один из его критиков, - непременно старается что-то  за  ними
спрятать".
   Виктор  Уиллис  был,  без  сомнения,  самым  легко  узнаваемым  из  шести
знаменитостей на борту "Юниверс" - Флойд, отказывавшийся признать себя в  их
числе, иронически именовал остальных "знаменитой пятеркой". Эва Мерлин  даже
по Нью-Йорку гуляла неузнанной в тех редких  случаях,  когда  покидала  свою
квартиру на Парк-авеню. Дмитрий Михайлович, к своему немалому огорчению, был
ниже среднего роста на добрых  десять  сантиметров;  возможно,  именно  этим
объяснялось его пристрастие к оркестрам с тысячью исполнителей -  живых  или
синтезированных, - что, однако,  не  делало  его  облик  особенно  известным
широкой публике. Клиффорд Гринберг и Маргарет  М'Бала  тоже  принадлежали  к
категории "знаменитых неизвестных", что, впрочем, несомненно изменится после
их возвращения на Землю. Первый в мире  человек,  ступивший  на  поверхность
Меркурия, оказался  самым  обычным  мужчиной  с  приятным,  незапоминающимся
лицом; к тому же прошло больше тридцати лет после этой  всемирной  сенсации,
когда его лицо не сходило с телевизионных экранов. А  мисс  М'Бала,  подобно
большинству  авторов,  уделявших  мало  внимания  публичным  выступлениям  и
раздаче автографов, вряд ли узнал бы кто-нибудь из бесчисленных миллионов ее
поклонников. Пришедшая к ней  литературная  слава  была  одной  из  сенсаций
сороковых годов. Научное исследование  греческого  Пантеона  вряд  ли  могло
претендовать на место в списке бестселлеров, однако воображение писательницы
перенесло неистощимый  запас  вечных  мифов  Древней  Греции  в  современный
космический век. Имена, столетия назад известные лишь астрономам и тем,  кто
занимался изучением классической истории,  были  теперь  в  обиходе  каждого
образованного  человека;  почти  ежедневно  поступали  новости  с  Ганимеда,
Каллисто, Ио, Титана, Япета или даже менее заметных, затерянных  в  глубинах
космоса миров вроде Карме, Пасифеи, Гипериона, Фебы...
   И все-таки ее книга стала бы всего лишь популярной,  не  более,  если  бы
писательница не занялась  изучением  сложной  и  запутанной  семейной  жизни
Юпитера - Зевса, отца богов. И тут на редактора нашло  гениальное  озарение:
он изменил первоначальное название книги "Вид с Олимпа", данное автором,  на
"Страсти богов".  Ученые  авторитеты,  пожираемые  черной  завистью,  обычно
называли книгу "Похотливые олимпийцы", но все они, без  исключения,  жалели,
что не являются ее авторами. Неудивительно, что именно Мэгги М. - так  сразу
окрестили писательницу ее спутники - впервые  упомянула  выражение  "Корабль
дураков". Виктор Уиллис тут же подхватил его,  мгновенно  оценив  остроумную
связь с  прошлым.  Почти  сто  лет  назад  сама  Кэтрин  Энн  Портер,  автор
знаменитого романа, вместе с группой ученых и писателей  поднялась  на  борт
океанского  лайнера,  чтобы  наблюдать  запуск  "Аполло-17",  ознаменовавший
завершение первого этапа исследования Луны.
   - В этом что-то есть, - многозначительно заметила мисс М'Бала,  когда  ей
передали слова Уиллиса. - Может быть, стоит задуматься о  третьем  варианте.
Разумеется, окончательное решения я приму после возвращения на Землю...

