и одного, просто таким
образом мне их вручили.
   Сумка была набита самородными торговыми кристаллами;
их необработанные поверхности тускло мерцали бурым светом
в приглушенном освещении кабинета. Бестер пригоршнями
вынул кристаллы, изучая каждый и пожирая глазами высококачественные
камни перед тем, как положить их на стол перед Фуджитсу.
   - Они лучшие из всех, что я когда-либо видел. Эй,
погодите-ка минутку. А что это здесь делает? - Бестер
вытащил из сумки плоский круг диаметром два дюйма. Дощечка,
совершенно не похожая на торговые кристаллы, имела гладкую
поверхность, внутреннее свечение от нее не исходило.
   - Я точно знаю, что не видел, как это сюда положили.
   От прикосновения его пальцев серо-голубой диск ожил.
В центре пластины возник водоворот красок, принявший
через одну-две секунды форму картинки. Миниатюрный образ
Лютера Брейчиса возник перед их взором и уставился на
них.
   - Помнишь, что ты обещал мне, Кинг? - Крошечное изображение
произносило слова искаженным металлическим голосом. -
Предполагалось, что любая информация, которую ты выудишь
у Фуджитсу, будет доставаться только мне. Что случилось
с твоим обещанием? А ты, Фуджитсу, почему ты рассказал
Кингу?
   Кинг Бестер уставился на изображение, выпучив глаза.
Маркграф выронил свой стакан, и тот вдребезги разбился
о пол. Ноги Фуджитсу задрожали от нервного напряжения.
   - Ты не сдержал своего слова, не так ли, Кинг? - продолжал
металлический голос. - Маркграф рассказал тебе об Артефактах
больше, чем ему следовало, а ты не терял времени даром,
подыскивая другого покупателя на твою информацию. - Свечение
маленькой пластинки равномерно усиливалось. Лицо Лютера
Брейчиса почти исчезло, скрытое за ослепительным блеском
сверкающего диска.
   - Это было непозволительной ошибкой, Кинг, - произнес
Брейчис искаженным голосом.
   - Бестер! - маркграф начал двигаться по направлению
к двери кабинета. - Не трогай кристаллы и убирайся отсюда.
   Но его крик опоздал. Бестер все еще держал в другой
руке полдюжины кристаллов. Он хотел бросить их, но они
прилипли к его ладони. Он бешено затряс рукой, безуспешно
пытаясь от них отделаться. Они начали накаляться. Накаляться
вместе с кристаллами, лежащими на столе и в сумке.
   - Что касается вас, Фуджитсу, - продолжал Брейчис, -
то я не знаю, насколько вы в этом замешаны. Но я знаю,
что вы были неосторожны. Если же вы невиновны, примите
мои извинения. Боюсь, это все, что я могу для вас сделать.
   Маркграф уже был в дверях. На мгновение он задержался
и оглянулся назад. Уродливое лицо было перекошено от
ярости.
   - Надеюсь, ты можешь меня слышать, Брейчис. Я получу
мою плату. Сполна. Это я тебе обещаю.
   Он не мог больше задерживаться, так как Кинг Бестер
начал отвратительно визжать и скакать в сумасшедшем танце
по всему кабинету. Кристаллы в его руке раскалились добела.
Дорожки огня от них распространялись по рукам, разбегаясь
ветвями искр по его плечам и вокруг груди. Пламя разраслось.
В последний раз перед глазами Фуджитсу промелькнул Кинг
Бестер в виде сверкающего живого торса, безликого огненного столба,
который все еще орал и прыгал в невероятной агонии.
   Маркграф пробежал через лабораторию, захлопнул за
собой тяжелую дверь и ринулся вверх по лестнице, ведущей
на поверхность.
   Наверху он застыл. Новый голос, нечеловечески высокий
и чистый, прибавил контрапункт к воплям Бестера.
   - Сорудан! Свет! - Ноги не слушались маркграфа. Он
развернулся и спустился по лестнице на три ступеньки.
Потом он застонал, заткнул уши руками и снова двинулся
к поверхности. Пренебрегая всякой опасностью со стороны
мусорщиков, он очертя голову несся по возделанным полям.
За его спиной, ярко, разгораясь еще ярче, сверкало зарево
его лаборатории, а изнутри ее неслась неземная песня,
становясь еще выше и прекрасней.
