Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
результатах. Космонавты ощущали себя
саперами, работающими с бомбой неизвестной конструкции, которая может
взорваться при малейшем неверном движении. Не исключалось, что самое
осторожное радарное прощупывание вызовет катастрофические последствия.
Первые сутки они лишь наблюдали - с помощью телескопов и датчиков,
чувствительных к электромагнитным волнам самой различной длины. Василий
Орлов замерил размеры черного параллелепипеда и подтвердил - с точностью до
шестого знака - знаменитое соотношение 1:4:9. По форме Большой Брат повторял
ЛМА-1, но его длина превышала 2 км, и он был ровно в 718 раз больше своего
малого родственника.
Так возникла новая математическая головоломка. Споры о соотношении 1:4:9
- отношении квадратов трех первых целых простых чисел - шли уже на
протяжении нескольких лет. Ясно было, что это отнюдь не случайное
совпадение; теперь к трем числам прибавилось еще одно, которое надо было
разгадать.
На Земле специалисты по статистике и математической физике радостно
бросились к своим компьютерам, пытаясь найти его связь с фундаментальными
мировыми константами - скоростью света, постоянной тонкой структуры,
соотношением масс протона и электрона. К ним вскоре подсоединилось бравое
воинство астрологов и мистиков, включивших в список констант высоту пирамиды
Хеопса, диаметр Стоунхенджа, азимуты линий Наска, широту острова Пасхи и
уйму других величин, из коих они ухитрялись делать самые невероятные
предсказания. Их пыла не остудил даже известный вашингтонский юморист,
заявивший, что, согласно его подсчетам, конец света наступил 31 декабря 1999
года, но остался незамеченным из-за всеобщего перепоя.
На приближение кораблей Большой Брат не реагировал - даже когда его
осторожно прощупали лучами радаров и обстреляли очередями радиоимпульсов,
которые, как следовало надеяться, воодушевят любой разум на аналогичный
ответ.
Первые два дня не принесли результата. Тогда, с разрешения Центра
управления, корабли подошли вдвое ближе. С пятидесятикилометрового
расстояния наибольшая грань параллелепипеда казалась вчетверо шире Луны в
небе Земли. Внушительно, но не настолько, чтобы давить на психику.
Конкурировать с Юпитером Большой Брат пока не мог - тот был на порядок
крупнее. Настроение на борту изменялось: благоговейное ожидание уступало
место явному нетерпению.
Лучше всех сказал об этом Уолтер Курноу: "Возможно, Большой Брат намерен
ждать миллионы лет. Но нам-то хочется убраться отсюда чуть раньше".
Глава 24
Разведка
"Дискавери" покинул Землю, неся на борту три "горошины" - три одноместных
ракетных аппарата, которые позволяли работать в космосе, не одевая
скафандра. Одна из "горошин" пропала после несчастного случая (если это
действительно был несчастный случай), в котором погиб Фрэнк Пул. Во второй
Дэйв Боумен отправился на последнее свидание с Большим Братом, и она
разделила судьбу своего водителя. Третья оставалась в "гороховом стручке".
У нее не хватало одной важной детали - крышки внешнего люка. Крышку
сорвал Боумен, когда совершал свой рискованный переход без шлема сквозь
вакуум. Реактивная отдача образовавшейся при этом воздушной струи увела
"горошину" на сотни километров от корабля, однако Боумен, покончив с более
важными делами, вспомнил о ней и привел назад на радиоуправлении. Но
ремонтировать люк ему уже было некогда.
