ша. Задача антропологии состоит лишь в том, чтобы загнать момент
перехода от животного к человеку в какой-либо далекий, не заполненный
палеонтологическими данными интервал, где и совершилось таинство, и в том,
чтобы приписать всем действительно известным науке эволюционным формам
ископаемых гоминид это абсолютное отличие от животных: душу, сознание,
мысль.

Так, одно из наиболее распространенных пособий по палеоантропологии --
"Первые люди", написанное профессорами Католического института Бергунью и
Глори и изданное под попечительством архиепископа Тулузского,
сопровождается визой ректора Католического института: "Nihil obstat" --
"препятствий не имеется", никаких противоречий с религией нет. Здесь в
общем все на уровне современных естественнонаучных и археологических
знаний. Но появление Человека (с большой буквы), начиная с питекантропа
(может быть, и с австралопитека), трактуется как завершение "творения" --
возникновение "духа", "разума", "человеческого психизма", в корне отличного
от психики хотя бы и использующих палки обезьян; появление человека было
чудом: он изготовляет орудия и оружие, зажигает огонь, внушает трепет
животным.

Один из столпов реакционной "палеоэтнологии", Менгин, в книге "История
мира" пишет: долгое время думали, чем древнее археологические остатки, тем
ближе находился человек к исходному и дикому состоянию, но на самом деле
это не так, человек с самого начала появляется со всем своим духовным
достоянием -- с языком, мышлением, правом, собственностью, нравственностью,
религией, искусством. Маститый и авторитетный археолог аббат Брейль в своей
обобщающей работе в том же коллективном труде "История мира" доказывает
читателю, что уже в нижнем палеолите существовала "творческая духовная
деятельность", "богатая духовная жизнь", проявлявшаяся не только в
материальной культуре, но и в религиозных верованиях, искусстве и т. д.
Хотя кроме остатков каменных орудий и костей животных археология ничего не
дает, Брейль из одного лишь факта наличия большого количества человеческих
черепов в пещерах Чжоукоудянь и других выводит существование у людей той
поры и "культа черепов", а следовательно, культа семейных святынь, и культа
предков, ритуального каннибализма, и войн между разными группами. Идея всей
этой "Истории мира" такова: "природа человека" никогда не менялась, она
остается неизменной с того момента, как бог вложил душу в шкуру
обезьяноподобного предка человека; лишь материализм грозит возродить
животное начало в человеке, и поэтому десятый том, посвященный современной
эпохе, вышел под предостерегающим заглавием -- "Мир в кризисе".

Как видим, эти две тенденции в палеоантропологии -- отстаивать неизменность
человеческой натуры и удлинять, елико возможно, древность его появления в
мире -- выступают в связи друг с другом.

И я не склонен в конечном счете их разъединять, хотя, разумеется, есть
много ученых, которые усматривают в вопросе о древности человека лишь
вопрос факта: заполнения и углубления палеонтологической летописи -- цепи
ископаемых находок, за которыми ученый эмпирически следует.

Действительно, палеонтология гоминид в течение XX в. неутомимо удлиняет
время существования человека на земле и тем самым его историю. Упорные
усилия исследователей направлены именно в эту сторону. Нет, снова и снова
говорят нам, не здесь перерыв между последней обезьяной и первым человеком,
а еще глубже, еще древнее. К этому почти сводится сейчас движение науки о
происхождении человека, и это кажется отвечающим научной потребности ума
(хотя одновременно и потребности верить, что таинство скрыто в вечно
недостижимой глубине). Сенсационные открытия следовали одно за другим:
австралопитеки Дарта, мегантропы и гигантопитеки Кенигсвальда, Homines
habiles Лики. Древность человека возросла от одного миллиона до двух
миллионов лет, и похоже, что его останки все-таки обнаружат в третичном
периоде (в плиоцене), как предполагал Мортилье.

И вот 17 лет тому назад я отважился поднять голос за обратную перспективу:
за решительное укорочение человеческой истории на целых два порядка . Целью
и смыслом данной книги является обосновать, что теперь именно это отвечает
материалистической тенденции в науке о человеке.