   Маркграф отбежал ярдов на семьдесят и уже чувствовал
себя в безопасности, когда грянул взрыв.

   В своем желании разрушить фабрику Артефактов и жажде
мести Кингу Бестеру Лютер Брейчис доставил себе удовольствие
массовым убийством. Все в пределах ста ярдов вокруг лаборатории
Игольщиков просто исчезло с лица Земли. В верхних слоях
города Дельмарвы образовался огромный кратер.
   Никаких следов маркграфа не нашли. Но согласно с верованиями
его семьи считалось, что вознаграждением за праведно
прожитую жизнь было разделение тела и души. Со смертью
правоверного духовная сущность освобождалась ото всех
телесных оков. Атомы, составлявшие тело, становились
свободными и могли парить в водовороте ветров Земли в
бесконечном полете над вращающимся шаром.
   Если бы основатели древней религии Фуджитсу видели,
какую смерть принял маркграф, они рассудили бы, что судьба
даровала ему самую сладкую смерть, какую он только мог
желать.
   Но будь маркграф рядом с ними и имей он возможность
это сделать, он бы разошелся с ними во мнениях.


                        Глава 13

   В хорошие дни Тетти не могла удержаться, чтобы не
протянуть руки и не обнять Чена. Быть может у него и
было тело взрослого мужчины, проворного и сильного, но внутри он
был маленьким мальчиком. И как маленький мальчик он гордился
каждым действием, которое он мог совершить, и с нетерпением
демонстрировал его Тетти.
   Но бывали и плохие дни. Чен ничего не говорил, ничем
не занимался, его ничто не интересовало, и Тетти хотелось
схватить его и трясти до тех пор, пока он не соберется
с мыслями и не начнет слушать.
   То был плохой день. Один из худших. Тетти уговаривала
себя сохранять спокойствие. Она не могла позволить себе
потерять контроль, особенно во время очередного сеанса со стимулятором,
длящегося около часа. Она должна быть морально готова,
чтобы после сеанса успокоить Чена и облегчить его агонию
и страдания. Но в какое-то мгновение...
   - Чен! Я не хочу мучить тебя снова. Сосредоточься
и посмотри на экран. Видишь? Это Земля. Ты родился на
Земле. И я тоже. Это изображения разных районов Земли.
Чен! Перестань ковыряться в носу, смотри на экран!
   Чен одну-две секунды рассеяно смотрел на трехмерный
экран, потом начал изучать густые тонкие волосы, росшие
на его предплечьях и запястьях. Тетти про себя зачертыхалась
- ругать Чена вслух было запрещено - и швырнула на пол
пульт дистанционного управления, с помощью которого она меняла картинки.
С пользой или без, но они должны были полностью пройти
эту программу.
   "Ни одно слово до него не доходит. - Тетти приучила
себя хранить при себе все свои замечания. - Для него все это
слишком отвлеченные понятия. Чья это глупая идея давать
ему уроки по астрономии, если он даже азбуки
не знает. Возможно, он впитывает все это на подсознательном
уровне, но так ли это? Конечно, это только надежды. Он
ни капли не заинтересован в уроках и никогда не помнит
их. Пустая трата времени: его, моего... Но чем мне еще
здесь заниматься? Не торчать же все время без дела. Я
должна быть на Земле... Если бы только я могла выбраться
из этого ужасного места. О, Господи, Земля - вот что
мне нужно".
   - Только посмотри на те прекрасные картинки. Моря
и небо, реки и леса, города. Если бы только я была там,
снова в моей квартире, только я и... если бы Эсро Мондрайн
был здесь, я бы убила его... Бессердечно, вероломно,
по-зверски, безжалостно...
   Урок продолжался невзирая на страдания Тетти и безразличие
Чена. На экране пробегали изображения всех уголков солнечной
системы, картина за картиной, в виде великолепных ярких
трехмерных изображений. Тетти могла представлять себе
Гор, как самую худшую крысиную дыру во всей вселенной,
но обучающее оборудование здесь было первоклассным. Экраны
демонстрировали изображения, которые можно было видеть,
слышать, и даже осязать, будто вы сами пребывали в каждом
из этих мест. Чен и Тетти вместе спустились на поверхность
Венеры. Густая атмосфера вокруг них обжигала и разъедала,
и каждый валун и выступающая скала мерцали раскаленные
докрасна. Каким-то образом над поверхностью возвышался
закрытый купол, укрывавший четыреста миллионов человек.
