органов чувств --
зрительные, слуховые, кожные, кинестетические, вестибулярные, они тем самым
занимаются их склеиванием, сочетанием. Есть нейроны, которые реагируют
исключительно на изменение прежде полученных сигналов, т. е. сопоставляют
следы с новыми раздражениями и реагируют на "новизну" -- на неузнавание.
Вся эта гигантски сложная работа клеток мозга животного приводит не только
к тому или иному двигательному рефлексу, но посылает возбуждающие или
тормозящие сигналы на рецепторы. Рецепция, следовательно, есть не пассивное
восприятие среды, а работа, деятельность нервной системы, в том числе
периферийных ее органов, например глазного яблока, зрачка, сетчатки .

У животных этот механизм служит в конечном счете для того, чтобы привязать
какой-либо данный раздражитель к тому или иному безусловному рефлексу,
инстинкту или, напротив, отдифференцировать его от этого рефлекса. Узнать
сигнал, частично изменившийся, но и не поддаться несущественному сходству,
случайной смежности. У человека же этот механизм физиологии высшей нервной
деятельности подчинен иной регуляции.

Огромную долю из числа наиболее капитальных достижений в современной
психологии, в частности советской, составляют полученные доказательства
активного характера отражения внешнего мира человеческой нервной системой.
Нет и не может быть у человека тех пассивных ощущений и восприятии, какие
рисовались некогда.

Разными путями разные направления и школы шли к этому общему пониманию
материалистической теории отражения. Назовем, например, школу грузинских
психологов, продолжающих исследования Д. Н. Узнадзе по явлению "установки".
"В каждый данный момент, -- по словам Д. Н. Узнадзе, -- в психику
действующего в определенных условиях субъекта проникает из окружающей среды
и переживается с достаточной ясностью лишь то, что имеет место в русле его
актуальной установки" . Эта концепция нимало не расходится с
материалистической теорией познания: если пет соответствующей ситуации
вовне субъекта, как и если нет в нем самом более или менее соотносящейся с
нею потребности, нет основания и для появления установки. Точно так же
вполне материалистично и учение В. Н. Мясищева о "психологии отношений":
всякий нервно-психический процесс есть не только отражение явлений
реального мира, но и отношение к ним, -- единство отражения и отношения.
Даже ощущение, хотя оно и представляет собой простейшую форму отражения,
все же является у человека неким отношением к отражаемой действительности.
То или иное отношение человека к реальным явлениям, с которыми он имеет
дело в процессе познания, оказывает существеннейшее влияние на характер и
успешность отражения им внешнего мира .

Триумфальное шествие идеи активного характера всякого человеческого
ощущения и восприятия объективной действительности хорошо описано в
следующих словах А. Н. Леонтьева: "Чувственный образ (равно как и
мыслительный) есть субъективный продукт деятельности человека по отношению
к отражаемой им действительности. Для современной психологии это положение
в его общем виде является почти банальным: чтобы в сознании возник образ,
недостаточно одностороннего воздействия вещи на органы чувств человека,
необходимо еще, чтобы существовал "встречный" и притом активный со стороны
субъекта процесс. Попросту говоря, для того, чтобы видеть, нужно смотреть,
чтобы слышать, нужно слушать, чтобы возник осязательный образ предмета,
нужно осязать его, т. е. всегда так или иначе действовать. Поэтому
психологическое изучение восприятия направилось на изучение активных
процессов перцепции (перцептивных действий, перцептивных операций), их
генезиса и структуры. .. Воспринимают не органы чувств человека, а человек
при помощи своих органов чувств... Нет, конечно, необходимости оговаривать
тот факт, что перцептивная деятельность включена в жизненные, практические
связи человека с миром, с вещественными объектами, а поэтому необходимо
подчиняется -- прямо или опосредствованно -- свойствам самих объектов...
Как и деятельность осязающей руки, всякая перцептивная деятельность находит
объект там, где он реально существует, -- во внешнем мире, в объективном
пространстве и времени" .

Е. Н. Соколовым и его сотрудниками было показано, что анализаторы головного
мозга постоянно как бы "настраиваются" особой регуляцией на восприятие того
или иного раздражителя. В этой настройке участвуют ориентировочный,
адаптационный и оборонительный рефлексы. Так, к функции ориентировочного
рефлекса относятся движения всматривания, вслушивания, принюхивания,
ощупывания предмета, движения мышц рта и языка при вкусовом раздражении и
т. д. Сюда же относятся и вегетативные реакции, как, например, изменение
ритма дыхания, а также секреторные, например повышенное выделение слюны,
сосудистые (сужение или расширение сосудов), кожно-гальванические,
электроэнцефалические и другие явления. Отсюда вытекает вывод, что
анализаторы следует рассматривать как систему афферентно-эфферентную:
рецепторы являются вместе с тем и эффекторами, их состояние и работа
изменяются под влиянием сигналов из других отделов нервной системы.

