я
разрядка. Особенно интересно эволюционное происхождение этих действий. Мои
толкования основываются на понятиях, развитых в последнее время Н.
Тинбергеном, К. Лоренцом и другими специалистами по поведению животных.
Когда у животного одновременно возникают два противоположных импульса,
например нападать и бежать, в результате обычно возникает компенсаторная
деятельность, которая кажется не имеющей отношения к данной ситуации.
Иногда конфликт такого рода вызывает у птиц потребность охорашиваться,
чистить перышки. Гориллы начинают кормиться, чесаться, зевать и проявляют
стремление по чему-то ударять. Естественный отбор мог повлиять на
компенсаторную деятельность. Она приобрела дополнительное значение как
сигнал связи, и приняв раз навсегда установленную форму, превратилась в
особый обряд, упрочилась. Листок, который горилла часто кладет между
губами, наводит на мысль, что этот странный жест может являться как бы
условным, стереотипным символом еды, формой компенсаторной деятельности;
удары в грудь--таким же стереотипным выражением желания что-то ударить...
Поведение человека в конфликтных ситуациях удивительно сходно с поведением
гориллы. Например, в супружеских ссорах, когда ни та, ни другая сторона не
уступает своих позиций и не переходит в решительное наступление, дело может
закончиться криками, швырянием предметов, стуком кулаками по мебели,
хлопаньем дверьми--одним словом, всеми способами, помогающими ослабить
нервное напряжение. Идеальное место наблюдения над людьми--это спортивные
соревнования на стадионах, когда человек возбужден и не следит за своим
поведением. Зритель видит очень волнующие его спортивные события, в которых
он сам, однако, не может принять непосредственного участия, но и отказаться
от этого зрелища не хочет. Вызванное этим напряжение находит разрядку в
пении, хлопанье в ладоши, топанье, вскакивании с места и кидании предметов
в воздух. Иногда предводители болельщиков направляют их поведение в
какое-то русло: повторяя сходные звуки в нарастающем темпе, они доводят
разрядку до бурного и синхронного апогея".

Эти пассажи очень характерны для наблюдательной, но по теоретическому
уровню инфантильной американской зоопсихологии. Есть ли сколько-нибудь
строгое научное значение у слов "напряжение", "разрядка", "ослабление"? Тем
более далек от научной точности легкий переход от горилл к людям, от
конфликта двух импульсов в поведении индивида к конфликту двух индивидов
или спортивных "болельщиков". Все же и этот последний пассаж заслуживает
внимания хотя бы тем, что задевает важную, как увидим позже, тему о
развитии у людей явления подражательности в сфере неадекватных рефлексов. В
целом наблюдения Д. Шаллера и цитируемых специалистов, как и множества
авторов, наблюдавших у животных неадекватные реакции при "трудных"
состояниях нервной системы, представляют большую ценность, богатое
скопление эмпирического сырья, в котором физиолог может плодотворно
разбираться под углом зрения теории тормозной доминанты.

Это относится и к тем работам по этологии, где то же явление описывается
под именем "смещенных движений". В частности, этот термин введен упомянутым
Н. Тинбергеном примерно в том же смысле, что и термин "компенсаторное
поведение", но применительно лишь к явно врожденным актам. Так, в
конфликтной ситуации белый гусь осуществляет движения купания даже на
земле, серый гусь в этих ситуациях отряхивается, петухи выполняют
клевательные движения, другие виды "засыпают" в середине боя. У многих
видов такие смещенные действия проявляются с момента рождения, они могут
быть наперед предсказаны и появляться независимо от индивидуального опыта,
следовательно, могут считаться наследственными . Эти данные этологов
опять-таки лишь в свете теории тормозной доминанты распахивают двери в
"таинственную жизнь" животных, в их "второй мир" реакций и действий, не
укладывающихся в прямое "рациональное" толкование. Напротив, ничего не
объясняет в их физиологической природе идея, что они служат средством
"разрядки" мозга, устраняющей чрезмерное возбуждение, выдвинутая сначала
советским физиологом А. А. Крауклисом и много позже--английским физиологом
Дилиусом .

Другой тип имеющихся наблюдений связан с изучением физиологами, как и
вообще естествоиспытателями, зоологами, естественного, т. е. не лабораторно
обусловленного поведения животных. Так, например, А. И. Баумштейн в
результате таких наблюдений констатирует одновременное действие двух
безусловных центров, двух инстинктов--пищевого и оборонительного (явление,
якобы широко распространенное в природе, но в работе по условным рефлексам
оно не обнаружено) . Однако, судя по приведенным автором наблюдениям,
именно слово "одновременный" тут неточно: речь идет о последовательной
актуализации двух необходимых деятельностей, по всей видимости как раз
оказывающихся между собой в отношении кратковременного антагонизма, или
реципрокной иннервации.