   Все дальше и дальше, вовнутрь, ближе к орбите Меркурия, в
сторону Вулкана Нексус и дальше: солнечная фотосфера
пылала и взрывалась свирепыми и безжалостными вспышками
света. Они были так близко, что их можно было буквально
потрогать рукой. Тетти отпрянула назад, по-настоящему
испугавшись, хотя и знала, что это всего лишь изображение.
Чен смотрел на все это совершенно невозмутимо.
   Все дальше и дальше, наружу, проносясь мимо Земли
к процветающим колониям Марса. Возникало огромное возбуждающее
ощущение. Нулевой час наступил всего несколько лет назад
- магическое мгновение, когда на эту планету было переправлено
по внешним каналам системы Звена Маттин достаточное количество
воздуха, и люди смогли существовать и выживать на поверхности
без использования дыхательных приспособлений. Атмосфера
уже имела такую же плотность, как на вершине Эвереста.
Бросая вызов основам биологии, безрассудная и отважная
молодежь каждый день рисковала, выходя на поверхность
без кислородных или просто воздушных подушек. Их доставляли
обратно (тех, кому повезло), в бессознательном состоянии,
страдающих от сильнейшего кислородного голодания.
   Волей неволей Чен и Тетти уносились все дальше и дальше
от Солнца в сторону Пояса Астероидов, где сотня крошечных
планеток образовывали средоточение активности деловых и политических
кругов солнечной системы. Оттуда они отправились дальше,
к огромным индустриальным базам на Европе, Титане и Обероне.
Надев головные телефоны монитора, Чен и Тетти погрузились
глубоко в ледяную аммонийную грязь под бездонной атмосферой
Урана и спустились к нижним слоям, где Эргасы (Эрготандроморфные
Аппараты) без устали работали на плавильных заводах и
в системе звена Урана. Но до завершения работ еще должно
было пройти три столетия. Рабы Эрга давали знать, что
они развивают свою многогранную культуру, и это служило причиной
беспокойств.
   Когда осмотр старой солнечной системы подходил к концу,
Тетти остановила программу и пристально посмотрела
на Чена. Ничего. Растения и планеты, наука и общество
- все оставляло его одинаково неподвижным. Вздыхая, она
подала команду продолжения урока.
   Они перепрыгнули на миллиард километров в темноту.
Здесь работала громадная масса Жнеца Урта; занимавшая
весь горизонт, его цилиндр неуклюже двигался среди ста
миллионов частиц кометного скопления. Медленно и непрерывно,
чувствуя себя в своей тарелке в десятках световых лет от Солнца,
Жнец выслеживал и отлавливал массу, богатую простыми
органическими молекулами, перерабатывал их в сахара,
жиры и белки и отправлял эти продукты по звену обратно,
для питания внутренней системы.
   Последний скачок по солнечной системе. Чен и Тетти
перенеслись прямо на аванпост Сухого Тортугаса: безводные,
лишенные воздуха нагромождения камней, которые указывали,
что здесь проходит граница гравитационных владений Солнца.
Миновав этот рубеж, любой предмет будет принадлежать
другой звезде. Само по себе Солнце казалось здесь холодной
искоркой света, хотя температуры колебались в пределах
нескольких градусов выше абсолютного нуля. Тетти с благоговейным
страхом смотрела на металлические тетраэдры, которым
было по миллиону лет, загадочные реликвии, оставленные
древними расами еще до того, как человечество вступило
в период своей молодости.
   Урок прервался. "Вопросы?" - произнес приятный голос.
   Тетти взглянула на невозмутимое лицо Чена. Он снова
изучал волоски у себя на запястье.
   - Нет. - Она говорила за обоих.
   "Тогда продолжим".
   До этого урок был общим, нацеленным на то, чтобы показать
Чену структуру и разнообразие хозяйства солнечной системы.
Сейчас должен был начаться специальный раздел по подготовке
команд преследования.
   На экране вновь изменилось масштабность изображения.
Далеко за пределами солнечной системы находились члены
Звездной Группы.