Глава 11
Обман

   Прошло  много  месяцев,  прежде  чем  Рольф  Ван-дер-Берг  снова  получил
возможность сосредоточить свои мысли  и  энергию  на  горе  Зевс.  Укрощение
Ганимеда отнимало у него все силы и время, и он часто покидал  свой  кабинет
на базе Дарданус  на  несколько  недель,  занимаясь  изысканиями  на  трассе
проектируемой монорельсовой дороги от Гильгамеша до Осириса.  Географическая
обстановка на третьей и самой большой из  юпитерианских  лун  после  вспышки
Юпитера резко изменилась и продолжала меняться.  Новое  солнце,  растопившее
лед на Европе, не было здесь, на расстоянии в  четыреста  тысяч  километров,
таким жарким, но его  лучи  несли  достаточно  тепла,  чтобы  в  центре  той
стороны, что была  постоянно  обращена  к  Люциферу,  установился  умеренный
климат. Там находились мелкие небольшие моря - размером  со  Средиземное  на
Земле, - простирающиеся до сорокаградусной широты к северу и югу.  Мало  что
уцелело  от  поверхности  Ганимеда,  которую  отражали  карты,  созданные  в
двадцатом  веке  по  снимкам  с  "Вояджеров".  Таяние  вечной   мерзлоты   и
происходящие время от времени тектонические конвульсии,  вызванные  к  жизни
теми же приливными силами, что  действовали  и  на  двух  внутренних  лунах,
превращали Ганимед в кошмар для картографов. Но именно  эти  факторы  делали
его раем для планетарных инженеров. Новый Ганимед был единственным миром, за
исключением  безводного  и  куда  менее  гостеприимного  Марса,   где   люди
когда-нибудь смогут ходить под открытым  небом  без  скафандров  или  других
средств защиты. Здесь было сколько угодно  воды,  все  химические  вещества,
необходимые для жизни, и климат - по крайней  мере  пока  над  головой  сиял
Люцифер - теплее, чем на значительной части Земли.
   Самым важным явилось то, что на Ганимеде  больше  не  нужно  было  носить
скафандры, закрывающие все тело. Хотя атмосфера еще не  была  пригодной  для
дыхания, она стала  достаточно  плотной,  и  приходилось  пользоваться  лишь
масками  и  кислородными  баллонами.  А  через  несколько  десятилетий,   по
предсказаниям  микробиологов,  которые,  однако,  избегали  указывать  более
конкретные сроки, не понадобится даже и этого. По всей поверхности  Ганимеда
рассеяли множество штаммов бактерий, вырабатывающих кислород; большинство из
них погибло, но уцелевшие чувствовали себя  как  дома,  начали  стремительно
размножаться, и регулярно проводящийся анализ состава атмосферы указывал  на
медленный, но неуклонный рост содержания кислорода. Эти графики были  первым
экспонатом, который демонстрировали - с  понятной  гордостью  -  посетителям
базы  на  Дарданусе.  Длительное  время  Ван-дер-Берг  следил  за   данными,
поступающими с  "Европы-6",  надеясь,  что  когда-нибудь  в  момент  пролета
спутника над горой Зевс облака снова рассеются. Он понимал, что  вероятность
подобного совпадения ничтожна, но пока был хотя бы  малейший  шанс,  ему  не
хотелось прибегать к иным методам изучения загадочного явления. Ван-дер-Берг
не торопился, дел у него и так было выше головы, к тому  же  разгадка  могла
оказаться самой тривиальной и не представляющей интереса. И вдруг "Европа-6"
прекратила свое существование  (почти  несомненно  в  результате  случайного
столкновения с метеоритом).  На  Земле  Виктор  Уиллис,  по  мнению  многих,
поставил себя в  дурацкое  положение,  взяв  интервью  у  людей,  пытавшихся
разгадать   тайну   Европы,   -   "европсихов",   занявших   сейчас    место
распространенных в прошлом фанатиков НЛО. Некоторые из них  утверждали,  что
"Европу-6" вывели из строя козни существ, населявших  мир,  вокруг  которого
она обращалась: то обстоятельство, что спутнику  позволили  беспрепятственно
функционировать целых пятнадцать лет - почти вдвое  больше  запланированного
срока, - ничуть их не смущало. Нужно отдать  должное  Виктору  -  он  весьма
аргументирование отстаивал свою  позицию  и  опроверг  большинство  доводов,
выдвинутых оппонентами; и все-таки все сошлись  на  том,  что  не  следовало
вообще предоставлять этим чокнутым  такую  возможность.  Для  Ван-дер-Берга,
которому необыкновенно импонировало прозвище "упрямый голландец", данное ему
коллегами, и  который  всячески  старался  оправдать  такую  характеристику,
гибель "Европы-6" была вызовом, и он не мог его не  принять.  Он  знал,  что
спутник никто не собирается заменять,  ибо  кончина  необычайно  говорливого
космического долгожителя была воспринята с глубоким вздохом облегчения.
   Что  же  делать  теперь?  Поскольку  Ван-дер-Берг  был  геологом,  а   не
астрофизиком, прошло несколько дней, прежде чем  он  неожиданно  понял,  что
разгадка в буквальном смысле смотрела  ему  в  лицо  с  момента  высадки  на
Ганимед.