Примечания

Глава 2. Идея обезьяночеловека на протяжении ста лет

I. Возникновение и падение идеи

Трудно даже вообразить себе бурю в умах в 60 -- 80-х годах XIX в. по поводу
происхождения человека. Она достигла предела и кульминации к 1891 - 1894
гг. -- к моменту открытия остатков питекантропа на о. Ява. Это было
поистине великое событие, и едва ли не самым притягательным экспонатом на
международной выставке 1900 г. в Париже была реконструкция в натуральный
рост фигуры яванского питекантропа.

Виднейший соратник Ч. Дарвина -- Т. Гексли назвал происхождение человека
"вопросом всех вопросов". И эти слова не раз повторял другой столь же
выдающийся соратник Ч. Дарвина -- Э. Геккель. Приглашенный в 1898 г.
выступить на Международном конгрессе зоологов в Кембридже по какому-либо из
великих общих вопросов, волнующих зоологию и ставящих ее в связь с другими
отраслями знания, Э. Геккель начал свою речь словами: "Из этих вопросов ни
один не представляет такого величайшего общего интереса, такого глубокого
философского значения, как вопрос о происхождении человека -- этот
колоссальный "вопрос всех вопросов"".

Действительно, тут столкнулись в то время религия и естествознание, вера и
наука. Человечество вдруг прозрело: оно было почти ослеплено вспыхнувшим
знанием своего биологического генезиса, о котором предыдущее поколение и не
помышляло. Отныне человек думал о себе по-новому -- естественнонаучный
"трансформизм" заодно трансформировал его представление о человеке.

Прошло сто лет. Косвенные результаты этого переворота распространяются
вширь. Но сама буря "происхождения человека от обезьяны" пронеслась как-то
удивительно быстро. Конечно, "обезьяньи процессы" еще недавно приключались
кое-где, но это запоздалые раритеты. Характерно обратное: проблемы
антропогенеза занимают в общем лишь узкий круг специалистов. Широкая
публика не волнуется. Затухает приток молодых ученых. Тема кажется
исчерпанной.

И в специальных научных журналах, и на международных конгрессах сейчас
изучают не столько происхождение человека в широком смысле, сколько один
аспект -- степень древности ископаемого человека. А это не сулит
принципиальных преобразований, обновления ранее утвердившихся
представлений. Некоторое время назад в газете "Вечерняя Москва" я прочел
такие строки: "Человечеству 20 миллионов лет. К такому выводу пришел
американский антрополог Брайн Патерсон и его сотрудники из Гарвардского
университета. По их мнению, человечество намного старше, чем ранее
предполагали. Это подтвердили останки человеческих скелетов, найденные при
раскопках в районе одного высохшего допотопного озера в Кении" . Дело не в
том, что этакое напечатали, но ведь редакции и в голову не пришло, что это
означало бы какой-то большой переворот в мировоззрении. И читательская
масса не шелохнулась: не все ли равно -- один миллион, два миллиона или 20
миллионов лет?

Могут быть лишь две догадки. Или в XIX в. изрядно преувеличили взрывную
силу "обезьяньего вопроса" для наук о человеке, раз она так быстро была
исчерпана, или за 100 лет пожар был умно локализован и взрыв удалось
отвести.

Второе представляется отвечающим действительности. Чтобы убедиться, нужно
систематически рассмотреть ту проблему, которая лежала в самой сердцевине,
в самом ядре противоречий соперничавших концепций антропогенеза. Это --
проблема обезьяночеловека.

