после
того, как Мэгги призналась, что когда-то собиралась написать роман о Чаке  -
с точки зрения одной из тысячи несчастных жен  зулусского  деспота.  Но  чем
больше материала о Чаке она собирала, тем отвратительнее казалась сама  идея
романа. "К тому времени, когда я отказалась от своих  планов,  -  призналась
она с иронической улыбкой,  -  мне  стало  ясно,  как  относится  к  Гитлеру
современный немец".
   И такие личные откровения становились  все  более  частыми.  После  ужина
одному из пассажиров давали слово, и он мог говорить до  тридцати  минут.  У
каждого из них пережитого хватило бы на несколько жизней, некоторые побывали
на многих планетах, так что  слушать  эти  беседы  после  ужина  было  очень
интересно.
   Виктор  Уиллис,  к  общему  удивлению,   оказался   наименее   интересным
рассказчиком. Он честно признался в этом и объяснил почему.
   - Я так привык, - сказал он почти, но не совсем,  извиняющимся  тоном,  -
выступать перед миллионными аудиториями, что мне трудно найти общий  язык  с
такой маленькой дружеской компанией.
   - А с недружеской? - поинтересовался Михайлович, всегда острый на язык. -
Это можно устроить.
   Эва же, наоборот, оказалась гораздо более  интересной  собеседницей,  чем
ожидали многие; правда, ее воспоминания ограничивались  исключительно  миром
развлечений. Особенно увлекательными были рассказы о знаменитых  режиссерах,
пользовавшихся хорошей - или дурной - репутацией, с которыми ей  приходилось
работать; Дэвид Гриффин фигурировал в ее воспоминаниях особенно часто.
   - Это правда, - спросила Мэгги М, у которой Чака не выходил из головы,  -
что Гриффин ненавидел женщин?
   - Нет, неправда, - тут же ответила Эва. - Дэвид ненавидел  лишь  актеров.
Он считал их лишенными искренности. Воспоминания Михайловича  тоже  касались
ограниченного круга тем - знаменитых оркестров и балетных трупп, дирижеров и
композиторов, а также их окружения. Но он знал так много забавных историй  о
закулисных  интригах  и  связях,  о  сорванных  назло  кому-то  премьерах  и
смертельной вражде между примадоннами, что даже те из  его  слушателей,  кто
совсем не интересовался музыкальным миром, отчаянно  смеялись,  и  никто  не
возражал,  когда  ему  требовалось  еще  несколько  минут,  чтобы  закончить
рассказ. Сухие повествования полковника Гринберга о невероятных приключениях
были полной противоположностью. Первая высадка на прохладном -  относительно
прохладном - Южном полюсе Меркурия так широко освещалась в прессе,  что  ему
трудно было добавить что-то новое. Больше всего  присутствующих  интересовал
вопрос: "Когда намечается следующая высадка?", за которым  тут  же  следовал
другой: "А вы хотели бы принять в ней участие?".
   - Если меня пригласят, я полечу, разумеется, - ответил Гринберг. - Но мне
все-таки кажется, что Меркурий походит на Луну. Вспомните  -  мы  высадились
там в 1969 году и не возвращались на нее почти полвека. К тому  же  Меркурий
не кажется мне таким полезным, как Луна, - хотя не исключено, что в  будущем
положение изменится.  На  Меркурии  нет  воды;  правда,  ее  обнаружили,  ко
всеобщему изумлению, на Луне. Впрочем, скорее не на Луне, а в Луне...
   - Хотя посадка на Меркурии привлекала куда больше внимания, я был гораздо
полезнее на Луне - там я организовал перевозку  льда  на  мулах  из  кратера
Аристарха.
   - На мулах?
   -  Совершенно  верно.  До  того  как  построили  экваториальную  пусковую
установку на Луне и начали забрасывать лед прямо на орбиту, нам  приходилось
возить его из шахт в космопорт Имбриум.  Для  этого  понадобилось  проложить
дорогу через лавовые потоки и построить мосты через множество пропастей.  Мы
прозвали ее Ледяной дорогой - всего триста километров, но  ее  строительство
обошлось в несколько жизней...
   - Так вот, мулы - это восьмиколесные  тракторы  с  гигантскими  шинами  и
независимой подвеской; каждый из них тащил  дюжину  прицепов,  вмещающих  по
сотне тонн льда. Приходилось ездить по ночам - тогда не нужно закрывать груз
от солнечных лучей.
   Мне довелось водить такие поезда несколько раз. На одну  поездку  уходило
шесть часов - в наши намерения не входило побивать рекорды  скорости.  Затем
лед разгружали в огромные  герметичные  резервуары  и  ждали  рассвета.  Как
только лед таял, воду перекачивали в топливные баки космических кораблей.
   Ледяная дорога все еще на прежнем месте - что ей сделается? -  но  теперь
ею пользуются лишь туристы. Если у них голова на плечах,  они  едут  по  ней
ночью, как и мы. Это было как в сказке - полная, яркая Земля над  головой  и
так светло, что мы редко включали фары. И хотя можно было  разговаривать  по
радио, обычно мы выключали  трансиверы  и  оставляли  только  автоматические
маяки, регулярно сообщавшие, что с нами  ничего  не  случилось.  Нам  просто
хотелось побыть наедине с этой огромной сияющей пустыней - мы знали, что это
не продлится вечно, и спешили насладиться удивительной красотой.  Теперь  же
там строят "Теравольт" - ускоритель кварков, опоясывающий Луну по  экватору,
а по всему Имбриуму и Серенитатису купола растут как грибы после  дождя.  Но
мы-то еще застали настоящею, нетронутую Луну - точно такую, какой ее увидели
Армстронг и Олдрин, - до того как на почте базы Спокойствия начали продавать
открытки с надписью "Жаль, что тебя здесь нет".