   Африкаанс - один из лучших языков в мире, когда хочется  выругаться;  его
звуки  могут  привести  в  замешательство  слушателей  даже   при   вежливом
разговоре. Ван-дер-Берг выпускал лишний  пар  в  течение  нескольких  минут;
затем связался с обсерваторией в Тиамате, расположенной точно  на  экваторе,
где прямо в зените висел крошечный сверкающий диск Люцифера.
   Астрофизики,  занимающиеся  самыми  эффектными  объектами  во  Вселенной,
снисходительно  относятся  к  рядовым  геологам,  посвятившим  жизнь   таким
маленьким грязным объектам, как планеты. Но здесь, на далекой окраине,  люди
весьма охотно помогали друг  другу,  и  доктор  Уилкинс  не  только  проявил
живейший интерес, но и изъявил готовность оказать всяческое содействие.
   Тиаматскую обсерваторию построили  с  единственной  целью,  которая  была
одной из главных причин создания базы  на  Ганимеде.  Исследование  Люцифера
было делом исключительной важности не только для ученых-теоретиков, но и для
инженеров-ядерщиков, метеорологов, океанографов и, не в  последнюю  очередь,
для государственных деятелей и философов. Потрясала  мысль  о  том,  что  во
Вселенной нашлись  существа,  способные  превратить  планету  в  раскаленное
солнце; мысль об этом не давала спать многим. Для человечества  было  крайне
важно узнать об этом как можно больше; мог наступить день, когда понадобится
повторить нечто подобное - или предотвратить...
   Так что на протяжении более десяти лет Тиамат вел наблюдения за Люцифером
с помощью самых разнообразных приборов, непрерывно регистрируя  весь  спектр
его электромагнитного излучения, а также активно  зондировал  новое  светило
радиолокационным  излучением  с  помощью  скромной  параболической  антенны,
расположенной в небольшом метеоритном кратере диаметром в сто метров. -  Да,
- согласился доктор Уилкинс, - мы часто наблюдаем Европу и  Ио.  Однако  наш
луч направлен на Люцифер, поэтому мы видим  их  лишь  в  течение  нескольких
минут, когда они проходят через его диск. А ваша гора расположена на дневной
половине Европы и в эти минуты всегда скрыта от наблюдения.
   - Да понимаю я это, - произнес Ван-дер-Берг с долей нетерпения. - А разве
вы не можете чуть-чуть повернуть луч, чтобы увидеть Европу до ее прохождения
через створ с Люцифером? Поворот всего лишь на десять или двадцать  градусов
позволит увидеть дневную сторону.
   - И одного градуса будет достаточно, чтобы миновать Люцифер  и  взглянуть
на Европу, находящуюся на противоположной части  ее  орбиты.  Но  тогда  она
будет более чем втрое дальше, так что  мы  зарегистрируем  лишь  одну  сотую
отраженной мощности излучения. Не исключено, впрочем,  что  удастся  увидеть
нечто интересное. Стоит попробовать. Сообщите мне данные о  частотах,  длине
волн, поляризации и всем остальном, что может оказаться  полезным.  Вряд  ли
потребуется много времени,  чтобы  разработать  сетку  фазового  смещения  и
сдвинуть луч на пару градусов. Точнее сказать не могу - такая мысль  никогда
не приходила нам в голову. Хотя об этом следовало бы подумать.  Кстати,  что
вы надеетесь обнаружить на Европе, за исключением воды и льда?
   - Если бы я знал, - с улыбкой ответил Ван-дер-Берг, - то не обратился  бы
к вам за помощью, верно?
   - А я не спрашивал бы насчет того, как будет отмечен мой  вклад  в  вашей
будущей публикации. Жаль,  что  моя  фамилия  начинается  с  буквы  в  конце
алфавита, тогда как ваша - в начале.
   Этот разговор состоялся год назад; качество  дальнего  сканирования  было
невысоким, а операция, связанная со смещением луча, позволяющая заглянуть на
дневную сторону Европы, оказалась труднее, чем ожидали.  Наконец  результаты
получены,  обработаны  в  Ван-дер-Берг  стал  первым  человеком,   увидевшим
минералогическую карту Европы в период после возгорания Люцифера.
   Как и предсказывал доктор Уилкинс, ее поверхность  была  покрыта  главным
образом водой и льдом с выступающими то тут, то  там  обнажениями  базальта,
перемежающимися с залежами серы. Но  на  карте  обнаружились  две  аномалии.
