височной доле и в ее стыках с
теменной и затылочной областями, но в особенности лобные доли в их
современном архитектоническом виде, т. е. включая всю верхнюю их часть. Без
этого главного звена центры речи не могли бы управлять работой всего мозга,
всей нервной системы, тормозя значительную массу путей и систем и
активизируя или, лучше сказать, оставляя вне торможения лишь немногие.
Лобные доли у человека ведают осуществлением сложных целенаправленных
актов, требующих длительного удержания определенных целей и намерений и
связанных с оперированием вербальными и абстрактными понятиями. Лобные доли
(собственно, префронтальная часть) а) тормозят первосигнальные рефлексы,
вообще прямое реагирование на среду, б) преобразуют речь в поведение,
подчиняют освобожденное от прямого реагирования поведение заданию, команде
или замыслу, т. е. речевому началу, плану, программе. Материал
нейропсихологических исследований А. Р. Лурия и его школы говорит очень
многое об этом могучем и тонком, специфически человеческом механизме
оттормаживания реакций и их субституции заданием, который имеет в конечном
счете речевое происхождение.

Эта трансмиссия между специально речевыми зонами и всеми отделами
работающего мозга, как уже сказано, сосредоточена главным образом в лобных
долях Homo sapiens . Может быть, специфической тормозной работе лобных
долей соответствует регистрируемое здесь появление особой Е-волны. При
массивных поражениях лобных долей (опухоли, ранения, нарушения
кровоснабжения и пр.) человек не теряет способности речи, но его поведение
не подчиняется словесной инструкции экспериментатора. При этом словесные
инструкции, предписывающие отвечать определенным движением на определенный
сигнал, считать подаваемые сигналы, отмечать их длительность и т. п., не
приводят также и к попутному появлению тех вегетативных сдвигов
(кожно-гальванические, сосудистые реакции), которые всегда имеют место в
этих условиях у здоровых взрослых людей: лобные доли перестали быть
посредником между экстероинструкцией, как и аутоинструкцией, и реакцией .

Н. И. Чуприкова тоже выдвигает предположение, что лобные доли, не будучи
речевыми зонами в собственном смысле этого слова, тем не менее являются
областями, связанными с осуществлением управляющей функции второй
сигнальной системы в высшей нервной деятельности человека.

"Факты, сообщаемые Уолтером, -- продолжает автор, -- также, как мы
полагаем, могут иметь большое значение в контексте рассматриваемых
вопросов. Эти факты свидетельствуют о значительной активности нейронов
лобных долей коры в условиях выполнения словесных инструкций. Поэтому они,
по-видимому, могут считаться определенным свидетельством в пользу того, что
лобные доли действительно вовлекаются в тот сложный процесс второсигнальных
регуляций, который начинается восприятием словесной инструкции и
заканчивается повышением возбудимости проекционных отделов коры, что
приводит к укорочению латентных периодов произвольных двигательных реакций.
В этом смысле феномен, описанный Уолтером, может иметь очень большое
значение для разработки проблем высшей нервной деятельности человека и
должен быть подвергнут дальнейшему изучению" .

Таким образом, можно предполагать, что специфическая работа мозга человека
складывается из трех этажей: 1) сенсорные и моторные речевые зоны или
центры, 2) лобные доли, в особенности переднелобные, префронтальные
формации и специально присущие Homo sapiens зоны в
височно-теменно-затылочных областях, 3) остальные отделы мозга, в общем
однородные у человека с высшими животными. Второй этаж преобразует речевые
знаки в направляющую цель и осуществляющую ее волю. Тем самым социальное
проникает внутрь индивида, знаки, адресуемые человеческой средой,
становятся внутренним законом его деятельности.

Вот что может ответить современная психофизиология на вопрос о коренном
отличии человеческого труда от жизнедеятельности животных, даже если
некоторые из последних пользуются посредствующими предметами наподобие
"орудий".