Глава 40
Чудовища с Земли

   "... к счастью, ты пропустил ежегодный бал: хочешь - верь, хочешь -  нет,
но он оказался таким же скверным, как и в  прошлом  году.  И  опять,  как  и
раньше,  наш  домашний  мастодонт,  уважаемая  мисс  Уилкинсон,   умудрилась
отдавить во время танца ноги своему партнеру - даже при силе тяжести  в  два
раза меньше земной.
   Теперь о деле. Поскольку ты не вернешься домой в  течение  месяца  вместо
пары недель, администрация с вожделением  поглядывает  на  твою  квартиру  -
хороший  район,  недалеко  универсам,   великолепная   панорама   Земли   по
безоблачным дням и так далее.  Предлагают  сдать  ее  в  поднаем  до  твоего
возвращения. Нам это кажется  разумным  и  сбережет  тебе  массу  денег.  Мы
заберем все личные вещи, какие ты сочтешь нужными... Теперь про этого  Чаку.
Мы знаем, ты склонен к шуткам, но откровенно говоря, мы с  Джерри  пришли  в
ужас! Теперь понятно, почему Мэгги М отказалась от  книги  про  него  -  да,
конечно, мы читали ее "Похотливых олимпийцев" - очень забавно, но слишком уж
по-женски... Подумать,  какое  чудовище!  Теперь  я  понимаю,  почему  банду
африканских террористов назвали его именем. Представь себе -  казнить  своих
воинов, если они женятся! И истребить всех несчастных коров в  своей  жалкой
империи лишь потому, что они - женского пола! А хуже всего - изобретенные им
копья; как это нетактично - тыкать копьями  в  людей,  с  которыми  ты  даже
должным образом не знаком... А какая ужасная реклама  для  нас,  обреченных!
При ходит в голову мысль, а не передумать ли? Мы всегда утверждали, что  все
мы  добрые  и  отзывчивые  (не  говоря  уже  о  том,  какие  талантливые   и
артистичные, разумеется), но после того, как ты  заставил  нас  заглянуть  в
прошлое  некоторых  так  называемых  великих  полководцев   (как   будто   в
способности убивать есть  какое-то  величие!),  нам  стало  стыдно  за  нашу
компанию... Конечно, мы  знали  про  Адриана  и  Александра  -  но  даже  не
подозревали о Ричарде Львиное Сердце и Саладине. Или  о  Юлии  Цезаре  -  уж
он-то занимался всем - спроси у Антония, а не только у Клеопатры.  Не  знали
мы и о Фридрихе Великом - впрочем, у него были и  положительные  качества  -
как хорошо относился он к старику Баху!
   А когда я сказал Джерри,  что  уж  Наполеон-то  является  исключением,  -
знаешь, что ответил Джерри? "Бьюсь об заклад, что  Жозефина  на  самом  деле
была мальчиком!" Расскажи-ка это Эве.
   Ты подорвал наш моральный дух, негодяй, навязав нам еще и этого мерзавца.
Уж лучше бы нам оставаться в счастливом неведении... Несмотря  на  все  это,
шлем тебе наши самые лучшие пожелания, и  Себастьян  присоединяется  к  нам.
Передай привет европейцам, если удастся их встретить. Судя по  сообщениям  с
"Гэлакси", некоторые из них будут отличными партнерами для мисс Уилкинсон".

