жить? Я не смогу. Никак не смогу!
     Я посмотрел на Лиона - и тот опустил глаза. А каково ему выбирать, ведь у него здесь отмороженная семья... Хотя с чего я взял, что ему позволят выбирать?
     - Лучше пусть мне сотрут память и вернут на Авалон, - сказал я. - Пусть я забуду, что я - клон диктатора. И про то, что ты меня предал, - тоже забуду. А ты, когда вернешься на Авалон, не говори мне об этом.
     - Тиккирей, я тебя не предавал, - спокойно ответил Стась. - А на Авалон я не вернусь. Меня казнят. И Юрия Михайловича тоже казнят. Насчет Сашки, Лиона и Наташи я не уверен, но по законам Инея за государственные преступления отвечают и несовершеннолетние. Шанс спастись есть только у тебя.
     Я замотал головой.
     - Постарайся понять, что это неизбежно, - продолжал Стась. - Я - террорист. Я даже не состою на официальной службе у Императора, на меня не распространяется действие законов о военнопленных. И на Семецкого - тоже. С точки зрения закона - любого закона, мы не более чем шайка преступников, виновных в убийствах, диверсиях, попытке угона корабля, подлоге документов, сопротивлении властям... да мало ли еще в чем. По законам военного времени нас даже не обязательно судить.
     - Надеюсь, что они не тронут девочек, - пробормотал Семецкий.
     - Юрий Михайлович, а вы как сюда попали? - спросил я. - Где ваши "Лютики"?
     - Нас захватили вчера ночью, во сне. Накрыли весь лагерь парализаторами. Жертв не было... - Семецкий жалобно улыбнулся. - Надеюсь, что не было. А три часа назад, незадолго до того, как доставили тебя, меня вдруг перевели в эту камеру.
     - За нами давно следили, - сказал Лион. - Наверное, сразу после того, как мы объявились в мотеле.
     - Та девушка, из "Заселения", она тоже клон, - сказал я. - Только, кажется, она живет со своей памятью...
     - Она не просто клон. Она клон клона, - сказал Стась. - Не знаю, что это за сдвиг в психике, но копиям Снежинской нравится размножаться таким образом.
     У Лиона округлились глаза.
     - Так они же все планеты заселят! Вытеснят обычных людей!
     - Не думаю. - Стась покачал головой. - Властные структуры - заполнят, это возможно. А вытеснять сантехников и рабочих... зачем? Кто захочет быть дворником?
     Он улыбался и вообще выглядел таким спокойным, что все его слова про казнь, про законы военного времени казались шуткой. И я на секунду подумал, что Стась просто пугает меня, заставляет себя жалеть.
     Потом я вспомнил родителей. Какими веселыми и шумными они были в последний вечер.
     - Им нужна власть и только власть, - продолжал Стась. - Всем клонам Эдуарда Гарлицкого, и мужчинам, и женщинам. Это самый сильный наркотик - власть.
     - Ты мне опять врал, - сказал я. - Ты даже про Гарлицкого знал! Ты мне врал, Стась!
     Сам не понимая, что делаю, я встал, подошел к Стасю... и обнял его.
     - Почему же ты меня обнимаешь, Тиккирей? - ласково спросил Стась.
     - Потому что ты не проговорился бы случайно, - сдерживая слезы, сказал я. - Потому что... потому что врут все...
     - А жалеют о своей лжи немногие, - тихо сказал Стась. Его рука похлопала меня по плечу. - У меня есть свои пределы откровенности, Тиккирей. Я не могу нарушить приказ совета, не могу переступить через данное слово. Помнишь, как умер агент Инея, лейтенант Карл?
     - Его звали Карл? - спросил я. Глаза я не открывал.
     - Да. Я помню имена всех, кого убил... Тиккирей, я не мог сказать тебе, что ты - клон нашего противника. Я даже не успел бы договорить, Тикки.
     - А теперь можешь? - спросил я.
     - Теперь могу.
     - Что-то изменилось? Это из-за переговоров о перемирии?
     - Да, - сказал Стась.
     И вдруг я понял - сейчас он врет. Это вовсе не из-за переговоров. Тут что-то другое. Но врет Стась не мне, а тем, кто смотрит сейчас на нас, тем, кто анализирует каждый обертон голоса, дрожь каждого мускула, каждую выкатившуюся из глаз слезинку и выступившую на лбу капельку пота. Он врет - и хочет, чтобы я это знал. Только я.
