аннина
вынуждена была подчиниться, так как преданный Энрико не отходил от нее ни на
шаг, но, едва отойдя от двери, она вдруг сказала ему, что забыла спросить  о
чем-то важном, и стремительно  вошла  в  комнату,  прежде  чем  Энрико  смог
помешать ей.
   - Ступай, дочь моя, и  исполни,  что  тебе  приказано!  Не  беспокой  нас
больше, - сурово сказал монах. - Я  буду  исповедовать  твою  госпожу,  ибо,
прежде чем мы вновь встретимся с ней, она может долго  томиться  в  ожидании
утешения святой церкви. Если у тебя нет ничего  безотлагательного,  удались,
пока ты еще не нанесла серьезного оскорбления религии.
   Строгий тон кармелита, его властный  и  вместе  с  том  спокойный  взгляд
внушил Аннине  почтение.  Испугавшись  его  проницательного  взора  и  боясь
оскорбить верования, которых придерживались все в Венеции и которые привыкла
уважать и она, Аннина пробормотала  извинение  и  исчезла.  Но,  прежде  чем
закрыть дверь, она еще раз обшарила глазами всю  комнату.  Когда  они  снова
остались одни, монах жестом приказал молчать пылкому дону Камилло,  который,
едва сдерживая нетерпение, ожидал ухода незваной служанки.
   - Будь благоразумен, сын мой, - сказал монах порывистому дону Камилло,  -
нас окружают предатели. В этом несчастном городе  никогда  не  знаешь,  кому
можно довериться.
   - Мне кажется, Энрико можно верить, - сказала донна Флоринда, но в голосе
ее послышалось невольное сомнение.
   - Это безразлично,  дочь  моя.  Ему  неизвестно  присутствие  здесь  дона
Камилло, и поэтому мы в безопасности. Герцог святой Агаты,  если  ты  можешь
вывести нас из этой ловушки, мы следуем за тобой.
   Взгляд монаха  предостерег  Виолетту  от  радостного  возгласа,  готового
сорваться с ее уст, и она молча вопросительно  взглянула  на  дона  Камилло.
Выражение лица герцога не  оставляло  никаких  сомнений  в  его  ответе.  Он
поспешно написал карандашом несколько  слов  и,  вложив  в  конверт  монету,
неслышными шагами прошел  на  балкон.  Знак  был  подан.  Все  ждали  затаив
дыхание. Вскоре под окном  послышался  плеск  весел.  Выступив  вперед,  дон
Камилло кинул конверт. Он так точно рассчитал, что было слышно,  как  монета
ударилась о дно гондолы.  Гондольер  едва  взглянул  на  балкон  и,  затянув
обычную на каналах песню, лениво поплыл дальше с  видом  человека,  которому
некуда спешить.
   - Удалось, -  сказал  герцог,  услыхав  песню  Джино.  -  Через  час  мой
посланный договорится с хозяином фелукки, и  тогда  все  будет  зависеть  от
того, сумеем ли мы незаметно выбраться из  дворца.  Вскоре  мои  люди  будут
здесь, и мы сделаем все, чтобы как можно скорее достигнуть Адриатики.
   - Мы должны еще исполнить один  необходимый  долг,  -  заметил  монах.  -
Дочери мои, идите к себе и займитесь приготовлениями к побегу, которые легко
могут быть истолкованы как исполнение воли сената. Через несколько  минут  я
снова позову вас сюда.
   Удивленные женщины послушно удалились, и кармелит стал  кратко,  но  ясно
излагать герцогу свой план. Дон Камилло жадно слушал, и, когда монах кончил,
оба скрылись в небольшой молельне. Не прошло и пятнадцати ми-пут, как  монах
вышел оттуда один и позвонил в  колокольчик,  звон  которого  был  слышен  в
комнате Виолетты. Донна Флоринда и ее воспитанница тут же явились.
   - Приготовься исповедоваться, дитя мое, - сказал священник,  торжественно
опускаясь в кресло, где он обычно выслушивал исповеди своей духовной дочери.
   Лицо Виолетты то бледнело, то вновь заливалось румянцем, словно  на  душе
ее лежал тяжкий грех. Взглянув с мольбой на свою наставницу  и  встретив  ее
мягкую, ободряющую  улыбку,  Виолетта  с  бьющимся  сердцем,  еле  сдерживая
волнение, преклонила колена на подушечке у ног своего духовного  наставника,
хотя мысли ее блуждали и она никак не могла сосредоточиться.