Одна, похоже, была дефектом  процесса  формирования  изображения:  на  карте
виднелась совершенно прямая линия в два километра, практически не отражавшая
радиолокационного  сигнала.  Ван-дер-Берг  решил,  что  с   этой   аномалией
разберется доктор Уилкинс; самого же Ван-дер-Берга интересовала только  гора
Зевс.
   Ему понадобилось немало времени, чтобы определить ее состав; лишь безумец
- или отчаявшийся ученый -  способен  вообразить,  что  такое  действительно
существует. Даже теперь, после того как  каждый  параметр  был  определен  с
предельной точностью, он все еще не мог в такое поверить. И Ван-дер-Берг  не
представлял себе, что  предпринять  дальше.  Когда  на  связь  вышел  доктор
Уилкинс, с нетерпением ожидавший, когда же настанет момент славы и  его  имя
попадет в банки памяти всех компьютеров, Ван-дер-Берг невнятно  пробормотал,
что еще не закончил анализ.
   Наконец пришло время, когда медлить с ответом было уже невозможно.
   - Ничего примечательного, - сообщил он своему  ничего  не  подозревающему
коллеге. - Всего лишь редкая разновидность  кварца  -  я  все  еще  стараюсь
отыскать земной аналог. Ван-дер-Берг впервые соврал своему ученому  коллеге,
и на душе у него было гадко. Но что ему оставалось делать?

Глава 12
Оом Пауль

   Рольф Ван-дер-Берг не видел своего дядю  Пауля  лет  десять,  и  казалось
маловероятным, что они когда-нибудь встретятся лицом к лицу. И  все-таки  он
испытывал теплое чувство .к старому ученому, последнему представителю своего
поколения, единственному, кто еще мог вспомнить  (когда  ему  хотелось,  что
бывало нечасто), как жили их предки. Доктор Пауль Крюгер  -  Оом  Пауль  для
всей его семьи и большинства друзей - всегда был  готов  прийти  на  помощь,
когда она требовалась, сообщить о чем-то или посоветовать  либо  при  личной
встрече,  либо  на  одном  из  концов  радиоканала  длиной  в   полмиллиарда
километров. По  слухам,  только  мощное  давление  со  стороны  политических
деятелей заставило Нобелевский комитет не  заметить  его  огромный  вклад  в
физику элементарных частиц, вновь оказавшуюся в отчаянном  беспорядке  после
очередного пересмотра основ в конце двадцатого века.
   Если это соответствовало действительности,  доктор  Крюгер  не  испытывал
обиды. У него, скромного и непритязательного, не было  личных  врагов,  даже
среди таких, как он, старых и неуживчивых эмигрантов. Более того, уважение к
нему  было  столь  велико,  что  его   неоднократно   приглашали   навестить
Соединенные Штаты Южной Африки, но он всякий раз вежливо  отказывался  -  не
потому, спешил объяснить доктор Крюгер, что опасался за свою жизнь, а по той
причине,  что  его  ностальгия  станет  еще  сильнее.  Даже   прибегнув   из
осторожности к языку,  который  понимали  теперь  меньше  миллиона  человек,
Ван-дер-Берг  говорил  очень  осторожно  и   пользовался   иносказаниями   и
сравнениями, понятными лишь близкому родственнику. Несмотря  на  это,  Пауль
без труда понял, что хочет его племянник, хотя и не принял его  всерьез.  Он
опасался, что молодой Рольф свалял дурака, и решил смягчить  его  неизбежное
разочарование. По крайней мере, подумал он, у Рольфа хватило ума не  спешить
с публикацией и сохранить дело в тайне...
   Но предположим - всего лишь предположим, - что он прав? Редкие волосы  на
затылке Пауля встали дыбом. Внезапно перед его  взором  открылся  гигантский
диапазон возможностей  -  научных,  финансовых,  политических,  -  внушающий
благоговейный ужас.
   В отличие от своих набожных предков доктор Крюгер в моменты смятения  или
замешательства не мог обратиться к Богу. Теперь он едва не пожалел об  этом;
но даже если б и мог, вряд ли приходилось ждать помощи оттуда. Опустившись в
кресло перед своим компьютером и подключившись к банкам данных, он не  знал,
на что надеяться: сделал ли его племянник колоссальное открытие или все  это
совершеннейшая глупость? Неужели Отец рода человеческого действительно решил
сыграть такую невероятную шутку со своей паствой? Пауль вспомнил  знаменитое
высказывание Эйнштейна, заметившего, что  хотя  Его  пути  неисповедимы,  Он
никогда не делает зла. Хватит мечтать, напомнил  себе  доктор  Крюгер.  Твои
симпатии и антипатии, надежды и страхи не имеют никакого отношения  к  этому
делу... Через половину Солнечной системы ему брошен вызов; он не успокоится,
пока не доберется до истины...