Глава 41
Воспоминания столетнего мужчины

   Доктору Хейвуду Флойду не хотелось рассказывать  о  первой  экспедиции  к
Юпитеру и о второй - десять лет спустя - к Люциферу. Это было так  давно,  и
он все изложил - по меньшей мере, раз сто - комитетам  Конгресса,  комиссиям
Космического совета  и  представителям  средств  массовой  информации  вроде
Виктора Уиллиса.
   Но у него оставались обязательства перед коллегами по экспедиции, и он не
мог уклониться от них. Они надеялись услышать от него - единственного живого
человека, своими глазами наблюдавшего  рождение  нового  солнца  -  и  новой
солнечной системы, - нечто особое, позволяющее лучше понять миры, к  которым
они приближались с такой скоростью.  Это  желание  было  наивным:  ученые  и
инженеры, работающие на протяжении целого  поколения  на  Галилеевых  лунах,
знали  о  них  намного  больше.  Когда   Флойда   спрашивали:   "А   что   в
действительности происходит  на  Европе  (Ганимеде,  Ио,  Каллисто)",  -  он
довольно  бесцеремонно   рекомендовал   любопытным   почитать   подробнейшие
материалы, хранящиеся в корабельной библиотеке. И все-таки в  одной  области
его опыт был уникален. Полвека спустя ему не раз  приходилось  задумываться,
получилось ли это на самом деле,  или  Дэвид  Боумен  явился  ему  на  борту
"Дискавери" во сне. Могло показаться, что на корабле обитали привидения.  Но
нет, Флойд знал, что это не было сном - у него на  глазах  летающие  пылинки
слились в призрачный образ человека, умершего двенадцать лет назад.  И  если
бы не его предостережение (Флойд отчетливо  помнил,  что  губы  Дэвида  были
неподвижны, а голос доносился  из  динамика,  укрепленного  на  кронштейне),
"Леонов" и все, кто находился на борту, испарились бы при детонации Юпитера.
   - Почему он так поступил? - говорил Флойд во  время  одной  из  бесед  за
капитанским столом. - Вот уже пятьдесят лет эта мысль не дает мне покоя.  Во
что бы он  ни  превратился,  после  того  как  отправился  с  "Дискавери"  в
космической капсуле осматривать Монолит, у него должно было остаться  что-то
общее с человеческой расой; он  не  стал  совсем  чужим.  Известно,  что  он
возвращался на Землю - на очень короткое время - из-за этого случая с бомбой
на орбите. Есть и свидетельства - весьма надежные, - что он навестил мать  и
свою прежнюю невесту; как видите,  это  не  похоже  на  поведение  существа,
лишенного эмоций.
   - Как вы думаете, во что он превратился? - спросил Уиллис.  -  И  где  он
сейчас?
   - Второй вопрос не имеет, по-видимому, смысла  -  даже  для  человеческих
существ. Вам известно, где находится ваше сознание?
   - Я слаб в метафизике. Где-нибудь в мозгу, наверно.
   -  Когда  я  был  помоложе,  -  вздохнул  Михайлович,  обладавший   даром
превращать в шутку самые серьезные дискуссии, - оно  было  у  меня  на  метр
ниже.
   - Остается  предположить,  что  он  на  Европе;  мы  знаем,  что  Монолит
находится там, а Боумен был, несомненно, как-то связан с  ним  -  вспомните,
как он передал свое предостережение.
   - Вы считаете, что он передал и второе  -  гласящее,  что  мы  не  должны
высаживаться на Европу?
   - И которое сейчас мы собираемся нарушить...
   - Ради святого дела...
   Капитан Смит, который обычно не вмешивался в разговор, позволяя ему  идти
своим чередом, на этот раз сделал редкое исключение из своего правила.
   - Доктор Флойд, - задумчиво произнес он, -  вы  находитесь  в  уникальном
положении, и нам следует воспользоваться им. Боумен однажды уже сделал  все,
чтобы спасти вас. Если  он  еще  там,  он  может  снова  прийти  на  помощь.
Признаться,  меня  очень  беспокоит  это   предостережение:   НЕ   ПЫТАЙТЕСЬ
ВЫСАДИТЬСЯ ЗДЕСЬ. Если бы он заверил вас, что  оно  временно  отменяется,  я
чувствовал бы себя куда лучше.
   - В самом деле, верно, - поддержали сидящие вокруг стола.
   - Я думал об этом, - ответил Флойд, - и уже предупредил "Гэлакси",  чтобы
они следили, не будет ли каких-нибудь, скажем, знаков,  свидетельствующих  о
том, что он пытается вступить в контакт.
   - Не исключено, - заметила Эва, - что он уже умер - если духи умирают.
   На этот раз даже Михайлович воздержался от комментариев, но Эва,  похоже,
поняла, что ее замечание не было воспринято всерьез.  Ничуть  не  смутившись
этим, она продолжала.
   - Вуди, милый, - сказала она. - Почему бы тебе простое не вызвать его  по
радио. Ведь оно для этого и существует, правда? Подобная мысль уже приходила
Флойду в голову, но казалась слишком наивной.
   - Пожалуй, - ответил он. - По крайней мере, это не повредит.