Во времена Маркса еще не могло быть этих знаний об интимных мозговых
механизмах, но тем более победно звучит и сегодня его проникновение в
сущность труда: человеческим трудом называется заранее намечаемое изменение
предмета труда деятельностью человека, подчиненной "как закону" этой цели,
которая налична сначала лишь идеально, а затем осуществляется при помощи
средств труда.

Ныне палеоантропологии вполне достоверно известно, что у всех
представителей семейства троглодитид, даже самых высших, т. е.
палеоантропов (неандертальцев в широком смысле), не говоря о нижестоящих
формах, в архитектонике мозга отсутствовали все верхние префронтальные
формации коры головного мозга, а также те зоны височной и теменной
областей, которые осуществляют второсигнальное управление и деятельностью,
и восприятием, и всеми вообще функциями организма человека. Они присущи
только и исключительно Homo sapiens, что и служит по линии
анатомо-морфологической и функциональной основанием для его радикального
обособления в классификации видов на таксономическом уровне семейства (если
не выше) .

Прежде два обстоятельства затрудняли это заключение. Во-первых, казалось
нужным придавать решающее значение общему весу мозга (исчисляемому особым
образом по его отношению к весу тела). Научная мысль устремилась было еще
более в этом направлении, когда выяснилось, что количество и глубина борозд
не служит показателем эволюционно более высокого уровня мозга, Пытались
выстроить восходящую линию гоминид по признаку объема (и тем самым веса)
мозга, достаточно точно устанавливаемого на ископаемых останках по полости
черепа. Однако заминка обнаружилась уже в том, что объем головного мозга у
неандертальцев оказался не меньше, чем у Homo sapiens, скорее в среднем
несколько больше. Изучение работы мозга человека показало также, что в
мыслительных и других высших функциях принимает участие лишь относительно
малая часть составляющих его нервных клеток, полей и структур. Ставился
даже вопрос: нужен ли в действительности человеку такой большой мозг, не
атавизм ли это вроде аппендикса? Во всяком случае, чем дальше, тем яснее,
что суть проблемы перехода от животного к человеку не в объеме, не в весе
головного мозга как целого. Этот макромасштаб груб и неадекватен.

Во-вторых, раз вторая сигнальная система имеет свой мозговой субстрат не
только в лице микрообразований, но и в виде таких крупных
формаций-посредников, как передняя часть лобной доли, ее присутствие или
отсутствие, скажем, у неандертальцев очень легко установить с полной
достоверностью на основании эндокранов (и даже с немалым приближением на
основании экзокранов, т. е. наружной формы черепов). Поэтому установление
неразрывной связи второй сигнальной системы со специфическими функциями
лобных долей имеет фундаментальное значение для науки о происхождении
человека. Если нет налицо верхних передних формаций лобных долей -- значит
нет речи, значит нет человека.

В мировой науке первое место по мастерству и научной надежности
реконструкции макроморфологии мозга на основании эндокранов (внутренней
полости мозговой части черепа) занимала недавно скончавшаяся В. И.
Кочеткова. Научную базу для применяемых ею методов подготовили В. В. Бунак
и Ю. Г. Шевченко, она же пошла дальше своих учителей. Если ископаемый череп
сохранился и не полностью, даже по обломкам многое можно восстановить путем
проекций по симметрии и по корреляции. Оказалось, внутренний рельеф костей
черепной полости отражает довольно много особенностей и даже деталей
заключавшегося в ней мозга. Трудами В. И. Кочетковой, как и других
исследователей из разных стран, создана надежная наука о том органе,
который никак не мог сохраниться в земле, исчез бесследно и который так
первостепенно нужен для теории происхождения человека. Сейчас перед нами
лежат муляжи головного мозга почти всех видов ископаемых предков
современного человека -- австралопитеков, так называемого Homo habilis,
питекантропов, синантропов, разнообразнейших палеоантропов, кроманьонцев.
Конечно, это только внешняя поверхность, внешняя форма мозга, но при
современных познаниях анатомии мозга приматов и человека (см. первоклассные
исследования Саркисова, Полякова, Кононовой, Блинкова) от нее можно идти к
реконструкции и внутренней структуры, и функционирования, тем более, что
интересуют нас прежде всего вопросы эволюции не нижней и средней частей
головного мозга, а коры. Прослежена судьба всех областей, или долей,
больших полушарий на пути между антропоморфными обезьянами и Homo sapiens.
Применены оригинальные количественные и графические методы. Пусть
результаты не так детализированы, как хотелось бы, они все же совершенно
неоспоримо отвечают на главную часть интересующего нас вопроса.