   Приглушенный шепот донны Виолетты доносился только  до  отеческого  слуха
того, кому он  предназначался.  Дон  Камилло  смотрел  в  приоткрытую  дверь
часовни на склоненную  фигуру  девушки,  на  ее  прижатые  к  груди  руки  и
прекрасное лицо, доверчиво обращенное к  монаху.  Пока  она  признавалась  в
своих невинных грехах, румянец на ее щеках становился все гуще, а в  глазах,
еще  недавно  светившихся  совершенно  иным   чувством,   теперь   вспыхнуло
благоговейное волнение. Искренней, строго воспитанной Виолетте  понадобилось
гораздо больше времени, чтобы освободиться от тяжкого бремени своих  грехов,
чем житейски опытному герцогу святой Агаты. Ему казалось, что губы ее  много
раз шептали его имя и что он мог даже расслышать  целые  фразы,  посвященные
ему. Дважды добрейший падре невольно  улыбался  и  после  каждого  признания
Виолетты в каком-либо неосторожном  поступке  с  любовью  касался  рукой  ее
обнаженной головы. Наконец Виолетта замолкла. Необычные обстоятельства  этой
исповеди  лишь  усилили  торжественность,  с  которой  монах  дал   Виолетте
отпущение грехов.
   Когда  эта  часть  обряда  была  закончена,  кармелит  вошел  в  часовню.
Недрогнувшей  рукой  он  зажег  свечи  на  алтаре   и   сделал   необходимые
приготовления к обряду. Дон Камилло,  стоя  рядом  с  Виолеттой,  шептал  ей
что-то с жаром торжествующего и счастливого влюбленного.  Донна  Флоринда  у
дверей прислушивалась к каждому шороху,  раздававшемуся  в  передней.  Затем
монах показался у входа в маленькую  часовню  и  хотел  что-то  сказать,  но
быстрые шаги донны Флоринды помешали ему. Дон Камилло едва успел скрыться за
занавесью окна, как дверь отворилась и вошла Аннина.
   Заметив приготовленный алтарь  и  торжественный  вид  священника,  она  в
замешательстве  остановилась.  Однако,  тут  же   овладев   собой,   с   той
находчивостью,  что  помогла  ей  добиться  должности,  которую  она  теперь
занимала, Аннина благоговейно перекрестилась и, как  человек,  знающий  свои
обязанности,  отошла  в  сторону,  словно  тоже  хотела  принять  участие  в
священной церемонии.
   - Дочь моя, - сказал ей монах,  -  никто  из  присутствующих  не  покинет
часовню, прежде чем не кончится обряд.
   - Падре, мой долг всегда быть рядом с госпожой, а находиться подле нее  в
это утро - истинное счастье.
   Монах в нерешительности смотрел на окружающих и  начал  было  придумывать
предлог, чтобы избавиться от Аннины, как вдруг из своего укрытия  вышел  дон
Камилло.
   - Приступайте, падре, - сказал он. - Пусть будет одним  свидетелем  моего
счастья больше.
   Произнося это, герцог многозначительно  коснулся  своей  шпаги  и  бросил
такой взгляд на оцепеневшую Аннину,  что  она  с  трудом  сдержала  возглас,
готовый сорваться с ее уст. Монах, казалось, понял этот молчаливый уговор  и
своим глубоким голосом начал службу. Примечательное событие, свершавшееся  в
тот момент, участниками которого являлись они все, внушительное  достоинство
кармелита,  грозящая  им  в  случае  разоблачения  опасность  и   неизбежное
наказание за то, что  они  посмели  нарушить  волю  правителей,  -  все  это
вызывало чувства, куда более глубокие,  нежели  те,  что  обычно  охватывают
присутствующих во время брачных церемоний. Юная Виолетта с трепетом  внимала
торжественному голосу монаха и к концу венчания беспомощно оперлась на  руку
человека, с которым связала себя клятвой. Во время  службы  глаза  кармелита
горели тайным огнем и задолго до конца он  так  подчинил  себе  все  чувства
Аннины, что, держал  ее  корыстную  душу  в  благоговейном  страхе.  Наконец
брачный союз был заключен, и монах благословил молодых.
   - Да не оставит тебя дева Мария, дочь моя!  -  сказал  монах,  впервые  в
жизни целуя чистый лоб плачущей Виолетты. - Герцог святой Агаты, да  услышит
твои молитвы твой святой покровитель, если ты будешь любящим  супругом  этой
чистой и доверчивой девушке.
   - Аминь! Кажется, мы вовремя закончили венчание, моя Виолетта, - я  слышу
плеск весел, - сказал дон Камилло.
   Выглянув с балкона, он увидел, что не ошибся, и  счел,  что  пришла  пора
самых решительных действий. Шестивесельная гондола, способная  противостоять
волнам Адриатики во время безветрия, с балдахином соответствующих  размеров,
остановилась у водных ворот дворца.