"Восприятие, -- писал С. Л. Рубинштейн, -- нормально никогда не бывает
чисто пассивным, только созерцательным актом. Воспринимает не изолированный
глаз, не ухо само по себе, а конкретный живой человек, и в его
восприятии... всегда в той или иной мере сказывается весь человек: его
отношение к воспринимаемому, его потребности, интересы, стремления,
желания, чувства" . С. Л. Рубинштейн выдвинул формулу, что внешние причины
действуют через внутренние условия. Все советские психологи сходятся на
этом тезисе: внутренние условия, как и познавательные действия человека,
опосредствуют познание внешнего мира^ .

Отражение объективной реальности осуществляется не мертвенно-зеркально, а
как бы ее "ощупыванием". Так, по В. П. Зинченко, рука усваивает
определенную "стратегию и тактику" ощупывающих движений, с помощью которых
осуществляется последовательный охват контура предмета, выделение его
характерных признаков и т. п. Ряд авторов, в том числе Б. Ф. Ломов,
показали, что и в зрительном восприятии "ощупывающие" движения глаз как бы
строят образ предмета, последовательно снимают слепок, копию с него. Обзор
этих исследований мог бы быть очень обширен.

Что же руководит этим "ощупывающим отражением" мира, этой активностью,
определяющей как ощущение и восприятие, так и запоминание и прочие
психические процессы? Иногда психологи ограничиваются указанием на
потребности, устремления, интересы субъекта. Это указание справедливо, но
недостаточно. Потребности -- очень важная категория современной психологии.
Однако это -- связующее звено на пути к ответу на вопрос. В психике
человека нет ни одного уголка и в низших, как и в высших, этажах, который
не был бы пронизан воздействием его общения с другими людьми. А канал этого
общения, как мы уже много раз подчеркивали, -- речевая связь. Без нее не
сформировались бы его установки, отношения, потребности, запросы к внешнему
миру, как и его целенаправленные, преднамеренные действия. Откуда
избирательность, характеризующая всякое человеческое восприятие? Без слова,
в том числе без наименования явлений, немыслима избирательность. Опыты А.
Н. Соколова показали, что если человеку задаются посторонние речевые
движения, это значительно ухудшает выполнение им основной задачи, в
частности снижает и объем, и точность восприятия . Не ясно ли, что тут
отвлечена, отсечена часть речевого механизма, нормально обеспечивающего
восприятие?

Еще И. М. Сеченов уподоблял глаз человека активной руке, которая ощупывает
данный ему предмет. Сейчас, как сказано, это изучено отлично. Мы не видим,
а смотрим, не слышим, а слушаем и т. д. И программа, направленность этой
деятельности детерминированы наличием у нас речевого мышления.

Физиологи и психологи провели обширные эксперименты для выявления степени,
форм и механизмов более или менее прямого воздействия слова на ощущение и
восприятие (на сенсо-афферентные аппараты, на рецепцию и перцепцию).
Некоторые из важных итогов подведены и некоторые задачи намечены в книге Н.
И. Чуприковой . Опытами установлено, в какой огромной мере человек
воспринимает и запоминает то из развертывающихся перед ним явлений
(например, из вспышек разных лампочек), что ему указано заметить
предварительной инструкцией со стороны экспериментатора. Еще отчетливее
выступает влияние инструкции на пониженное или нулевое восприятие того, что
инструкция рекомендовала игнорировать. Это значит, что словесное
воздействие (инструкция) приводит в возбужденное состояние определенные
пункты зрительного анализатора в коре мозга и, напротив, может приводить
другие пункты в состояние заторможенное, с пониженной возбудимостью.

Воздействие слова на физиологическое функционирование мозга вполне
материально, оно, как видим, уже начинает поддаваться естественнонаучному
анализу. По заключению Н. И. Чуприковой, в функционирующем мозге человека
между центрами существуют особые импульсы, которые возникают в словесных
отделах коры и производят изменения в возбудимости пунктов непосредственной
проекции рецепторов и эффекторов в других отделах коры. Тем самым в
экспериментах предварительная инструкция детерминирует процессы дробления и
соединения центральной нервной системой поступающих непосредственных
раздражении. Иначе говоря, второсигнальные (словесные) управляющие импульсы
повышают или понижают возбудимость отдельных пунктов первой сигнальной
системы, причем избирательно, локально, вследствие чего предусмотренные в
словах инструкции объекты выделяются на фоне остальных, а также связываются
между собой, и тем самым второсигнальные направляющие импульсы составляют
тот нервный механизм, посредством которого дробление и соединение
непосредственных раздражении у человека получает целенаправленный характер
-- направляется инструкцией или самоинструкцией. В еще большей мере это
направляющее воздействие экстероинструкции (т. е. поступающей извне, от
другого) и аутоинструкции (т. е. адресуемой самому себе) наблюдается на
торможении восприятии: опыты показывают, что налицо и тормозящие
второсигнальные управляющие импульсы, возникающие в словесных зонах коры и
избирательно понижающие возбудимость отдельных пунктов непосредственных
проекций периферии в коре. Итак, словесные раздражители повышают или
понижают возбудимость тех, и только тех мозговых структур, которые связаны
с раздражителями, указанными в предварительной словесной инструкции .