В. И. Кочеткова была превосходным морфологом, но совсем не психологом -- ее
попытки "палеоневрологического" толкования своих данных о макроструктуре
мозга лежат далеко от современной неврологии и психологии^ . Объективные
результаты ее выдающихся работ не могут быть совмещены с субъективной
приверженностью автора к традиционному (ныне устаревшему) представлению о
троглодитидах как о "людях", о наличии у них "труда", а тем самым с
выдвинутой некогда Е. К. Сеппом и его сотрудниками схеме, согласно которой
исходным пунктом развития специфических человеческих функций и структур
мозга является бурное развитие задних областей коры и координации
расположенных здесь анализаторов . Но как бы ни разрослась эта
затылочно-теменно-височная часть мозга, ведающая его сенсорными функциями,
без резкого поднятия ввысь лобной доли о человеке и его психике не может
быть и речи. А в результате исследований В. И. Кочетковой перед нами
отчетливо выступает филогенетическая цепь существ с дочеловеческим мозгом.
Так, самым тщательным изучением эндокрана так называемого Homo habilis
(презинджантропа), объявленного было западными и некоторыми советскими
антропологами наидревнейшим человеком (ибо он найден был в очень древних
геологических слоях, но в несомненном сопровождении искусственных галечных
орудий так называемого олдовайского типа), В. И. Кочеткова была приведена к
неоспоримому выводу, что его мозг ничем существенным не отличается от мозга
австралопитеков, не имевших никаких орудий. При этом мозг австралопитеков в
свою очередь по основным признакам подобен мозгу антропоидов вроде шимпанзе
и не имеет ничего специфического для мозга Homo sapiens. Выходит, "основное
отличие человека" -- изготовление искусственных каменных орудий --
совместимо с вполне обезьяньим мозгом. Тут иные авторы пускают в ход уж
вовсе схоластическую уловку: орудия Homo habilis еще не имели вторичной
обработки, такие орудия они милостиво разрешают создавать и обезьяне, но
вот орудия со вторичной оббивкой -- это уже собственно орудия, и там, где
есть они, есть и человек! Как будто сложнейшую проблему науки -- проблему
выделения человека из животного мира -- можно свести к элементарной
механике, к количеству ударов, нанесенных камнем по камню по той или другой
его стороне, или к той или иной очередности и взаимосвязанности этих ударов.

Но вот мозг следующего эволюционного звена, археоантропов, тоже не содержит
отделов, специфических и неотъемлемых для нашей речевой деятельности,
следовательно, для нашей трудовой деятельности в выше определенном смысле
-- в смысле Маркса, хотя объем его увеличился, некоторые области и поля
разрослись сравнительно с мозгом высших обезьян и австралопитеков. У
палеоантропов эти изменения строения мозга пошли значительно дальше, но и у
них недостает развитой верхней лобной доли, именно того, что у человека
осуществляет речевое регулирование и программирование деятельности, т. е.
прежде всего его трудовые действия. В частности, у них интенсивно росла
зрительно-обонятельная, затылочная область мозга, которая у человека, т. е.
у Homo sapiens, снова сокращается настолько, что теряет весь относительный
прирост, накопленный за время эволюции этих предковых форм.