   - Я поражен их дерзостью! - воскликнул дон Камилло. -  Нельзя  терять  ни
минуты, пока кто-нибудь из шпионов республики не  поднял  на  ноги  полицию.
Вперед, дорогая Виолетта! Идемте, донна Флоринда, идемте, падре!
   Гувернантка и  ее  воспитанница  быстро  прошли  во  внутренние  покои  и
мгновенно вернулись, неся в шкатулке драгоценности Виолетты, захватив  также
необходимые вещи для недолгого путешествия. В тот момент,  когда  они  снова
явились, все было готово, ибо дон Камилло заранее  ждал  этого  решительного
мгновения, а монаху, привыкшему к лишениям, не много  потребовалось  времени
на сборы.
   - Наше спасение - только в быстроте, - сказал дон Камилло. -  Ускользнуть
незаметно невозможно!
   Он все еще говорил, когда монах первым пошел из комнаты. Донна Флоринда и
полумертвая от страха Виолетта последовали за ним.  Дон  Камилло,  взяв  под
руку Аннину, вполголоса приказал ей повиноваться под страхом смерти.
   Необычное шествие  благополучно  миновало  ряд  комнат,  не  встретив  ни
единого человека. Но, войдя в большой зал,  который  соединялся  с  парадной
лестницей, они очутились в окружении целой группы слуг.
   - Дорогу! - крикнул герцог святой Агаты. - Ваша госпожа желает  совершить
прогулку по каналам.
   Слуги с удивлением и любопытством  смотрели  на  неожиданно  появившегося
незнакомца, но у большинства на лицах было написано  подозрение.  Не  успела
донна Виолетта ступить в вестибюль, как несколько человек поспешили следом и
покинули дворец через другие выходы.  Каждый  бросился  сообщать  эту  весть
своему хозяину. Один побежал узкими  улицами  к  дворцу  синьора  Градениго,
другой искал его сына а некто,  даже  не  знавший  того,  кому  он  служит,
разыскивал поверенного дона Камилло,  чтобы  сообщить  ему  о  событии,  где
главную роль играл сам герцог. Вот как обман и двуличие  сделали  продажными
слуг в доме самой красивой и богатой девушки Венеции!
   Гондола стояла у мраморного причала дворца, и  двое  гребцов  держали  ее
близ ступеней. Дон Камилло тотчас заметил, что гондольеры в  масках  приняли
все предосторожности, какие он требовал от них, и  в  душе  похвалил  их  за
точность. У каждого на поясе висела короткая рапира, и  герцогу  показалось,
что под складками одежды он различил громоздкое огнестрельное оружие,  каким
пользовались в то время. Обо всем этом он думал, пока  кармелит  и  Виолетта
садились в гондолу. За ними прошла донна  Флоринда,  но,  когда  их  примеру
хотела последовать и Аннина, дон Камилло остановил ее.
   - Этим кончается твоя служба, - сказал он вполголоса. - Поищи себе другую
госпожу или служи Венеции, за неимением лучшей.
   Небольшая заминка заставила герцога обернуться, и на  какое-то  мгновение
он задержался, чтобы взглянуть  на  толпу  слуг,  стоявших  на  почтительном
расстоянии.
   - Прощайте, друзья! - сказал он им. - Те из вас, кто любит свою  госпожу,
не будут забыты.
   Он хотел что-то добавить, как вдруг  его  грубо  схватили  за  руки.  Дон
Камилло стремительно обернулся - два гондольера,  которые  вышли  из  лодки,
крепко держали его. Вне себя от  изумления,  он  даже  не  сопротивлялся,  и
Аннина, повинуясь знаку гондольеров, быстро скользнула мимо герцога в лодку.
Весла погрузились в воду дона Камилло грубо втолкнули  обратно  во  дворец,
гондольеры быстро заняли  свои  места,  и  гондола,  став  недосягаемой  для
герцога, понеслась прочь.
   - Джино! Злодеи! Что значит эта измена?!
   Но в ответ послышался лишь плеск  воды.  Дон  Камилло  в  немом  отчаянии
смотрел вслед уплывавшей гондоле, которая с каждым взмахом весел неслась все
быстрей и наконец, завернув за угол какого-то дворца, скрылась из виду.
   В Венеции погоня происходит иначе, чем в других городах,  и  преследовать
ускользнувшую  гондолу  можно  было  только  по   воде.   Несколько   лодок,
принадлежавших обитателям дворца, стояли у главного входа  между  сваями,  и
дон Камилло хотел уже броситься в одну из них  и  взяться  за  весла,  когда
услыхал со стороны моста, который в течение долгого времени служил  укрытием
для его слуг, плеск весел. Дома вдоль канала бросали черные  тени  на  воду
вскоре  из  темноты   показалась   большая   гондола,   управляемая   шестью
гондольерами в масках, как и та, что исчезла мгновение назад. Сходство между
ними было столь велико,  что  в  первую  минуту  не  только  изумленный  дон
Камилло, но и все остальные присутствующие приняли эту  гондолу  за  первую,
вообразив, что она с необычайной скоростью успела объехать  вокруг  соседних
зданий и снова вернуться к главному входу дворца Виолетты.
