след за Н. Е. Введенским) от цельного организма животного к
изолированному нерву, к отдельному волокну нервной системы. Вовлекает он в
поле зрения и одноклеточных .

В широком смысле принципу доминанты подчиняются и рефлексы спинного мозга,
и рефлексы мозгового ствола и условные рефлексы, и процессы ассоциации, и
те интегральные образы, в которых человек воспринимает окружающую среду. На
всех уровнях А. А. Ухтомский обосновывал теорию доминанты как общего
принципа нервной деятельности, не менее важного, чем сам принцип рефлекса.
Но в теории доминанты при всей ее научной привлекательности есть роковое
неустранимое слабое место.

Доминанта суммирует в себе возбуждения от разнообразных приходящих
импульсов. Она останавливает все деятельности, какие возможно, без
нарушения неотложных жизненных функций, чтобы самой овладевать возбуждающей
их энергией, она накапливает в себе возбуждение, идущее в центральную
нервную систему со всех рецептивных точек периферии. Бесконечно ли,
неограниченно ли число этих нервных возбуждений, которые доминанта может в
себе суммировать? Логика требовала бы положительного ответа. Но
действительность решительно опровергает это.

Идея суммирования возбуждения восходит к представлениям об "общем пути" и
"общем конечном пути", разработанным Ч. Шеррингтоном. Тут есть и
анатомическая сторона -- слияние разных периферических импульсов на
ограниченных центральных проводящих путях и на тесных конечных эффекторных
путях, но есть и чисто функциональная -- общая природа нервных волн, или
импульсов, делает возможным их объединение и скопление. Н. Е. Введенский
рассмотрел все это пристальнее и выдвинул представление о пессимуме --
такой силе и частоте раздражении, которая превращает возбуждение нерва или
нервного центра в торможение. На базе такого состояния нервного субстрата
возникает функциональное явление парабиоза: стойкого, неколеблющегося
возбуждения, когда ткань утрачивает проводимость, следовательно,
приобретает признаки торможения.

Но ведь тем самым доминанта, стойко суммируя возбуждения, должна оказаться
вовсе не действенным созвездием центров, а, напротив, наиболее глубоко
заторможенным. Как ученик Н. Е. Введенского, А. А. Ухтомский не мог не
усмотреть этой неумолимой логики, этого грозного препятствия, возникающего
на пути его представления о доминанте. Приведу два отрывка из его работ
"Парабиоз и доминанта" и "Доминанта как фактор поведения".

"До сих пор мы говорили о торможениях, сопряженных с течением доминанты,
одновременных с возбуждениями в доминирующем центре. Надо сказать о
торможении, предостерегающем (подстерегающем. -- Б. П.) доминанту на ее
собственном пути развития. Все изложенное ... о парабиозе приучило читателя
к мысли, что суммирование и накопление возбуждения в физиологическом
приборе носит в себе уже все элементы к тому, чтобы в следующий за тем
момент времени в том же приборе наступило торможение. Нет необходимости в
том, чтобы на доминантном пути произошел конфликт возбуждений с
возбуждениями, привходящими со стороны других путей. На своем собственном
пути возбуждения, доведенные до кульминации, приведут к торможению под
влиянием тех же самых факторов, которые перед тем производили суммирование.
Чуть-чуть учащенные или усиленные волны при одном и том же функциональном
состоянии центрального прибора переведут его возбуждение в торможение. И
при одних и тех же частотах и силах приходящих волн малейшее изменение в
состоянии функциональной подвижности прибора переведет его былую
экзальтацию в торможение. Нужна весьма тонкая регуляция силы и
последовательности возбуждающих импульсов, с одной стороны, и
функционального состояния прибора -- с другой, если хотят поддерживать
определенную доминанту и определенную направленность действия в механизме
на одной и той же высоте. Иначе доминанта как известная односторонность
действия сама в себе носит свой конец" .