В великой книге Дарвина "Происхождение видов путем естественного отбора",
вышедшей в 1859 г. (одновременно с работой Маркса "К критике политической
экономии"), еще не говорилось о происхождении человека. Лишь в
заключительной части Дарвин в нескольких словах высказывает надежду, что в
будущем откроется еде одно новое поле исследования: эволюционная
психология, происхождение человека . Но книга Дарвина послужила как бы
ключом, разомкнувшим двери для научной мысли. Э. Геккель вспоминал, что еще
до ее прочтения, находясь в Италии в начале 1860 г., он услышал от друзей
"об удивительной книге сумасшедшего англичанина, которая производит
сенсацию и ставит кверху дном все существовавшие дотоле взгляды на
первоначальное происхождение животных видов" . По возвращении в Берлин,
вспоминает Геккель, он встретился "с сильнейшей оппозицией против труда
Дарвина... Знаменитые тогдашние корифеи биологии... все сходились на том,
что дарвинизм -- это только фантазия взбалмошного англичанина и что это
"шарлатанство" будет скоро забыто" . На деле же, вооруженная новым светом,
научная мысль неудержимо двинулась вперед штурмовать проблему человека.

Переворот в биологии, совершенный Дарвином, публика впоследствии навеки
связала с тезисом "человек произошел от обезьяны". Однако этот тезис
Дарвину не принадлежит. Он явился выводом, сделанным другими из его теории
видообразования. А именно, его сделали и обосновали Фохт, Гексли, Геккель,
причем все трое без малого одновременно -- три-четыре года спустя после
выхода книги Дарвина.

Что до Дарвина, он молчал 12 лет и только в 1871 и 1872 гг. опубликовал
одну за другой две книги: "Происхождение человека и половой отбор" и "О
выражении эмоций у человека и животных". Эти книги Дарвина явились его
косвенным ответом на научную ситуацию, сложившуюся за эти 12 лет. Да и
общественная обстановка после Парижской коммуны требовала сугубой
осторожности. Дарвин для охраны своего главного детища счел необходимым
этими книгами отмежеваться от некоторых смелых продолжений, выдвинутых его
могучими адептами. Что же именно произошло?

Ни Гексли, ни Геккель не могут в строгом смысли считаться
первооткрывателями происхождения человека от обезьяны: немного раньше их
эту истину открыл и фундаментально обосновал зоолог К. Фохт -- в публичных
лекциях, прочитанных в 1862 г. в Невшателе (Швейцария) и опубликованных в
двух томах в 1863 г. Их заглавие: "Лекции о человеке, его месте в
мироздании и в истории Земли" . В предисловии Фохт отмечает, что рукопись
была сдана издателю в середине января 1863 г. Очевидно, следует признать
приоритет К. Фохта в создании теории происхождения человека от обезьяны.
Фохт -- противоречивая фигура: с одной стороны, великолепный зоолог,
деятель немецкой революции 1848 -- 1849 гг., вынужденный после победы
контрреволюции бежать и всю жизнь прожить в эмиграции в Швейцарии,
страстный борец с религией, близкий друг Герцена, с другой -- источник
философии вульгарного материализма и нападок на социализм и рабочее
движение.

По словам предисловия Фохта, лекции его в Невшателе произвели суматоху, на
которую он отвечает словами поэта: "Громкий лай ваш доказывает только, что
мы едем". В самом деле, не успел выйти первый том, как реакцией на него
явилась брошюра Ф. фон Ружемона "Человек и обезьяна, или современный
материализм". Это было началом долгой цепи "обезьяньих процессов".

С большой основательностью Фохт производит сравнение анатомии (прежде всего
мозга) человека и обезьяны. Затем переходит к анализу ископаемых черепов из
Анжис и Неандерталя, смело установив их принадлежность "к одной и той же
древней расе": это ни в коем случае не остатки существа "среднего между
человеком и обезьяной", однако этот череп человека "до некоторой степени
возвращается к черепу обезьяны". Тут же Фохт разрабатывает основы
палеонтологии человека. Наконец, он обращается к редкому патологическому
явлению -- врожденной микроцефалии, в которой усматривает атавистическое
свидетельство в пользу существовавшей некогда переходной формы между
обезьяной и человеком. Фохт резюмирует словами: "...согласно ли с данными
науки выведение человека от типа обезьян? Отрывочные данные, имеющиеся в
настоящее время для будущей постройки моста, который должен быть перекинут
через пропасть, отделяющую людей от обезьян, вам уже известны". Фохт
объясняет этот переход действием естественного отбора: "Человек является...
не особенным каким-то созданием, сотворенным совершенно иначе, нежели
остальные животные, а просто высшим продуктом прогрессивного отбора
животных родичей, получившимся из ближайшей к нему группы животных". Фохт
отмечает, что в книге Дарвина об этом не говорится ни слова из-за
рутинности Англии, с которой пришлось автору считаться .