Глава 42
Монолит

   На этот раз Флойд был убежден, что происходящее снится... Он всегда плохо
спал при невесомости, а сейчас "Юниверс" летел по инерции,  на  максимальной
скорости, с выключенными двигателями. Через два дня  начнется  почти  неделя
непрерывного торможения, когда "Юниверс" будет гасить колоссальную  излишнюю
скорость, чтобы выйти на орбиту вокруг Европы.
   Как он ни приспосабливал пристяжные ремни, всякий раз казалось,  что  они
или затянуты слишком туго - и ему было трудно дышать, или слишком свободно -
и он взлетал, отрываясь от койки. Однажды он,  проснулся  и  обнаружил,  что
парит посреди каюты. Флойд несколько минут размахивал  руками,  пока  сумел,
наконец, пролететь пару метров до  ближайшей  стены.  Совершенно  измученный
отчаянными усилиями, лишь тогда он понял, что нужно было  просто  подождать:
поток воздуха, отсасываемого вентиляционной системой корабля, скоро подтянул
бы его к вентиляционной решетке, и не пришлось бы  тратить  никаких  усилий.
Ему,  опытному  космонавту,  это   было   отлично   известно;   единственным
оправданием была паника.
   Но этим вечером Флойду удалось все сделать идеально;  не  исключено,  что
после возвращения силы тяжести к ней снова  придется  приспосабливаться.  Он
пролежал всего несколько минут, вспоминая разговор за столом, и уснул.
   Во сне разговор продолжался. Кое-что, правда,  изменилось,  но  Флойд  не
обратил внимания на такие мелочи. Уиллис, например,  успел  снова  отрастить
бороду - но лишь с одной стороны  лица.  Флойд  решил,  что  это  сделано  с
исследовательскими целями, хотя и не мог понять, какими именно.
   К тому же у него  были  свои  неприятности.  Он  защищался  от  обвинений
Миллсона, главы Космического совета, как-то  неожиданно  оказавшегося  среди
сидящих за столом. Флойд не  мог  понять,  каким  образом  Миллсону  удалось
пробраться на "Юниверс" (неужели  все  это  время  он  летел  зайцем?).  Это
обстоятельство казалось Флойду куда важнее того, что Миллсон умер по крайней
мере сорок лет назад.
   - Хейвуд, - говорил его старый враг, - Белый дом очень недоволен.
   - Интересно, почему?
   -  Из-за  твоей  радиограммы  на  Европу.  Ты  согласовал  ее   текст   с
Госдепартаментом?
   - Не счел это необходимым. Ведь я просто запросил разрешение на посадку.
   -  А-а,  в  этом-то  все  дело.  Кого  ты  запросил?  Мы   признаем   это
правительство? Боюсь, ты нарушил существующие  правила.  Миллсон  постепенно
исчез, неодобрительно качая головой" Хорошо, что это всего лишь сон, подумал
Флойд. Теперь что? Ну вот, этого  следовало  ожидать.  Привет,  дружище.  Ты
бываешь самых разных  размеров,  верно?  Конечно,  даже  ЛМА-1  не  смог  бы
втиснуться ко мне в каюту - а его Большой Брат проглотил бы  весь  "Юниверс"
одним махом. Черный Монолит стоял - или висел  -  всего  в  двух  метрах  от
койки. Флойда неприятно поразило, что у  монолита  не  только  форма,  но  и
размеры такие же, как у обычной  надгробной  плиты.  Хотя  уже  неоднократно
отмечали  это  сходство,  до  сих  пор  несовместимость  масштабов  смягчала
психологический шок. Теперь, впервые, он почувствовал в этом сходстве что-то
тревожное, даже зловещее. Я знаю, что это всего лишь сон, но в моем возрасте
напоминания такого рода излишни... Итак, что тебе здесь  надо?  Может  быть,
хочешь передать что-нибудь от Дейва Боумена? Или ты и есть Дейв  Боумен?  Ну
что же, я и не рассчитывал на ответ; ты и  в  прошлый  раз  был  не  слишком
разговорчив, правда?  Но  стоит  тебе  показаться,  как  что-то  обязательно
происходит. Тогда, в кратере Тихо, шестьдесят лет назад, ты послал сигнал на
Юпитер, сообщив своим хозяевам, что тебя откопали. А посмотри, что ты сделал
с Юпитером, когда мы прилетели туда через двенадцать  лет!  Так  что  же  ты
задумал теперь?

