время неизбежного инструктажа, - даже у  тех,  кто  никогда  не
одевал космического скафандра, - насколько я помню, опыт работы  в  открытом
космосе имеют лишь полковник Гринберг и доктор  Флойд,  -  потому  что  наши
скафандры удобны и полностью автоматизированы. Покинув шлюзовую камеру,  вам
не придется беспокоиться о регулировке и кнопках управления. Но я  настаиваю
на одном: лишь  двое  могут  одновременно  находиться  в  открытом  космосе.
Разумеется, я выделю вам спутника, пристегнутого пятиметровым тросом, - хотя
длину страховочного троса можно в случае необходимости увеличить до двадцати
метров. Кроме того, вы оба будете пристегнуты к двум кабелям, протянутым  по
всей длине лощины.  Правило  движения  здесь  такое  же,  как  на  Земле,  -
держитесь  правой  стороны!  Если  понадобится  обогнать   кого-то,   можете
отстегнуть хомутик, но один из вас  должен  постоянно  страховаться  тросом.
Тогда не будет  опасности,  что  при  неосторожном  движении  вас  унесет  в
открытое пространство. Вопросы есть?
   - Сколько времени разрешается находиться вне корабля?
   - Сколько угодно, мисс М'Бала.  Советую,  однако,  немедленно  вернуться,
если вдруг почувствуете недомогание. Может быть, для первой прогулки  хватит
одного часа - но  не  исключаю,  что  вам  покажется,  будто  прошло  десять
минут...
   Капитан Смит оказался совершенно прав. Когда Хейвуд  Флойд  посмотрел  на
дисплей, показывавший время, проведенное в космосе, он не поверил  глазам  -
прошло уже  сорок  минут.  Впрочем,  удивляться  не  приходилось  -  корабль
находился на расстоянии доброго километра. Как старшему среди  пассажиров  -
почти по всем меркам - ему  выпала  честь  первому  ступить  на  поверхность
кометы Галлея. И не пришлось даже выбирать спутника.
   - Прогулка с Эвой! - фыркнул Михайлович, захлебываясь от смеха.  -  Разве
можно упустить такую возможность! Правда, - добавил он  многозначительно,  -
проклятые скафандры будут мешать. Эва согласилась сразу, хотя и без  особого
энтузиазма. Как это типично для нее, угрюмо подумал Флойд. Не то  чтобы  это
разрушило его иллюзии -  прошло  уже  столько  лет,  что  иллюзий  почти  не
осталось, - но он был разочарован. Причем  разочарован  собой,  а  не  Эвой;
подобно Моне Лизе, с которой ее часто сравнивали, Эва  была  выше  похвал  и
критики.   Сравнение   было   нелепым,   разумеется;   Джоконда    выглядела
таинственной, но не пробуждала эротических мыслей. Притягательная  сила  Эвы
заключалась в том, что в ней сочеталось  и  то  и  другое,  причем  сюда  же
следовало отнести и производимое ею  впечатление  святой  невинности.  Следы
всех трех составляющих все еще были заметны и через половину столетия  -  во
всяком случае, ее поклонникам. Чего ей не хватало - вынужден был  с  грустью
признать Флойд, - так это настоящей  индивидуальности.  Как  он  ни  пытался
сосредоточить на ней свои мысли, в голову  приходили  лишь  роли,  сыгранные
Эвой. Флойду пришлось, скрепя сердце,  согласиться  с  критиком,  заявившим:
"Эва  Мерлин  -  это  отражение  желаний  всех  мужчин,  но  у  зеркала  нет
собственного характера".
   И теперь  это  удивительное  и  таинственное  существо  плыло  рядом  над
поверхностью кометы Галлея; вместе с сопровождавшим их гидом  они  двигались
вдоль двух кабелей, протянутых по всей длине долины  Черного  снега.  Именно
он, Хейвуд Флойд, дал ей такое название, и теперь по-детски  гордился  этим,
хотя понимал, что название не появится ни на одной из карт. Нельзя составить
карту мира, география которого столь же эфемерна, как погода на Земле. Флойд
наслаждался тем, что ни один человек до него не видел развертывающуюся перед
ними панораму - и никогда не увидит.