В другой раз -- о том же самом. "Для нашей лаборатории процесс возбуждения
самым интимным и непосредственным образом связан с процессом торможения, т.
е. один и тот же рефлекс, протекающий на наших глазах при тех же
раздражениях, только несколько учащенных или усиленных, а также при
изменившихся условиях лабильности в центрах, может перейти в явления
тормоза в этих же самых центрах. Это то, что носит название
"физиологического пессимума", исходя из которого Введенский развивал теорию
парабиоза. С этой точки зрения нужно ожидать, что возбуждение в доминантном
очаге, перешагнув через известный максимум, тем самым предопределено
перейти в свою противоположность, т. е. затормозиться. Значит, если вы
хотите поддерживать определенный вектор поведения, определенную
деятельность . на одной и той же степени, вы должны все время в высшей
степени тонко учитывать изменяющуюся конъюнктуру в раздражителях и в
центрах, степень возбудимости доминирующего центра, отношение ее к
возбудимости соседних центров, отсюда возможность или невозможность
выявления доминантных очагов и, соответственно с этим, рассчитывать частоты
и силы тех раздражении, которые продолжают вноситься в центры. Если вы
хотите поддерживать один и тот же вектор на одной и той же высоте, нужно
все время, я бы выразился, воспитывать данную доминанту, тщательным образом
обихаживать ее, следить за тем, чтобы она не перевозбуждалась, не
перешагнула известной величины, а все время соответствовала бы текущим
условиям в центрах, с одной стороны, и в окружающей обстановке -- с другой"
.

Как видим, в поисках выхода из получающегося тупика Ухтомский переносит
вопрос в практическую, воспитательную плоскость: "если вы хотите", как
искусственно поддерживать доминанту. Здесь физиолог, изучающий
саморегуляцию организма животных, перевоплощается в некоего тренера.
Вероятно, он имеет в виду даже преимущественно воспитание доминанты у
человека. Но нам интересна сама физиологическая констатация: доминанте
неминуемо грозит гибель от притока дальнейших возбуждений, а так как она
сама и привлекает их, значит, ей "предопределено" самозатормозиться -- она
"сама носит в себе свой конец". Где же этот рубеж? Ответы А. А. Ухтомского
не содержат определенности: "перешагнув через известный максимум", "не
перешагнула известной величины", "чуть-чуть". Вводится обязывающее понятие
"кульминация" возбуждений, необходимо приводящая к торможению. Отсюда
следует сделать вывод, что доминанта налицо только на нижележащем уровне,
до кульминации, т. е. когда отнюдь не все возбуждения, идущие от
чувствующих нервных окончаний, суммируются в одном центре.

Не противоречит ли это самой схеме доминанты? Остается ведь единственно
возможное умозаключение, что, если доминанта полностью удовлетворяет своему
определению, возбуждение предопределено перейти в свою противоположность, в
торможение, а доминанта -- исчезнуть.

А. А. Ухтомский приложил огромные усилия мысли, спасая свою идею доминанты
от этого замкнутого круга. Тут надо отметить не только вот эту попытку
соскользнуть на почву нестрогих рекомендаций воспитателю доминанты, не
идущих к объективному анализу самого биологического механизма. Отступление
с боями от универсальности доминанты можно подметить и по важным другим
направлениям.

Это, в частности, введение понятия созревания или формирования доминанты.
Мы с удивлением узнаем, что доминанта, собственно, является доминантой не
когда она сформировалась, а лишь пока она формируется, не когда созрела, а
пока созревает. Только поначалу, только в ранней стадии формирования
доминанта как очаг, вернее, констелляция центров повышенного возбуждения
первая отвечает на диффузную иррадиацию всяческих импульсов возбуждения,
захватывает их. Только на этом этапе начального генерализованного
возбуждения происходит рекрутирование избыточных, не необходимых, ненужных
импульсов и групп нервных клеток доминантной констелляцией центров. Тут
доминанта "настаивает на своем", но в следующий же момент своей жизни"
(дабы не перевозбудиться и не впасть в парабиоз и торможение) она переходит
к выключению ненужных участников, переходит от диффузной отзывчивости на
любой раздражитель к избирательному реагированию только на адекватные
раздражения, создавшие ее. Это, оказывается, и есть созревание доминанты.
Теперь, когда она созрела, "из множества . новых, "не идущих к делу"
подкрепляющих впечатлений... происходит подбор и отметка "пригодного",
"нужного", "имеющего непосредственную связь"".

