комета ј 5, уносившаяся в ледяные
дали за Плутоном по орбите, до самой удаленной точки которой ей не  долететь
и за тысячу лет. Все их приборы зарегистрировали необычную вспышку э нергии,
и все они установленным порядком автоматически передали запись этих сигналов
в хранилища информации на далекой Земле.
   Вычислительные машины,  возможно,  никогда  не  уловили  бы  связи  между
четырьмя необычными группами сигналов, поступившими от  космических  зондов,
удаленных друг от друга на миллионы километров. Но прогнозист по излучению в
Годдардовском вычислительном ц ентре, едва взглянув на утреннюю  рапортичку,
понял, что за истекшие сутки Солнечную систему пронизало какое-то  необычное
излучение. Он располагал данными только о части  пути  этого  излучения,  но
когда машина нанесла их на Планетный ситуационный планшет, н ачертание этого
пути стало столь же ясным, как инверсионный  след  самолета  на  безоблачном
небе или цепочка следов одинокого пешехода на девственно  белом  заснеженном
поле.  Какой-то  энергетический  импульс  рванулся  с  поверхности  Луны  и,
оставляя за собор рад иационный след, разбегающийся в стороны подобно волнам
от скоростного катера, устремился вдаль, к звездам.

ЧАСТЬ III
В МЕЖПЛАНЕТНОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Глава 15
"Дискавери"

   Корабль находился в полете всего тридцать дней, а  Дэвиду  Боумену  порой
уже не верилось, что он когда-либо знал иную жизнь,  кроме  существования  в
замкнутом мирке "Дискавери". Все годы обучения,  все  предыдущие  полеты  на
Луну и на Марс были словно дост оянием другого человека,  событиями  чьей-то
чужой жизни.
   Примерно то же испытывал и Фрэнк Пул. Он уже не раз  шутливо  сокрушался,
что до ближайшего психиатра чуть ли не сто миллионов километров.  Между  тем
это чувство обособленности и  отчуждения,  испытываемое  астронавтами,  было
вполне объяснимо и отнюдь  не  означало  отклонения  от  психической  нормы.
Просто за полвека, прошедшие к тех пор, как человечество впервые  попыталось
вырваться в космос, такого полета никто не предпринимал.
   Еще пять лет назад началась подготовка к  полету  под  названием  "Проект
Юпитер" - его планировали как первый управляемый полет на эту величайшую  из
планет с возвратом на Землю. Корабль  был  уже  почти  готов  к  двухлетнему
космическому рейсу, когда задача полета была неожиданно изменена.
   "Дискавери" по-прежнему летел в сторону Юпитера, но то уже  не  было  его
конечной целью. Экипажу было предписано не снижать скорости при  пересечении
раскинувшейся на огромных пространствах системы спутников Юпитера. Напротив,
намечалось использовать г равитационное  поле  этого  гигантского  мира  как
пращу, которая забросила  бы  "Дискавери"  еще  дальше  от  Солнца.  Кораблю
предстояло,  подобно  комете,  прорезать  удаленные   внешние   пространства
Солнечной системы, достичь увенчанного кольцами Сатурна - и не вернут ься на
Землю.
   Да, для корабля "Дискавери" это был рейс без возврата, однако его  экипаж
отнюдь не собирался  кончать  жизнь  самоубийством.  Если  все  пойдет,  как
задумано, - они через семь лет вернутся на Землю, причем пять  лет  из  семи
промелькнут для них как один миг - люди проведут их, погруженные в  глубокий
искусственный сон без сновидений, а затем на выручку к ним придет "Дискавери
II", который еще не начали строить. Во всех коммюнике и документах Агентство
по  астронавтике  старательно  избегало  слова  "выручка",  по  скольку  оно
подразумевало  какую-то  неудачу  или  аварию:  общепринятой  формулой  было
"возвращение". Если случится что-либо действительно серьезное, спасти людей,
конечно, не удастся: полтора миллиарда, километров  от  Земли  -  расстояние
нешуточное.
   Здесь риск входит в расчет, как и во всех  путешествиях  в  неизведанное.