ЧАСТЬ VI
УБЕЖИЩЕ

Глава 43
Спасательные работы

   Первой и самой важной проблемой, вставшей перед капитаном Лапласом и  его
экипажем, едва они успели привыкнуть, что  под  ногами  суша,  стала  полная
переориентация. На  борту  "Гэлакси"  все  оказалось  наоборот.  Космические
корабли рассчитаны на два режима - либо  на  состояние  полной  невесомости,
либо при работе двигателей на тягу, направленную вдоль  продольной  оси.  Но
"Гэлакси" лежал сейчас почти  горизонтально,  в  результате  чего  все  полы
превратились  в  стены.  Было  похоже,  что  они  пытаются  жить  на  маяке,
опрокинутом на бок; требовалось переставить всю мебель, и  по  крайней  мере
половина корабельного оборудования отказывалась нормально работать.
   Однако это была неприятность, неожиданно обернувшаяся благом - по крайней
мере, в некоторых отношениях, и  капитан  Лаплас  немедленно  воспользовался
этим. Команда была  настолько  занята  перестройкой  интерьера  "Гэлакси"  -
обратив первоочередное внимание на сантехнику,  -  что  ему  не  приходилось
беспокоиться  о  ее  моральном   духе.   Пока   корпус   корабля   оставался
воздухонепроницаемым,    а    мюоновые    генераторы    снабжали     корабль
электроэнергией, непосредственная  опасность  им  не  угрожала;  требовалось
продержаться лишь двадцать дней, и к ним с неба придет  спасение  -  в  виде
корабля "Юниверс". Никто даже не вспоминал, что неизвестные  силы,  правящие
Европой, могут воспротивиться еще одной  посадке.  Эти  силы  -  пока  -  не
обратили внимания на "Гэлакси"; неужели  теперь  они  помешают  спасательной
экспедиции... Сама Европа, однако, относилась к потерпевшим  кораблекрушение
куда менее терпимо. Пока "Гэлакси" дрейфовал  в  открытом  море,  сотрясения
коры маленького мира практически не влияли  на  корабль.  Но  теперь,  когда
корабль превратился в одно  из  весьма  основательных  сооружений  на  суше,
каждые несколько часов он сотрясался от сейсмических возмущений. Если бы  он
стоял в обычном вертикальном положении, то давно бы опрокинулся.  Сотрясения
почвы были скорее неприятными, чем опасными, хотя и вселяли  кошмар  в  тех,
кто пережил землетрясения в Токио в 2033 году или в  Лос-Анджелесе  в  2045.
Положение ничуть не облегчалось тем, что последовательность сотрясений  была
известна заранее, достигая пика своей активности каждые три с половиной дня,
когда Ио проносилась по своей внутренней орбите. Слабым утешением служило  и
то, что гравитационные приливы на Европе наносили самой Ио неменьший  ущерб.
После  шести  дней  непрерывной  работы  капитан  Лаплас  решил,   что   при
существующем положении лучшего порядка на "Гэлакси" достигнуть не удастся, и
объявил выходной - который почти вся команда провела в  койках,  наслаждаясь
сном, - а затем составил распорядок второй недели пребывания на Европе.
   Ученые, вполне естественно, хотели заняться исследованиями  нового  мира,
на котором они так неожиданно оказались. Судя  по  радиолокационным  картам,
переданным с Ганимеда, остров имел пятнадцать километров в длину  и  пять  в
ширину; его самая высокая точка возвышалась всего на сто метров над  уровнем
моря - недостаточно, заявил кто-то мрачно, чтобы спастись  от  по-настоящему
свирепого цунами.
   Трудно представить себе более заброшенное и унылое место; полвека  слабых
дождей и ветров на Европе оказалось недостато