Тем же автором высказаны и интересные гипотезы о том, что же такое
"инструкция" с точки зрения физиологии. Известно, что восходящая
ретикулярная формация в центральной нервной системе играет роль
активизатора вообще (бодрствование, бодрость) или некоторых систем,
находящихся в состоянии преимущественной подготовленности, например,
обстановочными раздражителями. Есть основания предположить, что
второсигнальные управляющие импульсы используют этот самый подкорковый
механизм, хотя раньше представлялось, что его возбуждающее действие не
может быть строго адресованным, "специфическим", или симпатическую
иннервацию . Электрофизиологические методы, в частности изучение так
называемых вызванных потенциалов, открывают хорошие перспективы для
уточнения этих гипотез.

Но снова добавим, что действенность предварительных сигналов вроде слова
"приготовиться!" более всего свидетельствует о колоссальной тормозящей силе
слова, в данном случае наперед отключающего от всего, что отвлекало бы
восприятие от заданной в инструкции программы .

Из отдельных видов восприятия полнее всего изучено определяющее воздействие
слова на зрение человека. Так, А. Л. Ярбус прикреплял к роговице глаза
миниатюрную присоску, на которой было укреплено крохотное зеркальце;
падавший на зеркальце луч отражался на фотографической бумаге, и тем самым
каждое движение глаза, например при рассматривании картины, записывалось
линиями на этой бумаге. Оказалось, что глаз никогда не остается в покое, он
совершает толчкообразные движения, задерживается на отдельных деталях
воспринимаемого образа то больше, то меньше. Он как бы ищет, всматривается,
и если "узнает", то для восприятия ему достаточно и одного или немногих
узловых признаков. Наряду с этим происходят микроскопические движения
глаза, приближающиеся к дрожанию, которые, очевидно, помогают
стабилизировать образ. Другие опыты выяснили, что происходит, если объект
неподвижен в отношении сетчатки: с помощью присоски к роговице прикреплялся
небольшой светящийся предмет; глаз переставал его видеть уже через 2 -- 3
секунды . Однако, когда этот стабилизированный в отношении сетчатки объект
достаточно сложен (незнакомая геометрическая фигура, иероглиф и пр.),
испытуемый опять-таки "рассматривает" его посредством движения внимания по
полю восприятия: человек последовательно воспринимает информацию, попавшую
на разные места сетчатки, затем соединяет в один образ. Наконец, опытами
выявлено, что это активное восприятие при стабилизации образа на сетчатке
осуществляется путем примеривания разных неверных, неадекватных, искаженных
образов, которые поставляет зрительная система: плоские образы
воспринимаются как объемные и т. п. Н. Ю. Вергилес и В. П. Зинченко,
проводившие эти опыты, называют такие примерки "зрительными манипуляциями с
образами". "Задача субъекта состоит в том, -- пишут они, -- чтобы среди
многих неадекватных образов найти и зафиксировать адекватный". Это как бы
"построение образа", вернее, я сказал бы, "подыскание образа" среди
множества имеющихся в психике человека запасов. "При построении образа
происходит преодоление избыточных и неадекватных вариантов отображения
одного и того же объекта". Зрительная система, при отключении моторики
глаза, выделив фигуру из фона, создает псевдофигуры, "образ все время
флуктуирует, дышит, меняется", подобно сновидениям, тогда как моторика
глаза помогает найти адекватный образ, сообразный выработанному в
предшествующей жизни критерию. "Восприятие, таким образом, скорее похоже не
на слепое копирование действительности, а на творческий процесс познания, в
котором, по-видимому, как и во всяком творчестве, присутствуют элементы
фантазии и бессознательного" .

В конце концов оказывается, что формированием зрительного образа управляет
задача, стоящая перед субъектом. Материальной же основой внутреннего плана
поведения всегда является речь. Фантазия, отклонение от действительности
опираются на фрагментированную, рассыпанную внутреннюю речь, которую
субъект как бы старается декодировать в образы -- бегущие неадекватные
зрительные образы, что происходит, очевидно, также и в сновидении. Решающим
актом зрительного восприятия все-таки оказывается узнавание, однако это
совсем не то "узнавание", которое налицо в высшей нервной деятельности
животных, где дело идет только о том, воспроизводить ли прежний рефлекс или
нет: человеческое узнавание направляется аутоинструкцией или
экстероинструкцией; запись движения глаз человека показывает, что различные
задачи приводят у испытуемого к резкому изменению направления его
воспринимающей деятельности. Нет оснований говорить о восприятии у
животных, в частности зрительном: у животных налицо только адекватное
практически-действенное поведение по отношению к объектам .