Сейчас "горошина" (Макс, никому ничего не объяснив, начертал на ее борту
имя "Нина") вновь уходила в космос. Крышка все еще отсутствовала, но она и
не требовалась - рейс был беспилотным. Вернув "горошину", Боумен преподнес
своим преемникам подарок, которым глупо было не воспользоваться. "Нина"
позволяла обследовать Большого Брата с близкого расстояния, не подвергая
людей излишнему риску. Впрочем, риск все равно оставался. Что по космическим
масштабам пятьдесят километров? Толщина волоса, не более... "Нина" пробыла
без присмотра несколько лет, и это чувствовалось. Невесомая пыль, витавшая в
воздухе, превратила ее девственно-белый корпус в грязно-серый. Со своими
сложенными манипуляторами, уставившимся в космос пустым глазом иллюминатора,
да и скоростью черепахи, в полномочные послы человечества она явно не
годилась. Но нет худа без добра - столь скромный парламентер мог
рассчитывать на снисхождение: миниатюрность и медлительность могли
свидетельствовать о мирных намерениях. Чтобы подчеркнуть последние, кто-то
даже предложил раскрыть ее "ладони", как бы для рукопожатия; однако
предложение тут же отвергли - мало ли какие ассоциации вызовет растопыренная
стальная клешня... После двухчасового перелета "Нина" остановилась в ста
метрах от одного из углов громадной прямоугольной плиты. Но та не выглядела
плитой: казалось, телекамеры обозревают вершину трехгранной пирамиды
неопределенных размеров. Никаких признаков радиоактивности или магнитного
поля бортовые приборы не зарегистрировали; Большой Брат не излучал ничего,
кроме ничтожной доли отраженного солнечного света. Прошло пять минут. Затем
"Нина" двинулась по диагонали над меньшей гранью, потом над большей,
наконец, над самой большой, держась на высоте пятидесяти метров, но иногда
снижаясь и до пяти. Большой Брат отовсюду выглядел одинаково - его
поверхность была гладкой и однородной. Задолго до окончания облета зрителям
стало скучно, и, вернувшись к своим делам, они лишь изредка поглядывали на
мониторы.
- Порядок, - сказал Уолтер Курноу, когда "Нина" вернулась в исходную
точку. - Но можно крутиться этак всю жизнь, и без всякого толку. Что делать
- позвать "Нину" домой?
- Погодите, - отозвался с "Леонова" Василий. - У меня есть предложение -
подвесить ее точно над центром самой большой грани. Скажем, на высоте сто
метров. - Будет сделано. Только зачем это нужно?
- Вспомнил задачку из институтского курса астрономии.
Гравитационный потенциал бесконечного плоского слоя. Никак не думал, что
она пригодится в жизни. Замерив ускорение "Нины", мы легко вычислим массу
Загадки. Если, конечно, у нее есть масса. Мне уже почему-то кажется, что она
вообще нематериальна.
- Это-то узнать просто. Я скажу "Нине", пусть пощупает эту штуку.
- Она уже это сделала.
- Простите? - возмутился Курноу. - Ближе чем на пять метров я не
подходил.
- Да, но при каждом включении двигателей вы слегка ударяли выхлопом по
Загадке.
- Что для этого мамонта какой-то блошиный укус!
- Кто знает? Давайте уж лучше считать, что о нашем присутствии известно.
И раз нас терпят, мы пока не причиняем особого беспокойства. В этот момент
все думали об одном. Что может разозлить черную прямоугольную плиту длиной в
два километра? И в какую форму выльется ее раздражение?
Глава 25
Вид из точки Лагранжа
Астрономия полна загадочных, хотя и бессодержательных совпадений.
Наиболее известно равенство угловых размеров Луны и Солнца, если смотреть с
Земли. Здесь, в первой точке Лагранжа, выбранной Большим Братом для баланса
на гравитационном канате, наблюдалась та же картина. Планета и спутник
выглядели одинаковыми по величине. Но что это была за величина! Не какие-то
жалкие полградуса Солнца и Луны - в сорок раз больше! А по площади - в
тысячу шестьсот раз! Каждого из двух небесных тел было довольно, чтобы
наполнить душу трепетом и изумлением: вместе же они просто ошеломляли. За
сорок два часа фазы менялись полностью. "Новолунию" Ио соответствовало
"полнолуние" Юпитера, и наоборот. Даже когда Солнце пряталось за Юпитером,
планета не исчезала - ее огромный черный диск закрывал звезды. А иногда эту
черноту на много секунд разрывали вспышки молний. Это бушевали электрические
бури; территория, объятая ими, превышала всю земную поверхность.