Но тем самым возрождается исходный вопрос: а куда направляются "ненужные"
раздражения? Почему надо было иллюстрировать принцип доминанты примерами с
дефекацией и глотанием, если они вовсе не характеризуют механизм созревшей,
сложившейся доминанты, а лишь созревающей и складывающейся? Наконец, чем же
такой механизм отличается от механизма, исследованного И. П. Павловым, где,
с активными в настоящий момент центрами, например пищевыми, после
преодоления начальной иррадиации возбуждающих факторов нормально вступают в
связь только адекватные, "идущие к делу" раздражения?

Вот другое направление отступления от универсальности доминанты. В
заключении к работе "Парабиоз и доминанта" Ухтомский предлагает схему, где
он допускает три разных принципа, расположив их по степени удаления от
уровня покоя организма в зависимости от силы раздражения. Вблизи оси покоя,
т. е. при слабейших раздражениях, действует принцип Икскюля: возбуждение
направляется к наиболее покоящемуся центру. Это реакции, противоположные
принципу доминанты. Вдали от оси покоя, т. е. при сильнейших раздражениях,
действуют реакции по принципу Геринга -- Брейера: возбуждение, "близкое к
кульминации", раздражениями не увеличивается, а, напротив, останавливается
и переводится в обратные, противоположные реакции. Этот принцип опять-таки
противоречит принципу доминанты. И только между обеими крайностями лежит
зона, где принцип доминанты Ухтомского выполняется. Это развитие
возбуждения, на полном ходу реакции, когда оно направляется к центру, в
данный момент наиболее деятельному, т. е. когда раздражения подкрепляют
имеющуюся реакцию. Широка ли эта средняя зона, не очень близкая к оси покоя
и не очень удаленная от нее? Автор не разъясняет этого, но логика вещей
заставляет считать, что она узка сравнительно с обеими другими .

Таким образом, область действия принципа доминанты и этим рассуждением
крайне ограничивается. Может показаться, что в этом случае нет отступления
именно перед неизбежностью для доминанты "перейти в свою противоположность,
т. е. затормозиться". Но на деле, как станет очевидно ниже, именно этот
самый призрак воплощен здесь в принципе Геринга -- Брейера. Возбуждение,
приближающееся к кульминации, несет смерть доминанте, хотя ее природа как
раз побуждает ее идти к кульминации.

Еще одна линия обороны: Ухтомскому представлялось, что он спасет доминанту
от этого неминуемого самоубийства, если строго разделит понятия "сила
(степень) возбуждения" и "накопление (суммирование) возбуждения". Вот
характерные отрывки на эту тему из работы "О состоянии возбуждения в
доминанте" (1926 г.).

"Здесь я в особенности подчеркну значение третьего пункта в предотвращение
неосторожного приписывания доминанте "сильного", а тем более "чрезмерно
сильного" возбуждения. Отнюдь не в том дело, чтобы возбуждение в центре
было заранее велико, ибо, если оно заранее велико, это может вредить
образованию в нем доминанты в силу указания Введенского, что возбуждение,
близкое к кульминации, легко переводится в pessimum добавочными
раздражениями, и тогда доминанта не будет образовываться, а будет,
напротив, гаситься новыми доносящимися до нее импульсами. Дело именно в
том, чтобы за время самого действия дальней иррадиации центр оказывал
способность (? -- Б. П.) усиливать по ее поводу свое возбуждение, копить и
суммировать его".