Чтобы пояснить эту противоположность, обратимся к мозгу человека и
животного. Пассивные, т. е. рефлекторные движения глаз и у человека, и у
животных управляются задним глазодвигательным центром, лежащим на границах
затылочной (зрительной) и теменной (кинестетически-двигательной) областей
коры. Иную роль играет развитый преимущественно у человека и тесно
связанный со специфически человеческими долями коры второй, передний
глазодвигательный центр, который находится в лобной области мозга (в ее
задних отделах). Больные с поражением этих отделов мозга сохраняют
пассивные (рефлекторные), вызванные зрительным раздражением, движения
глаза. Этим больным недостает обратного: они не могут произвольно
затормозить примитивного рефлекторного движения взора, оторваться от
зрительно воспринимаемого объекта, активно перевести взор с одного объекта
на другой. Этот факт, ранее полученный лишь при клинических наблюдениях, в
последнее время был изучен в лаборатории А. Р. Лурия с помощью специальной
аппаратуры. Роль переднего глазодвигательного центра мозга человека в
активном перемещении взора была, таким образом, прочно установлена.

Дальнейшие нейропсихологические исследования, говорит А. Р. Лурия,
позволили уточнить способы работы этого переднего глазодвигательного
центра. Оказалось, что если задний глазодвигательный центр стоит под прямым
влиянием затылочной (зрительной) коры, к которой он непосредственно
примыкает, то передний глазодвигательный центр находится под влиянием
лобных долей мозга. Эти последние, как показано в исследованиях А. Р. Лурия
и его сотрудников , являются сложнейшим мозговым аппаратом, позволяющим
сохранять намерения, программировать действия и изменять их соответственно
намерению, контролируя их протекание. Поражение лобных долей мозга (которые
получили мощное развитие только у человека и занимают у него, а именно у
вида Homo sapiens, до 1/3 всей массы больших полушарий) приводит к
нарушению сложной и целенаправленной деятельности, резкому падению всех
форм активного поведения, невозможности создавать сложные программы и
регулировать ими деятельность.

Но лобные доли человека в свою очередь -- слуга речи. Если некоторые
участки коры мозга ведают принятием, слушанием или моторикой речеговорения,
то не в этом только специфика наших больших полушарий, а и в посредничающей
роли лобных долей между этими речевыми пунктами и всей остальной работой
нервной системы, в том числе активным зрительным восприятием: слова,
инструкции преобразуются лобными долями в нервнопсихические возбуждения и
торможения, программы и задачи. Человеческое зрение в конечном счете и
управляется преимущественно не движением объекта (или перемещением
организма), а поиском и извлечением информации с помощью переднего
глазодвигательного центра, находящегося под влиянием лобных долей, которые
сами находятся под влиянием речи. "Мы воспринимаем не геометрические формы,
а образы вещей, известных нам из нашего прошлого опыта. Это значит, что из
всей массы раздражителей, действующих на нас, мы отбираем те признаки,
которые играют ведущую роль в выделении функции вещей, а эти признаки
иногда носят не зрительный характер, мы обозначаем вещи названиями, и это
участие речи в восприятии придает ему обобщенный, категориальный характер".
К последним словам необходимо добавить только ту поправку, что в восприятии
принимают участие не только слова обобщающего, категориального характера,
но и обратные, индивидуализирующие объект слова, в частности имена
собственные и их замены.

Выше говорилось о зрительном восприятии, но ту же тенденцию развития науки
можно было бы показать, скажем, на исследованиях слухового восприятия.
Опять-таки именно для советской школы (работы А. Н. Леонтьева и других)
характерно все более полное раскрытие в экспериментах и обобщениях
подчиненности механизмов человеческого слуха задачам, которые к нему
предъявляет данная человеческая среда, а тем самым руководящей роли речи в
его формировании, воспитании, ориентировании. То же вскрывается шаг за
шагом и в исследовании всех других сфер восприятия. Это -- генеральная
линия развития психологии восприятия. Всякое восприятие оказывается
проверкой на "узнавание", т. е. на включение объекта в наличную систему
названий, наименований, слов, понятий. Так, при зрительном восприятии
движения глаз ограничиваются минимумом, подчас одной "информативной
точкой", одним признаком, если предмет знаком, но, если он не знаком,
рассматривание носит более развернутый характер. У маленького ребенка с его
ограниченным развитием речи нащупывающие движения руки при восприятии
предмета на ощупь или движе