Из этих точных анатомо-морфологических данных, строго рассуждая, можно
сделать и надлежит сделать единственный вывод: речь и труд человека не
могли бы возникнуть на базе мозга обезьяны, даже антропоморфной.

Сначала должны были сложиться некоторые другие функциональные системы, как
и соответствующие морфологические образования в клетках и структурах
головного мозга. Это и произошло на протяжении эволюции семейства
троглодитид. Оно характеризуется нарастанием в течение плейстоцена
(ледникового периода) важных новообразований и общим ростом головного
мозга. Но это отвечало не уровню второй сигнальной системы, а еще только
специализированной в некоторых отношениях высшей нервной деятельности на
уровне первой сигнальной системы. Только позже, т. е. в конце у
палеоантропов, она стала биологическим фундаментом, на котором оказалось
возможным дальнейшее новшество природы -- человек.

Предшествовавший обзор некоторых современных представлений психологии речи,
нейропсихологии и нейрофизиологии речи, хотя и в высшей степени неполный,
все же раскрывает перспективу, когда наука будет говорить о психологии
человека не как о ряде отдельных явлений, более или менее автономных, а как
о едином разветвленном явлении. Слова "психология", "психика", вероятно,
будут сохранены только для человека, -- понятие "зоопсихология" давно
оспаривается и сохранилось на деле только в смысле "сравнительной
психологии", где преобладает выявление у животных (так же как у людей в
раннем детском возрасте и в патологии) черт различия тех или иных фактов их
поведения с психикой человека. Остальное в изучении поведения животных
отошло к физиологии, этологии, экологии -- словом, к биологическим
дисциплинам без соучастия собственно психологических понятий и методов.
Психология же выступит как наука, неразрывно связанная с прямыми или
косвенными проявлениями второй сигнальной системы. Это тоже биологическое
понятие, но лишь одной своей стороной, лежащее на самой грани с социальными
науками. Как мы сформулировали выше, психология и есть физиология высшей
нервной деятельности на уровне наличия второй сигнальной системы. И. П.
Павлов однажды заметил: "Я резко с самого начала говорил, что зоопсихологии
не должно быть. Если человек имеет субъективный мир явлений, то в
зоопсихологии его не должно быть, потому что животные нам ничего не
говорят, -- как же мы можем судить об их внутреннем мире?". Суть этих слов
не в том, что субъективный внутренний мир животных непознаваем из-за
отсутствия с ними речевого контакта, а в том, что этого внутреннего мира и
нет у них из-за отсутствия речи.

Угадывая, в каком направлении движется совокупность главных отраслей
современной, в частности советской, психологической науки, мы должны в то
же время с вниманием отнестись к иным мнениям и прогнозам.

Так, отнюдь не все думают, что слово -- управляющий, направляющий фактор
при чувственном восприятии. Не все согласятся, что поток образов, например,
сновидений или фантазий является не более чем попыткой зримого
декодирования внутреннего бессвязного говорения. Нет, отнюдь не все так
думают, есть немало психологов, продолжающих отстаивать взгляд, что нижний
этаж человеческой психики и познания человеком материального мира -- это
чувственное, образное познание, осуществляемое индивидом независимо от
какого бы то ни было воздействия речевых знаков и речевой коммуникации . Не
меньше, пожалуй, еще больше число психологов, видящих нижний этаж психики в
деятельности человека-"единоличника", индивида самого по себе,
рассматриваемого без обязательного включения его в речевую
межиндивидуальную сеть. Сторонники этих взглядов убеждены в том, что их
позиция -- материалистическая. Их аргументы нельзя отбросить, можно лишь
выразить прогноз, что общий ход развития психологической науки в конечном
счете снимет эти аргументы, даже если сегодня они выглядят сильными.