Книга Фохта стояла на уровне самой передовой науки своего времени.
Единственное, что можно поставить ему в упрек, это отстаивание мысли, что
человеческие расы -- это отдельные виды (полигения). Ему казалось, что,
если из идеи древней промежуточной формы между обезьяной и человеком
сделать логический вывод о первоначальном единстве человеческого рода, это
якобы толкнет и к представлению об исходной "корневой паре", а это
напоминало бы библию.

Публичные лекции К. Фохта были уже прочитаны, когда более или менее
одновременно с его книгой в том же 1863 г. в Англии вышла в свет книга Т.
Гексли "Человек и место его в природе" .

Из трех названных зоологов Дарвин лично был более всего связан именно с Т.
Гексли. Это был прежде всего замечательный сравнительный анатом: еще до
того, как он узнал и принял теорию образования видов Дарвина, он,
разрабатывая наследие Линнея, сопоставлял анатомию обезьян с человеческой.
Идеи Дарвина открыли ему генетическую перспективу: это сходство анатомии,
несомненно, свидетельствует о происхождении человека от какой-либо формы
обезьян. В особенности этот вывод стал убедительным, когда Гексли удалось
показать, что современные человекообразные обезьяны, в частности гориллы,
по довольно большому числу признаков находятся не только в промежутке между
остальными обезьянами, так называемыми низшими, и человеком, но ближе к
человеку, чем к остальным обезьянам. Это было великолепным аргументом.
Впрочем, с другой стороны, такой ход аргументации слишком прямолинейно
связывал человека именно с ныне живущими антропоморфными обезьянами, и
Дарвину потом пришлось вносить соответствующую оговорку: речь может идти
лишь об исчезнувшей, ископаемой форме, не имеющей близкого сходства с
какой-либо из ныне живущих человекообразных обезьян.

Фохт прочитал свои публичные лекции в Невшателе в 1862 г. (три года спустя
после выхода "Происхождения видов" Дарвина), а в сентябре 1863 г., т. е.
примерно через год, Геккель, уже заявивший себя последователем Дарвина в
исследовании о радиоляриях, выступил на Штеттинском съезде врачей и
естествоиспытателей с докладом о "дарвиновской теории развития", где
изложил и свое собственное представление о важнейших этапах эволюции
человека от древнейших приматов. Это было публичное и вызвавшее большой
враждебный резонанс среди биологов провозглашение теории происхождения
человека от обезьяны, сделанное независимо от первых двух, хотя лишь
устное, ибо Геккель опубликовал свой большой труд только тремя годами позже
-- в 1866 г.

Как видим, эти трое ученых к 1863 г. порознь, но почти вместе совершили
переворот в науке о человеке -- антропологии, вытекавший из общей теории
трансформации и эволюции видов Дарвина. Именно с 1863 г. "человек
происходит от обезьяны"!

Но прошло еще три года, и двое из них предложили науке не менее важное и
смелое развитие этого открытия. Достойно внимания, что это было сделано
теми двумя, Геккелем и Фохтом, которые были более решительными
материалистами , но не Гексли, который оставался непоследовательным
материалистом, выступал в философии за агностицизм.