И все же при всем громадном запасе наблюдений и знаний генеральная научная
перспектива состоит в дальнейших строго физиологических экспериментальных
исследованиях явления тормозной доминанты во всех его деталях, во всем его
многообразии.

Методика будущих исследований проблем тормозной доминанты может быть
различной. Во всяком случае это прежде всего наблюдения и эксперименты над
неадекватными реакциями в условиях ультрапарадоксальных преобразований
торможения и возбуждения. Такие состояния в неинертной, мимолетной форме
налицо при любых задачах на дифференцирование, при формировании у животного
нового действия и в ряде других нейрофизиологических ситуаций. Важно
подчеркнуть, что в распоряжении экспериментатора--эффективные
фармакологические средства значительного стимулирования и вызывания
ультрапарадоксального состояния. Это открывает огромную свободу
эксперименту. По-видимому, меньше сулит метод провоцирования неадекватных
реакций прямым раздражением соответствующих участков мозга вживленными
электродами (Н. И. Лагутина вызывала зевание у кошки посредством
электродов, вживленных в орбитальную извилину коры) . Высоко перспективны
электроэнцефалографические методы исследования проблем тормозной доминанты .

Если подойти к этим проблемам с точки зрения эволюции позвоночных, особенно
филогении высших животных, мы уверенно можем констатировать развитие и
усложнение тормозной доминанты как механизма высшей нервной деятельности.
Норкина в упомянутой работе отмечала, что на филогенетической лестнице от
рыб до приматов замечается повышение богатства "компенсаторных" (т. е.
неадекватных) реакций; особенно они интенсивны и разнообразны у обезьян.
Изучение этой восходящей кривой данного явления в филогенетическом ряду
важно для представления о возможном значении этого явления в антропогенезе.

Сначала надо отметить, что и на всем пути эволюции высших животных
неадекватные рефлексы в отдельных случаях выполняли существенную адаптивную
роль, хотя и побочную для их физиологической природы . Вот наглядный пример
из сферы искусственного отбора: "стойка" у известных пород собак
генетически была типичной усеченной или абортивной реакцией, прерванным
броском на дичь, но древний человек-охотник отобрал и наследственно
закрепил это очень удобное ему полудвижение. Однако естественный отбор в
огромных масштабах проделывал эту работу, а именно когда жизнь подкрепляла
какую-либо неадекватную реакцию, точно так, как мы это делали в описанных
опытах. В частности, можно допустить, что именно за счет депо сопутствующих
трудным нервным ситуациям иррациональных движений ушей, рук и других
органов формировалась и обогащалась жизненно важная
ориентировочно-обследовательская деятельность животных. Как известно, она
достигла огромного многообразия проявлений у обезьян. Другая важная группа
подкрепленных в филогенезе неадекватных реакций, т. е. приобретавших
адаптивное биологическое значение,--сигнализационная деятельность животных.
Из указанного почти неисчерпаемого запаса мог быть почерпнут исходный
материал для самых различных сигналов. Во-первых, окружающие особи
реагировали на одинаковую "срывную", т. е. неадекватную, реакцию данной
особи как на симптом ситуации, вызвавшей срыв, они по этому признаку
учитывали затруднительность выбора поведения, например, вероятную, но еще
не объявившуюся опасность, и т. п. Во-вторых, неадекватные рефлексы
обнаруживали свойство имитатогенности--они вызывали подражание, что
способствовало развитию специфических дистантных звуковых контактов внутри
стада и внутри популяции. Но очевидно, только человек искусственным отбором
в древности превратил эту потенцию в изумительную взаимосвязь сети
петушиного крика и собачьего лая на обширных пространствах. Во всех этих
случаях адаптивного наследственного закрепления у того или иного вида
животных неадекватного рефлекса он, разумеется, тем самым терял свою
тормозную функцию--свою роль закрепленной тормозной доминанты по отношению
к какому-то положительному действию, ибо сам становился адекватным,
положительным, "произвольным" действием.

Особую группу наследственно закрепленных неадекватных рефлексов, получивших
полезную биологическую функцию, составляют "церемонии" и "ритуалы",
особенно ярко выраженные при половой активности, например, при токе у
разных птиц . Они проявляются строго стереотипно у всех членов данного
вида, даже если последние выросли в неволе и не наблюдали особей своего
вида. Биологическое назначение их состоит в том, чтобы служить
дополнительными признаками своего вида во избежание скрещивания с другими
похожими видами.

Главный вывод, который должен быть сделан из наблюдений о возрастании в
филогении высших животных качественного и количественного многообразия
неадекватных рефлексов: раз они достигают максимума у высших приматов,
надлежит полагать, что предковая форма человека в лице семейства
троглодитид, и особенно его высшей степени, троглодитов, обладала еще более
обильным депо неадекватных рефлексов. Предметом дальнейшего исследования и
должен явиться вопрос о их роли в антропогенезе при становлении второй
сигнальной системы, человеческого речевого взаимодействия.