   На Марсе или, скажем, на Луне, иногда  можно  -  напрягая  воображение  и
стараясь не замечать чужого неба над головой - вообразить, что находишься на
Земле. Здесь это было  исключено:  снежные  скульптуры,  возвышающиеся  -  а
иногда и нависающие - над  головой,  почти  не  обращали  внимания  на  силу
тяжести. Приходилось очень внимательно разглядывать  окружающий  мир,  чтобы
понять, где верх, а где низ. Долина Черного снега была необычной, потому что
представляла  собой  достаточно  прочную  формацию  -  скалы  среди  наносов
замерзшей воды и углеводородного  снега,  постоянно  меняющих  место.  Среди
геологов  не  прекращались  споры  относительно  происхождения  этих   скал;
некоторые придерживались  точки  зрения,  что  на  самом  деле  это  обломки
астероида, захваченного кометой в  очень  давние  времена.  Пробное  бурение
обнаружило сложные смеси  органических  соединений,  напоминающих  замерзшую
каменноугольную смолу, - хотя никто  не  сомневался,  что  жизнь  не  играла
никакой роли в их образовании.
   Снежный ковер, устилавший дно маленькой долины, не был совершенно черным;
когда Флойд провел по нему лучом фонарика, он заискрился и засверкал,  будто
в нем были рассыпаны мириады микроскопических алмазов. Флойд подумал, нет ли
действительно  алмазов  в  ядре  кометы;  обилие   углерода   делало   такое
предположение  отнюдь  не  безосновательным.  Не  приходилось   сомневаться,
однако, что высокие температуры и гигантское давление - условия, необходимые
для возникновения алмазов, - здесь отсутствовали.
   Поддавшись внезапному импульсу, Флойд протянул  вниз  руки  и  сгреб  две
пригоршни снега; для этого ему пришлось оттолкнуться ногами от страховочного
троса, и вдруг он подумал, как смешно выглядит со стороны - подобно циркачу,
идущему по канату, только вверх  ногами.  Хрупкая  корка  не  оказала  почти
никакого сопротивления, и он погрузил в нее  голову  и  плечи;  затем  Флойд
плавно потянул за трос и вынырнул с пригоршней кометного вещества.
   Сжав кристаллический пух в шарик, помещающийся в ладони, он пожалел,  что
не может почувствовать его через изоляцию перчаток. Вот он лежит, черный как
смоль, но испускающий неуловимые искры  света,  когда  поворачиваешь  его  в
руках.
   И тут Флойд вообразил, что стоит  зимой  на  площадке  для  игр  в  своей
далекой юности, со  снежком  в  руке,  окруженный  призраками  детства.  Ему
казалось,  будто  он  слышит  крики  друзей,  поддразнивающих  его,  угрожая
снежками из девственно-белого снега...
   Мимолетное   воспоминание   потрясло   его;   Флойда   охватило   чувство
безграничной печали и невозвратимой  утраты.  Через  сотню  лет  он  не  мог
вспомнить и одного имени тех призрачных друзей, что были тогда рядом, а ведь
он любил некоторых из них.
   Его глаза наполнились слезами и пальцы сжали комок  чужого  снега.  Затем
видение исчезло: он снова стал самим собой. Наступил  миг  ликования,  а  не
печали.
   - Боже мой! - воскликнул Хейвуд Флойд, и звуки его голоса эхом отразились
в крошечной вселенной его скафандра. - Я стою на комете Галлея - разве можно
пожелать большего! Если сейчас меня поразит метеорит, я не стану сожалеть ни
о чем!
   Он поднял руки, размахнулся и швырнул черный снежок к звездам. Шарик  был
таким крошечным и темным, что исчез из поля зрения  почти  сразу,  но  Флойд
продолжал смотреть в небо.
   И вдруг неожиданно - совершенно  внезапно  -  шарик  возник  в  небе  как
мгновенная  вспышка  света,  поднявшись  высоко  и  отразив   лучи   Солнца,
невидимого с поверхности кометы. И хотя снежок был черным  как  сажа,  этого
ослепительного сияния он отражал достаточно, чтобы его можно было  различить
на фоне едва светящегося неба.
   Флойд не сводил с шарика глаз, пока он  не  исчез  окончательно  -  может
быть, испарившись, а может - уменьшаясь  вдали.  Снежок  не  способен  долго
противостоять неистовому потоку радиации; но кто из людей может  похвастать,
что своими руками создал комету?

Глава 18
Старый служака

   Осторожное исследование кометы началось еще в то время,  когда  "Юниверс"
по-прежнему находился в  полярной  тени.  Сначала  одиночные  УМКи  медленно
облетели дневную и ночную стороны, отмечая все,  что  представляло  интерес.