А с другой стороны неба вечно обращенная к могучему повелителю одним
своим полушарием пылала Ио. Она казалась котлом, в котором медленно бурлит
красно-оранжевое варево; время от времени из ее вулканов вырывались желтые
облака, вздымались ввысь и затем медленно оседали. Как и у Юпитера, у Ио нет
географии. Только ее ландшафт меняется за десятилетия, а облик Юпитера - за
считанные дни. Когда Ио входила в последнюю четверть, облачные поля Юпитера
воспламенялись под слабыми лучами далекого Солнца. Иногда по лику гиганта
пробегала тень самой Ио или одного из внешних спутников; на каждом обороте
показывалось Большое Красное Пятно - вихрь размером с планету, ураган,
бушующий на протяжении многих веков, если не тысячелетий.
"Леонов" балансировал между этими чудесами, и материала для наблюдений
хватило бы его экипажу на всю жизнь, однако естественные объекты системы
Юпитера значились в самом конце перечня главных задач. Целью номер один
по-прежнему был Большой Брат. Корабли сблизились с ним уже на пять
километров, но высадку Таня не разрешала. "Подождем момента, - объясняла
она, - когда у нас появится надежный путь отступления. Будем сидеть и
наблюдать - пока не откроется стартовое окно. А там посмотрим". Тем временем
"Нина" после затяжного восьмичасового падения приземлилась на поверхность
Большого Брата. Василий рассчитал массу объекта - та оказалась поразительно
малой, всего девятьсот пятьдесят тысяч тонн. Таким образом, его плотность
примерно равнялась плотности воздуха. Возможно, он был пустотелым;
излюбленной темой дискуссий стало его предполагаемое содержимое.
Было и много мелких, повседневных забот. Они отнимали почти все время,
хотя Курноу добился-таки своего: убедил Таню в надежности центрифуги
"Дискавери". Теперь корабли соединял гибкий туннель, и сообщение между ними
значительно облегчилось. Отпала необходимость одевать скафандры и выходить в
открытый космос; это устраивало всех, кроме Макса, который любил упражняться
в пустоте со своим "помелом". Нововведение не коснулось лишь Чандры и
Терновского - те давно переселились на "Дискавери" и работали круглосуточно,
продолжая свой бесконечный, по всей видимости, диалог с ЭАЛом. Каждый день
их непременно спрашивали: "Когда же вы кончите?" - но они не связывали себя
обещаниями.
И вдруг - после встречи с Большим Братом минула неделя - Чандра объявил:
"У нас все готово".
...В рубке "Дискавери" собрались все, кроме Руденко и Марченко, которым
не хватило места, - они остались у мониторов "Леонова". Флойд стоял за
спиной Чандры, держа руку на аппарате, который Курноу со свойственной ему
меткостью окрестил "карманным гигантобоем".
- Я хотел бы еще раз напомнить, что говорить могу лишь я. Только я, и
никто другой. Понятно?
Чандра, казалось, находится на грани изнеможения. Однако в голосе его
появились новые, властные, интонации. Таня приказывала где угодно, но не
здесь. Тут командовал он.
Присутствующие - одни просто парили в воздухе, другие "заякорились"
поудобнее - кивками выразили свое согласие. Чандра включил акустическую
связь и тихо, но отчетливо произнес:
- Доброе утро, ЭАЛ.
Через миг Флойду показалось, что он перенесся в прошлое. Да! ЭАЛ стал
прежним.
- Доброе утро, доктор Чандра.
- Имеешь ли ты достаточно сил, чтобы приступить к своим обязанностям?
- Безусловно. Все мои блоки в полном порядке.
- И ты не против, если я задам тебе несколько вопросов?
- Разумеется.
- Ты помнишь, как вышел из строя блок управления антенной АЕ-35?
- Нет.
Несмотря на предупреждение Чандры, у присутствующих вырвался вздох
облегчения. Будто идешь по минному полю, подумал Флойд, поглаживая в кармане
радиовыключатель. Если этот допрос вызовет у ЭАЛа новый приступ безумия, его
можно отключить за секунду. (Благодаря тренировкам он знал это точно.) Но
для компьютера секунда равна вечности; приходилось рисковать.