Правда, полувековая проверка показала, что  искусственно  вызываемая  спячка
совершенно безвредна для людей и открывает новые возможности для космических
путешествий.  Однако  до  этог  о  полета  к  усыплению   людей   на   такой
продолжительный срок ни разу не прибегали. Кроме Боумена и  Пула  в  составе
экипажа  было  еще  три   человека,   которым   предстояло   вести   научные
исследования. Работа их начнется, лишь когда корабль выйдет на свою конечную
орб иту вокруг Сатурна, поэтому все время полета от  Земли  до  Сатурна  они
проведут во сне. Таким способом удастся сэкономить тонны продуктов питания и
других припасов; не менее важно и то, что люди  эти  будут  свежи,  бодры  и
приступят к делу, не ощущая усталост и от десяти месяцев полета.
   "Дискавери" выйдет на орбиту вокруг Сатурна - свою  последнюю  "стоянку",
станет еще одним спутником этой огромной  планеты.  Он  будет  двигаться  по
эллипсу в три миллиона километров, то подходя очень  близко  к  Сатурну,  то
уносясь за пределы орбит его осн овных лун. У  экипажа  будет  сто  дней  на
проведение  съемок  и  первое  знакомство  с  этим  миром,   который   своей
поверхностью в  восемьдесят  раз  превосходит  Землю  и  имеет  целую  свиту
спутников - их известно пятнадцать, причем один из них  размером  с  планету
Меркур ий.
   Чудес там должно  быть  столько,  что  понадобятся  ,  сотни  лет  на  их
изучение; первая экспедиция сможет провести лишь  предварительную  разведку.
Обо всем, с чем ей придется столкнуться, она сообщит на Землю по радио; даже
если исследователям не суждено в озвратиться, их открытия не будут  потеряны
для человечества.
   Через сто дней "Дискавери" прекратит все работы. Члены экипажа погрузятся
в сон, только жизненно необходимые системы  будут  продолжать  работать  под
контролем  неутомимого  электронного  мозга.  Корабль  продолжит  полет   по
сатурноцентрической орбите, столь точно вычисленной, что люди будут знать, в
какой ее точке искать его даже через тысячу лет.  Но  по  намеченным  планам
"Дискавери II" прилетит уже через пять лет.  Впрочем,  если  даже  пассажиры
первого корабля проспят семь или восемь лет, они ничего не замет ят. Для них
часы будут стоять,  как  они  уже  остановились  для  Уайтхеда,  Камински  и
Хантера.
   Порой Боумен, на котором лежали обязанности командира корабля,  завидовал
своим товарищам, безмятежно спавшим в морозном покое гипотермической камеры.
Они были свободны от  всякой  докуки  и  ответственности:  пока  корабль  не
долетел до Сатурна, внешний м ир для них просто не существовал.
   Зато этот мир непрерывно следил за ними по индикаторам  их  биологических
датчиков. Чуть поодаль от множества  приборов  и  шкал,  сосредоточенных  на
пульте  управления  кораблем,  были  укреплены  пять  панелек  с  надписями:
"Хантер", "Уайтхед", "Камински", "Пу л" и "Боумен". Две последние были темны
и безжизненны: их срок придет только через  год.  На  остальных  трех  сияли
созвездия зеленых огоньков, возвещая, что у спящих все в порядке; на  каждой
панели был еще экран-индикатор, на котором светящиеся волнистые ли нии своим
биением  воспроизводили  неторопливые  ритмы  пульса,  дыхания  и   мозговой
деятельности. Время от  времени  Боумен  включал  звуковой  выход  датчиков,
отлично, впрочем, понимая  ненужность  такого  контроля,  ибо  при  малейшем
нарушении нормальных жизненных пр  оцессов  мгновенно  включился  бы  сигнал
тревоги. Словно зачарованный, Боумен вслушивался в невообразимо редкие удары
сердец своих товарищей,  ее  отрывая  глаз  от  ленивых  волн,  синхронно  с
биениями сердец скользивших по экрану.
   С особым волнением смотрел он  на  электроэнцефалограммы,  эти  факсимиле
человеческих личностей, деятельная жизнь  которых  временно  прервалась,  но
скоро вновь возобновятся. Их линии были почтя прямыми,  без  зигзагообразных
всплесков я падений - тех элект рических "взрывов", которые  свидетельствуют
о работе мозга во время бодрствования или даже обычного сна. Если в спящих и
мерцала какая-то искорка сознания, то столь слабая,  что  ее  не  улавливали
приборы и не сохраняла память. Боумен знал об этом по собств  енному  опыту.