После завершения  предварительного  обследования,  группы  ученых,  до  пяти
человек  в  каждой,  принялись  совершать  полеты  в  корабельном   челноке,
устанавливая приборы  в  наиболее  интересных,  стратегически  расположенных
местах. "Леди Джасмин" резко отличалась от  примитивных  космических  капсул
эпохи "Дискавери", способных работать лишь в невесомости. По сути  дела  она
представляла  собой  маленький  корабль,   предназначенный   для   перевозки
пассажиров и грузов между "Юниверс", находящимся на орбите,  и  поверхностью
Марса, Луны или спутников Юпитера. Ее старший пилот, относившийся  к  ней  с
подобающим уважением, как к полной достоинства светской даме,  с  притворной
горечью сетовал, что полеты вокруг какой-то жалкой крохотной кометы для  нее
просто унизительны.
   Убедившись, что комета Галлея не готовит для них никаких сюрпризов  -  по
крайней мере на своей поверхности, - капитан Смит поднял корабль из полярной
зоны. И хотя "Юниверс" переместился меньше чем на двенадцать километров,  он
оказался в другом мире и поменял мерцающие  сумерки  на  область,  где  день
сменяется ночью. С наступлением рассвета комета начала оживать.
   По мере того как Солнце поднималось  над  зубчатой,  до  абсурда  близкой
линией горизонта, его  лучи  начали  заглядывать  в  бесчисленные  маленькие
кратеры,  рассыпавшиеся  по   поверхности   кометы.   Большинство   кратеров
бездействовало, их узкие жерла были забиты кристаллизовавшимися минеральными
солями. Нигде на комете  Галлея  не  встречалось  таких  ярких  красок;  они
заставили биологов на время  поверить,  будто  здесь  происходит  зарождение
жизни, как на Земле в виде  водорослей.  Кое-кто  из  биологов  все  еще  не
отказывался от такой надежды, хотя вряд ли признался бы в этом.
   Из некоторых  кратеров  поднимались  струйки  пара,  прочерчивая  в  небе
неестественно  прямые  линии:   ветер,   способный   отклонить   их,   здесь
отсутствовал. В течение одного-двух часов ничего заметного  не  происходило;
затем, когда тепло солнечных лучей  начинало  проникать  в  замерзшие  недра
кометы Галлея, она  принималась  выбрасывать  струи,  как  выразился  Виктор
Уиллис, "подобно стаду китов". Несмотря на всю свою образность, эта метафора
была не самой точной из  придуманных  Виктором.  Фонтаны,  извергавшиеся  из
дневной стороны кометы, не были пульсирующими - они играли часами. К тому же
струи  не  изгибались  в  своей  верхней  части  и  не  падали  обратно   на
поверхность, а все поднимались в небо, пока не исчезали в светящемся тумане,
образованию которого  сами  же  и  содействовали.  Поначалу  научная  группа
относилась  к  гейзерам  с  такой  же  осторожностью,  с  какой  вулканологи
приближаются к Этне или Везувию в периоды их наиболее капризного  поведения.
Однако вскоре они поняли, что извержения гейзеров на комете Галлея,  хотя  и
производят  иногда  устрашающее  впечатление,  на  самом  деле   удивительно
смирные. Вода вылетала со скоростью, обычной для пожарного шланга, и к  тому
же была чуть теплой, но через несколько секунд после того, как она  покидала
поверхность кометы, превращалась в смесь  кристаллов  льда  и  пара.  Комета
Галлея была окутана вечным снежным бураном, "падающим  вверх".  Несмотря  на
умеренную скорость извержения, выброшенная вода уже больше  не  возвращалась
обратно. Всякий раз, когда комета Галлея огибала Солнце, еще какая-то толика
ее массы терялась в ненасытном вакууме космического пространства.
   В  конце  концов,  поддавшись  на  уговоры,   капитан   Смит   согласился
переместить "Юниверс" еще ближе к Старому служаке - самому большому  гейзеру
на дневной стороне кометы, и теперь корабль находился всего в  сотне  метров
от него. Извержение Старого служаки было зрелищем,  внушающим  благоговейный
ужас - беловато-серый столб тумана вырастал подобно  гигантскому  дереву  из
поразительно  маленького  отверстия  в  кратере   шириной   триста   метров,
казавшемся одним из самых старых образований на комете.  Но  прошло  немного
времени,  и  ученые  облазили  весь  кратер,  собирая  образцы  многоцветных
минералов  (увы,  абсолютно  стерильных),  и  с   небрежной   фамильярностью
засовывали свои термометры и трубки для отбора образцов прямо в столб  воды,
льда и тумана, рвущийся вверх.