- Ты не помнишь, как Дэйв Боумен или Фрэнк Пул выходили наружу, чтобы
заменить блок АЕ-35?
- Нет. Этого не было, иначе я бы помнил. Где Фрэнк и Дэйв? И кто все эти
люди? Я узнаю только вас - хотя на шестьдесят пять процентов уверен, что за
вашей спиной стоит доктор Хейвуд Флойд. Флойд с трудом удержался от того,
чтобы поздравить ЭАЛа. Шестьдесят пять процентов спустя десять лет - не так
плохо. Люди редко способны на подобное.
- Не беспокойся, ЭАЛ. Я все объясню позже.
- Задание выполнено? Вы знаете, мне очень хотелось этого.
- Задание выполнено. Твоя программа завершена. Теперь, с твоего
разрешения, мы хотели бы побеседовать без тебя.
- Пожалуйста.
Чандра отключил камеры и микрофоны. Для этой части корабля ЭАЛ оглох и
ослеп.
- И что же все это значит? - поинтересовался Василий Орлов. - Это значит,
- четко ответил Чандра, - что я стер всю память ЭАЛа, начиная с того
момента, когда начались неприятности.
- Здорово, - восхитился Саша. - Но как вам это удалось?
- Боюсь, объяснение займет больше времени, чем сама процедура.
- Но я все-таки разбираюсь в компьютерах, хотя и хуже, чем вы с Николаем.
У машин серии 9000 голографическая память, не так ли? Значит, вы не могли
стереть ее просто хронологически, начиная с какого-то момента. Наверняка
воспользовались "ленточником", нацеленным на определенные слова и понятия.
- Ленточник? - вмешалась Катерина по межкорабельной связи. - Я думала,
это по моей части. Хотя, к счастью, видела их лишь заспиртованными. О чем вы
говорите?
- Это компьютерный жаргон, Катерина. Когда-то - очень давно - для этого
действительно использовали магнитную ленту. Смысл в том, чтобы сделать
программу, которая находит и уничтожает - съедает, если угодно, -
определенные участки памяти. Медики, по моему, делают такое и с людьми, под
гипнозом.
- Да, но нашу память всегда можно восстановить. Мы ничего не забываем
по-настоящему. Это нам только кажется.
- А вот компьютер устроен иначе. Если приказано, он выполняет.
Информация уничтожается полностью.
- Значит, ЭАЛ ничего не помнит о своем... дурном поведении?
- Стопроцентной уверенности у меня нет, - ответил Чандра. - Какая-то
информация могла переходить из адреса в адрес именно в тот момент, когда
наш... "ленточник" производил поиск. Но это очень маловероятно.
Последовала пауза: все молча обдумывали услышанное. Потом Таня сказала:
- Что ж, звучит все это прекрасно. Но все-таки - можно ли теперь ему
доверять?
Чандра хотел что-то сказать, но Флойд опередил его:
- Обещаю одно - обстоятельства, при которых это произошло, больше не
повторятся. Все неприятности начались потому, что компьютеру очень трудно
объяснить, зачем нужна секретность.
- А человеку? - буркнул Курноу.
- Надеюсь, вы не ошибаетесь, Флойд, - проговорила Таня без особой
убежденности. - Что будет дальше, Чандра?
- Ничего столь же эффектного. Просто много кропотливой работы.
Нужно задать ему программу на уход от Юпитера и долгую дорогу домой. У
нас больше ресурсов, и мы прилетим на три года раньше. Но все равно он тоже
вернется.
Глава 26
Условное освобождение
Адресат: Виктор Миллсон, председатель Национального совета по
астронавтике, Вашингтон.
Отправитель: Хейвуд Флойд, борт космического корабля "Дискавери".
Содержание: неполадки в работе бортового компьютера ЭАЛ-9000.
Гриф: секретно.
Д-р Чандрасекарампилай (ниже - д-р Ч.) закончил предварительное
обследование ЭАЛа. Восстановлены все блоки, компьютер полностью
работоспособен. Подробности действий и выводы д-ра Ч. содержатся в
совместном отчете, который он и д-р Терновский представят в самом ближайшем
будущем.