   - Джино! - воскликнул пораженный дон Камилло.
   - Я здесь, синьор, - ответил верный слуга.
   - Подъезжай ближе! Что это за глупые шутки? Сейчас не время для них!
   Дон Камилло прыгнул в лодку прямо из дверей дворца. Миновав  гребцов,  он
тотчас  вошел  под  балдахин,  но  одного  взгляда  было  достаточно,  чтобы
убедиться, что там пусто.
   - Негодяи! Как вы смели обмануть меня? - крикнул потрясенный герцог.
   В это  время  городские  часы  пробили  два  раза,  и,  лишь  когда  этот
условленный сигнал тяжело  и  монотонно  прозвучал  в  ночном  воздухе,  дон
Камилло понял свою ошибку.
   - Джино, - сказал  герцог  сдержанным  голосом,  как  человек,  принявший
отчаянное решение, - эти гребцы надежные люди?
   - Верьте им, как собственным вассалам, синьор.
   - Ты сумел передать мою записку поверенному?
   - Он получил ее прежде, чем высохли чернила, ваша светлость.
   - Негодяй! Это он сказал тебе, где найти гондолу, снаряженную, как эта?
   - Да, синьор. И надо отдать ему должное  -  здесь  все  предусмотрено:  и
скорость и удобства.
   - Что говорить! Он так заботлив, что посылает сразу две лодки!  -  сквозь
зубы проговорил дон Камилло. - А теперь вперед! Ваша  жизнь  и  мое  счастье
зависят от силы ваших рук! Тысячу дукатов в награду, если вы оправдаете  мои
надежды, в противном случае вас ждет мой справедливый гнев!
   Сказав это, герцог  в  отчаянии  бросился  на  подушки,  жестом  приказав
гребцам приняться за дело. Джино занял свое место на корме с веслом в руках,
приподнял балдахин кабины и нагнулся, чтобы услышать приказания  хозяина,  а
лодка тем временем понеслась прочь от  дворца.  Затем,  поднявшись  во  весь
рост, опытный гондольер ударил веслом так, что вода, медленно струившаяся  в
узком канале, вспенилась, и гондола, словно понимая, что от  нее  требуется,
быстро влетела в Большой канал.

Глава 17

   Зачем лежишь ты на траве зеленой?
   Сейчас не время спать.
   Откуда бледность эта?
   Байрон, "Каин"

   Несмотря на твердую решимость  догнать  гондолу,  увезшую  Виолетту,  дон
Камилло не представлял себе, как действовать дальше. Несомненно, его  предал
кто-нибудь один или даже  несколько  из  его  слуг,  кому  он  был  вынужден
поручить необходимые  приготовления  к  побегу,  который  он  обдумывал  уже
несколько дней приписывать постигшую его неудачу случайной  ошибке  значило
лишь обманывать себя. Дон Камилло сразу понял, что жена его  теперь  целиком
во  власти  сената,  и,  слишком  хорошо  зная  его  могущество   и   полное
пренебрежение всеми человеческими правами, когда речь идет о его собственных
интересах, не сомневался, что правители воспользуются  своим  преимуществом,
чтобы любой" ценой добиться желаемого.
   Безвременная смерть дяди сделала  Виолетту  Тьеполо  владелицей  обширных
земель в Папской области, и исключение  из  деспотического  и  произвольного
закона Венеции, по которому вельможам надлежало избавиться от своих владений
за пределами республики, было позволено только из уважения к  поду  Виолетты
и, как мы уже Видели, из желания выдать ее замуж с выгодой для  государства.
Все еще преследуя эту цель и располагая всеми средствами для ее  достижения,
сенат, как хорошо понимал герцог, не только станет отрицать его брак,  но  и
расправится со свидетелями этой церемонии, так что их показания никогда  уже
не причинят властям никаких неприятностей. Собственная судьба мало волновала
его, хотя он знал, что предоставил своим врагам отличный повод  отложить  на
неопределенный срок, если  не  отклонить  вообще  его  законные  требования.
Герцог уже смирился с этой мыслью,  но,  возможно,  чувство  к  Виолетте  не
настолько его ослепило, чтобы не  считать  ее  владения  в  Папской  области
достаточным возмещением потерянного. Дон Камилло надеялся, что  ему  удастся
невредимым вернуться к себе во дворец, так как большое уважение, которым  он
пользовался у себя на родине, и св