Когда отбирали кандидатов  для  участия  в  этом  полете,  проверили  и  его
способность переносить  искусственный  сон.  Он  так  и  не  понял,  что  же
случилось: потерял ли он во сие неделю жизни или на  неделю  отодвинул  свою
смерть. Едва только ко лбу ег о прикрепили электроды и генератор  сна  начал
пульсировать,  перед  глазами  поплыли  звезды  и  стремительно   замелькали
калейдоскопические узоры. Потом они потускнели,  растаяли  и  его  поглотила
глубокая тьма. Он не почувствовал ни уколов инъекционной иглы,  ни  п  ервых
прикосновений  холода,  когда  температура  его  тела  начала  снижаться  до
нескольких градусов выше нуля.
   Когда Боумен проснулся, ему показалось, что он едва успел  задремать.  Но
он знал, что это лишь иллюзия: он был даже убежден,  что  проспал  несколько
лет.
   Значит, они уже выполнили свою задачу?  Долетели  до  Сатурна,  закончили
разведку и заснули? А где же "Дискавери II"? Он ведь  должен  забрать  их  и
доставить на Землю...
   Боумен лежал, скованный сладкой дремотой, совершенно неспособный отделить
реальные  воспоминания  от  фантастических  грез.  Потом  открыл  глаза,  но
смотреть было не на что, кроме  туманно-расплывчатого  созвездия  светящихся
точек, которые он озадаченно раз глядывал несколько минут. Вдруг  он  понял,
что  это  лампочки-индикаторы   на   ситуационном   планшете   корабля,   но
сосредоточить свой взгляд на них так и не сумел и вскоре отказался  от  этих
попыток.
   Его  овевали  струи  теплого,  воздуха,  согревая  окоченевшее  тело.  Из
репродуктора над головой лилась тихая, но бодрящая  музыка.  Постепенно  она
становилась все громче и громче.
   Наконец он услышал голос -  неторопливый,  дружелюбный.  (Правда,  Боумен
знал, что это говорит автомат.) - Вы постепенно возвращаетесь в строй, Дейв.
Не вставайте, не пытайтесь делать резких движений.  Не  разговаривайте.  "Не
вставайте!" - Боумену стало даже смешно. Еще вопрос, может ли он  шевельнуть
хотя бы мизинцем. К своему удивлению, он обнаружил, что может.
   Он испытывал чувство полного довольства  миром,  сонливое  и  глуповатое.
Мозг его смутно соображал, что корабль со спасателями, верно, уже  прилетел,
автоматически началась реанимация спящих и он скоро увидит других людей. Все
это было очень приятно, но ничуть не  волновало.  Внезапно  он  почувствовал
голод. Компьютер, конечно, предвидел и это.
   - Под вашей правой рукой есть сигнальная кнопка, Дейв. Если  вы  голодны,
нажмите ее, пожалуйста.
   Боумен с трудом пошарил пальцами и скоро  нашел  грушевидную  выпуклость.
Кнопка! Он совсем забыл про нее, хотя наверняка должен был  знать,  что  она
здесь. Интересно, о чем еще он позабыл? Может быть, спячка стирает из памяти
все?
   Он нажал кнопку и стал ждать. Через несколько минут над  ложем  поднялась
металлическая рука и поднесла к его губам  пластиковую  соску.  Он  принялся
жадно сосать, в горло полилась струйка теплой сладкой жидкости  -  казалось,
от каждой ее капли прибавляло сь сил.  Вскоре  манипулятор  убрал  соску,  и
Боумен снова отдыхал. Теперь он мог легко шевелить руками и ногами. Мысль  о
том, чтобы встать и пойти, уже не казалась ему несбыточной мечтой.
   Хотя Боумен чувствовал, что силы быстро возвращаются к нему, он был готов
лежать здесь хоть целую вечность, если его никуда не позовут.  Но  вскоре  к
нему обратился другой, на сей раз живой  голос,  а  не  искусная  комбинация
электрических   импульсов,   поро    жденная    сверхчеловеческой    памятью
вычислительной машины. Голос этот был даже знаком  ему,  хотя  он  не  сразу
сообразил, кто это говорит.
   - Хелло, Дейв! У тебя все идет отлично. Можешь поговорить со мной.
   Ты знаешь, где находишься?
   Боумен и сам уже несколько минут задавал себе  этот  вопрос.  Если  он  и
вправду сейчас на корабле, летящем по  орбите  вокруг  Сатурна,  то  как  же
прошли все эти месяцы после отлета с Земли? Уж не постигла ли его  и  впрямь
амнезия, не потерял ли он память? Смешно, но именно это опасение уверило его
в обратном. Уж если он помнит слово "амнезия", его мозг в полном порядке...