"Со своей стороны я всегда остерегался от приписывания доминанте сильного
возбуждения и, надеюсь, нигде не дал повода для этого. Повод мог дать М. И.
Виноградов (ученик Ухтомского. -- Б. П.), который вопреки моим
предупреждениям говорил о доминанте как о сильном возбуждении . Когда он
писал свою работу, я говорил ему, что доминанта утеряла бы для меня весь
интерес, если бы дело сводилось к элементарной разнице в силе
"субдоминантных" и "доминантных" возбуждений; и я предупреждал также, что,
не допуская со своей стороны лабораторного деспотизма, я оставляю за собою
протест в печати".

"Подчеркиваю, что не сила возбуждения в центре в момент доносящегося к нему
случайного импульса, а именно способность (? -- Б. П.) усиливать (копить)
свое возбуждение по поводу случайного импульса -- вот что делает центр
доминантным" .

Вдумаемся в эти настойчивые разъяснения. Их направляет все тот же грозный
призрак: угашение доминанты, торможение, подстерегающие ее, как только
возбуждение в этом доминантном центре обретет силу, достигнет высокой
степени. Вот этой угрозы и не охватывал взгляд М. И. Виноградова. Поскольку
его прямой темой было лишь образование доминанты, а не состояние и развитие
доминанты, профессор был прав, указывая, что в этот момент -- "заранее", т.
е. в момент возникновения доминанты, -- дело не в сильном возбуждении
центра, а я" некоей (не объясняемой им далее) "способности" усиливать
(копить) свое возбуждение. Да, в этой начальной фазе доминантный центр
проявляет своего рода "голод", "ненасытность" к разнообразнейшим, идущим
оттуда и отсюда раздражениям. Однако это различение лишь возвращает нас к
уже рассмотренной логической трудности: в созревшей, сформировавшейся
доминанте налицо все-таки не только способность центра усиливать (копить)
свое возбуждение, но тем самым налицо усилившееся, усиленное возбуждение, а
вместе с ним и неминуемо наступающее превращение возбуждения в торможение.

Никуда не скрыться от этой трагической перспективы -- от неумолимой
внутренней логики принципа доминанты. А. А. Ухтомский все время пытался
отбиться и укрыться от нее. Это отчасти относится и к трактовке им понятия
парабиоз. Вот любопытное примечание от редакции при посмертной публикации
нескольких его статей: "В некоторых статьях, относящихся к 30-м годам, А.
А. Ухтомский дал повод к распространению представлении о парабиозе как о
состоянии "чрезмерного возбуждения" или "перевозбуждения". В последние годы
своей жизни он настойчиво боролся с таким представлением, усматривая вместе
с Введенским в парабиозе состояние своеобразного возбуждения -- местного,
стойкого и неколебательного характера" . Разумеется, это разграничение
вполне оправданно, но остается впечатление, что в слишком настойчивом
противопоставлении количественного критерия возбуждения его данному
качественному своеобразию отдаленно проявляется стремление избавиться все
от той же дилеммы: ведь "перевозбуждение", влекущее в парабиоз, это и есть
роковое предопределение доминанты.

Учтя все сделанные ограничения, мы видим, что доминанта утратила свою
универсальность, напротив, шаг за шагом сводится все к более узкому
диапазону явлений. Перед этой очевидностью крупнейший представитель школы
А. А. Ухтомского профессор Н. В. Голиков вынужден настаивать на различении
двух разных понятий: "принципа доминанты" (всеобщих доминантных
закономерностей в работе нервных центров) и "состояния доминанты". Первому
понятию он готов придать самый универсальный характер, "любой условный и
безусловный рефлекс подчиняется закономерности доминанты", но это нечто
трудно отличимое от начальной иррадиации и последующей концентрации по И.
П. Павлову, а состояние доминанты -- узкая, отчетливо наблюдаемая группа
явлений: это такая рефлекторная реакция, которая обладает инерционностью,
персистирует (настаивает), т. е. является известное время текущим
рефлексом, определяющим поведение организма на более или менее длительный
срок . Доминанта на деле свелась к обязательному наличию четвертого
признака -- инертности, признака довольно специфического, представляющего
скорее отклонение от нормы, чем норму. Раз так, не ближе ли к истине был Н.
Е. Введенский, назвавший нечто подобное истериозисом и видевший в нем
именно аномальное состояние в нервных путях?