     Потому что все еще не закончилось!
     Потому что Стась предвидел и эту тюремную камеру, и мои слезы, и безжалостный прицел следящих датчиков.
     У фагов нет окончательного и самого главного плана. Все их планы - как матрешка, один внутри другого, вот только до самого последнего вряд ли доберешься.
     - Стась, а если бы Империя победила - что бы сделали с клонами? - спросил я.
     - С теми, кто не запятнал себя участием в мятеже, - ничего. Те, кто согласился принять память основы, были бы поставлены под строжайший надзор и лишены права размножаться.
     - А такие, вроде меня?
     - Ничего. Видимо, приглядывали бы. Но без ущемления в правах.
     - Я не хочу никакой власти, - сказал я. - Я только хочу, чтобы не было войны. Чтобы тебя не казнили. Чтобы Лиона, Наташку и всех девчонок отпустили. Чтобы Семецкий не умер!
     Семецкий тихо засмеялся:
     - Вот это уж вряд ли... Знаешь, сколько мне лет, мальчик? Так или иначе, а пора.
     Я не стал с ним спорить. Я спросил Стася:
     - Если я попрошу основу - она может вас отпустить? Если я соглашусь остаться на Новом Кувейте?
     Стась размышлял. Нет, неверно. Он не размышлял. Он тянул время, теперь я это понимал.
     - Попробуй, - сказал он.
     - Да никто нас не отпустит, Стась! - выкрикнул Сашка. - Стась, да как ты можешь надеяться на такое?
     Маленький фаг не понимал! Даже он не чувствовал тех интонаций, которые ловил в словах Стася я. Может быть, потому, что Стась говорил сейчас только для меня?
     Я выпрямился, подмигнул Лиону - тот ошарашено смотрел на меня. И крикнул в пространство:
     - Эй, вы! Я хочу говорить со своей основой! Я хочу говорить с Аделаидой Снежинской! Слышите? Немедленно передайте ей, что Тиккирей просит встречи!
     Ничего не произошло. И никто мне не ответил. Но не прошло и минуты, как дверь камеры с тихим шипением уехала в стену. На пороге стояли двое охранников в силовой броне. В глубине коридора стояли еще несколько.
     - На выход. Всем! - скомандовал охранник. Голос, пропущенный через динамики брони, стал жестким и холодным, будто у робота из мультика.
     - А как прикажете мне передвигаться? - сварливо сказал Семецкий. - Верните кресло! Или на ручках понесете?
     Охранник склонил голову, будто вслушиваясь в чей-то тихий голос. Кивнул:
     - Кресло вам сейчас вернут.
     - Проверили, бомб не нашли? - ехидно спросил Семецкий. - Небось по винтику разбирали?
     - Разбирали, - признал охранник.
     - Выпишите мне счет, я заплачу вам за профилактику этого антиквариата, - желчно пообещал Семецкий.

Глава 6

     Когда нас вели по коридорам, я понял, что мы все еще в космопорте. Часть пути проходила в герметичной стеклянной трубе-галерее, тянущейся под крышей зала ожидания. Метрах в двадцати внизу было шумно, многолюдно и совершенно буднично. Люди с чемоданами, люди с тележками и сумками. Носились, беззвучно разевая рты, возбужденные дети; за столиками кафе пассажиры дожидались объявления рейсов; к регистрационным стойкам тянулись коротенькие очереди. Военных и впрямь было многовато, но для них огородили барьерчиком часть зала, там они и терялись - серо-зеленая колышущаяся масса.
     Чего ждет Стась?
     Высадки имперского десанта?
     Но это будет кровавое побоище, а никак не спасение. Иней готов к войне. Мужчины и женщины будут сражаться, дети - кусаться и царапаться, парализованные старики - осыпать солдат проклятиями. Это не спасение.
     Чего же ждет Стась?
     Я покосился на него, но спрашивать, конечно, не стал. Стась, единственный из нас, был закован в наручники - не современные, магнитные, а обычные, с цепочкой между браслетами. Впрочем, его это ничуть не смущало. Он о чем-то негромко говорил с Семецким, катящим на своей коляске. Охранники косились, но разговору не мешали.
     Пройдя над залом ожидания, мы еще какое-то время шли коридорами служебной зоны космодрома. Здесь военные попадались чаще. А в одном зале, мимо которого мы проходили, солдат было будто сельдей в бочке. Они сидели на полу, сжимая в руках длинные лучевые карабины старого образца. Через широко открытые двери в нас шибануло кислым запахом пота, вентиляция не справлялась. Словно они тут уже сутки сидят!