   "Первое, общий обзор".
   Область исследованного космоса представляла собой
усеянный выступами и углублениями шар диаметром пятьдесят
восемь световых лет с центром на Солнце. Периметр очерчивал
нечеткую наружную границу, где исследовательские корабли,
имевшие в лучшем случае скорость, составлявшую десятую
часть скорости света, расширяли пределы изведанного пространства
приблизительно по десять световых лет в столетие.
   Человечество никогда не сталкивалось с другими разумными
расами, обладавшими Звеном Маттин. Периметр так и остался
бы грубо обтесанным шаром, как говорили люди на протяжении
веков, пока какой-нибудь корабль не встретился бы с кораблем
из другого шара, раздутого другой расой, которая разгадала
секрет Звена Маттин.
   Человечество исписало тысячи листов, покрыв их миллионами
слов, в стремлении проанализировать последствия такой
встречи, так же как в былые времена писатели наперебой
обсуждали возможность первого контакта с чужеземным разумом.
Как и те анализы, книги современников были эрудированы,
обладали хорошими доводами в споре, отличались убедительностью...
и приходили к противоречивым выводам.
   В последней части урока Чен и Тетти побывали на звездах,
ставших родиной известных разумных рас. Первыми были
обнаружены Пайп-Риллы. Они были звездными соседями, обитая
в своей родной системе у двойного светила Эты Кассиопеи
всего в восемнадцати световых годах от Солнца.
   Следующими были Лудильщики, в двадцати трех световых
годах от Солнца. Их родным миром был Меркантор, вращавшийся
вокруг звезды Фомалаут.
   После этого открытия программа освоения пострадала
от длительной засухи. Периметр равномерно расширялся,
захватывая новые пространства космоса, которые со временем
выросли пропорционально квадрату, но при этом не было
обнаружено ни одной новой разумной формы жизни, пока
некий исследователь не достиг Капеллы в сорока трех световых
годах от Земли и не обнаружил там Энджелов. Это произошло
полтора столетия назад. Язык, цивилизация и образ мысли
Энджелов все еще были скрыты для людей под завесой тайны.
   В последнем разделе урока на экране появлялось увеличенное
изображение представителя каждой расы. Это было детищем
Кубо Фламмариона. Он надеялся заставить Чена "чувствовать
себя в обществе чужеземцев уверенно еще до непосредственной
встречи с ними". Тетти решила, что такой оптимизм был
продиктован приказом свыше. Сперва экран показал трепещущую
массу Лудильщика, потом увеличенное изображение его составных
частей. Это были быстрокрылые безногие существа, размером
с колибри. Каждая из них обладала достаточным количеством
нервной ткани, чтобы независимо передвигаться, чувствовать,
питаться, размножаться и расти. У каждого на тупой голове
можно было различить круги глаз и длинные антенны, обеспечивавшие
возможность соединения в Группу. Тела были пурпурного
и черного цветов, блестели и выглядели влажными. Тетти
была очарована. Она пожалела, когда изображение на экране
изменилось, уступив место цилиндрическим частям Пайп-Риллы,
а затем скучным зеленым ветвям Энджела. Но в итоге это
должно было заинтересовать Чена, эти картинки привели
бы в восторг любого, даже ребенка. Она посмотрела в его
сторону, надеясь увидеть хоть какую-то реакцию. Он вообще
не смотрел на экран. Он смотрел на нее.
   - Чен!
   Но его лицо исказила гримаса не скуки или досады,
а боли. Он поднял руки и обхватил ими голову.
   Тетти мгновенно вскочила. У Чена иногда бывало такое
после сеанса на стимуляторе, но никогда до его начала.
   - Что болит?
   - Голова. Очень больно. - Он бормотал, растирая виски
и глаза. - Картинка сделала мне больно.
   Кубо Фламмарион предупреждал о критических моментах.
Они обычно приходили вместе с головной болью и могли
привести к лихорадке, умственной дегенерации и скоропостижной
смерти. Тетти опустилась на колени рядом с Ченом и взяла
его голову в свои ладони.
   - Не шевелись, Чен. Мне нужно посмотреть.
   Ей рассказывали об опасных симптомах. Чен сидел спокойно,
когда она подняла его веки и посветила на глазные яблоки.