Центральное понятие, рассмотренное в этой главе,-- торможение. Мы
исследовали тормозную доминанту с целью показать, что в высшей нервной
деятельности животных налицо нечто, что могло бы быть охарактеризовано как
противоположное, обратное их биологически рациональному рефлекторному
функционированию. Пусть и оно подчас использовано в эволюции животного мира
для адаптации--это побочный плод. А главное для проблемы начала
человеческой истории и самого человека--возможность превращения этого
"отрицательного", даже как бы "патологического" явления у животных в опору
принципиально новой формы торможения, которая специально характерна для
высших троглодитид, а затем преобразуется у человека в положительную норму
в его высшей нервной деятельности.

Примечания

Глава 5. Имитация и интердикция

I. Особый вид афферентации и двигательного эффекта: подражание

Реактивность -- свойство живого вещества. А эволюция живой природы --
выработка все более совершенных средств не реагировать, следовательно,
тормозить эту самую реактивность. Это дает реакции возрастающую
прицельность в единственном остающемся направлении. Совершенствование
живого -- это совершенствование торможения реакций.

Исходная реактивность была чисто химической, что соответствует субстанции
жизни -- обмену веществ. Но в дальнейшем подавление, вернее, радикальное
ограничение этой реактивности, конечно, не было возвратом к "добелковой",
т. е. неживой материи, оно было цепью чисто биологических "изобретений" или
"открытий" способов задержать реакцию, тем самым сделав реагирование
элективным (избирательным) и корректируемым. Первоначально само свойство
движения возникло у растений, бактерий и низших животных как средство
уклоняться от иначе неизбежной химической реакции; всякий тропизм есть и
таксис: фототропизм есть отворачивание или удаление от вредной темноты, так
что обращение и приближение к свету -- статистический результат новых и
новых отклонений от темного, оно есть, следовательно, продукт торможения.
Подвижность, движение высшего животного -- это уход от принудительной
контактной реактивности, иначе говоря, ее торможение.

Мы слишком прикованы к человеческому самонаблюдению, поэтому и у животных
гораздо более фиксируем нечто схожее с "целью", "стремлением", чем
оборотную сторону медали. Между тем техника реагирования развивалась в
эволюции живой природы лишь как производное от развития техники
нереагирования, т. е. исключения, предотвращения, подавления более простой
реактивности.

В сущности нервное возбуждение -- это тоже простая реактивность, хотя на
очень специальном и сложном химико-физическом субстрате. Биологическая
эволюция "отрицает" его (как свободное передвижение животного "отрицает"
силу тяжести), ибо возбуждение все жестче перекрывается шлюзом,
канализируется. "Ум" животного -- это возможность не реагировать в 999
случаях из 1000 возникновении возбуждения. Животное все успешнее, где
только возможно, оберегает себя от реакции, так как движется, обладает
дистантной рецепцией, дробит раздражители с помощью мозговых анализаторов.
Все это не имеет никакого отношения к экономии энергии реактивности:
напротив, расход энергии на торможение растет в ходе эволюции в гигантских
пропорциях.

В этой восходящей кривой переход к человеку не может быть не чем иным, как
дальнейшим и качественно новым взлетом торможения. Довольно было бы
заметить, как его нынешняя способность перемещаться превосходит животных, в
какой степени дистантность его рецепции (информации) раздвинута: опытом
предков, информативной коммуникацией современников, индивидуальной
вооруженностью; насколько -- почти неограниченно -- дробится и
анализируется окружающий мир аппаратом языка и науки. Чтобы этот ряд
начался, должно было иметь место переключение прежней системы торможения
реактивности, присущей животным, на систему высшего порядка.

Из предыдущей главы, где введено понятие тормозной доминанты, вытекает,
что, если суметь вызывать ("раскрепощать") такие тормозимые действия,
несомненно, затормозятся реципрокные, бывшие перед тем в активном
состоянии. Значит, наготове есть могучая машина для пресечения всех и
любых, даже самых совершенных, рефлексов, даже самых сложных форм поведения
животных. Что могло бы привести ее в действие в природе? Что могло бы
вызывать у животных эти обычно глубоко потаенные призраки?

Для этого можно представить себе лишь один природный механизм: силу
имитации, заразительную помимо какого бы то ни было подкрепления. Так,
например, улыбаясь кому-либо, мы автоматически провоцируем у него улыбку и
тем в этот момент парализуем возможность поведения, антагонистичного
улыбке. Правда, у людей на эту простую основу накладываются подчас
лукавство и подозрение, но канва годится для иллюстрации тезиса.