     Но лица солдат оставались серьезными, суровыми, воодушевленными.
     Как смогут имперские солдаты сражаться с миллионами фанатиков?
     - Не боишься, Тиккирей? - спросил меня Стась.
     Я помотал головой.
     - Когда-то я очень боялся смерти, - сказал Стась. - Даже не самой смерти... почему-то представлялось кладбище зимой. Поземка над ледяной землей, голые ветви деревьев и никого вокруг. Ни человека, ни птицы, ни зверя. Гадко. Я даже решил, что попрошу похоронить меня на теплой планете... если будет, что хоронить. Например, на Инее.
     - Разве Иней теплая планета? - спросил я. Как будто это было важным!
     - Очень. Там не бывает минусовой температуры. Она получила название за вид с орбиты - из-за особенностей климата облака на Инее длинные и тонкие, перистые, будто планета вся заиндевела. Смешно, правда? - Он помолчал и продолжил:
     - Но теперь я думаю, что Новый Кувейт ничуть не хуже.
     - Стась, зачем ты грузишь мальчика! - возмутился Семецкий.
     - Мы прощаемся, - спокойно ответил Стась. - Я хочу, чтобы ты понял, Тиккирей... жизнь каждому отмеряет разной мерой. Но возможность выбрать свою смерть жизнь дает всем. Может быть, это важно.
     Дальше мы шли в молчании. Я хотел взять Стася за руку, но боялся, что его ладонь окажется холодной как лед.
     Наконец мы вошли в какой-то зал, и охранники остановились.
     Странное место. Я-то думал, что нас приведут в госпитальную палату - ведь Ада Снежинская ранена. Или в какой-нибудь кабинет.
     А это было что-то вроде цеха или лаборатории. Балки и краны под потолками, решетчатые мостики над исполинскими баками и чанами. Огромные станки - выключенные, но все равно издающие какие-то звуки. Представляю, как они грохочут при работе.
     - Забавно, - сказал Стась. - Это станция по перезарядке топливных элементов. Господа, мы собираемся разыгрывать драму из производственной жизни?
     Охранники не ответили. Похоже, они и сами были удивлены местом, куда нас привели.
     - Ведите их сюда, - послышался издали голос. Знакомый голос бабы Ады.
     Повинуясь охране, мы пошли между станков и баков. Вокруг шумело, стукало, поскрипывало - отключенная аппаратура продолжала жить своей жизнью. Коляска Семецкого грохотала по решетчатому полу, добавляя бодрую ноту в общую симфонию.
     Потом, по спиральному пандусу, мы поднялись на металлическую платформу, вынесенную под самый потолок, к сонно свисающим кранам.
     Ада Снежинская выглядела нормально, будто мой выстрел ей почти и не повредил. Все в том же джинсовом комбинезоне и высоких ботинках, только вместо платка на голове - черная бандана, перетягивающая седые волосы. Только чуть бледная. И еще левое плечо будто разбухшее, перевязанное и затянутое в регенерирующий корсет, выпирающий из-под одежды.
     Она была не одна. Рядом с Адой Снежинской стояла Алла Нейдже! Теперь было видно, насколько они похожи. За спинами женщин я увидел двоих молодых мужчин. Вначале принял их за охранников, а потом...
     Потом меня пробила дрожь. Так вот каким я стану в тридцать лет! С бластерами в руках на платформе стояли два мужских клона "бабы Ады". Один улыбнулся мне, другой дружелюбно кивнул. Я отвел глаза. Смотреть на них было жутковато.
     - Фага - закрепить, - приказала Снежинская. - У старого хрыча забрать кабель нейрошунта. И можете быть свободны
     Приказ был выполнен быстро. Слегка упирающегося Стася подволокли к металлическим поручням, ограждающим платформу, отстегнули наручник с левой руки и закрепили на поручне. У Семецкого выдернули из шунта кабель, оставив его хотя и на коляске, но беспомощным.
     - Вы уверены, что нам стоит уйти? - спросил один из охранников.
     - Да, сержант, - кивнула Ада Снежинская. - Мы контролируем ситуацию.
     - Не стоит... - негромко сказала Алла Нейдже.
     Женщины переглянулись. Потом Ада приказала:
     - Отойдите к краю платформы. Будьте внимательны. Следите за мальчиком-фагом, да и за остальными.