В 1866 г. Геккель выпустил двухтомный труд: "Всеобщая морфология
организмов, общие принципы науки об органических формах, механически
обоснованные реформированной Чарльзом Дарвином теорией происхождения видов"
. В этой капитальной книге изложен обширный ряд вопросов дарвинизма и
вообще биологии и результатов исследований или размышлений самого Геккеля.
В том числе здесь обоснован биогенетический закон с привлечением многих
примеров из эмбриологии человека. Но нас сейчас касается лишь одно
направление мыслей Геккеля -- это построение генеалогических (родословных)
древ для разных групп живых существ. Он исходил из дарвиновской идеи
родства, их связывающего. Но если Дарвин в "Происхождении видов"
преимущественно подчеркивал неполноту геологической и тем самым
генеалогической летописи, обилие недостающих звеньев в нашем знании
родословных, то Геккель показал возможность по разным признакам
реконструировать такого рода недостающие звенья и с привлечением
геологических знаний приурочивать их к тому или иному времени в истории
Земли. Трудно удержаться от сравнения этих реконструированных
филогенетических рядов с рядами химических элементов в Менделеевской
таблице.

Заметим, что Дарвин очень высоко оценил в целом это направление. Он писал:
"Профессор Геккель в своей "Всеобщей морфологии"... посвятил свои обширные
познания и талант изучению того, что он называет филогенией, или линиями
родства, связывающими все органические существа. При построении различных
(генеалогических) рядов он опирается преимущественно на эмбриологические
признаки и пользуется также гомологичными и рудиментарными органами, равно
как и последовательностью периодов, в течение которых различные формы
жизни, как думают, впервые появились в разных геологических формациях. Этим
он смело сделал большое начинание и показал, каким образом в будущем будет
строиться классификация" . В личном письме к Геккелю Дарвин выразительно
написал, что его книга "очень продвинет наше дело" . Однако, как видим,
Дарвин высказывается лишь о полезности метода, воздерживаясь от выражения
согласия со всем содержанием классификации Геккеля -- со всеми его
реконструкциями.

Среди реконструированных Геккелем генеалогических линий был показан ряд,
идущий от полуобезьян к обезьянам -- низшим и высшим -- и далее к человеку.
И вот в этой родословной цепи Геккель заметил недостающее звено. Он
постарался его гипотетически вставить. Он убедился, что дистанция между
высшими антропоморфными обезьянами, или антропоидами (шимпанзе, горилла,
орангутан и гиббон), и человеком, при всей несомненности родословной связи,
все же слишком велика. Здесь должен быть промежуточный родственник! Пусть
мы его не знаем -- палеонтологи его когда-нибудь найдут. Это будет уже не
четверорукое существо, т. е. не обезьяна, хотя бы и самая высшая, но и не
человек. Его следует ожидать в геологических отложениях относительно
близкого времени -- в конце третичного или в четвертичном периоде. Геккель
дал этому виду краткое предварительное описание и латинское крещение.

Идея, может быть, в той или иной мере была навеяна Геккелю классификацией
приматов в "Системе природы" Линнея. Род Homo Линней разделил на два вида:
человек разумный и человек-животное -- Homo Sapiens и Homo Troglodytes.
Последний описан Линнеем как существо в высшей степени подобное человеку,
двуногое, однако ведущее ночной образ жизни, обволошенное и, главное,
лишенное человеческой речи. Впрочем, ученик и продолжатель Линнея,
редактировавший посмертные издания "Системы природы", выкинул этого
троглодита как ошибку учителя. Однако Геккель, как и все великие
натуралисты-дарвинисты XIX в., превосходно знал Линнея и опирался на его
каноническое, т. е. последнее прижизненное издание, где "человек
троглодитовый" фигурирует. Но ведь Линней описывал лишь живущие виды, а
недостающее звено Геккеля относится к ископаемым вымершим формам. Может
быть, поэтому Геккель придумал ему новое название.

Он назвал это недостающее звено Pithecanthropus alalus -- обезьяночеловек,
не имеющий речи (буквально -- даже зачатков речи, даже "лепета"). Вот как
рисовал Геккель эволюционную линию человека. "Из древнейших плацентарных
(Placentaria) в древнейшую третичную эпоху (эоцен) выступают затем низшие
приматы, полуобезьяны; далее (в миоценовую эпоху) настоящие обезьяны, из
узконосых прежде всего собакообразные (Cinopitheca), позднее
человекообразные обезьяны (Anthropo