Мы имеем здесь дело с третьим видом стимулов, вызывающих рефлексы. А именно
одни раздражители вызывают врожденные, безусловнорефлекторные ответы.
Другие -- условные раздражители; они вызывают условные рефлексы,
способствующие или противодействующие безусловнорефлекторным, инстинктивным
сложным или простым реакциям. Названная третья группа не может быть
отнесена ни к тем, ни к другим: это -- стимулирование действия животного,
его простого или сложного поведения тем побочным фактом, что другой
наблюдаемый им индивид осуществил тот или иной рефлекс под влиянием
раздражителей, которые отнюдь не воздействуют на афферентные пути данного
животного. Этот вид раздражений и реакций и называют имитацией чужого
поведения или подражательным поведением. Конечно, употребляемое физиологами
понятие "подражательный (имитативный) рефлекс" или "подражательный
инстинкт" справедливо, но это столь же широкое всеохватывающее понятие, как
если бы мы говорили о рефлексе или инстинкте организма формировать условные
рефлексы. Подражательная инстинктивная способность или готовность налицо в
нервной системе животного, в этом широком смысле ее можно отнести к первой
группе, но характер данных рефлексов настолько специфичен, что требует
выделения их с точки зрения биологии.

Советские физиологи и зоологи пытались перевести явление подражания у
животных на язык физиологии высшей нервной деятельности. Так, резюме этих
попыток было дано Н. Н. Ладыгиной-Коте в 1958 г.

Л. Г. Воронин на основании своих специальных исследований пришел к
заключению, что у низших обезьян подражание играет существенную роль при
выработке положительного условного рефлекса у вожака в присутствии других
обезьян; подобные условные реакции перенимаются этими последними и
воспроизводятся без предварительной выработки. По мнению этого автора,
подражание играет большую роль и в онтогенезе обезьян при развитии
мимико-жестикуляционной сигнализации, в случае привыкания к новым условиям .

Как сформулировано в исследовании В. А. Кряжева, подражание, или
подражательные рефлексы, животных обычно выражается в повторении одним
животным сложных поведенческих реакций, отдельных движений и различных
действий, производимых другим животным. Рефлекторный акт одного животного
является специфическим сигналом, вызывающим специфическую реакцию другого
животного. ^Подражательные условные рефлексы, по мнению В. А. Кряжева,
бывают двоякого типа: натуральные и искусственные. Натуральные
подражательные рефлексы возникают под воздействием биологически значимых
реакций других животных и сопровождаются последующим подкреплением
образующихся реакций. Таковы, например, акты обыскивания у обезьян, пищевые
и оборонительные рефлексы. Искусственными подражательными рефлексами автор
называет подражательные действия, возникающие только на внешнее проявление
рефлекторного акта, производимого другим животным, если эти действия не
сопровождаются подкреплением, имеющим биологическое значение. Искусственные
подражательные условные рефлексы, говорит В. А. Кряжев, часто представляют
собой сложные цепные рефлексы, образующиеся на почве натуральных
подражательных, и могут рассматриваться как условные рефлексы второго
порядка, но с более сложной структурой .

Нас интересует как раз то, что тут названо искусственными подражательными
рефлексами (непонятное выражение "условные рефлексы второго порядка" в
данной связи ничего не прибавляет и мы оставим его на совести автора). Пока
констатируем сам факт: сила автоматического подражания без всякого прямого
подкрепления способна вызвать у другого индивида некое действие.

Вернемся к ходу своей мысли. Ведь это вызванное всего лишь подражанием, его
неодолимой силой, действие может в каком-то случае быть как раз тем самым
действием, которое служило у этого индивида тормозной доминантой для того
или иного адекватного действия, значит, которое проявилось бы у него в
ультрапарадоксальном состоянии как неадекватный рефлекс. Если такое
совпадение произойдет, подражание превратит заторможенное действие в
активное, в возбужденное, а тем самым затормозит ранее активное адекватное
действие.

Следовательно, явление имитативного поведения (подражательного рефлекса) и
подлежит теперь нашему внимательному рассмотрению. Если такой механизм
налицо в физиологии высшей нервной деятельности животных, надо,
познакомившись с его природой, выяснить вероятность возрастания его силы и
частоты на пороге антропогенеза, т. е. в восходящем ряду приматов и тем
самым, гипотетически, у троглодитид. Встреча восходящей кривой неадекватных
рефлексов и восходящей кривой имитативности могла бы рассматриваться как
точка возникновения нового механизма, нового уровня торможения в физиологии
высшей нервной деятельности. Назовем этот тормозной механизм интердикцией.

II. Имитативность (подражательность) у животных

Правомерно ли общее понятие подражательного рефлекса в поведении животных?
Не противоречит ли это обобщение многообразию наблюдаемых биологических
уровней, жи