     Охрана откозыряла и отошла назад. Только тогда Снежинская снова заговорила:
     - Приветствую вас, господа, от имени Федерации Инея. Госпожа президент Сноу просила передать свои извинения, но она не может присутствовать. У нее срочные переговоры с халфлингами.
     - Ничего, - ответил Стась. - Мы понимаем. Продажа человечества в розницу - хлопотное занятие.
     Ада Снежинская хрипло рассмеялась:
     - Оставь свою демагогию, джедай. Мы ничуть не меньше вашего радеем за человечество...
     - Фаг, - поправил ее Стась. Но Снежинская не обращала больше на него внимания:
     - Как твое самочувствие, Тиккирей?
     Я промолчал. Не говорить же "нормально".
     - Тиккирей?
     - Спасибо, а как ваше?
     И Ада, и все ее клоны заулыбались.
     - Нормально, малыш, - ответила Снежинская. - Ты ведь не хотел меня убить на самом-то деле. Рана неприятная, но она заживет. Скажи, Тиккирей, ты поговорил со своим другом?
     - Вы же знаете, что поговорил, - пробормотал я.
     - Знаю. Ты убедился, что тебя отправили на Новый Кувейт как приманку. Фаги ловили меня, а ты был живцом. Приятная роль?
     - Я бы и сам стал помогать фагам, - ответил я. - Они зря мне не сказали, в чем дело. Но я понимаю, ведь это все очень секретно. А я мог проболтаться.
     Ада Снежинская удивленно приподняла бровь. Стась тихонько засмеялся.
     - Тиккирей, я знаю тебя как облупленного, - сказала Ада, отсмеявшись. - Ты - это я. Я была мальчиком, я была девочкой. Я была сотнями мальчиков и девочек. Я помню себя в твоем возрасте. Все твои реакции предсказуемы. Словно в каком-то возрасте с каждым ребенком случается реакция запечатления на взрослого человека - и он начинает слепо его копировать, подражать, преклоняться. Но все-таки... почему ты так защищаешь фагов?
     - Может быть, они и врут, - ответил я. - Может быть, они со мной поступили нехорошо. Но...
     - Но? - заинтересованно продолжила Снежинская. - Но Стась твой друг? Все дело только в этом?
     - Не только. Они тоже врут, но им стыдно. А вам - нет.
     - Это называется фарисейством, Тиккирей Фрост. Делать нехорошие поступки и сожалеть об этом.
     - А делать и не сожалеть - это называется подлостью!
     - И в чем же подлость? В том, что быдло получило одну идеологию вместо другой?
     - В том, что Стась никогда не называл людей быдлом.
     Ада Снежинская посмотрела на Аллу Нейдже. Словно бы в замешательстве.
     - Тиккирей, - сказала Нейдже. - Ты взволнован и растерян, но пойми...
     - Я ничуть не растерян, - ответил я. - Вот сейчас я совсем спокоен. Я смотрю на вас и радуюсь, что я не с вами.
     - Ты не можешь быть не с нами, - сказал один из мужчин, выступая вперед. - Тиккирей, может быть, тебе трудно понять этих старых баб... - Ада возмущенно фыркнула, - но меня-то ты должен понять. Мы одинаковые. Совсем одинаковые. В детстве мы оба не любили рисовую кашу и боялись темноты...
     - Я не боялся темноты, - сказал я. - Ни капельки. Может, совсем маленький и боялся, а потом мама мне рассказала про солнце и что оно всегда где-то светит. Я знал, что темнота - это ненадолго. Это чтобы отдохнуть.
     Теперь переглядывались все четверо. А я, забыв, что собирался вымаливать прощение для Стася и Семецкого, сказал:
     - И вообще я не такой, как вы. Я модифицирован для радиационных планет. Значит - у меня чуть-чуть другие гены. Я вас ненавижу. Вы даже не можете понять, как и почему ненавижу! Вы шайка сумасшедших клонов, решивших дорваться до власти. Когда люди узнают, кто вы такие на самом деле, вас на кусочки порвут. Вас даже жалко.
     - Кажется, это снова отсев... - тихо сказала Нейдже. Очень тихо, но я услышал. И возликовал!
     Никогда бы не подумал, что можно так радоваться угрозе!
     Это значит, что не все клоны присоединились к заговорщикам! И у меня еще могут найтись настоящие клон-братья и клон-сестры. Нормальные, не желающие захватывать власть и развязывать войны!