Ни покраснения, ни отека. Реакция зрачков на свет нормальна.
Когда она проверила зрение и слух, те тоже оказались
в норме.
   Тетти измерила Чену температуру. Она также была нормальной.
Потом она исследовала ритмы его мозга на электроэнцефалограмме.
Все было в норме. Мог ли Чен симулировать, зная, что
последует за уроком?
   - Тебе все еще больно?
   - Не так сильно. Становится лучше.
   Тетти вздохнула - в этом вздохе смешались облегчение
и беспокойство. У нее не было достаточных причин, чтобы
отменить то, чего она больше всего опасалась: ритуала
навязывания Чену одного из "специальных" сеансов на стимуляторе
Толкова.
   "Возможно, пронесет, как обычно". Тетти поднялась.
   - Пойдем, Чен. - Она взяла его за руку и повела в
соседний зал. Поразительно, но он не протестовал, не
сопротивлялся. Быть может он притворялся, но на сей раз
по-другому - страдая, но не желая этого признавать.
   - Чен, ты уверен, что тебе уже не больно?
   Он даже не посмотрел на нее, но медленно покачал головой.
   - Не больно. - Он сел на стул стимулятора и позволил
Тетти привязать себя к нему.
   Тетти заколебалась, прежде чем укрепить голову на
подголовнике. Все это было не справедливо. Не имея опыта,
она могла принять такое решение, которое убило бы Чена.
   - Вс„ в порядке?
   Чен не ответил. Тетти включила силовой источник. Обычно
она не могла выдержать этого зрелища до конца сеанса,
но сегодня чувствовала себя обязанной сделать это. Несколько
минут Чен сидел спокойно с закрытыми глазами. Он наморщил
лоб, сжал кулаки так, что на предплечьях стали видны
сухожилия, а локти еще больше заострились и побелели.
   Наконец он начал стонать; длинный, на одном дыхании
звук поднимался из его горла. Тетти очень хорошо знала
его. Это было "нормально", если что-либо, связанное со
стимулятором Толкова, можно назвать нормальным; это был
знак, что наращивание мощности приближалось у своему
пику. Ничего нельзя было увидеть, но внутри черепа Чена
оба полушария его мозга генерировали сложные последовательности
импульсов возбуждения. Стимулятор улавливал естественные модели электрической
активности, модулировал их и возвращал по обратной связи.
Эти импульсы уже обладали повышенной интенсивностью.
В то же время собственные двигательные реакции тела были
заторможенными. Подавление было необходимо, дабы предупредить
возможность того, что Чен раздерет сам себя на части.
Конвульсии, судороги и корчи тела производили очень сильное
впечатление, но Фламмарион объяснил, что они неадекватно
отражают действительные ощущения Чена. Мучения Чена были
намного страшнее, чем это казалось наблюдателю. Они росли
внутри мозга, и боль была значительно сильнее, чем от
любого физического страдания.
   Пик приближался. Тело Чена задергалось на стуле из
стороны в сторону. Его лицо налилось кровью, вены на
шее и лбу вздулись, как фиолетовые кабели. Налитые кровью,
точки от медицинских инъекций на его голых руках ярко
выделялись, будто рисунок от клейма. Каждый раз в такое
мгновение Тетти боялась, что Чен умрет от разрыва сердца
или паралича.
   Экран стимулятора вычертил последний всплеск активности.
Когда он оборвался, зал заполнил высокий крик. Чен извивался
в связывавших его путах. Его тело содрогалось и тряслось
на стуле.
   Тетти была в ужасе. Обычно сеанс специального лечения
завершался не так. Чен сидел обессиленный, с расслабленными
руками и ногами, а сейчас он вел себя так, словно сеанс
все еще продолжался.
   Когда она положила руки ему на плечи, судороги прекратились.
Тетти взглянула на экраны. Пульс здоровый, но артериальное
давление разрушительно высокое. Все функции стимулятора
на нуле. Сеанс действительно закончился, и с минуты на
минуту Чен должен очнуться и плакать. Потом она обнимет
его, крепко прижмет к себе и успокоит. По словам Кубо
Фламмариона, такая психологическая поддержка была чрезвычайно
важна, если она хотела уменьшить риск кататонического
удаления Чена.
   Кроме сегодняшнего дня, он всегда вздрагивал от е