С другой стороны, есть и такие объективные психологические факты, как
мгновенное "интуитивное" схватывание (инсайт), минующее и мышление, и речь,
или автоматизация какого-либо действия, когда оно в конце концов протекает
явно вне соучастия второй сигнальной системы, вполне машинально; таковы,
между прочим, многие трудовые действия. Никакой "панлингвизм" не может и не
станет оспаривать и исключать их. Речь в совокупности свойств и отправлений
человеческой психики выступит, несомненно, в качестве не отмычки, но ключа
к замку, распахивающему единственные ворота в крепость. В частности, все
явления автоматизации действий, может быть, удастся свести к передаче
навыков, первоначально выработанных через посредство левого (в норме),
доминантного полушария, где локализована речевая функция, в правое,
субдоминантное. Последнее, оказывается, сохраняет не только ставшие
машинальными действия, но и затверженные, т. е. ставшие автоматическими
речения и целые зазубренные стихотворения, когда левое доминантное
полушарие даже вовсе выбыло из строя вследствие тех пли иных органических
поражений. В человеке происходит постоянная смена автоматизации и
деавтоматизации, перемена сознательно-словесной мотивации действий на
неосознаваемые, машинальные и обратно, что, видимо, в не малой мере связано
со взаимными отношениями в работе двух полушарий.

Но проблемы асимметрии работы полушарий мы здесь не можем коснуться. Это
очень обширная тема, привлекавшая и привлекающая большое внимание ученых, в
том числе исследователей речи, как и ее патологических нарушений (Лурия,
Блинков, Ананьев, Пенфильд и многие другие) .

Наконец, сказанному выше могут противопоставить мысль Энгельса, что анализ
происхождения человека правильно начинать не с головы (что является
отражением такого общественного устройства, где одни командуют, другие лишь
исполняют), а от руки и процесса ее постепенного "освобождения" на пути от
обезьяны к человеку, в ходе овладения все более сложными движениями и
действиями. Философский смысл этой идеи Энгельса ясен: под "головой" он
подразумевает дух, мысль. Но, по-видимому, в наши дни не будет нарушением
материалистического замысла Энгельса, если акцент будет снова перенесен на
"голову", но не в смысле духа, а в смысле мозга как органа, вне которого в
глазах современной науки не может быть никаких управляемых действий ни
руки, ни других частей тела. Рука хоть и эволюционировала морфологически на
пути от обезьяны к человеку, все же не слишком сильно, и уж совсем
ограниченно -- от палеоантропа к неоантропу. Если она стала, по выражению
Энгельса, "свободной", то в смысле более функциональном, чем
морфологическом. Из чего по современным воззрениям складывается понятие
"рука"? Из кисти, предплечья, плеча и их сочленений? Нет, рука идет
значительно дальше. К примеру, человек с ампутированной рукой продолжает
отчетливо чувствовать все ее звенья и как бы управлять ею. Это не просто
иллюзия. Вспомним о протезах, управляемых биопотенциалами. Рука
продолжается в нервах, ведущих в спинной мозг и от него. Она продолжается в
нервах, ведущих в головной мозг и от него. На прецентральной извилине коры
головного мозга имеется "представительство" или проекция всех частей тела,
управление движениями которых осуществляется оттуда, и рука, особенно
пальцы, занимают видное место в этом как бы скрытом в мозге моторном
"человечке"; точно так же в постцентральной извилине имеется
"представительство" или проекция всех сенсорных, чувствительных частей и
органов тела, и опять-таки рука здесь занимает существенное место. В свете
этих фактов уже невозможно понимать под "рукой" только анатомический член
от пальцев до плечевого сустава. От такого развития мысль Энгельса нимало
не пострадает. Не исказим мы ее и если напомним, что премоторный отдел, где
находится проекция руки, непосредственно примыкает к префронтальному,
управляющему выполнением всех сложных программ действий и тех речевых
инструкций, которым подчинено поведение человека в труде.

V. Реч