     Ада Снежинская на миг прикрыла глаза. Ей все-таки было тяжело после ранения. А может быть, она переживала, что один из "внучков" оказался таким неудачным.
     - Мы решим позже, - твердо сказала она. - Сейчас займемся другими. Джедай!
     Стась молчал.
     - Фаг, - с улыбкой поправилась Снежинская.
     - Я слушаю вас, госпожа Снежинская, - вежливо сказал Стась.
     - Ты совершенно верно обрисовал свои шансы уцелеть, фаг. Их практически нет, - сделав ударение на слове "практически", произнесла Снежинская. - Но мне кажется, что ты многое недоговариваешь. Переговоры, которые сейчас ведутся, фикция. Корабли Империи на орбите наших планет - это не только демонстрация силы... вы все-таки готовитесь атаковать?
     - Откуда мне знать? - удивился Стась. - Я не состою на имперской службе. Я всего-то наемник с романтическими идеалами. А если бы я и знал - вы прекрасно понимаете, что фаг не способен совершить предательство. Я блокирован, так же как и ваши оперативники.
     - Ты знаешь, - твердо сказала Снежинская. - Ты знаешь, мы уверены. И мы поможем тебе сказать, если ты пойдешь нам навстречу.
     Стась заинтересованно спросил:
     - Поможете?
     - Мы полагаем, что нам удалось составить препарат, снимающий блокировку. Расскажи, что планирует Империя, - и ты сохранишь жизнь. Да, тебя ждет ссылка на одну из наших планет. На хорошую, теплую планету. - Снежинская улыбнулась. - Простая жизнь фермера - не так уж и много для бывшего суперагента. Но не так уж и мало, если рассматривать альтернативу.
     - Какую?
     - По приговору военно-полевого суда, - Снежинская повела рукой, показывая на своих клонов, - все вы приговорены к смертной казни. Я полагаю, что мы начнем с девочки. Потом мальчишки, потом старик. Ты будешь последним.
     - Вы не станете казнить Тиккирея.
     - Возможно, - кивнула Снежинская. - Все-таки я не считаю его безнадежным. Но все остальные умрут на твоих глазах.
     - На другой чаше весов - миллионы жизней, - сказал Стась. - Миллионы жизней и сотни лет рабства для всего человечества.
     - Я не стану спорить, - ответила Снежинская. - Я просто замечу, что эти миллионы - где-то там, в потенции. А твои друзья - рядом.
     - У фагов не бывает друзей.
     - Ну, ты всегда отличался вольнодумством... для фага. Кстати, казнь весьма мучительная. Нам приходится пользоваться подручными средствами, знаешь ли... - Снежинская подошла к краю платформы, посмотрела вниз. - Там, в баке, растворитель для промывки отработанных топливных элементов. Человека он растворит за две-три минуты... впрочем, болевой шок убьет раньше. Ты не хочешь передумать, фаг?
     Я посмотрел на Лиона. Он был белый, будто снег. А Наташка села на колени деду и схватилась за его руку.
     - Ада Снежинская, откуда эта склонность к садизму? - спросил Стась. - Ты готова пытать детей?
     - На другой чаше весов - миллионы жизней, - жестко ответила Снежинская. - Что замышляют имперские войска?
     Стась молчал.
     - Кстати, у нас еще целый партизанский отряд под рукой, - напомнила Нейдже. - Фаг, что ты сделаешь, когда на твоих глазах станут убивать детей?
     - Старые клячи! - заорал Семецкий. - Бешеные коровы! Вы не люди!
     - Покончу с собой? - предположил Стась, когда Семецкий кончил бушевать.
     - Не думаю. Скорее попытаешься их спасти. Но к тому времени кое-кто уже погибнет. Не лучше ли заработать прощение себе и остальным? Мы согласны ограничиться ссылкой для всех вас. Ты же понимаешь, что Иней, поддержанный халфлингами, победит.
     - Халфлинги не станут поддерживать Федерацию Инея.
     - Почему? - резко спросила Снежинская.
     - Потому что в эту минуту Главная Матка Скопища Цзыгу объявила, что в случае войны между Федерацией Инея и Империей Скопище выступит на стороне Федерации.
     Я не понял, что это значит. А вот Семецкий захохотал и сказал нам:
     - Халфлинги и Цзыгу никогда не вступят в конфликт на одной стороне. В одном омуте двух сом