   Но он так и не знал, где находится, и человек, голос которого он  услышал
в репродукторе, видимо, отлично понимал, что его беспокоит.
   - Не тревожься, Дейв. Это Фрэнк Пул. Я слежу за работой твоего  сердца  и
за дыханием. Все хорошо. Расслабься и лежи спокойно. Мы сейчас откроем дверь
и вытащим тебя.
   Камера осветилась мягким светом, и в  раскрывшейся  двери  Боумен  увидел
силуэты входящих людей. И тут память вернулась к нему, и он вспомнил все.
   Хотя он только что благополучно возвратился  из  предельных  глубин  сна,
граничащих с самой смертью, из жизни его была вырвана всего одна  неделя.  И
покинув ипотермическую камеру, он увидит не холодное  сияние  Сатурна  -  до
него еще год времени  и  полтора  миллиарда  километров.  Пока  он  лежал  в
тренировочном макете корабля в Хьюстонском центре космических  полетов,  под
жарким техасским солнцем.

Глава 16
ЭАЛ

   Сейчас Техаса уже не было видно: трудно было разглядеть даже  Соединенные
Штаты. Хотя плазменные двигатели давно  выключились,  "Дискавери"  продолжал
полет по инерции, устремив стройное стреловидное тело прочь от Земли, и  все
его мощные оптические сред ства нацелились вперед, на внешние планеты,  куда
лежал его путь. Однако один телескоп  оставался  постоянно  направленным  на
Землю. Он был укреплен, подобно  пушечному  прицелу,  на  ободе  корабельной
антенны  дальней  связи  и  обеспечивал  неизменную  наводку  этой  огромной
параболической чаши на ее дальнюю  цель.  Пока  Земля  оставалась  в  центре
перекрестья нитей телескопа, жизненно важная связь с ней была обеспечена: по
невидимому лучу, который за каждые сутки удлинялся почти на три с  половиной
миллиона километров, можно было отправлять и принимать сообщения.
   Не меньше одного раза за каждую вахту Боумен разглядывал родной мир через
телескоп настройки антенны. Теперь, когда Земля осталась далеко позади,  она
была обращена к "Дискавери" своим неосвещенным полушарием и  на  центральном
экране  пульта  управления  выглядела   ослепительным   серебристым   серпом
наподобие Венеры.
   В этом день ото дня сужавшемся светлом полумесяце крайне редко  удавалось
разглядеть какие-либо географические контуры - их обычно скрывали облачность
и дымка. Впрочем, даже затемненная часть диска неодолимо притягивала взгляд.
По ней были разбросаны блестки городов, то светившие устойчиво, то мигавшие,
словно светлячки, когда над ними проносились атмосферные возмущения.
   А порой Луна, совершая  свой  путь  по  орбите,  словно  огромный  фонарь
освещала затемненные океаны и континенты Земли. И Боумен вдруг  с  волнением
узнавал знакомые контуры берегов, на  миг  открывавшиеся  ему  в  призрачном
лунном свете. Иногда,  если  на  Тихом  океане  был  штиль,  удавалось  даже
разглядеть отблеск лунного сияния на  водной  поверхности,  в  он  вспоминал
тропические ночи под  пальмами  на  берегах  лагун.  Но  он  не  сожалел  об
утраченных радостях. За свои тридцать пять лет он вкусил их сполна и  верил,
что вновь вернется к ним, уже прославленный и богатый.  А  пока  необозримая
даль, отделявшая его от Земли, делала воспоминания еще более дорогими.
   В составе экипажа был еще и шестой  член,  но  его  ничуть  не  волновали
подобные  чувства,  ибо   он   не   был   человеком.   Это   был   новейший,
усовершенствованный компьютер ЭАЛ-9000, мозг и нервная система корабля.  ЭАЛ
(что означало не больше и не меньше  как  "эвр  истически  программированный
алгоритмический компьютер") представлял собой замечательное детище  третьего
скачка в развитии электронно-вычислительной техники. Скачки  эти  отделялись
друг от друга промежутками примерно в двадцать лет, и мысль  о  приближении,
следующего, четвертого, скачка уже начала многих  тревожить.  Первый  скачок
произошел еще в 40-е годы, когда на основе уже давно устаревших  электронных
ламп  были  созданы  такие  неуклюжие   скоростные   тугодумы,   как   ЭНИАК
<Электронно-счетная машина-интегратор.> и последующие модели. Затем  в  60-е
годы получила значительное развитие микроэлектроника. С ее появлением  стало
ясно,  что  искусственный  мозг,  могуществом   по   меньшей   мере   равный
человеческому, вполне может вместиться  в  объем  канцелярского  письменного
стол а... если бы только знать, как его построить.