Глава 13
"Никто не предупредил нас, что понадобятся купальники..."

   Капитан Смит хранил в тайне  свой  маленький  сюрприз  до  пятого  дня  и
сообщил о  нем  всего,  за  несколько  часов  перед  Разворотом.  Как  он  и
предполагал, его слова ошеломили всех и вызвали недоверие.
   Виктор Уиллис первым обрел дар речи:
   - Плавательный бассейн! На космическом корабле! Вы шутите!
   Капитан откинулся на спинку кресла, испытывая немалое удовольствие.
   Он подмигнул Хейвуду Флойду, узнавшему этот секрет раньше других.
   - В самом деле, Колумб был бы удивлен, знай он о некоторых  удобствах  на
кораблях, построенных несколько позже.
   - А нет ли там и вышки для прыжков? - мечтательно спросил Гринберг.  -  В
колледже я был чемпионом.
   - Представьте себе - есть. Только высотой в пять метров, но при ускорении
в одну десятую g на борту продолжительность свободного падения составит  три
секунды. А если захочется лететь подольше, я уверен,  мистер  Кертис  пойдет
навстречу и уменьшит тягу.
   - Неужели? - сухо поинтересовался старший механик. -  Чтобы  спутать  мне
все  орбитальные  расчеты?  А  если  вода   поползет   вверх   по   стенкам?
Поверхностное натяжение, знаете ли...
   -  Помнится,  я  где-то  слышал  о  космической  станции  со  сферическим
плавательным бассейном, - заметил кто-то.
   - Действительно, такой бассейн пробовали  устроить  в  центральной  части
"Пастера", еще до начала вращения,  -  ответил  Флойд.  -  Оказалось  весьма
непрактично. В состоянии невесомости воду пришлось заключить  в  сферическую
оболочку. А внутри огромной водяной капли недолго и утонуть,  особенно  если
впадешь в панику.
   - Зато сразу окажешься в книге рекордов -  первый  человек,  утонувший  в
космосе...
   - Никто не предупредил нас, что понадобятся купальники... -  подосадовала
Мэгги М'Бала.
   - Тот, кто не может обойтись без купальника,  по-видимому,  в  нем  остро
нуждается, - шепнул Михайлович на  ухо  Флойду.  Капитан  Смит  постучал  по
столу, призывая к порядку.
   - Прошу не отвлекаться, у меня есть важное сообщение. Вы уже знаете,  что
в полночь мы достигнем максимальной скорости и начнем торможение. Поэтому  в
23.00 двигатель будет выключен, тяга прекратится и  корабль  развернется  на
180 градусов. Тяга снова будет включена в 01.00, так что два  часа  придется
провести в невесомости. Как вы хорошо понимаете, команда будет очень  занята
в этот период - воспользуемся этой возможностью  для  проверки  двигателя  и
осмотра наружной поверхности корпуса корабля, чего  нельзя  осуществить  при
постоянном ускорении. Настоятельно рекомендую провести это время  в  койках,
пристегнув  ремни.  Стюарды  проверят,  чтобы  в  помещениях  не   оказалось
незакрепленных предметов, которые могут стать опасными, после  того  как  на
корабле будет восстановлена сила тяжести. Имеются ли вопросы?
   Наступила полная тишина; ошеломленные новостями пассажиры не знали, о чем
спрашивать.
   - Я надеялся, что  вы  заинтересуетесь  экономической  стороной  подобной
роскоши, и хотя вы не проявили интереса, я все-таки скажу. Дело в  том,  что
это совсем не роскошь, к тому же не стоит ни цента, но мы сочли, что бассейн
окажется совсем не лишним во время будущих перелетов.  Видите  ли,  в  наших
топливных баках пять тысяч тонн воды, необходимой для двигателей  корабля  в
качестве рабочего вещества. И этой водой вполне можно  воспользоваться.  Бак
номер один сейчас на три четверти пуст, и мы не будем трогать его  до  конца
путешествия. Значит, завтра встретимся на пляже...