   - Смотрите, - предупредил капитан, - если гейзер выбросит  кого-нибудь  в
космос, не рассчитывайте, что вас тут же подберут. Не исключено,  мы  просто
подождем, когда вы сами вернетесь обратно.
   - Что он имеет в виду? - озадаченно спросил Дмитрий Михайлович. У Виктора
Уиллиса, как обычно, ответ был наготове:
   - В небесной механике события развиваются не всегда так, как вы ожидаете.
Любой предмет, выброшенный с кометы  Галлея  с  умеренной  скоростью,  будет
продолжать движение примерно по той же  орбите  -  потребуется  колоссальное
изменение в скорости, чтобы уйти с нее. Таким образом, во  время  следующего
прохождения кометы вокруг  Солнца  обе  орбиты  снова  пересекутся  -  и  вы
окажетесь точно на том же месте, откуда начали путешествие.  Разумеется,  вы
будете старше на семьдесят шесть лет. Недалеко от Старого служаки  находился
еще один феномен,  встречи  с  которым  никто  не  ожидал.  Ученые,  впервые
увидевшие его,  не  поверили  глазам:  на  нескольких  гектарах  поверхности
раскинулось озеро, открытое вакууму  космического  пространства.  На  первый
взгляд  оно  казалось   совершенно   обычным   и   отличалось   лишь   своей
исключительной чернотой. Совершенно очевидно, это не могло  быть  водой:  из
жидкостей в  таком  окружении  могли  устойчиво  существовать  лишь  тяжелые
органические масла или смолы. И действительно, озеро Туонела было образовано
чем-то вроде битума - совершенно твердого  вещества,  исключение  составляла
тонкая поверхностная пленка толщиной менее миллиметра, сохранившая некоторую
вязкость. При почти полном отсутствии гравитации потребовалось, должно быть,
много лет, возможно, несколько оборотов вокруг  Солнца  с  его  согревающими
лучами - чтобы сделать озеро таким зеркально гладким. Озеро  превратилось  в
один из главных туристских аттракционов на комете Галлея,  пока  капитан  не
положил этому конец. Кто-то (все отказывались признать за собой сомнительную
честь этого открытия)  обнаружил,  что  по  озеру  можно  ходить  совершенно
нормально, почти как  по  Земле:  вязкость  поверхностной  пленки  позволяла
удерживать ногу на месте  при  передвижении.  Скоро  почти  у  всей  команды
оказались видеокассеты, демонстрирующие, как они ходят по воде.
   Затем капитан Смит,  осмотрев  шлюзовую  камеру,  увидел,  что  ее  стены
обильно вымазаны смолой, и пришел в состояние, близкое к бешенству.
   - Вам мало того, - процедил он сквозь зубы, -  что  весь  корабль  покрыт
снаружи этой сажей. Комета Галлея - самое грязное место во Вселенной.
   Прогулки по озеру Туонела прекратились.

Глава 19
В конце туннеля

   В небольшом, замкнутом,  автономном  мире,  где  все  знают  друг  друга,
неожиданная встреча с совершенно новым человеком  просто  потрясает.  Хейвуд
Флойд не спеша плыл по коридору, направляясь в комнату отдыха, когда  с  ним
произошло именно это. Полный  изумления,  он  уставился  на  незнакомца,  не
понимая, как это удалось "зайцу"  скрываться  столь  длительное  время.  Тот
ответил ему взглядом, исполненным смущения и бравады,  ожидая,  по-видимому,
что Флойд заговорит первым.
   - Ну, Виктор! - произнес наконец Флойд. - Извини, не  сразу  тебя  узнал.
Итак, ты принес высшую жертву на алтарь науки или, вернее сказать,  -  своим
почитателям?
   - Увы, - сердито ответил Уиллис. - Мне кое-как удалось втиснуться в самый
большой шлем, но проклятая щетина шуршала так,  что  никто  не  разобрал  ни
единого слова.
   - Когда ты собираешься наружу?
   - Да вот жду возвращения Клиффа - он пошел с  Биллом  Чантом  исследовать
пещеру.