Все трудности, вероятно, были вызваны противоречием между основными
принципами работы ЭАЛа и требованиями секретности. Согласно прямому
распоряжению президента существование объекта ЛМА-1 сохранялось в полной
тайне. Доступ к соответствующей информации имел самый ограниченный круг лиц.
Сигнал в направлении Юпитера был послан объектом ЛМА-1, когда подготовка
к полету "Дискавери" уже завершилась. Поскольку Боумен и Пул и без того
должны были довести корабль до Юпитера, решено было не информировать их о
появлении новой цели. Считалось, что раздельные тренировки
астронавтов-исследователей (Камински, Хантер, Уайтхед) и помещение их в
анабиоз значительно уменьшают возможность утечки информации (случайной или
любой другой).
Хотелось бы напомнить, что уже тогда я выдвигал возражения против
подобного образа действий (мой меморандум НСА 342/23, "Совершенно
секретно"). Однако руководство ими пренебрегло. Поскольку ЭАЛ способен
управлять кораблем без помощи людей, было решено запрограммировать его так,
чтобы он смог выполнить задание, даже если экипаж будет выведен из строя или
погибнет. В ЭАЛ была введена полная информация о целях экспедиции, однако
было запрещено сообщать ее Боумену или Пулу.
Но главная задача любого компьютера - обработка информации без искажения
и утаивания. Из-за создавшегося противоречия у ЭАЛа возник, выражаясь языком
медицины, психоз - точнее, шизофрения. А если говорить на языке техники, то,
как сообщил мне д-р Ч., ЭАЛ попал в петлю Хофштадтера-Мебиуса, что не так
редко случается с самопрограммирующимися компьютерами. За деталями он
рекомендует обратиться непосредственно к профессору Хофштадтеру.
Если я правильно понял д-ра Ч., перед ЭАЛом встала неразрешимая дилемма,
и у него начали развиваться симптомы паранойи, направленной против тех, кто
руководил им с Земли. И он попытался прервать связь с Центром управления,
доложив о несуществующей поломке в блоке АЕ-35. Таким образом, он не только
солгал, что усугубило его психоз, но и вступил в конфликт с экипажем.
Вероятно (теперь об этом остается только догадываться), он заключил, что
единственный выход - избавиться от экипажа. И это у него почти получилось.
Вот и все, что мне удалось узнать от д-ра Ч. Дальнейшие расспросы
представляются нежелательными, поскольку он слишком измотан. Но, даже
принимая во внимание последнее обстоятельство, я должен со всей
откровенностью заявить (прошу сохранить это в тайне), что сотрудничать с
д-ром Ч. не всегда так легко, как хотелось бы. Он во всем оправдывает ЭАЛа,
и это мешает иногда объективному обсуждению. Даже д-р Терновский, от
которого естественно было ожидать большей независимости, нередко разделяет
его точку зрения.
Остается вопрос: можно ли полагаться на ЭАЛа в будущем? Разумеется, у
д-ра Ч. никаких сомнений на этот счет нет. Но, как бы то ни было, повторение
экстремальной ситуации представляется невозможным. И Вам известны - в
отличие от д-ра Ч. - мои шаги, позволяющие полностью контролировать ход
событий.
Резюмирую:восстановление компьютера ЭАЛ-9000 проходит удовлетворительно.
Он, можно сказать, условно освобожден. Любопытно, известно ли ему об этом.
Глава 27
Интерлюдия: коллективная исповедь
Способность человеческого мозга к адаптации поистине удивительна: очень
скоро самые невероятные вещи кажутся обыденными. И люди на "Леонове" иногда
как бы отключались от окружающего в бессознательной попытке сохранить
психическое здоровье.
Хейвуду Флойду часто казалось, что в таких случаях Уолтер Курноу уж
слишком старательно развлекает общество. И хотя именно он начал
"коллективную исповедь", как назвал ее позднее Саша Ковалев, ничего
серьезного, разумеется, за этим не стояло. Все началось случайно, когда
Курноу выразил вслух общее недовольство трудностями умывания в невесомости.
, -