И все же весь наш анализ имеет целью не критику теории доминанты, а,
наоборот, подготовку предложений, которые сняли бы указанные трудности.

В основе учения А. А. Ухтомского лежат логически безупречные выводы и
задачи, но это учение, как показано выше, содержит в своем нынешнем виде
отрицание себя, следовательно, требует какого-то дальнейшего развития.

Один из самых близких учеников А. А. Ухтомского, профессор Э. Ш.
Айрапетьянц, к 90-летию со дня рождения учителя написал его научный
портрет. Там есть, между прочим, такое сопоставление с другими великими
русскими физиологами: "Можно допустить следующую постановку вопроса: были
ли бы физиологами такого взлета теоретической мысли И. П. Павлов и Н. Е.
Введенский, если бы они не имели бы физиологической лаборатории, не ставили
бы ежедневно опыты, не имели собственных экспериментальных рук, не
участвовали бы в опытах своих сотрудников? Конечно, нет! Был ли бы тем, чем
есть, академик А. А. Ухтомский, если по тем или иным обстоятельствам он не
имел возможности длительно, годами посещать лабораторию и не то что самому
не ставить, но и не видеть течение опытов? Безусловно, да. А где обобщать
факты -- в Рыбинске или на 16-й линии, по кривым и протоколам своих и чужих
сотрудников, -- профессору Ухтомскому было совершенно все равно" .

Дело в том, что физиология нервной системы и нервной деятельности -- это не
только отрасль знания, естествознания, это способ мышления, способ
детерминистического подхода к явлениям жизни и психики. Следовательно, это
либо добывание новых фактов для переосмысления прежде известной
совокупности, либо подход с новой позиции к уже выявленным фактам, в обоих
случаях это прежде всего особый способ мышления -- строго
естественнонаучный с дальним прицелом на психику человека.

Две идеи привели А. А. Ухтомского к конструированию теории доминанты.

Первая идея. "Старая физиология разложила центральную нервную систему на
множество отдельных рефлекторных дуг и изучала каждую из них в отдельности.
Перед нею стояла задача, как из этого множества механизмов может слагаться
для каждого отдельного момента единство действия. Не отвлеченное единство,
а всегда вновь и вновь интегрирующееся объединенное действие около
определенного вектора" . "Из механического представления о рефлексе не
построить координированного целого нервной системы: координацию не удается
понять как вторичный продукт механической работы: фактически координация
дана уже в самом элементарном из рефлексов как след его работы в целом...
Было бы крайне неправильно из выделенной частности пытаться строить целое.
Напротив, частность приобретает смысл лишь постольку, поскольку мы откроем
ее роль... в целом, которая координирует ее с подобными же другими
частностями" .

Это обновление идеи рефлекторной дуги означало, что отныне мы будем считать
средней частью дуги не те или иные центры мозга, а мозг как таковой, мозг в
целом. Мало сказать, что всякий очаг возбуждения теперь мыслится как
синхронная и ритмически самонастроенная активность целой совокупности
весьма разнообразных центров, расположенных на разных этажах нервной
системы -- в спинном мозгу, в нижних, средних, высших отделах головного
мозга, в автономной системе (констелляция центров). Главное, что это
возбуждение, раз только оно налично или подготовлено, подкрепляется
всевозможными поводами и впечатлениями, "не идущими к делу" , "случайными",
т. е. по старой физиологической теории принадлежащими к совсем другим
рефлекторным дугам. Доклад "Доминанта как фактор поведения" (1927 г.)
Ухтомский начал превосходным противопоставлением старому представлению о
центральной нервной системе как агрегате громадного количества достаточно
постоянных в своем нормальном функционировании рефлекторных дуг нового
представления, которое не видит ничего ненормального в том, что