   Первые зонды, облетевшие комету в 1986 году, передали информацию, которая
позволяла предположить, что плотность кометы заметно меньше плотности  воды,
- это могло значить, что комета либо сложена из  очень  пористого  вещества,
либо пронизана множеством пещер. И то и другое подтвердилось.
   Сначала капитан  Смит,  как  всегда  осторожный,  категорически  запретил
исследование пещер. Он сдался лишь после того, как доктор Пендрилл  напомнил
ему, что доктор Чант - его, Пендрилла, старший помощник - опытный спелеолог;
мало того, это было одной из  причин,  по  которой  его  включили  в  состав
исследовательской группы.
   - Обвал при такой  незначительной  силе  тяжести  невозможен,  -  убеждал
Пендрилл все еще сопротивляющегося капитана. - Опасности быть похороненным в
пещере никакой.
   - А как насчет опасности заблудиться?
   - Чант воспримет такой вопрос как личное  оскорбление.  Он  забирался  на
двадцать километров в глубь Мамонтовой  пещеры.  К  тому  же  за  ним  будет
тянуться страховочный трос.
   - А как со связью?
   - В тросе  находится  световод.  Да  и  радиосвязь  со  скафандром  будет
действовать, наверно, почти все время.
   - Хм. А какую пещеру он выбрал?
   - Лучше всего спуститься в бездействующий гейзер у подножия Этны-младшей.
Он не действует по крайней мере тысячу лет.
   - Будем надеяться, что подождет и еще пару дней. Ну хорошо, кто пойдет  с
ним?
   - Клифф Гринберг вызвался помочь - на  Багамских  островах  он  увлекался
исследованием подводных пещер.
   - Я тоже однажды попробовал - этого было  достаточно.  Передайте  Клиффу,
что я не имею права рисковать его жизнью - он слишком  ценен.  Не  возражаю,
чтобы он вошел в пещеру, но попросите его оставаться в пределах видимости от
входа. И если контакт с Чантом будет утерян, запрещаю  идти  на  помощь  без
особого разрешения. Которое, добавил про себя капитан, он вряд ли получит.

***

   Доктор Чант слышал все старые шутки относительно материнского чрева, куда
стремятся укрыться спелеологи, и был готов опровергнуть их.
   - Это, знаете ли, чертовски шумное место.  Разные  там  стуки,  бурчание,
бульканье, - утверждал он. - Но я люблю пещеры за то, что там покойно  и  не
ощущается течение времени. Стоишь себе внутри и видишь, что за последние сто
тысяч лет здесь ничего не изменилось, разве сталактиты стали чуть толще.
   Но теперь, продвигаясь все глубже внутрь кометы Галлея  и  разматывая  за
собой тонкий, но невероятно  прочный  трос,  соединяющий  его  с  Клиффордом
Гринбергом, он понял, что это больше не  соответствует  действительности.  У
него еще не  было  научного  обоснования,  но  инстинкт  геолога  настойчиво
подсказывал ему, что этот подземный мир  по  временным  масштабам  Вселенной
появился на свет лишь вчера. Многие человеческие города были старше.
   Туннель, по которому он скользил длинными, пологими  скачками,  составлял
примерно четыре метра в диаметре; ощущение  невесомости  оживляло  в  памяти
яркие воспоминания о подводных пещерах на Земле. Незначительная сила тяжести
еще больше усиливала эту иллюзию; казалось, он  взял  с  собой  чуть  больше
балласта, чем требовалось, и потому всякий раз медленно  опускался  вниз.  И
лишь отсутствие сопротивления напоминало, что он двигается не в  воде,  а  в
пустоте космического пространства.
   - Ты вот-вот  исчезнешь  из  поля  зрения,  -  донесся  голос  Гринберга,
стоявшего в подземном коридоре метрах в пятидесяти от входа и соединенного с
Чантом страховочным тросом. - Радиосвязь действует превосходно. Какой там  у
тебя пейзаж?
   - Трудно сказать - не  могу  идентифицировать  окружающие  формации,  нет
подходящих  слов  для  их  описания.  Это  не  скальные  образования  -  они
рассыпаются в пыль при малейшем прикосновении, такое  впечатление,  будто  я
нахожусь внутри огромной головки швейцарского сыра...
   - Ты считаешь, они органического происхождения?
   - Да. Разумеется, к жизни они не имеют никакого отношения  -  просто  это
идеальное сырье для нее. Самые разнообразные углеводороды - химики  будут  в
восторге от образцов. Ты еще вид