   Вероятно, этого никто так и не узнает - к 80-м годам двадцатого  столетия
это уже не представляло никакого интереса, ибо к тому времени Минский и  Гуд
разработали  методику  автоматического  зарождения   и   самовоспроизведения
нервных цепей в  соответствии  с  любой  произвольно  выбранной  программой.
Оказалось, что искусственный мозг можно "выращивать"  посредством  процесса,
поразительно сходного с развитием человеческого мозга. Точные  детали  этого
процесса в каждом отдельном случае так и оставались неизвестным и;  впрочем,
будь они даже известны,  человеческий  разум  не  смог  бы  постичь  всю  их
сложность. Но как бы ни был устроен этот машинный мозг, главное  заключалось
в том, что он мог воспроизводить большинство операций  человеческого  мозга,
причем  быстрее  и  надеж  нее.  (Правда,  некоторые  философы   по-прежнему
предпочитали слово  "имитировать"  вместо  "воспроизводить".)  Такая  машина
стоила чрезвычайно дорого, и  компьютеров  типа  ЭАЛ-9000  было  изготовлено
всего несколько экземпляров, однако старая шутка, гласящая, что п роизводить
органические мозги с помощью необученной рабочей силы всегда проще, начинала
уже звучать немного плоско. ЭАЛ был подготовлен к этой экспедиции  не  менее
тщательно, чем его живые коллеги, и во много раз скорее - ведь он не  только
неизмеримо быст рей усваивал любые  данные,  но  и  никогда  не  нуждался  в
отдыхе.   Первейшей   его   задачей   было   управлять    всеми    системами
жизнеобеспечения  корабля,  непрерывно  контролировать  давление  кислорода,
температуру, герметичность оболочки,  радиацию  и  прочее  взаимосвязан  ные
факторы, от которых зависела жизнь  хрупкого  человеческого  груза.  Он  мог
выполнять  сложнейшие  штурманские  расчеты   в   осуществлять   необходимое
маневрирование, когда нужно было менять курс корабля. Еще он  мог  неустанно
следить за спящими членами экипажа, уточнять состояние  окружающей  среды  и
делать  внутривенные  вливания  микроскопических  доз   жидкостей,   которые
поддерживали их жизнь.
   В  первых  поколениях  компьютеров  кодированная   информация   вводилась
вручную, а ответы  машина  выдавала  с  помощью  скоростных  буквопечатающих
устройств или каких-либо визуальных индикаторов. ЭАЛ тоже умел  это  делать,
когда надо, но главным средством обще ния между ним  и  его  коллегами  была
устная речь. Пул и Боумен могли говорить с ЭАЛом, словно он был человеком, а
он отвечал на великолепном образном человеческом языке, которому был  обучен
за быстротечные недели своего электронного детства.
   Вопрос о том, действительно ли ЭАЛ способен мыслить, был решен английским
математиком Аланом Тьюрингом еще в 40-х  годах.  Тьюринг  указал,  что  если
машина способна вести продолжительный  диалог  -  не  важно,  с  помощью  ли
пишущей машинки или через микрофо н, - и ее ответы нельзя отличить  от  тех,
которые мог бы дать на ее месте человек, то  такая  машина  мыслит  в  любом
разумном значении этого слова. ЭАЛ мог бы шутя сдать тест Тьюринга.
   Могло случиться даже так, что ЭАЛу пришлось бы взять на себя командование
кораблем. При чрезвычайных обстоятельствах, если на  его  сигналы  никто  не
ответит,  он  должен  разбудить  спящих  членов  экипажа,   пустив   в   ход
электрические или химические стимулят оры. Если это не  удастся,  он  обязан
радировать на Землю и запросить дальнейших  указаний.  Наконец,  на  случай,
если ответ с Земли не придет, ЭАЛ был запрограммирован так, что мог  принять
необходимые меры для сохранения корабля и продолжения полета: ведь  он  один
знал  его  истинную  задачу,  о